Истинные. Он хотел понять, что же таится за фасадом каждого из нас. Но как всегда, при гениальности эксперимента имела место непродуманность концепции. Средство Минца действует лишь на физиологическую сторону наших организмов.
– Говори яснее, Саша!
– Куда уж яснее. Каждый человек с возрастом вступает в противоречие с самим собой. Один всю жизнь прожил, состарился, а на самом деле у него сохраняется душа мальчишки. А другой родился уже стариком, хотя на вид он - младенец. Из-за противоречия между формальным возрастом человека и возрастом истинным происходят различные внутренние конфликты, и некоторые лица даже сходят с ума.
– Значит, какой тебе возраст задан...
– Генетически задан!
– Какой возраст задан, такое у тебя и поведение?
– Вот именно! Человечество давно уже заметило это противоречие. В народном фольклоре это отмечено, в песнях и пословицах осмеяно. Вспомни: «Седина в голову, а бес в ребро», «Маленькая собачка - до старости щенок».
– Как волка ни корми, он все в лес смотрит! - дополнил фольклор Корнелий Иванович.
Грубин поднял бровь, но не стал спорить.
Дверь распахнулась - в нее влетел мальчик Максимка.
– Папочка! - закричал он. - Меня Каролинка бьет.
– Это еще почему? - взъярился Удалов, но не успел броситься к двери, как в проеме показалась грузная немолодая Каролинка, держащая на согнутой руке своего старообразного Венечку.
– Я звонила в милицию! - сообщила она. - Я их всех разгоню!
– И что в милиции?
Каролинка хотела было проигнорировать вопрос незнакомого подростка, но язык помимо ее воли сказал:
– Там черт-те знает что! К телефону мальчишка подошел и велел мне катиться куда подальше. Мальчишка!
– Не исключено, - заметил Грубин. - Ведь это случилось со всем городом.
– Надо будить Минца и останавливать, - предложил Удалов. - Ты же понимаешь, какие могут быть недоразумения!
– Погоди, - ушел от ответа Грубин. - Может быть, мы того... поглядим, погуляем. Ведь уникальный случай. Когда ты еще своих знакомых встретишь в их истинном возрасте и облике?
Удалов понял, что Саша говорит дело. Проверяет, есть ли у соседа любопытство или уже исчерпалось?
* * *
Максимка увязался за взрослыми, в которых никто бы и не признал взрослых, и втроем они отправились в утренний город, пораженный в самое сердце открытием самого себя.
Это был счастливый город, хотя далеко не каждый бы сообразил, что это именно так, потому что некоторые люди передвигались по улицам с проклятиями и сопротивлением судьбе. И это неудивительно: ведь когда вам откроют глаза на вашу действительную суть, это совсем не значит, что вы будете счастливы. С самим собой еще надо свыкнуться, а может, и примириться.
Пользуясь теплым солнечным днем и не в силах сидеть дома, встревоженные происходящими в себе переменами гуслярцы вышли на улицы, словно было Первое мая.
Удалов почему-то предполагал, что город большей частью постареет, но оказалось наоборот. Можно было подумать, что они попали не на площадь Землепроходцев, а во двор городской школы - столько детей всевозможного возраста, одетых странно и нелепо, в кое-как подобранных одеждах со взрослого плеча, ходило, бегало, перекликалось, узнавало друг дружку, как вернувшиеся после каникул сорванцы, хотя каникулы для многих протянулись на десятки лет.
Кое-где валялись шкурки людей.
По улице бежал толстый мальчик, подгоняя перед собой футбольный кожемитовый мяч. «Господи, так этим мячом мы выиграли у шестого «Б»!» - сообразил Удалов и закричал:
– Савич, пасуй сюда!
А толстый Савич даже завопил от радости, что встретил одноклассника, спутника по самым сладким временам их жизни. Он пасанул Корню, а Корень отбросил мяч Сашке Версте, но тут на площадь вбежала юная, но пышно расцветшая красотка Ванда, по которой сох весь десятый класс 2-й школы. Ванда казалась лет на десять старше Савича, но при виде его, гоняющего мяч по площади Землепроходцев, ринулась к нему и схватила за руку.
– Ты с ума сошел! - закричала она с нежностью. - Разве не понимаешь, что на тебя люди смотрят?
Сын и отец Удаловы, а также Грубин продолжали, увлекшись, гонять мяч, забыв, зачем они сюда пришли. Но мало кто обращал на них внимание. А Ванда Казимировна, вчера еще директор универмага, гладила по головке любимого малолетнего мужа.
– Атас! - раздался чей-то детский крик. Спасайся, кто может!
Из-за угла гостиного двора выскочил мальчонка, от горшка два вершка, в полковничьем кителе, который волочился за ним по земле, стуча карманами по голым ногам. В руках этот мальчонка держал автомат Калашникова и трататакал языком, изображая бой. Вдруг мальчишка кинулся к колоннам гостиного двора, а следом за ним на площадь вбежал другой паренек, чуть постарше. У него тоже был в руках автомат. И он из него стрелял по-настоящему - пули автомата отбивали куски штукатурки.
Народ кинулся с площади, некоторые залегли за колоннами или кустами.
– Кто это? - спросил Удалов.
– Не узнал? - ответил Грубин. - Это же наш полковник Остапюк из ДОСААФ или как там он теперь называется!
– А другой?
– Другой - полковник Исмаилов, военком. У него автомат с дыркой в стволе, чтобы учащиеся друг дружку не перестреляли. А вот досаафовец настоящий достал.
Стрельба на площади утихла, но спокойствие не смогло вернуться на нее.
Снова пробежал мальчишка с предупреждающим криком.
Издали, из центра города, шло нечто грозное.
Уже видна была черная стена людей, перекрывшая всю улицу. Над толпой реяли красные флаги.
– Коммунисты идут! - Закричала Ванда Казимировна и потащила домой Никитку Савича.
Другие жены, которые, как правило, оказались втрое старше своих мужей, тоже поволокли их с площади. Но Грубин и Удаловы остались в числе зрителей - Каролинка и Ксения их еще не отыскали.
Все ближе подходила колонна. Над ней реяли стяги. Из глоток вырывался Гимн Советского Союза.
Все эти люди были как на подбор семидесятилетние, крепкие, седые мускулистые старики и старухи. Те, кто с портретами Сталина, постарше, а те, кто с портретами Ленина, чуть помоложе.
И разновозрастное население Великого Гусляра поняло, что наступил миг прозрения.
Колонна коммунистов ступила на площадь.
Удалов узнавал среди этих суровых и неподкупных людей своих сверстников из стройуправления, из бывшего райкома комсомола и горкома партии, узнавал пенсионеров городского и даже областного значения, но самое удивительное то, что и Максимка узнавал и показывал отцу своих сверстников и даже младших товарищей по речному техникуму. Сейчас все они пребывали в расцвете старческих сил и были едины в суровости - пришел их час! В мире мальчишек и юнцов они хозяева!
– Срочно! - проговорил Грубин. - Срочно домой. Надо сказать Минцу.
– Правильно! - Удалов первым помчался к дому. Грубин с сыном - за ним.
По мере того как они приближались к дому, бег Грубина терял уверенность, ноги все более заплетались, а перед воротами юноша и вовсе остановился.
– Что случилось? - спросил Удалов.
– Понимаете, ребята, - сказал Саша. - Вы только не удивляйтесь... Может быть, положение еще серьезнее, чем вы думаете.
Удалову чудилось, что шаги колонны коммунистов уже настигают его, как какого-то распутника шаги командора.
– Что-то с дядей Левой? - догадался спросить Максимка.
– Думаю, да.
Грубин открыл дверь к Минцу своим ключом.
Этот ключ был нужен, потому что не раз Минц зарабатывался так, что забывал о сне и еде. И если бы не вмешательство Грубина, ученый давно бы в одном из творческих запоев помер от истощения.
Но на этот раз, как убедились Удаловы, дело было совсем плохо.
В тот момент, когда решалась судьба демократии в Великом Гусляре, обнаружилось, что попавший под каток собственного эксперимента Минц превратился в пятилетнего карапуза, довольного собой, доедающего остатки килограммового торта, который сам Минц купил на той неделе к приезду своего кузена из Монтевидео, да забыл в морозилке.
Толстый мальчик хрустел замороженным тортом, когда в комнату ворвались молодые соседи.
– Лев Христофорович! - крикнул с порога Грубин. - Эксперимент надо отменить.
Лев Христофорович отлично узнал соседей и, несмотря на столь нежный возраст, отдавал себе отчет в происходящем, но ответил решительно:
– Нет, нет и еще раз нет!
– Почему же, Лев Христофорович?
– Почему, дядя Лева? - взмолился Максимка.
– Потому что торт очень вкусный, - ответил гений.
И продолжал догрызать торт.
За окном раздался шум.
Удалов кинулся к окну, потом метнулся обратно, подхватил мальчика Минца, который все хрустел ледяным тортом, поднес к окну и прикрикнул на него:
– Любуйся, что ты наделал!
По Пушкинской шел небольшой патруль усатых седовласых ветеранов. Каждый нес по красному флагу. Перед некоторыми воротами они останавливались, вешали на ворота красное знамя и рисовали красную звезду. Перед другими домами они флагов не вешали, зато ставили на воротах черный крест.
– Скоро, - сказал Удалов. - Скоро начнется. Вы этого хотели?
– До ночи много времени, - капризничал Минц. - Когда торт доем, тогда поговорим.
Малыш попытался вырваться и вернуться к торту, но Удалов не отпускал его.
– Расколдовывай город! - кричал он на Минца. - С меня хватит!
Неизвестно, чем кончилась бы борьба между обжорой Левочкой и его соседями, но тут в комнату вошли две грузные пожилые женщины.
– А ну по домам! - приказали они своим мужьям.
И после короткой неравной схватки на сцене остались лишь Грубин с Минцем.
– Видишь, - сказал Грубин. - Для этих мальчишек достаточно старых жен. А для нашего города достаточно старых ветеранов.
– Откуда их столько? - спросил мальчик, все еще обкусывая торт.
– В сердцах сидели, в душах, - сказал Грубин.
Минц оторвался на секунду от торта и спросил:
– Послушай, Саша, давай уйдем с тобой отсюда! В лес, в Вологду. Ты меня в детский сад сдашь, и я буду каждый день добавку компота получать.
Грубин смотрел в окно. На дом N 16 флага не повесили. Зато на воротах поставили крест.
Правда, красный флаг высунулся из открытого окна второго этажа - его вывесил пенсионер Ложкин.
– Когда на ликвидацию придете, - крикнул он старикам, - сначала ко мне постучите. Я вас по нужным квартирам проведу.
– Спасибо, товарищ! - отозвались с улицы.
– Ну теперь вы поняли, что тортов больше не будет? - спросил Грубин у маленького профессора.
За окном послышался шум мотора. Грубин снова выглянул наружу.
На этот раз он был искренне изумлен, потому что на улицу въехал и сейчас тормозил перед домом старый, времен первой мировой войны, броневик. Броневик остановился и повернул в сторону окон Минца башенку с пулеметом.
С помощью товарищей на броневик взобрался ветеран с бородкой клинышком.
– Друзья! - закричал он. - Соратники! Ни для кого не секрет, товарищи, где свили гнездо наймиты Запада, масоны и демократы всех мастей! Один раз им удалось развалить Советский Союз! Во второй раз мы сами их развалим.
Ветеран упал с броневика, потому что был очень стар. Но башня броневика пришла в движение и со зловещим скрипом принялась поворачиваться в сторону дома N 16.
Этот звук мгновенно развеял детские настроения профессора Минца.
– Эксперимент провалился, - сообщил он. - Подсади меня, Саша.
Лев Христофорович указал на пульверизатор, который стоял на верхней полке.
Грубин кинулся было за стулом, но опоздал.
Броневик выпустил по окнам пулеметную очередь.
Звеня и лопаясь, полетели на пол пробирки и склянки. Грубин упал в лужу химикалиев, прикрыв телом малыша Минца. С потолка сыпалась штукатурка.
– Демократов на плаху! - радостно кричали с улицы ветераны.
– Что будем делать? - спросил Грубин.
– Ума не приложу, - ответил Минц, выбираясь из-под товарища. - Вся надежда на то, что мое средство скоро выдохнется. А пока, может, укроемся в детском саду?
– Нет ничего глупее, - ответил Саша. - По детским садам они и будут в первую очередь демократов искать.
Шум на улице не утихал.
– Слушай, - сказал мальчик Минц, - а что если нам пойти на площадь, погонять в футбол?
– Но власть в городе перейдет в руки ветеранов!
– Им этого хочется, а нам с тобой чего хочется?
– Мне лично... - Грубин вдруг покраснел.
– Не стесняйся, - попросил Минц.
– Мне бы сейчас на улицу! Я бы гильзы собирал!
– А дальше?
– Я бы их в металлолом сдал.
– А дальше?
– Получил бы много денег.
– А дальше?
– Купил бы десять порций мороженого...
Минц помолчал, переваривая идею. А потом громко сказал:
– Жизнь продолжается! Почему бы нам с тобой не пожить еще раз при коммунизме? Когда мороженое было дешевым...
И, пригибаясь, чтобы не попасть под случайную пулю, мальчики побежали на улицу собирать гильзы.
Поступили в продажу золотые рыбки
Зоомагазин в городе Великий Гусляр делит скромное помещение с магазином канцпринадлежностей. На двух прилавках под стеклом лежат шариковые авторучки, ученические тетради в клетку, альбом с белой чайкой на синей обложке, кисти щетинковые, охра темная в тюбиках, точилки для карандашей и контурные карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
– Говори яснее, Саша!
– Куда уж яснее. Каждый человек с возрастом вступает в противоречие с самим собой. Один всю жизнь прожил, состарился, а на самом деле у него сохраняется душа мальчишки. А другой родился уже стариком, хотя на вид он - младенец. Из-за противоречия между формальным возрастом человека и возрастом истинным происходят различные внутренние конфликты, и некоторые лица даже сходят с ума.
– Значит, какой тебе возраст задан...
– Генетически задан!
– Какой возраст задан, такое у тебя и поведение?
– Вот именно! Человечество давно уже заметило это противоречие. В народном фольклоре это отмечено, в песнях и пословицах осмеяно. Вспомни: «Седина в голову, а бес в ребро», «Маленькая собачка - до старости щенок».
– Как волка ни корми, он все в лес смотрит! - дополнил фольклор Корнелий Иванович.
Грубин поднял бровь, но не стал спорить.
Дверь распахнулась - в нее влетел мальчик Максимка.
– Папочка! - закричал он. - Меня Каролинка бьет.
– Это еще почему? - взъярился Удалов, но не успел броситься к двери, как в проеме показалась грузная немолодая Каролинка, держащая на согнутой руке своего старообразного Венечку.
– Я звонила в милицию! - сообщила она. - Я их всех разгоню!
– И что в милиции?
Каролинка хотела было проигнорировать вопрос незнакомого подростка, но язык помимо ее воли сказал:
– Там черт-те знает что! К телефону мальчишка подошел и велел мне катиться куда подальше. Мальчишка!
– Не исключено, - заметил Грубин. - Ведь это случилось со всем городом.
– Надо будить Минца и останавливать, - предложил Удалов. - Ты же понимаешь, какие могут быть недоразумения!
– Погоди, - ушел от ответа Грубин. - Может быть, мы того... поглядим, погуляем. Ведь уникальный случай. Когда ты еще своих знакомых встретишь в их истинном возрасте и облике?
Удалов понял, что Саша говорит дело. Проверяет, есть ли у соседа любопытство или уже исчерпалось?
* * *
Максимка увязался за взрослыми, в которых никто бы и не признал взрослых, и втроем они отправились в утренний город, пораженный в самое сердце открытием самого себя.
Это был счастливый город, хотя далеко не каждый бы сообразил, что это именно так, потому что некоторые люди передвигались по улицам с проклятиями и сопротивлением судьбе. И это неудивительно: ведь когда вам откроют глаза на вашу действительную суть, это совсем не значит, что вы будете счастливы. С самим собой еще надо свыкнуться, а может, и примириться.
Пользуясь теплым солнечным днем и не в силах сидеть дома, встревоженные происходящими в себе переменами гуслярцы вышли на улицы, словно было Первое мая.
Удалов почему-то предполагал, что город большей частью постареет, но оказалось наоборот. Можно было подумать, что они попали не на площадь Землепроходцев, а во двор городской школы - столько детей всевозможного возраста, одетых странно и нелепо, в кое-как подобранных одеждах со взрослого плеча, ходило, бегало, перекликалось, узнавало друг дружку, как вернувшиеся после каникул сорванцы, хотя каникулы для многих протянулись на десятки лет.
Кое-где валялись шкурки людей.
По улице бежал толстый мальчик, подгоняя перед собой футбольный кожемитовый мяч. «Господи, так этим мячом мы выиграли у шестого «Б»!» - сообразил Удалов и закричал:
– Савич, пасуй сюда!
А толстый Савич даже завопил от радости, что встретил одноклассника, спутника по самым сладким временам их жизни. Он пасанул Корню, а Корень отбросил мяч Сашке Версте, но тут на площадь вбежала юная, но пышно расцветшая красотка Ванда, по которой сох весь десятый класс 2-й школы. Ванда казалась лет на десять старше Савича, но при виде его, гоняющего мяч по площади Землепроходцев, ринулась к нему и схватила за руку.
– Ты с ума сошел! - закричала она с нежностью. - Разве не понимаешь, что на тебя люди смотрят?
Сын и отец Удаловы, а также Грубин продолжали, увлекшись, гонять мяч, забыв, зачем они сюда пришли. Но мало кто обращал на них внимание. А Ванда Казимировна, вчера еще директор универмага, гладила по головке любимого малолетнего мужа.
– Атас! - раздался чей-то детский крик. Спасайся, кто может!
Из-за угла гостиного двора выскочил мальчонка, от горшка два вершка, в полковничьем кителе, который волочился за ним по земле, стуча карманами по голым ногам. В руках этот мальчонка держал автомат Калашникова и трататакал языком, изображая бой. Вдруг мальчишка кинулся к колоннам гостиного двора, а следом за ним на площадь вбежал другой паренек, чуть постарше. У него тоже был в руках автомат. И он из него стрелял по-настоящему - пули автомата отбивали куски штукатурки.
Народ кинулся с площади, некоторые залегли за колоннами или кустами.
– Кто это? - спросил Удалов.
– Не узнал? - ответил Грубин. - Это же наш полковник Остапюк из ДОСААФ или как там он теперь называется!
– А другой?
– Другой - полковник Исмаилов, военком. У него автомат с дыркой в стволе, чтобы учащиеся друг дружку не перестреляли. А вот досаафовец настоящий достал.
Стрельба на площади утихла, но спокойствие не смогло вернуться на нее.
Снова пробежал мальчишка с предупреждающим криком.
Издали, из центра города, шло нечто грозное.
Уже видна была черная стена людей, перекрывшая всю улицу. Над толпой реяли красные флаги.
– Коммунисты идут! - Закричала Ванда Казимировна и потащила домой Никитку Савича.
Другие жены, которые, как правило, оказались втрое старше своих мужей, тоже поволокли их с площади. Но Грубин и Удаловы остались в числе зрителей - Каролинка и Ксения их еще не отыскали.
Все ближе подходила колонна. Над ней реяли стяги. Из глоток вырывался Гимн Советского Союза.
Все эти люди были как на подбор семидесятилетние, крепкие, седые мускулистые старики и старухи. Те, кто с портретами Сталина, постарше, а те, кто с портретами Ленина, чуть помоложе.
И разновозрастное население Великого Гусляра поняло, что наступил миг прозрения.
Колонна коммунистов ступила на площадь.
Удалов узнавал среди этих суровых и неподкупных людей своих сверстников из стройуправления, из бывшего райкома комсомола и горкома партии, узнавал пенсионеров городского и даже областного значения, но самое удивительное то, что и Максимка узнавал и показывал отцу своих сверстников и даже младших товарищей по речному техникуму. Сейчас все они пребывали в расцвете старческих сил и были едины в суровости - пришел их час! В мире мальчишек и юнцов они хозяева!
– Срочно! - проговорил Грубин. - Срочно домой. Надо сказать Минцу.
– Правильно! - Удалов первым помчался к дому. Грубин с сыном - за ним.
По мере того как они приближались к дому, бег Грубина терял уверенность, ноги все более заплетались, а перед воротами юноша и вовсе остановился.
– Что случилось? - спросил Удалов.
– Понимаете, ребята, - сказал Саша. - Вы только не удивляйтесь... Может быть, положение еще серьезнее, чем вы думаете.
Удалову чудилось, что шаги колонны коммунистов уже настигают его, как какого-то распутника шаги командора.
– Что-то с дядей Левой? - догадался спросить Максимка.
– Думаю, да.
Грубин открыл дверь к Минцу своим ключом.
Этот ключ был нужен, потому что не раз Минц зарабатывался так, что забывал о сне и еде. И если бы не вмешательство Грубина, ученый давно бы в одном из творческих запоев помер от истощения.
Но на этот раз, как убедились Удаловы, дело было совсем плохо.
В тот момент, когда решалась судьба демократии в Великом Гусляре, обнаружилось, что попавший под каток собственного эксперимента Минц превратился в пятилетнего карапуза, довольного собой, доедающего остатки килограммового торта, который сам Минц купил на той неделе к приезду своего кузена из Монтевидео, да забыл в морозилке.
Толстый мальчик хрустел замороженным тортом, когда в комнату ворвались молодые соседи.
– Лев Христофорович! - крикнул с порога Грубин. - Эксперимент надо отменить.
Лев Христофорович отлично узнал соседей и, несмотря на столь нежный возраст, отдавал себе отчет в происходящем, но ответил решительно:
– Нет, нет и еще раз нет!
– Почему же, Лев Христофорович?
– Почему, дядя Лева? - взмолился Максимка.
– Потому что торт очень вкусный, - ответил гений.
И продолжал догрызать торт.
За окном раздался шум.
Удалов кинулся к окну, потом метнулся обратно, подхватил мальчика Минца, который все хрустел ледяным тортом, поднес к окну и прикрикнул на него:
– Любуйся, что ты наделал!
По Пушкинской шел небольшой патруль усатых седовласых ветеранов. Каждый нес по красному флагу. Перед некоторыми воротами они останавливались, вешали на ворота красное знамя и рисовали красную звезду. Перед другими домами они флагов не вешали, зато ставили на воротах черный крест.
– Скоро, - сказал Удалов. - Скоро начнется. Вы этого хотели?
– До ночи много времени, - капризничал Минц. - Когда торт доем, тогда поговорим.
Малыш попытался вырваться и вернуться к торту, но Удалов не отпускал его.
– Расколдовывай город! - кричал он на Минца. - С меня хватит!
Неизвестно, чем кончилась бы борьба между обжорой Левочкой и его соседями, но тут в комнату вошли две грузные пожилые женщины.
– А ну по домам! - приказали они своим мужьям.
И после короткой неравной схватки на сцене остались лишь Грубин с Минцем.
– Видишь, - сказал Грубин. - Для этих мальчишек достаточно старых жен. А для нашего города достаточно старых ветеранов.
– Откуда их столько? - спросил мальчик, все еще обкусывая торт.
– В сердцах сидели, в душах, - сказал Грубин.
Минц оторвался на секунду от торта и спросил:
– Послушай, Саша, давай уйдем с тобой отсюда! В лес, в Вологду. Ты меня в детский сад сдашь, и я буду каждый день добавку компота получать.
Грубин смотрел в окно. На дом N 16 флага не повесили. Зато на воротах поставили крест.
Правда, красный флаг высунулся из открытого окна второго этажа - его вывесил пенсионер Ложкин.
– Когда на ликвидацию придете, - крикнул он старикам, - сначала ко мне постучите. Я вас по нужным квартирам проведу.
– Спасибо, товарищ! - отозвались с улицы.
– Ну теперь вы поняли, что тортов больше не будет? - спросил Грубин у маленького профессора.
За окном послышался шум мотора. Грубин снова выглянул наружу.
На этот раз он был искренне изумлен, потому что на улицу въехал и сейчас тормозил перед домом старый, времен первой мировой войны, броневик. Броневик остановился и повернул в сторону окон Минца башенку с пулеметом.
С помощью товарищей на броневик взобрался ветеран с бородкой клинышком.
– Друзья! - закричал он. - Соратники! Ни для кого не секрет, товарищи, где свили гнездо наймиты Запада, масоны и демократы всех мастей! Один раз им удалось развалить Советский Союз! Во второй раз мы сами их развалим.
Ветеран упал с броневика, потому что был очень стар. Но башня броневика пришла в движение и со зловещим скрипом принялась поворачиваться в сторону дома N 16.
Этот звук мгновенно развеял детские настроения профессора Минца.
– Эксперимент провалился, - сообщил он. - Подсади меня, Саша.
Лев Христофорович указал на пульверизатор, который стоял на верхней полке.
Грубин кинулся было за стулом, но опоздал.
Броневик выпустил по окнам пулеметную очередь.
Звеня и лопаясь, полетели на пол пробирки и склянки. Грубин упал в лужу химикалиев, прикрыв телом малыша Минца. С потолка сыпалась штукатурка.
– Демократов на плаху! - радостно кричали с улицы ветераны.
– Что будем делать? - спросил Грубин.
– Ума не приложу, - ответил Минц, выбираясь из-под товарища. - Вся надежда на то, что мое средство скоро выдохнется. А пока, может, укроемся в детском саду?
– Нет ничего глупее, - ответил Саша. - По детским садам они и будут в первую очередь демократов искать.
Шум на улице не утихал.
– Слушай, - сказал мальчик Минц, - а что если нам пойти на площадь, погонять в футбол?
– Но власть в городе перейдет в руки ветеранов!
– Им этого хочется, а нам с тобой чего хочется?
– Мне лично... - Грубин вдруг покраснел.
– Не стесняйся, - попросил Минц.
– Мне бы сейчас на улицу! Я бы гильзы собирал!
– А дальше?
– Я бы их в металлолом сдал.
– А дальше?
– Получил бы много денег.
– А дальше?
– Купил бы десять порций мороженого...
Минц помолчал, переваривая идею. А потом громко сказал:
– Жизнь продолжается! Почему бы нам с тобой не пожить еще раз при коммунизме? Когда мороженое было дешевым...
И, пригибаясь, чтобы не попасть под случайную пулю, мальчики побежали на улицу собирать гильзы.
Поступили в продажу золотые рыбки
Зоомагазин в городе Великий Гусляр делит скромное помещение с магазином канцпринадлежностей. На двух прилавках под стеклом лежат шариковые авторучки, ученические тетради в клетку, альбом с белой чайкой на синей обложке, кисти щетинковые, охра темная в тюбиках, точилки для карандашей и контурные карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235