- спросил Удалов.
– Знаю, - ответил Минц. - Их не слышно. Но лучше сначала спрятаться, а уж потом прислушиваться.
Дикарь пропал в противоположной стене. Друзья поднялись. Было унизительно прятаться в собственном доме.
– Что же ты, профессор, локатора не изобретешь? - спросил Удалов. - Если это не ЦРУ, то источник - в нашем городе!
Минц только махнул рукой...
Сквозь дверь прошла совершенно обнаженная женщина сказочной красоты, облаченная лишь в корону.
– Где-то я читал о подобном феномене... - размышлял Минц. - Там литературный персонаж путешествует по истории литературы и из окошка машины времени наблюдает образы литературных героев...
– Может, братья Стругацкие надумали? - предположил Удалов.
– Почему ты так решил?
– Они все уже придумали, - сказал Удалов. Потом помолчал и добавил: - Им хорошо, у них сказки, а у нас реальная жизнь районного центра!
– Но если мы имеем дело с плодами воображения писателя, - произнес профессор, - то шерше ле экривен, то есть писателя!
– Нет у нас писателей, - вздохнул Удалов. - Не сподобились. Краеведы водятся, литсотрудники в газете, а писателя нет...
– Газета! - подхватил слово Минц. - Звони Мише. Нет ли у нас приезжего писателя?
Миша Стендаль тут же ответил, что в «Гуслярском знамени» готовится интервью с писателем-фантастом Петро Поганини, работающим сейчас над тремя романами в жанре крутой фантастики. Ведущие герои его романов - боевые роботы, телохранители, наемные убийцы драконов и драконы наемных убийц. Опус Поганини «Последняя пуля в дракона» заинтересовала издательство в Сызрани... А настоящее имя автора Петр Поганкин. Адрес его Стендаль предоставил по первому требованию.
Друзья отправились к Поганини сразу. Вокруг дома реяли фантомы. Открыла им Дашенька, которую Удалов знал еще малюткой. Теперь она стала женщиной с пышным бюстом и низким голосом.
– Ой, как я вам рада, дядя Корнелий! - заголосила Дашенька. - Пошли на кухню, я там ленч разогреваю. Мой-то творит, творит, а потом себе ленч требует.
На кухне было тесно, фырчал кофейник, под потолком покачивались полупрозрачные вампиры.
– Над чем работаем? - поинтересовался Минц.
– Вы не поверите, он ей голову отрезал, сделал чашу и пьет пиво любимой женщины.
– Кто же это такой?
– Ах, да это же Корнюшин, понимаете?
– А привидения вам не досаждают? - спросил профессор.
Дашенька побледнела, но ответить не успела.
– Это кто же к нам пожаловал? - звонким дискантом запел от дверей короткий массивный мужчина в черном парике и с нафабренными тараканьими усами. Одет этот мужчина был по-писательски - в бархатную домашнюю куртку и джинсы. - Вижу, представители общественности пришли пригласить меня на встречу с читателями?
Петро протянул руку. Они познакомились. От писателя пахло одеколоном.
– Мы к вам, - сказал Минц, - по поводу материализации духов.
– Не понял! - Петро отступил в комнату.
Комната была невелика. В ней стояла двуспальная кровать под атласным стеганым одеялом, видно из приданого, а также письменный стол со стоящим перед ним креслом. Разглядеть все это было нелегко, потому что комнату заполняли привидения. Но привидения эти еще не сформировались. Они были почти прозрачны, меняли позы и формы, они только готовились стать фантомами, а пока представляли собой лишь туман...
– Вот, - сказал Петро. - Пишу гусиным пером, как мой учитель Лев Толстой.
Атмосфера в комнате была неприятная. Хоть образы писательского творчества не вошли еще в более плотное состояние, Удалову показалось, что он ступил в воду, полную лягушачьей икры.
– Ну вот, - сказал Минц. - Это мы и имели в виду. Здесь они и зарождаются.
– Не понял, - ответил писатель, приподнимая сбоку парик, чтобы почесать висок. - Что за претензии?
– Вы заполонили весь город своими драконами и роботами! - не выдержал Удалов. - Детей на улицу люди пускать боятся! И мы просим, чтобы вы держали их при себе.
– Это что же такое? - удивился писатель. - Получается, что вы надеваете оковы на мое вдохновение? Ну, это так не пойдет! Я в Пен-клуб буду жаловаться!
На этих словах писатель открыл форточку, и привидения потянулись наружу.
– Ну, так получше, - сказал Минц.
Петро окинул взглядом комнату и произнес:
– Да, курить мне надо меньше, туманно как-то становится.
– Или дурак, или притворяется, - прошептал себе под нос Минц, и все сделали вид, что этого отчетливого шепота не слышали.
– Я же честный, но бедный писатель, даже на пишущую машинку денег не хватает. - Усы писателя дрогнули, и по щеке скатилась слеза.
– Они же безвредные! - пискнула из коридора Дашенька.
Петро обернулся, увидел жену, прищурился и гаркнул:
– Мечи ленч на стол! - И обратившись к Минцу с Удаловым, он спросил: - Еще вопросы есть? А то я пойду. Надо силы поддерживать. А вы заходите, не стесняйтесь.
По улице друзья брели удрученные, прошли сквозь полосатого дракона, миновали разбитую летающую тарелочку. Шли и молчали, потому что и в самом деле ничего не могли бы доказать. Сила воображения? Ну и что...
На следующее утро Минц, не говоря ничего Удалову, куда-то побежал, пиджак нараспашку, рубашка не застегнута. Он тащил стопку книг и собственную пишущую машинку.
Удалов открыл окно, высунулся наружу, но Минц отмахнулся и сказал:
– Завтра поговорим. Некогда!
К ночи густота чудовищ и героев стала поменьше. Уже можно было протолкаться. За ночь они и вовсе исчезли с улиц.
Люди выходили из домов, вдыхали свежий воздух, щурились от радости, понимая, что дождик идет для них, солнце светит для них и ветер дует для них, а не для привидений.
Удалов еле дождался, когда Минц встанет.
– Ну что? - спросил он с порога. - Как тебе удалось? Какое средство ты придумал?
– Завтра, - таинственно ответил Минц. - Завтра сам догадаешься.
Удалов обиделся на друга, плюнул и пошел в контору.
Домой он возвращался в пять.
Город был тих, благостен, дети резвились в песочницах и скверах. Незнакомая Удалову красивая бледная молодая женщина в длинном платье бежала навстречу. Удалов посторонился.
Проходя мимо дома, в котором живет писатель Петро Поганини, Удалов поглядел наверх. Оттуда доносился неровный, медленный стук пишущей машинки, словно писатель осваивал ее.
Неожиданно сквозь стену дома вышла на улицу женщина средних лет в амазонке. Она прижимала к глазам платок. За ней выскочил красивый мужчина в костюме для верховой езды. Мужчина прошел сквозь Удалова.
Что за новая напасть!
Еще одна молодая женщина выбросилась из квартиры Петра Поганини. На глазах у Удалова она выхватила из сумочки кинжал и вонзила себе в грудь...
– Эй, Петро! - крикнул Удалов. - Ты поосторожнее!
Петро выглянул в окно.
– Проходи, проходи, не мешай творить! - ответил он.
Удалов сразу направился к Минцу.
– Что творится, сосед? - спросил он строго.
– А то, что мы с тобой избавили город от страшилищ.
– Но к нам какие-то новые лезут!
– Страшные?
– Нет, не страшные, но очень печальные.
– К ним придется привыкать, - сказал Минц и добавил: - Если ты не можешь полностью избавиться от болезни, то постарайся вышибить клин клином!
– Так что за клин?
– Я сказал Петро, что куда выгоднее и быстрее писать женские любовные романы, подарил ему машинку и принес всех классиков жанра. Вот он и пишет...
– Но они кончают с собой...
– Они еще и целоваться будут, - сказал Минц. - Правда, романы эти пристойные. Дальше поцелуя герои не идут. Так что пускай ходят даже по детским садам.
Удалов вздохнул. Он не был до конца согласен с профессором, хотя понял, что метод «клин клином» облегчит жизнь.
Он поднялся к себе.
На кухне сидело молодое рыдающее привидение, а его жена Ксения стояла, скрестив руки и убийственно глядя на гостью. Удалов хотел прошмыгнуть к себе, но Ксения схватила его за рукав:
– Сознавайся, у тебя с ней роман?
– Я ее в первый раз вижу!
– А почему она к нам на кухню рыдать пришла?
– Она привидение, она из романа!
– Врешь ты все, - убежденно сказала Ксения. - Но мы проверим.
Она взяла пустую кастрюлю и метнула ее в плачущую девушку. Кастрюля пролетела сквозь нее и ударилась о стену.
– Все равно не верю! - сказала Ксения.
Две капли на стакан вина
Профессор Лев Христофорович Минц, который временно поселился в городе Великий Гусляр, не мог сосредоточиться. Еще утром он приблизился к созданию формулы передачи энергии без проводов, но ему мешали эту формулу завершить.
Мешал Коля Гаврилов, который крутил пластинку с вызывающей музыкой. Мешали маляры, которые ремонтировали у Ложкиных, но утомились и, выпив пива, пели песни под самым окном. Мешали соседи, которые сидели за столом под отцветшей сиренью, играли в домино и с размаху ударяли ладонями о шатучий стол.
– Я больше не могу! - воскликнул профессор, спрятав свою лысую гениальную голову между ладоней.
В дверь постучали, и вошла Гаврилова, соседка, мать Николая.
– И я больше не могу, Лев Христофорович! - воскликнула она, прикладывая ладонь ко лбу.
– Что случилось? - спросил профессор.
– Вместо сына у меня вырос бездельник! - сказала несчастная женщина. - Я в его годы минуту по дому впустую не сидела. Чуть мне кто из родителей подскажет какое дело, сразу бегу справить. Да что там, и просить не надо было: корову из стада привести, подоить, за свинками прибрать, во дворе подмести - все могла, все в охотку.
Гаврилова кривила душой - в деревне она бывала только на каникулах, и работой ее там не терзали. Но в беседах с сыном она настолько вжилась в роль трудолюбивого крестьянского подростка, что сама в это поверила.
– Меня в детстве тоже не баловали, - поддержал Гаврилову Минц. - Мой папа был настройщиком роялей, я носил за ним тяжелый чемодан с инструментами и часами на холоде ждал его у чужих подъездов. Приходя из школы, я садился за старый, полученный папой в подарок рояль и играл гаммы. Без всякого напоминания со стороны родителей.
Профессор также кривил душой, но так же невинно, ибо верил в свои слова. У настройщиков не бывает тяжелых чемоданов, и, если маленький Левушка увязывался с отцом, тот чемоданчика ему не доверял. Что касается занятий музыкой, Минц их ненавидел и часто подпиливал струны, потому что уже тогда был изобретателем.
– Помогли бы мне, - сказала Гаврилова. - Сил больше нету.
– Ну как я могу? - ответил Минц, не поднимая глаз. - Мои возможности ограничены.
– Не говорите, - возразила Гаврилова. - Народ вам верит, Лев Христофорыч.
– Спасибо, - ответил Минц и задумался. Столь глубоко, что когда Гаврилова покинула комнату, он этого не заметил.
Наступила ночь. Во всех окнах дома N 16 погасли огни. Утомились игроки и певцы. Лишь в окне профессора Минца горел свет. Иногда высокая, с выступающим животом тень профессора проплывала по освященному окну. Порой через форточку на двор вырывалось шуршание и треск разрезаемых страниц - профессор листал зарубежные журналы, заглядывая в достижения смежных наук.
От прочих ученых профессора Минца отличает не только феноменальный склад памяти, которая удерживает в себе все, что может пригодиться ученому, но также потрясающая скорость чтения, знакомство с двадцатью четырьмя языками и умение постичь специальные работы в любой области науки, от философии и ядерной физики до переплетного дела. И хоть формально профессор Минц - химик, работающий в области сельского хозяйства, и именно здесь он принес наибольшее количество пользы и вреда, в действительности он энциклопедист.
Утром профессор на двадцать минут сомкнул глаза. Когда он чувствовал, что близок к решению задачи, то закрывал глаза, засыпал быстро и безмятежно, как ребенок, и бодрствующая часть его мозга находила решение.
В 8 часов 40 минут утра профессор Минц проснулся и пошел чистить зубы. Решение было готово. Оставалось занести его на бумагу, воплотить в химическое соединение и подготовить краткое сообщение для коллег.
В 10 часов 30 минут заглянула Гаврилова, и Минц встретил несчастную женщину доброй улыбкой победителя.
– Садитесь, - сказал он. - Мне кажется, что мы с вами у цели.
– Спасибо, - растроганно сказала Гаврилова. - А то я его сегодня еле разбудила. В техникум на занятия идти не желает. А у них сейчас практика, мастер жутко требовательный. Чуть что - останешься без специальности.
Минц включил маленькую центрифугу, наполнившую комнату приятным деловитым гудением.
– Действовать наш с вами препарат будет по принципу противодействия, - сказал Минц.
– Значит, капли? - спросила с недоверием Гаврилова.
– Лекарство. Без вкуса и запаха.
– Мой Коля никакого лекарства не принимает.
– А вы ему в чай накапайте.
– А в борщ можно? Борщ у меня сегодня.
– Борщ можно, - сказал Минц. - Итак, наше средство действует по принципу противодействия. Если я его приму, то ничего не произойдет. Как я работал, так и буду работать. Ибо я трудолюбив.
– Может, тогда и с Колей не произойдет?
– Не перебивайте меня. Со мной ничего не произойдет, потому что в моем организме нет никакого противодействия труду. С каплями или без капель я все равно работаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
– Знаю, - ответил Минц. - Их не слышно. Но лучше сначала спрятаться, а уж потом прислушиваться.
Дикарь пропал в противоположной стене. Друзья поднялись. Было унизительно прятаться в собственном доме.
– Что же ты, профессор, локатора не изобретешь? - спросил Удалов. - Если это не ЦРУ, то источник - в нашем городе!
Минц только махнул рукой...
Сквозь дверь прошла совершенно обнаженная женщина сказочной красоты, облаченная лишь в корону.
– Где-то я читал о подобном феномене... - размышлял Минц. - Там литературный персонаж путешествует по истории литературы и из окошка машины времени наблюдает образы литературных героев...
– Может, братья Стругацкие надумали? - предположил Удалов.
– Почему ты так решил?
– Они все уже придумали, - сказал Удалов. Потом помолчал и добавил: - Им хорошо, у них сказки, а у нас реальная жизнь районного центра!
– Но если мы имеем дело с плодами воображения писателя, - произнес профессор, - то шерше ле экривен, то есть писателя!
– Нет у нас писателей, - вздохнул Удалов. - Не сподобились. Краеведы водятся, литсотрудники в газете, а писателя нет...
– Газета! - подхватил слово Минц. - Звони Мише. Нет ли у нас приезжего писателя?
Миша Стендаль тут же ответил, что в «Гуслярском знамени» готовится интервью с писателем-фантастом Петро Поганини, работающим сейчас над тремя романами в жанре крутой фантастики. Ведущие герои его романов - боевые роботы, телохранители, наемные убийцы драконов и драконы наемных убийц. Опус Поганини «Последняя пуля в дракона» заинтересовала издательство в Сызрани... А настоящее имя автора Петр Поганкин. Адрес его Стендаль предоставил по первому требованию.
Друзья отправились к Поганини сразу. Вокруг дома реяли фантомы. Открыла им Дашенька, которую Удалов знал еще малюткой. Теперь она стала женщиной с пышным бюстом и низким голосом.
– Ой, как я вам рада, дядя Корнелий! - заголосила Дашенька. - Пошли на кухню, я там ленч разогреваю. Мой-то творит, творит, а потом себе ленч требует.
На кухне было тесно, фырчал кофейник, под потолком покачивались полупрозрачные вампиры.
– Над чем работаем? - поинтересовался Минц.
– Вы не поверите, он ей голову отрезал, сделал чашу и пьет пиво любимой женщины.
– Кто же это такой?
– Ах, да это же Корнюшин, понимаете?
– А привидения вам не досаждают? - спросил профессор.
Дашенька побледнела, но ответить не успела.
– Это кто же к нам пожаловал? - звонким дискантом запел от дверей короткий массивный мужчина в черном парике и с нафабренными тараканьими усами. Одет этот мужчина был по-писательски - в бархатную домашнюю куртку и джинсы. - Вижу, представители общественности пришли пригласить меня на встречу с читателями?
Петро протянул руку. Они познакомились. От писателя пахло одеколоном.
– Мы к вам, - сказал Минц, - по поводу материализации духов.
– Не понял! - Петро отступил в комнату.
Комната была невелика. В ней стояла двуспальная кровать под атласным стеганым одеялом, видно из приданого, а также письменный стол со стоящим перед ним креслом. Разглядеть все это было нелегко, потому что комнату заполняли привидения. Но привидения эти еще не сформировались. Они были почти прозрачны, меняли позы и формы, они только готовились стать фантомами, а пока представляли собой лишь туман...
– Вот, - сказал Петро. - Пишу гусиным пером, как мой учитель Лев Толстой.
Атмосфера в комнате была неприятная. Хоть образы писательского творчества не вошли еще в более плотное состояние, Удалову показалось, что он ступил в воду, полную лягушачьей икры.
– Ну вот, - сказал Минц. - Это мы и имели в виду. Здесь они и зарождаются.
– Не понял, - ответил писатель, приподнимая сбоку парик, чтобы почесать висок. - Что за претензии?
– Вы заполонили весь город своими драконами и роботами! - не выдержал Удалов. - Детей на улицу люди пускать боятся! И мы просим, чтобы вы держали их при себе.
– Это что же такое? - удивился писатель. - Получается, что вы надеваете оковы на мое вдохновение? Ну, это так не пойдет! Я в Пен-клуб буду жаловаться!
На этих словах писатель открыл форточку, и привидения потянулись наружу.
– Ну, так получше, - сказал Минц.
Петро окинул взглядом комнату и произнес:
– Да, курить мне надо меньше, туманно как-то становится.
– Или дурак, или притворяется, - прошептал себе под нос Минц, и все сделали вид, что этого отчетливого шепота не слышали.
– Я же честный, но бедный писатель, даже на пишущую машинку денег не хватает. - Усы писателя дрогнули, и по щеке скатилась слеза.
– Они же безвредные! - пискнула из коридора Дашенька.
Петро обернулся, увидел жену, прищурился и гаркнул:
– Мечи ленч на стол! - И обратившись к Минцу с Удаловым, он спросил: - Еще вопросы есть? А то я пойду. Надо силы поддерживать. А вы заходите, не стесняйтесь.
По улице друзья брели удрученные, прошли сквозь полосатого дракона, миновали разбитую летающую тарелочку. Шли и молчали, потому что и в самом деле ничего не могли бы доказать. Сила воображения? Ну и что...
На следующее утро Минц, не говоря ничего Удалову, куда-то побежал, пиджак нараспашку, рубашка не застегнута. Он тащил стопку книг и собственную пишущую машинку.
Удалов открыл окно, высунулся наружу, но Минц отмахнулся и сказал:
– Завтра поговорим. Некогда!
К ночи густота чудовищ и героев стала поменьше. Уже можно было протолкаться. За ночь они и вовсе исчезли с улиц.
Люди выходили из домов, вдыхали свежий воздух, щурились от радости, понимая, что дождик идет для них, солнце светит для них и ветер дует для них, а не для привидений.
Удалов еле дождался, когда Минц встанет.
– Ну что? - спросил он с порога. - Как тебе удалось? Какое средство ты придумал?
– Завтра, - таинственно ответил Минц. - Завтра сам догадаешься.
Удалов обиделся на друга, плюнул и пошел в контору.
Домой он возвращался в пять.
Город был тих, благостен, дети резвились в песочницах и скверах. Незнакомая Удалову красивая бледная молодая женщина в длинном платье бежала навстречу. Удалов посторонился.
Проходя мимо дома, в котором живет писатель Петро Поганини, Удалов поглядел наверх. Оттуда доносился неровный, медленный стук пишущей машинки, словно писатель осваивал ее.
Неожиданно сквозь стену дома вышла на улицу женщина средних лет в амазонке. Она прижимала к глазам платок. За ней выскочил красивый мужчина в костюме для верховой езды. Мужчина прошел сквозь Удалова.
Что за новая напасть!
Еще одна молодая женщина выбросилась из квартиры Петра Поганини. На глазах у Удалова она выхватила из сумочки кинжал и вонзила себе в грудь...
– Эй, Петро! - крикнул Удалов. - Ты поосторожнее!
Петро выглянул в окно.
– Проходи, проходи, не мешай творить! - ответил он.
Удалов сразу направился к Минцу.
– Что творится, сосед? - спросил он строго.
– А то, что мы с тобой избавили город от страшилищ.
– Но к нам какие-то новые лезут!
– Страшные?
– Нет, не страшные, но очень печальные.
– К ним придется привыкать, - сказал Минц и добавил: - Если ты не можешь полностью избавиться от болезни, то постарайся вышибить клин клином!
– Так что за клин?
– Я сказал Петро, что куда выгоднее и быстрее писать женские любовные романы, подарил ему машинку и принес всех классиков жанра. Вот он и пишет...
– Но они кончают с собой...
– Они еще и целоваться будут, - сказал Минц. - Правда, романы эти пристойные. Дальше поцелуя герои не идут. Так что пускай ходят даже по детским садам.
Удалов вздохнул. Он не был до конца согласен с профессором, хотя понял, что метод «клин клином» облегчит жизнь.
Он поднялся к себе.
На кухне сидело молодое рыдающее привидение, а его жена Ксения стояла, скрестив руки и убийственно глядя на гостью. Удалов хотел прошмыгнуть к себе, но Ксения схватила его за рукав:
– Сознавайся, у тебя с ней роман?
– Я ее в первый раз вижу!
– А почему она к нам на кухню рыдать пришла?
– Она привидение, она из романа!
– Врешь ты все, - убежденно сказала Ксения. - Но мы проверим.
Она взяла пустую кастрюлю и метнула ее в плачущую девушку. Кастрюля пролетела сквозь нее и ударилась о стену.
– Все равно не верю! - сказала Ксения.
Две капли на стакан вина
Профессор Лев Христофорович Минц, который временно поселился в городе Великий Гусляр, не мог сосредоточиться. Еще утром он приблизился к созданию формулы передачи энергии без проводов, но ему мешали эту формулу завершить.
Мешал Коля Гаврилов, который крутил пластинку с вызывающей музыкой. Мешали маляры, которые ремонтировали у Ложкиных, но утомились и, выпив пива, пели песни под самым окном. Мешали соседи, которые сидели за столом под отцветшей сиренью, играли в домино и с размаху ударяли ладонями о шатучий стол.
– Я больше не могу! - воскликнул профессор, спрятав свою лысую гениальную голову между ладоней.
В дверь постучали, и вошла Гаврилова, соседка, мать Николая.
– И я больше не могу, Лев Христофорович! - воскликнула она, прикладывая ладонь ко лбу.
– Что случилось? - спросил профессор.
– Вместо сына у меня вырос бездельник! - сказала несчастная женщина. - Я в его годы минуту по дому впустую не сидела. Чуть мне кто из родителей подскажет какое дело, сразу бегу справить. Да что там, и просить не надо было: корову из стада привести, подоить, за свинками прибрать, во дворе подмести - все могла, все в охотку.
Гаврилова кривила душой - в деревне она бывала только на каникулах, и работой ее там не терзали. Но в беседах с сыном она настолько вжилась в роль трудолюбивого крестьянского подростка, что сама в это поверила.
– Меня в детстве тоже не баловали, - поддержал Гаврилову Минц. - Мой папа был настройщиком роялей, я носил за ним тяжелый чемодан с инструментами и часами на холоде ждал его у чужих подъездов. Приходя из школы, я садился за старый, полученный папой в подарок рояль и играл гаммы. Без всякого напоминания со стороны родителей.
Профессор также кривил душой, но так же невинно, ибо верил в свои слова. У настройщиков не бывает тяжелых чемоданов, и, если маленький Левушка увязывался с отцом, тот чемоданчика ему не доверял. Что касается занятий музыкой, Минц их ненавидел и часто подпиливал струны, потому что уже тогда был изобретателем.
– Помогли бы мне, - сказала Гаврилова. - Сил больше нету.
– Ну как я могу? - ответил Минц, не поднимая глаз. - Мои возможности ограничены.
– Не говорите, - возразила Гаврилова. - Народ вам верит, Лев Христофорыч.
– Спасибо, - ответил Минц и задумался. Столь глубоко, что когда Гаврилова покинула комнату, он этого не заметил.
Наступила ночь. Во всех окнах дома N 16 погасли огни. Утомились игроки и певцы. Лишь в окне профессора Минца горел свет. Иногда высокая, с выступающим животом тень профессора проплывала по освященному окну. Порой через форточку на двор вырывалось шуршание и треск разрезаемых страниц - профессор листал зарубежные журналы, заглядывая в достижения смежных наук.
От прочих ученых профессора Минца отличает не только феноменальный склад памяти, которая удерживает в себе все, что может пригодиться ученому, но также потрясающая скорость чтения, знакомство с двадцатью четырьмя языками и умение постичь специальные работы в любой области науки, от философии и ядерной физики до переплетного дела. И хоть формально профессор Минц - химик, работающий в области сельского хозяйства, и именно здесь он принес наибольшее количество пользы и вреда, в действительности он энциклопедист.
Утром профессор на двадцать минут сомкнул глаза. Когда он чувствовал, что близок к решению задачи, то закрывал глаза, засыпал быстро и безмятежно, как ребенок, и бодрствующая часть его мозга находила решение.
В 8 часов 40 минут утра профессор Минц проснулся и пошел чистить зубы. Решение было готово. Оставалось занести его на бумагу, воплотить в химическое соединение и подготовить краткое сообщение для коллег.
В 10 часов 30 минут заглянула Гаврилова, и Минц встретил несчастную женщину доброй улыбкой победителя.
– Садитесь, - сказал он. - Мне кажется, что мы с вами у цели.
– Спасибо, - растроганно сказала Гаврилова. - А то я его сегодня еле разбудила. В техникум на занятия идти не желает. А у них сейчас практика, мастер жутко требовательный. Чуть что - останешься без специальности.
Минц включил маленькую центрифугу, наполнившую комнату приятным деловитым гудением.
– Действовать наш с вами препарат будет по принципу противодействия, - сказал Минц.
– Значит, капли? - спросила с недоверием Гаврилова.
– Лекарство. Без вкуса и запаха.
– Мой Коля никакого лекарства не принимает.
– А вы ему в чай накапайте.
– А в борщ можно? Борщ у меня сегодня.
– Борщ можно, - сказал Минц. - Итак, наше средство действует по принципу противодействия. Если я его приму, то ничего не произойдет. Как я работал, так и буду работать. Ибо я трудолюбив.
– Может, тогда и с Колей не произойдет?
– Не перебивайте меня. Со мной ничего не произойдет, потому что в моем организме нет никакого противодействия труду. С каплями или без капель я все равно работаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235