– Ничего страшного, - успокаивал его Минц, - одна из твоих правнучек окажется деловой женщиной. Это - жизнь.
Старуха резво подбежала к Стендалю и, словно все было оговорено заранее, схватила бочонок с медом, кинула в Стендаля мячиком, а милиционер унес моржовый клык, расписанный охотничьими сценами из жизни чукчей.
– Ну что ж, давай, возвращай красотку к жизни, - сказал Удалов, видя, как робеет, все еще дрожит Миша Стендаль. - Пальцами сможешь щелкнуть?
С другой стороны, где за столиком стоял человек с лицом отставного полковника ДОСААФ, донесся хриплый голос.
– Если бы не возраст, сам бы женился. Это же надо - захотел, чтобы жена замолчала, только и дел - пальцами щелкнуть.
– Ишь чего выдумал! - отозвалась женщина, стоявшая еще дальше. - Мы вам не мячики, чтобы в кармане носить.
В этой дискуссии никто не заметил, как Стендаль щелкнул пальцами, и служанка Галочка материализовалась рядом с ним. Не только материализовалась, но вступила в разговор, так как явно отличалась умом и бойкостью от красавиц, которых завезли в Гусляр из прошлых шоп-туров.
– А вы мне скажите, - напала она на торговку, - чем я хуже вас? Или грудь моя не такая упругая, или бедра мои не покаты, или ноги мои не прямые?
Торговка была толстой, корявой, неухоженной женщиной и потому сразу обиделась.
– Ты, дура надувная! - возопила она. - Вы только поглядите, люди добрые, кто на меня нападает? Кто меня, мать двоих детей, оскорбляет при людях? Ты хоть знаешь, что такое ребенок?
– Если мой будущий муж или возлюбленный захочет, - скромно возразила Галочка, - я немедленно рожу ему наследника.
– Синтетического! - догадалась торговка. - Пластмассового!
Галочка отвернулась от противницы и положила руку на плечо Мише.
– Миша, не слушай наветов. В нашем времени все равны. Неважно, как ты произошел на свет, главное, чтобы человек был хороший. Ты меня понимаешь?
– Еще как понимаю, - ответил Миша.
Галочка потянулась к щеке Миши и ласково, нежно поцеловала его.
Миша даже побледнел от счастья.
– И если ты хочешь, - прошептала надувная девушка так громко, что весь рынок слышал, - то пойдем со мной в трехзвездочный отель «Гусь», потому что я страстно мечтаю тебя любить и радовать!
Девушка часто дышала...
Миша позволил себя увести. Минц пытался было окликнуть его, но Удалов сказал:
– Пускай идет. Его счастье или его беда... Он взрослый. Вышел из комсомольского возраста.
Торговка громко хохотала вслед возлюбленным. К ней подошел страж и предупредил о правилах поведения на общественных рынках. Торговка замолчала.
– Она свое дома возьмет, - сказал Удалов.
Местный люд лениво бродил от столика к столику; кое-что брали. Стражи, которые сначала проверяли товары, теперь уже переоделись. Ходили как покупатели, как бы направляя действие, помогая вести обмен.
Удалов выменял зонтик, который в собранном виде становился меньше грецкого ореха, у Минца хорошо ушел однотомник Белинского, издания начала века с золотым тиснением по переплету. Стендаль не возвращался, интересно, куда его потащила страстная надувная кукла?
Минц упорно заговаривал с покупателями и просто зеваками из будущего, но люди отвечали ему односложно. Но даже скупые ответы представляли для «лазутчика» интерес.
– Скажите, пожалуйста, какой у вас общественный строй? - слышал Удалов голос профессора.
– Свободный, - отвечал один покупатель.
– Демократический, - отвечал второй.
– Меня он устраивает, - говорил третий. - Другого нам не предлагают.
– Сколько было мировых войн? - спрашивал Минц.
– Не помню, - с туманной улыбкой отвечал страж в штатском.
Бритый молодой продавец долго выбирал себе подругу, наконец ему понравилась губастая, глазастая, рыжая, курчавая. Он не стал сбывать остатки товара, а поспешил с купленной подругой в гостиницу.
Без пяти два на площади появился начальник местных стражей. За ним двигалась машина, нагруженная разного цвета и размера мячиками и шариками. К повозке была прибита вывеска «Ликвидационная комиссия».
За повозкой вереницей шествовали стражи, переодетые покупателями. Начальник загребал с повозки несколько мячиков, вываливал их на стол продавцу, в обмен решительно забирая привезенный товар. Все молчали. Во-первых, с милицией не спорят, это закон шоп-туриста, во-вторых, каждый понимал, что обмен получается в пользу гостей. Десять мячиков - это десять солидных предметов из далекого будущего. Каждый можно толкнуть дома долларов за тридцать, как минимум. Поездка окупилась. А если отвезти товар в Москву...
Вываливая на столик мячики, начальник говорил каждому:
– Благодарим за визит. Попрошу в гостиницу, где вас ждет вкусный обед с прохладительными напитками.
Туристы потянулись к автобусу. Они оживленно беседовали и сговаривались в гостинице обменяться товарами, если кому чего не подходит.
Чикита уже ждала в автобусе.
– После обеда полчаса личного времени, - сообщила она, - затем экскурсия на кладбище. Для всех желающих.
– Зачем? - не понял Минц.
– Ознакомиться со своим захоронением и могилами ближайших родственников и соседей.
Удалов закручинился. Ему не хотелось смотреть на свою могилу, но и отказаться от визита он не посмел.
– У нас не хватает двух молодых людей, - сказал Минц. - Вернее всего, они ушли в гостиницу.
– Ничего с ними не случится, - равнодушно ответила Чикита. - Здесь практически нет преступности.
Обед оказался сытным, но скучным, даже недосоленным и совершенно не перченным. Прохладительные напитки были чуть теплыми, чай просто теплым.
Потом они поднялись в двойной номер. Удалов вывалил мячики и шарики на кровать.
– Может, не стоит их сейчас надувать? - спросил Минц. - Если тебе достался слон, то получится трагедия. Потолки здесь непрочные.
– Но на зонтик я могу полюбоваться? - спросил Удалов.
– Любуйся, - согласился Минц.
Удалов стал рассматривать шарики в надежде угадать, какой из них содержит в сложенном виде зонтик. Даже легонько мял шарики руками. Шарики были тяжелыми, словно сделанными из каучука.
Под дверь комнаты въехал листочек бумаги.
– Смотри, - сказал Корнелий. - Выходят на связь. Может, это Миша Стендаль просит помощи.
– Осторожнее, - предупредил Минц. - Мы в чужой стране.
– В своей, - возразил Удалов. - Но изменившейся со временем. - Надо взять записку.
– Бери, - согласился Минц. - И читай вслух.
Сам он отошел к окну и стал выглядывать наружу. Но что увидишь с шестого этажа, кроме рано облетевшего парка и пролетающих над землей индивидуальных средств передвижения?
Удалов подобрал листок.
«За умеренное вознаграждение, - прочел он вслух, - могу выдать важные тайны. Если согласны, то на кладбище у могилы Корнелия Удалова буду стоять за деревом. Доброжелатель».
– Ох, не нравится мне это, - сказал Удалов, в сердцах отбрасывая листок, который полетел над кроватью и приземлился в руки Минцу. - И на кладбище я идти не хотел. Зачем мне смотреть на свою могилу? Ну кто в наши дни смотрит на свои могилы?
– А я пойду, - сказал Минц. - Я думал убежать от них, пройти по улицам, заглянуть тайком в библиотеку. Для этого и шляпу выменял. Чтобы от них не отличаться. Но боюсь, что моя акция была обречена на провал, так как мы окружены их агентами и переодетыми милиционерами. Теперь же у меня появилась надежда. Что у тебя осталось из ценных вещей?
– Янтарное ожерелье, - сказал Удалов. - Я его припрятал.
– А у меня... - Минц залез двумя пальцами в верхний карман пиджака, - где же мамино колечко? Ага, здесь! И царская десятка! Думаю, что этого хватит, чтобы узнать все, что нужно.
– Иди без меня, - упрямился Удалов. - Мне еще пожить хочется.
Но, конечно же, Минц его уговорил. Да и есть в каждом человеке любопытство перед лицом собственной смерти. Скажите мне: хочешь ли узнать, какого числа и какого года ты умрешь, и я закричу: ни в коем случае! Подарите мне неизвестность! А скажут: подглядеть хочешь? Я ничего не отвечу, но, внутренне содрогаясь, пойду и стану подглядывать в замочную скважину.
Удалов сказал себе, что только дойдет до кладбища, погуляет там, посмотрит на могилы соседей, может, даже им поклонится... хоть это и не очень красиво. Живут твои соседи, зла против тебя не таят, а ты цветок несешь к ним на могилу...
Вошел кавказский человек Георгий и велел начинать спецэкскурсию. Удалов положил в карман мячик с зонтиком и спустился вниз.
Остальные уже стояли у автобуса и были настроены мрачно, бледны и смущены неправильностью своего поведения перед лицом вечности. А когда подошла Чикита и стала раздавать букетики из искусственных цветов, все брали их со смущением.
– А где Стендаль? - спросил Удалов. - С ним все в порядке?
– А что может быть не в порядке с молодым человеком, который купается в море любви? - искренне удивилась Чикита.
– А когда выкупается? - спросил Минц.
– Присоединится к группе в установленный срок.
Залезли в автобус.
Минц велел внимательно смотреть по сторонам в пользу Академии наук, но Удалов смотреть забывал, потому что мысли возвращались к скорой встрече с собственной кончиной.
Дорога на кладбище вела через городские окраины. Кое-где сохранились старые гуслярские дома - ведь сто лет для хорошего дома не срок. Кое-где поднимались дома новые, но странно, они производили впечатление заброшенных. И народу было немного, и дети не шалили на улицах. «Может быть, - подумал Удалов, - эти люди отвезли с утра малышей по детским садикам, а сами углубились в созидательный труд?»
Минц впился глазами в окно автобуса и непрестанно шептал что-то верхнему карману пиджака, в котором прятал мини-диктофон японской работы.
– По моим наблюдениям, - сказал Лев Христофорович Удалову, - наш с тобой родной городок значительно вырос за последние сто лет, но затем пришел в упадок.
– Вы тоже так думаете?
– Посмотри на дорожки. Лишайники между плит. Взгляни на стены домов. Когда их красили в последний раз? Обрати внимание на детскую площадку - она заросла крапивой. Сомнений нет - эта цивилизация переживает упадок.
– Но как же тогда их достижения? - спросил Удалов.
– Достижения... а ты уверен, что это достижения современные, а не успехи вчерашнего дня?
Удалов не был уверен.
Автобус остановился у ворот кладбища. Ворота были приоткрыты. Туристам велели слезать и расписываться в книжечке кавказца. Каждый должен будет возместить агентству «Голден гууз» десять долларов в рублевом эквиваленте за посещение кладбища и ознакомление с родными могилами.
Расписывались без споров, и каждый думал: черта с два я тебе отдам эти деньги, грабитель проклятый!
У ворот стоял сторож в черном фраке и конической шляпе.
– Из какого года прибыли, граждане? - спросил он, блеснув глазом из-под шляпы.
– Разве не видишь? - озлобилась Чикита и задергала красными губами. - Плановая группа.
– В списке нету, - сказал сторож.
– А разве не всем сюда можно ходить? - спросил Удалов.
– Туристы из прошлого - только в организованном порядке в составе групп с сопровождающими, - ответил сторож. Он отыскал в своей черной потрепанной книге группу из Великого Гусляра, осень, 1996 год. Но что удивило Удалова, отыскал ее не в конце, а где-то в недрах книги, и до, и после списка шли другие фамилии, другие группы. Можно подумать, что гуслярцев записали заранее. Минц тоже обратил на это внимание.
– Возможно, все предопределено, - сказал он тихо, - только мы с тобой остаемся лопухами.
Столь крепкое словцо для Минца - исключение. Но он тоже оказался взволнован и если бы...
– Если бы не встреча с информантом, - произнес он грустно, - никогда бы на кладбище не поперся.
Эти слова примирили Удалова.
Первой шла Чикита. Она повторяла:
– Участок тридцать четыре и далее, до тридцать восьмого, второй поворот налево, а оттуда направо до большой аллеи.
К счастью, день был приятным, не жарким, солнце катилось к закату, золотые косые лучи резали редкую жухлую листву и замирали на верхушках крестов и звезд. Сначала от запустения и подурневшей природы кладбище показалось Удалову незнакомым, но оказалось, - это свое, родное, городское кладбище, засеянное предками, только бестолково разросшееся за последние сто лет.
Через двадцать минут они перешли и к погребениям начала XXI века.
Здесь стояли мертвые дубы и чуть живые осинки.
Но в целом царило пренебрежение к покойникам, словно некому было заходить сюда с цветами или просто посидеть... Удалов миновал ряд незнакомых могил и вдруг ощутил болезненный удар.
Он стоял над небольшой каменной серой гранитной плитой. На ней было вырезано имя:
«Удалов Максим Корнелиевич».
А чуть дальше - как взгляд метнулся! - словно за грибами пошел Удалов, чуть дальше, рядом, две могилы:
«Удалова Ксения Сергеевна»...
А неподалеку кто-то завопил, как изрезанный, - это был отставной полковник ДОСААФ.
– Брат мой! - кричал он. - Братишка Василий! На кого ты меня оставил!
Этот крик заставил Удалова отрезветь и прийти в себя.
«Ничего особенного, - сказал он себе. - На самом деле Ксения жива, и я к ней вернусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235