Он был в маскхалате, на голове фуражка с государственным орлом. - Как дела, ребята? А то нас тут комары зажрали.
– У вас машина есть? - спросил Минц.
– Я бы хотел сначала задержаться на минутку здесь, - строго сказал президент.
– Зачем, Толя? - спросил Минц. - Мне уже все ясно.
– Мне хотелось бы сначала изолировать всех, кто там побывал, и особенно организаторов.
– Организаторы ничего не знают, - ответил Минц. - Работали на проценте. Туристы тем более не информированы.
– Надо изъять товары, - сказал президент. - Мы привезли сюда комплекс экспресс-лабораторий.
– Погоди до завтра, Толя, - попросил Минц.
– Ты можешь ошибаться, Лев, а мне уже три раза из Минобороны звонили, аппарат президента покоя не дает.
– Если ты веришь в мою гениальность, - скромно сказал Минц, - то придется тебе отозвать своих опричников. Пускай отдыхают.
Президент заскрипел зубами.
Потом сказал:
– Выходите, молодцы.
Из разных щелей и укрытий выскочили молодцы в черных чулках на рожах и в бронежилетах.
Из-за церкви Параскевы-Пятницы выехал бронетранспортер, в который попрыгали черные чулки, а президент Академии наук рывком втащил Минца в джип «чероки», который выскочил из недавно выкопанного блиндажа.
– Мы вдвоем с товарищем, - решительно сказал Минц.
– Товарищ погуляет, - ответил президент. - Есть вопросы, которые я не имею права обсуждать даже с лучшими твоими друзьями.
Минц успел высунуться из дверцы и крикнуть Удалову:
– Побеседуй с Мишей Стендалем. Это обязательно! Не упусти его.
Удалову хотелось домой. Он устал путешествовать на автобусе времени, стоять на базаре и глядеть на собственную могилу с заклеенной датой. Он хотел домой, хотел присесть на лавочку посреди двора и посмотреть, что таится в тех мячиках и шариках, которые ему подсунуло будущее.
Но Удалов не стал возражать. Если Минц просит, да еще так сильно просит, значит, беседа с Мишей Стендалем может открыть глаза на какие-то важные детали, которые Удалов в простоте своей не заметил.
Так что Удалов с тоской поглядел, как уносятся по улице огоньки машины, и стал ждать.
Ждать пришлось совсем недолго. Через минуту вышел Стендаль. Он вел под руку робеющую Галочку.
– Что за шум? - спросил он.
– Академия наук нами интересуется, - ответил Удалов.
Это Стендаля не удивило и не испугало.
– А мы задержались, - сказал Стендаль. - Мы в подъезде целовались.
– Я не могла оторваться, - призналась Галочка. - Мужчины вашего времени - это просто открытие!
– Простите, конечно, - сказал Удалов. - Но мне давно уже хочется спросить: вот у вас много разных... женщин и животных. Вас что, в компьютерах выводят или как?
– Или как, - лукаво улыбнулась Галочка. - Все у нас по-честному, все копируется. И даже моя копия где-то живет.
– Но можно сделать много копий?
– Разве это так важно?
– Это неважно, - поддержал Галочку Миша. - Я полюбил одну женщину. Только одну. Завтра я женюсь!
– О нет! - вырвалось у Корнелия. - Нельзя же так...
– Почему? - спросила Галочка, и голос ее зазвенел, как лист кровельного железа.
– Потому что вы ненастоящая! Вы надувная... вы кукла, в конце концов!
– А вам не приходило в голову, гражданин Удалов, - сказала Галочка, - что вы тоже надувная кукла? Как вас надули при советской власти, так и забыли выпустить воздух после ее конца.
– Галочка! - упрекнул невесту Миша.
– Молчи! Ты бы только посмотрел, как ваши мужчины расхватывали бесплатных девушек! Потому что все вы стремитесь к дешевым удовольствиям. Если не удастся затащить во двор слона или бегемота, то дайте мне крокодила! Но учтите, что крокодилы кусаются, а мы, надувные куклы, можем подарить радость, но можем и дать пощечину! Вы забываете, дорогой Корнелий Иванович...
«Откуда она знает, как меня зовут? Неужели это все Миша? Глупый, глупый Миша, ты попал в руки к провокаторше из будущего».
– Не отворачивайтесь, Корнелий Иванович! Я и мои подруги - детища высокой цивилизации, не вашему пещерному уровню чета. Даже в копиях мы дадим сто очков вперед самой распрекрасной вашей красавице! И учтите, Миша будет со мной счастлив, и я рожу ему много детей - сколько он захочет. У меня внутри все для этого предусмотрено.
– Вот так-то, Корнелий Иванович, - сказал Миша. - Приглашаю вас завтра на свадьбу.
– Миша!
– Вот именно. В двенадцать!
– Адье, - сказала Галочка и умудрилась лизнуть Удалова в щеку. Язык у нее оказался в меру шершавым и в меру мокрым. А черт их знает, может, и рожать будут...
Удалов пошел домой.
У Минца горел свет. Перед подъездом в кустах таились два бойца в черных чулках на рожах, но Удалов не стал их замечать. Только сказал:
– Спокойной ночи, ребята.
Те кашлянули в ответ, в разговор вступать им было, наверное, не положено.
Удалов пошел спать - все равно в темноте трофеи на дворе не испытаешь. А завтра могут и конфисковать. Так что Удалов тщательно запрятал шарик и мячики в нижний ящик Максимкиного письменного стола, которым сын ни разу не пользовался с тех пор как окончил школу.
На столе стояла тарелка, кружка простокваши и лежала записка:
«Котлеты в холодильнике. Ушибла ногу о колокольню. К.»
В доме царила тишина, во всем мире царила тишина, только слышно было, как далеко и таинственно прогреваются танковые моторы, как дышат в кустах и на крыше сотрудники Академии наук, а снизу, из кабинета Минца, доносятся голоса. Идет совещание...
* * *
Утром все обошлось.
Минцу каким-то образом удалось уговорить президента и сотрудников покинуть город, или затаиться так, чтобы их не стало слышно и видно.
Правда, Удалов проспал, и, если техника двигалась по улицам до десяти утра, он мог пропустить.
В одиннадцать он встал, покормился из кухонного комбайна, к которому уже стал привыкать, потом спустился к Минцу, рассказать и послушать.
Минц встретил его в халате. Он тоже не спал ночью, уговаривал президента потерпеть, не принимать мер, потому что сегодня вот-вот все должно решиться.
Минц спросил:
– Что же ты свои трофеи из будущего не притащил? Может, испытаем?
– Не хотел при Ксении. А вдруг там девушка?
– Если девушка, отдашь Ксении, пускай на рынок снесет.
– Стыдно девушками торговать. Среди них такие интеллигентные встречаются! - возразил Удалов.
И Удалов рассказал Минцу о вчерашней беседе с Мишей и о приглашении на свадьбу.
– Когда? - встревожился Минц.
– В двенадцать.
– Тогда я предлагаю тебе, Корнелий, не спешить с игрушками и трофеями. Сходим на свадьбу, посмотрим, как она пройдет. У меня с ней связаны особые ожидания.
– Черный костюм надевать? - спросил Удалов.
– Не думаю. Мише будет приятнее, если свадьба пройдет в непринужденной обстановке.
Так, не переодевшись, они пошли к загсу, чтобы присутствовать на торжестве.
Удалову ясно было, что Минц не случайно повел его на свадьбу. Эта свадьба была связана с тайнами и ночными перемещениями войск в районе Гусляра. Поэтому он спросил напрямик.
– Лев, что вы решили с президентом?
– По моим расчетам, через час все утрясется, - сказал Минц. - И если я прав, то все наши попытки воспользоваться путешествием во времени в интересах государства или человечества бессмысленны.
– Не понимаю.
– А вот дойдем до загса, поймешь.
Они дошли до государственного особняка без десяти двенадцать, чуть раньше новобрачных.
Вскоре появились и молодые. Галочка была в белом платье. Жених - в своем единственном выходном костюме. За Мишей шел кудрявый редактор «Гуслярского знамени» Малюжкин, который и отправил Стендаля в счастливую командировку, а также секретарша редакции Эльвира - она с трудом сдерживала слезы и желание растерзать невесту из будущего.
Вдруг с другой стороны переулка появилась иная процессия.
Шел бритый парень, его рыжая подружка, их мамаша, отец, друзья, только не было, естественно, родителей невесты. За ними медленно следовал слон с нарисованными на боках двумя обручальными кольцами.
Послышался рев мотора. Обогнав процессию, приехал Николай Гаврилов, бывший подросток из дома шестнадцать. Он привез свою невесту на мотоцикле. За мотоциклом бежала мать Гаврилова, которая была недовольна очередным браком сына, потому что после каждого развода приходилось оставлять бывшей жене одну из комнат или покупать кооператив. Из-за этого Гавриловы жили в постоянной бедности.
Если кроме Удалова и Минца (не говоря о женихах) кто-то и знал, что эти невесты вовсе не люди, а надувной синтетический товар из будущего, никто и виду не подавал.
К загсу подошла заведующая Мария Тихоновна, яркая блондинка неопределенного возраста, разговорчивая и доброжелательная.
– Ого! - воскликнула она. - У нас большой день! Полна горница людей.
Улица заполнялась народом. С обоих концов подтягивались зрители, привлеченные слухами и пересудами.
В толпе зевак Удалов увидел и президента Академии наук, переодетого цыганкой, а также двух его охранников, изображавших сенегальскую правительственную делегацию.
Значит, все же подглядывают, хоть и затаились. Впрочем, так и надо.
Мария Тихоновна сняла замок с дверей, зашла первой, остальным велела ждать в приемной, а пока заполнять анкеты.
Все расселись за столы и принялись писать.
Правда, как выяснилось, невестам пришлось придумывать фамилии, но это сделали быстро и с шутками. Только мать Гаврилова плакала. То ли от предчувствия, что скоро придется снова разменивать квартиру, то ли огорчилась тем, что молодежь придумала невесте фамилию Рабинович.
Невесты заразительно смеялись. Галочка шутила, а у обеих Эльвир шутки не получались, и они смеялись просто так.
Кого-то послали за шампанским, кто-то спохватился, что нет цветов. Цветы нарвали в саду у Савичей, за что заплатили крикливой Ванде в долларах и взяли ее в свидетельницы.
В помещение загса набилось человек тридцать.
Подошел торжественный момент, когда анкеты сданы, взносы уплачены, в зале наступает момент тишины и даже перешептывания смолкают.
Три пары стояли перед столом регистраторши Марии Тихоновны.
– Сегодня выдающийся день в жизни Великого Гусляра, граждане, - сказала Мария Тихоновна. - Сразу три очаровательные пары подошли к моему так называемому алтарю... - тут она смутилась, потому что в наши дни шутки с религией вряд ли уместны.
По душному помещению пронеслось шуршание голосов, согласных с ней гостей и новобрачных.
– Но закон есть закон! - продолжала Мария Тихоновна. - И я попрошу брачующихся подходить ко мне по алфавиту. Первыми к столу подойдите Гаврилов с гражданкой Рабинович и их свидетели.
Мать Гаврилова продолжала тихо плакать.
Профессор Минц вытащил видеокамеру и снимал церемонию.
Камера была японская, маленькая. Точно такой же камерой снимал и президент академии в образе цыганки. Только он стоял в другой точке зала.
Слон сунул хобот в открытое окно и затрубил «Свадебный марш» Мендельсона. Никогда еще Удалову не приходилось слышать, как трубят слоны. Все засмеялись, благодаря слона за участие в церемонии.
– По доброй ли воле вы вступаете в брак? - спросила Мария Тихоновна у Гаврилова и длинноногой красавицы.
– По доброй, - сказал Гаврилов.
– Ой, по доброй! - воскликнула красавица Рабинович. - Вы не представляете, вы просто не представляете, как он умеет меня любить!
Стало уже так душно, что хотелось скорее перейти в просторную церковь или за свадебный стол.
– Тогда я вас попрошу поставить свои подписи под этим документом, - сказала Мария Тихоновна, широко улыбаясь.
Гаврилов предоставил право сделать это своей невесте.
– А можно я сразу «Гаврилова» напишу? - спросила та.
Часы над головой Марии Тихоновны, которые занимали теперь место сменявших друг дружку портретов разных государственных деятелей прошлого, пробили час.
И тут девушка Рабинович, такая красивая и воздушная, сказала:
– Ах, мне дурно... не надо...
И на глазах она стала съеживаться, уменьшаться, но не так, как раньше, когда надувная девушка превращалась в мячик, а как-то более грустно и натуралистично - из нее словно и на самом деле выпускали воздух, оставляя лишь оболочку. А ведь нет ничего более ничтожного и прискорбного, чем оболочка красивой девушки ростом метр восемьдесят.
– Ты что, погоди! - закричал Гаврилов.
Расталкивая зрителей, Минц рванулся к девушке, но не помогал, а только снимал эту трагедию на пленку.
– Мама! - закричал Гаврилов. - Верни мне невесту! Я люблю ее!
– Не надо было выбирать девушку с такой фамилией, - ответила мама, глядя в пол. Она была человеком старых, реакционных взглядов.
Миша Стендаль, заподозрив неладное, вцепился в руку своей невесты и крикнул ей:
– Бежим отсюда!
– Куда бежать? - зарыдала невеста. - Мы с тобой жертвы гадкой политики!
И дрожащим пальчиком она показала на вторую длинноногую блондинку - невесту, которая покорно упала и превратилась в тряпочку с белыми волосами. Лишь ее туфли, купленные утром в Гусляре, да белое подвенечное платье, вытащенное из семейного шкафа, остались нетронутыми этим ужасным превращением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
– У вас машина есть? - спросил Минц.
– Я бы хотел сначала задержаться на минутку здесь, - строго сказал президент.
– Зачем, Толя? - спросил Минц. - Мне уже все ясно.
– Мне хотелось бы сначала изолировать всех, кто там побывал, и особенно организаторов.
– Организаторы ничего не знают, - ответил Минц. - Работали на проценте. Туристы тем более не информированы.
– Надо изъять товары, - сказал президент. - Мы привезли сюда комплекс экспресс-лабораторий.
– Погоди до завтра, Толя, - попросил Минц.
– Ты можешь ошибаться, Лев, а мне уже три раза из Минобороны звонили, аппарат президента покоя не дает.
– Если ты веришь в мою гениальность, - скромно сказал Минц, - то придется тебе отозвать своих опричников. Пускай отдыхают.
Президент заскрипел зубами.
Потом сказал:
– Выходите, молодцы.
Из разных щелей и укрытий выскочили молодцы в черных чулках на рожах и в бронежилетах.
Из-за церкви Параскевы-Пятницы выехал бронетранспортер, в который попрыгали черные чулки, а президент Академии наук рывком втащил Минца в джип «чероки», который выскочил из недавно выкопанного блиндажа.
– Мы вдвоем с товарищем, - решительно сказал Минц.
– Товарищ погуляет, - ответил президент. - Есть вопросы, которые я не имею права обсуждать даже с лучшими твоими друзьями.
Минц успел высунуться из дверцы и крикнуть Удалову:
– Побеседуй с Мишей Стендалем. Это обязательно! Не упусти его.
Удалову хотелось домой. Он устал путешествовать на автобусе времени, стоять на базаре и глядеть на собственную могилу с заклеенной датой. Он хотел домой, хотел присесть на лавочку посреди двора и посмотреть, что таится в тех мячиках и шариках, которые ему подсунуло будущее.
Но Удалов не стал возражать. Если Минц просит, да еще так сильно просит, значит, беседа с Мишей Стендалем может открыть глаза на какие-то важные детали, которые Удалов в простоте своей не заметил.
Так что Удалов с тоской поглядел, как уносятся по улице огоньки машины, и стал ждать.
Ждать пришлось совсем недолго. Через минуту вышел Стендаль. Он вел под руку робеющую Галочку.
– Что за шум? - спросил он.
– Академия наук нами интересуется, - ответил Удалов.
Это Стендаля не удивило и не испугало.
– А мы задержались, - сказал Стендаль. - Мы в подъезде целовались.
– Я не могла оторваться, - призналась Галочка. - Мужчины вашего времени - это просто открытие!
– Простите, конечно, - сказал Удалов. - Но мне давно уже хочется спросить: вот у вас много разных... женщин и животных. Вас что, в компьютерах выводят или как?
– Или как, - лукаво улыбнулась Галочка. - Все у нас по-честному, все копируется. И даже моя копия где-то живет.
– Но можно сделать много копий?
– Разве это так важно?
– Это неважно, - поддержал Галочку Миша. - Я полюбил одну женщину. Только одну. Завтра я женюсь!
– О нет! - вырвалось у Корнелия. - Нельзя же так...
– Почему? - спросила Галочка, и голос ее зазвенел, как лист кровельного железа.
– Потому что вы ненастоящая! Вы надувная... вы кукла, в конце концов!
– А вам не приходило в голову, гражданин Удалов, - сказала Галочка, - что вы тоже надувная кукла? Как вас надули при советской власти, так и забыли выпустить воздух после ее конца.
– Галочка! - упрекнул невесту Миша.
– Молчи! Ты бы только посмотрел, как ваши мужчины расхватывали бесплатных девушек! Потому что все вы стремитесь к дешевым удовольствиям. Если не удастся затащить во двор слона или бегемота, то дайте мне крокодила! Но учтите, что крокодилы кусаются, а мы, надувные куклы, можем подарить радость, но можем и дать пощечину! Вы забываете, дорогой Корнелий Иванович...
«Откуда она знает, как меня зовут? Неужели это все Миша? Глупый, глупый Миша, ты попал в руки к провокаторше из будущего».
– Не отворачивайтесь, Корнелий Иванович! Я и мои подруги - детища высокой цивилизации, не вашему пещерному уровню чета. Даже в копиях мы дадим сто очков вперед самой распрекрасной вашей красавице! И учтите, Миша будет со мной счастлив, и я рожу ему много детей - сколько он захочет. У меня внутри все для этого предусмотрено.
– Вот так-то, Корнелий Иванович, - сказал Миша. - Приглашаю вас завтра на свадьбу.
– Миша!
– Вот именно. В двенадцать!
– Адье, - сказала Галочка и умудрилась лизнуть Удалова в щеку. Язык у нее оказался в меру шершавым и в меру мокрым. А черт их знает, может, и рожать будут...
Удалов пошел домой.
У Минца горел свет. Перед подъездом в кустах таились два бойца в черных чулках на рожах, но Удалов не стал их замечать. Только сказал:
– Спокойной ночи, ребята.
Те кашлянули в ответ, в разговор вступать им было, наверное, не положено.
Удалов пошел спать - все равно в темноте трофеи на дворе не испытаешь. А завтра могут и конфисковать. Так что Удалов тщательно запрятал шарик и мячики в нижний ящик Максимкиного письменного стола, которым сын ни разу не пользовался с тех пор как окончил школу.
На столе стояла тарелка, кружка простокваши и лежала записка:
«Котлеты в холодильнике. Ушибла ногу о колокольню. К.»
В доме царила тишина, во всем мире царила тишина, только слышно было, как далеко и таинственно прогреваются танковые моторы, как дышат в кустах и на крыше сотрудники Академии наук, а снизу, из кабинета Минца, доносятся голоса. Идет совещание...
* * *
Утром все обошлось.
Минцу каким-то образом удалось уговорить президента и сотрудников покинуть город, или затаиться так, чтобы их не стало слышно и видно.
Правда, Удалов проспал, и, если техника двигалась по улицам до десяти утра, он мог пропустить.
В одиннадцать он встал, покормился из кухонного комбайна, к которому уже стал привыкать, потом спустился к Минцу, рассказать и послушать.
Минц встретил его в халате. Он тоже не спал ночью, уговаривал президента потерпеть, не принимать мер, потому что сегодня вот-вот все должно решиться.
Минц спросил:
– Что же ты свои трофеи из будущего не притащил? Может, испытаем?
– Не хотел при Ксении. А вдруг там девушка?
– Если девушка, отдашь Ксении, пускай на рынок снесет.
– Стыдно девушками торговать. Среди них такие интеллигентные встречаются! - возразил Удалов.
И Удалов рассказал Минцу о вчерашней беседе с Мишей и о приглашении на свадьбу.
– Когда? - встревожился Минц.
– В двенадцать.
– Тогда я предлагаю тебе, Корнелий, не спешить с игрушками и трофеями. Сходим на свадьбу, посмотрим, как она пройдет. У меня с ней связаны особые ожидания.
– Черный костюм надевать? - спросил Удалов.
– Не думаю. Мише будет приятнее, если свадьба пройдет в непринужденной обстановке.
Так, не переодевшись, они пошли к загсу, чтобы присутствовать на торжестве.
Удалову ясно было, что Минц не случайно повел его на свадьбу. Эта свадьба была связана с тайнами и ночными перемещениями войск в районе Гусляра. Поэтому он спросил напрямик.
– Лев, что вы решили с президентом?
– По моим расчетам, через час все утрясется, - сказал Минц. - И если я прав, то все наши попытки воспользоваться путешествием во времени в интересах государства или человечества бессмысленны.
– Не понимаю.
– А вот дойдем до загса, поймешь.
Они дошли до государственного особняка без десяти двенадцать, чуть раньше новобрачных.
Вскоре появились и молодые. Галочка была в белом платье. Жених - в своем единственном выходном костюме. За Мишей шел кудрявый редактор «Гуслярского знамени» Малюжкин, который и отправил Стендаля в счастливую командировку, а также секретарша редакции Эльвира - она с трудом сдерживала слезы и желание растерзать невесту из будущего.
Вдруг с другой стороны переулка появилась иная процессия.
Шел бритый парень, его рыжая подружка, их мамаша, отец, друзья, только не было, естественно, родителей невесты. За ними медленно следовал слон с нарисованными на боках двумя обручальными кольцами.
Послышался рев мотора. Обогнав процессию, приехал Николай Гаврилов, бывший подросток из дома шестнадцать. Он привез свою невесту на мотоцикле. За мотоциклом бежала мать Гаврилова, которая была недовольна очередным браком сына, потому что после каждого развода приходилось оставлять бывшей жене одну из комнат или покупать кооператив. Из-за этого Гавриловы жили в постоянной бедности.
Если кроме Удалова и Минца (не говоря о женихах) кто-то и знал, что эти невесты вовсе не люди, а надувной синтетический товар из будущего, никто и виду не подавал.
К загсу подошла заведующая Мария Тихоновна, яркая блондинка неопределенного возраста, разговорчивая и доброжелательная.
– Ого! - воскликнула она. - У нас большой день! Полна горница людей.
Улица заполнялась народом. С обоих концов подтягивались зрители, привлеченные слухами и пересудами.
В толпе зевак Удалов увидел и президента Академии наук, переодетого цыганкой, а также двух его охранников, изображавших сенегальскую правительственную делегацию.
Значит, все же подглядывают, хоть и затаились. Впрочем, так и надо.
Мария Тихоновна сняла замок с дверей, зашла первой, остальным велела ждать в приемной, а пока заполнять анкеты.
Все расселись за столы и принялись писать.
Правда, как выяснилось, невестам пришлось придумывать фамилии, но это сделали быстро и с шутками. Только мать Гаврилова плакала. То ли от предчувствия, что скоро придется снова разменивать квартиру, то ли огорчилась тем, что молодежь придумала невесте фамилию Рабинович.
Невесты заразительно смеялись. Галочка шутила, а у обеих Эльвир шутки не получались, и они смеялись просто так.
Кого-то послали за шампанским, кто-то спохватился, что нет цветов. Цветы нарвали в саду у Савичей, за что заплатили крикливой Ванде в долларах и взяли ее в свидетельницы.
В помещение загса набилось человек тридцать.
Подошел торжественный момент, когда анкеты сданы, взносы уплачены, в зале наступает момент тишины и даже перешептывания смолкают.
Три пары стояли перед столом регистраторши Марии Тихоновны.
– Сегодня выдающийся день в жизни Великого Гусляра, граждане, - сказала Мария Тихоновна. - Сразу три очаровательные пары подошли к моему так называемому алтарю... - тут она смутилась, потому что в наши дни шутки с религией вряд ли уместны.
По душному помещению пронеслось шуршание голосов, согласных с ней гостей и новобрачных.
– Но закон есть закон! - продолжала Мария Тихоновна. - И я попрошу брачующихся подходить ко мне по алфавиту. Первыми к столу подойдите Гаврилов с гражданкой Рабинович и их свидетели.
Мать Гаврилова продолжала тихо плакать.
Профессор Минц вытащил видеокамеру и снимал церемонию.
Камера была японская, маленькая. Точно такой же камерой снимал и президент академии в образе цыганки. Только он стоял в другой точке зала.
Слон сунул хобот в открытое окно и затрубил «Свадебный марш» Мендельсона. Никогда еще Удалову не приходилось слышать, как трубят слоны. Все засмеялись, благодаря слона за участие в церемонии.
– По доброй ли воле вы вступаете в брак? - спросила Мария Тихоновна у Гаврилова и длинноногой красавицы.
– По доброй, - сказал Гаврилов.
– Ой, по доброй! - воскликнула красавица Рабинович. - Вы не представляете, вы просто не представляете, как он умеет меня любить!
Стало уже так душно, что хотелось скорее перейти в просторную церковь или за свадебный стол.
– Тогда я вас попрошу поставить свои подписи под этим документом, - сказала Мария Тихоновна, широко улыбаясь.
Гаврилов предоставил право сделать это своей невесте.
– А можно я сразу «Гаврилова» напишу? - спросила та.
Часы над головой Марии Тихоновны, которые занимали теперь место сменявших друг дружку портретов разных государственных деятелей прошлого, пробили час.
И тут девушка Рабинович, такая красивая и воздушная, сказала:
– Ах, мне дурно... не надо...
И на глазах она стала съеживаться, уменьшаться, но не так, как раньше, когда надувная девушка превращалась в мячик, а как-то более грустно и натуралистично - из нее словно и на самом деле выпускали воздух, оставляя лишь оболочку. А ведь нет ничего более ничтожного и прискорбного, чем оболочка красивой девушки ростом метр восемьдесят.
– Ты что, погоди! - закричал Гаврилов.
Расталкивая зрителей, Минц рванулся к девушке, но не помогал, а только снимал эту трагедию на пленку.
– Мама! - закричал Гаврилов. - Верни мне невесту! Я люблю ее!
– Не надо было выбирать девушку с такой фамилией, - ответила мама, глядя в пол. Она была человеком старых, реакционных взглядов.
Миша Стендаль, заподозрив неладное, вцепился в руку своей невесты и крикнул ей:
– Бежим отсюда!
– Куда бежать? - зарыдала невеста. - Мы с тобой жертвы гадкой политики!
И дрожащим пальчиком она показала на вторую длинноногую блондинку - невесту, которая покорно упала и превратилась в тряпочку с белыми волосами. Лишь ее туфли, купленные утром в Гусляре, да белое подвенечное платье, вытащенное из семейного шкафа, остались нетронутыми этим ужасным превращением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235