... Они пошли к краеведу Сидякину.
Впереди шагал профессор Минц. Замшевый пиджак туго обтягивал его живот, осеннее солнышко лукаво отражалось от профессорской лысины. Вторым шел его сосед Корнелий Удалов, курносый начальник гуслярской стройконторы.
Дом краеведа и фенолога Сидякина ничем бы не отличался от прочих домов на Голубиной улице, если бы не мемориальная доска.
Доска стояла, прислоненная к стене и отделенная от тротуара штакетником. На сером мраморе было выбито золотыми буквами: «В этом доме с 12.1.1878 по 1 мая 2012 г. проживал выдающийся краевед, почетный гражданин города Великий Гусляр Артемий Сидорович Сидякин».
Сидякин был глубоко убежден, что судьба не посмеет спорить с мрамором, и потому до начала XXI века он обязательно дотянет. Тем более, что на самом деле он родился не так давно, а в нашем столетии, сразу после революции.
То место на стене, где доске предстояло висеть, было аккуратно побелено, по углам до половины вкручены латунные толстые болты.
У приоткрытого окна, подсвеченное зубоврачебной яркой лампой, сидело нечто белое и величественное с рыжим котом на коленях. Сидякин редко покидал свой дом - он предпочитал, чтобы к нему приходили за советом. Он так и говорил: «Не имею права покинуть пост, могу понадобиться человеку». На самом деле он ждал, когда из горсовета принесут грамоту о возведении его в звание почетного гражданина.
Увидев людей, остановившихся перед мемориальной доской, Сидякин принялся причесывать усы, седые, пышные, к сожалению, накладные. Он понял, что идут к нему, но не со званием, а за советом. В связи с борьбой за экологию к краеведу заходили нередко - то из газеты, то из школы, то даже из области.
– Как вы себя чувствуете? - спросил Минц, занимая указанный перстом гостевой табурет. Удалов встал за его спиной. Они оробели в комнате краеведа, украшенной по стенам рогами копытных животных, видами Гусляра и портретами хозяина дома, выполненными методом чеканки. Старик сам освоил этот метод, так как был убежден, что чеканные портреты лучше сохраняются.
– Устал, - сказал Сидякин. - Старость. Вчера отмечали мое стодесятилетие. Выпили, потанцевали.
Сидякин искоса поглядел на гостей - верят или нет. Гости вежливо склонили головы. Старик понял - не верят, но он им нужен.
– Чем могу быть полезен? - спросил он, поглаживая кота.
– Нам нужна пещера, - сказал профессор Минц. - Глубокая. Чем ближе к Гусляру, тем лучше.
– Пещер у нас не водится, - ответил Сидякин, покачав львиной снежной шевелюрой, к сожалению, накладной.
– Я же говорил, - сказал Удалов. - Придется ехать в Крым.
– Зачем пещера? - спросил Сидякин.
– Пещера нам нужна для очень важных экспериментов, которые могут повлиять на судьбу всего человечества.
– Организуем в Крыму, - повторил Удалов. - Там и море, и климат помягче.
– Какой может быть климат в пещере, - поморщился Минц.
– Вы все забываете, - возразил Удалов, - что нам, контрольной группе, сверху сидеть, продукты вам подавать.
– А что за эксперимент? - спросил Сидякин.
– Вам это неинтересно, - сказал Удалов. - Все равно же пещер нету.
– Есть пещеры или нет, решаю здесь я, - сказал краевед.
– Выяснилось, - пояснил Минц, - что человечество зародилось не на Земле, а совсем на другой планете.
Сидякин нахмурился. Кот зашипел.
Минц продолжал:
– Французские спелеологи обнаружили, что жизненный цикл человека - сорок восемь часов. Значит, когда-то люди жили на планете, где сутки вдвое длиннее земных. Именно оттуда в незапамятные времена и были посланы сюда первые люди.
– Французы? - спросил с недоверием Сидякин.
– Не только французы. Все люди. Включая китайцев.
– Французы, может быть, и жили, - сказал Сидякин. - Они лягушек едят. Но русский человек - местный. Я знаю.
– Вопрос не требует обсуждения, - отрезал Минц. - Нам нужна пещера, в которой мы продолжим опыты.
– Мне с вами не по пути, - упорствовал Сидякин. - Русский человек всегда на Земле жил. Еще до татаро-монгольского нашествия.
И Сидякин сделал рукой жест, указывающий гостям на дверь.
На улице они на минуту задержались возле мемориальной доски. Удалов поглядел в окно, встретил колючий взгляд из-за занавески и громко сказал:
– Не стать тебе, Сидякин, почетным гражданином.
Окно захлопнулось.
Исследователи вернулись домой расстроенные. Беседа с Сидякиным перечеркнула последние надежды. В Великом Гусляре они могли надеяться на поддержку общественности и бескорыстную помощь молодежи, но жители Крыма вряд ли разделят их энтузиазм.
На Минца было жалко глядеть.
– Не печалься, - сказал Удалов. - У меня интуиция. Сейчас постучат в окно и скажут: «Есть пещера!»
Минц грустно улыбнулся.
В окно постучали. За окном стоял краевед Сидякин, в черном пальто до пят и надвинутой на брови заячьей шапке. Усы тяжело свешивались на красный мохеровый шарф.
– Я, - сказал Сидякин, - много думал. И пришел к выводу: вас требуется разоблачить. Вас и ваших французов.
– Господи! - вздохнул Минц. - А мы думали, что вы нам пещеру принесли.
– Пещера будет, - сказал Сидякин. - Но в пещере буду я.
– Как так? - не понял Минц.
– Я пойду в пещеру и докажу вам, что в отличие от некоторых, лично я происхожу из этих мест. И что мой ритм - двадцать четыре часа. Можете сообщать прессе.
Сидякин сунул руку за пазуху и извлек оттуда пожелтевший листок.
– Вот координаты. Я надеюсь, что вы, как честные люди, забронируете мне место в пещере.
Минц протянул было руку за листком, но удержался.
– Нет, - произнес он. - Я не могу согласиться на это. В вашем возрасте пребывание в пещере совершенно исключено.
– Я приму меры, - уверенно сказал Сидякин. - К тому же я куда лучше сохранился, чем некоторые думают.
Через шесть дней в Черном яре - глубоком, заросшем осиной овраге, что тянется почти до озера Копенгаген, закипела работа. С утра туда пробивались грузовики, груженые ящиками, клетками и коробками, которые издавали различные звуки. За грузовиками шел автокран и слониха Магарани из цирка шапито. За ними на велосипедах и пешком двигалась общественность. Шли пионеры, шел кружок юных краеведов, общество любителей театра, хор пенсионерок и речной техникум.
Когда дорога кончилась, грузовики разгрузили и дальше молодежь несла ящики и корзины на руках. Сидякина спустили в овраг на пожарном вертолете. Он сидел смирно, рядом была медсестра, которая мерила ему пульс. Сидякин читал гранки статьи из «Гуслярского знамени». Он был недоволен; во всей статье его ни разу не назвали почетным гражданином.
В пещере никто не бывал с тех пор, как в середине прошлого века ее покинул благородный разбойник Петька Кровь-в-Песок. Он хранил там сундуки с награбленным у помещиков-угнетателей добром, прежде чем раздать его труженикам-крестьянам. Сидякин писал о том в областной газете и требовал создания в пещере дома-музея Петьки Кровь-в-Песок.
Перед спуском в пещеру профессор Минц и краевед Сидякин дали последние интервью прессе. Сначала говорил Минц:
– Не вызывает сомнений, - сказал он, - что люди прибыли когда-то с другой планеты. Астрономы найдут ее со временем. А нам важнее узнать иное: кто сопровождал человека при переселении на нашу планету? Я глубоко убежден, что среди птиц и животных, что опускаются со мной в пещеру, обязательно отыщется существо, чей суточный цикл равен сорока восьми часам. И тогда все споры о том, кто лучший друг человека, отпадут сами собой.
– Ура Льву Христофоровичу, - закричал Корнелий Удалов, - который добровольно уходит от нас на три месяца, чтобы добыть научную истину!
Раздались аплодисменты. Их прервал краевед Сидякин. Несмотря на теплый сентябрьский день, он возвышался над толпой, облаченный в громадный тулуп, валенки и заячью шапку.
– Профессор уходит не один, - сказал старик, придерживая пальцем накладной белый ус. - С профессором ухожу я. Я взял на себя руководство экспедицией, чтобы доказать: все это ложь! Может, за рубежом некоторые и будут бахвалиться своим иноземным происхождением, но мы с Трифоном этого не допустим!
Из широкого рукава тулупа Сидякин извлек своего рыжего злобного кота. Кот прыгнул на плечо краеведу и взметнул трубой хвост.
А вокруг уже кипела работа. В пещеру опускали ящики, контейнеры и аквариумы. В них были собаки, куры, индюшки, караси, теленок, конь Сивый, слониха Магарани и еще много живых существ. Они блеяли, кричали, лаяли и не желали покидать белый свет.
Затем спустился профессор Минц в оранжевой каске. Он контролировал расстановку клеток в темном подземном зале. Когда все было расставлено, вниз сошел краевед Сидякин с грелкой, амбарной книгой и пачкой телеграфных бланков.
Так началось трехмесячное героическое пребывание под землей профессора Минца и краеведа Сидякина с их свитой. Наверху остались дежурные во главе с Удаловым. Они опускали в пещеру пищу, принимали оттуда дневники и телеграммы, страдали под дождем, мучились от заморозков, и постепенно их число таяло.
Краевед Сидякин на удивление хорошо переносил подземное пребывание. Минцу он не помогал, но и не мешал, а вел личный дневник.
С каждым днем настроение Минца падало. Все животные, включая коня Сивого, которому в пещере было тесно и очень страшно, засыпали, просыпались и питались, словно и не опускались в пещеру. Старик Сидякин также не менял привычного ритма жизни. Каждое утро ровно в восемь часов он дергал за свою личную веревку, спрашивая у дежурных на поверхности, скоро ли ему доставят кефир и сметану. Вслед за тем раздавалось отвратительное мяуканье кота Трифона, который тоже требовал свою сметану. И так день за днем. Иногда Сидякин посылал из преисподней телеграммы в горсовет, напоминая о почетном звании.
Возможно, эксперимент так бы и провалился, если бы не случайность.
Оборвался трос. То ли перетерло его об острый выступ, то ли не выдержал подземного климата, но однажды перед рассветом Удалов обнаружил, что трос свободно вытягивается из черного провала.
Следовало навести порядок.
Удалов спустил в пропасть веревочную лестницу и полез в глубину. Издалека доносилось тоскливое ржание - просился на волю Сивый. Замычал в ответ теленок...
Удалов связал трос и собрался уже подняться наверх, но тут его одолело любопытство - взглянуть бы одним глазком, как они там, горемыки, существуют. Прикрывая фонарик ладонью, он осторожно добрался до лагеря. Края подземного зала терялись во тьме.
Удалов сразу разглядел профессора Минца, который спал на раскладушке, прикрывшись плащом, и во сне морщил высокий лоб. На другой раскладушке лежал краевед, покрытый тулупом.
Вдруг в гулкой тишине раздался еле слышный звон.
Удалов замер. Что могло звенеть?
Тулуп, под которым лежал краевед, зашевелился, из-под него показалась лысина, потом белая рука с зажатой в ней львиной шевелюрой. Шевелюра легла на лысину. Освободившаяся рука полезла в валенок, звон затих, и Удалов понял, что в валенке краеведа таится будильник.
– Вставай, бездельник, - раздался шепот краеведа. Валенок дернулся, сбрасывая на камни кота Трифона. Кот обиженно мяукнул. Начинался новый день.
– Вставай, - повторил краевед. - А то Минц услышит.
Удалов поднялся наверх и написал обо всем донесение профессору. Вечером того же дня он получил краткий ответ: «Будильник обезврежен. Эксперимент продолжается. Л.Х.»
Изъяв будильник, Минц спрятал его в трещине, а Сидякин не только сменил ритм жизни на сорок восемь часов, но вскоре перешел на 70-часовые сутки. Удалов не скрыл этот факт от общественности, и весь город узнал о том, что Сидякин - не просто иноземец, но, вернее всего, инопланетянин из совершенно чуждой нам галактики. А Минц сделал свое великое открытие. Он отыскал лучшего друга человека, который вместе с ним прибыли на Землю из глубин космоса. Этим существом оказался кот Трифон. Как только Сидякин перестал будить его по утрам, Трифон благополучно доказал, что для него в сутках гораздо больше двадцати четырех часов.
... Тысячи жителей Великого Гусляра, невзирая на снег и метель, собрались у входа в пещеру, откуда бережно и любовно были извлечены все участники эксперимента. Они немного пошатывались и щурились, аплодисменты публики казались им слишком громкими.
Минц скромно отошел в сторону, дав возможность Сидякину сказать свою речь.
Сидякин вытащил из кармана бумажку и сказал:
– Дорогие товарищи. Западная наука посрамлена. Вот мой дневник, я в нем каждый день записывал число. Вы можете сравнить его с календарем и узнать, что именно я - настоящий землянин.
– И какое же сегодня число? - спросил Корнелий Удалов.
– Девятое ноября! - сказал Сидякин.
В публике раздался смех, потому что декабрь уже подходил к концу. О чем и сообщили краеведу.
– Не может быть! - закричал тот и пошатнулся.
Пока медики отпаивали старика валерьянкой, на трибуну поднялся профессор Минц.
– Их было трое, - сказал он, переждав бурю аплодисментов. - Это был человек... - При этих словах Минц оглянулся на Сидякина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235