Не годилось возвещать знание с вершины валу­на, как я это делал в свое короткое пребывание на земле. Раз уж мне приходилось вмешиваться в эволюцию одного из этих мертвецов, должен быть твердый шанс, что эта душа последует за мной к Господнему Престолу.
Понимание жизни и смерти? Этого недостаточно. Примирение со смертью? Этого мало. Безразличие к жизни и смерти – наверняка это не то, что нужно. Легкое смятение и пассивность. Нет. Такого рода ду­ши теряли свою индивидуальность. Это в той же сте­пени далеко от ангела, как падающий на землю дождь.
Наконец я достиг области, меньшей прочих и на­селенной лишь немногими душами. Я сейчас говорю относительно. Помни, что я – дьявол. Я провел немало времени на небесах и в аду. Если я говорю «немноги­ми», то единственно для того, чтобы ты мог охватить разумом всю картину. Ради стройности изложения уточню: несколькими тысячами или больше. То есть я говорю о большем количестве, будь уверен.
– Слушаю тебя.
– Эти души совершенно покорили меня своей лучезарностью, спокойствием и знаниями, которые они восприняли и удержали. Прежде всего, почти каждая из них имела вполне человеческое обличье. То есть в невидимом мире они реализовали свою ориги­нальную или даже идеальную форму. Они походили на ангелов! Это были невидимые мужчины, женщины, дети, имеющие при себе вещи, дорогие для них в той жизни. Некоторые из душ были совершенно но­выми, пронеся через смерть вдумчивость, любозна­тельность и готовность к проникновению в тайну. Другие многое познали, будучи в преисподней и бодр­ствуя на протяжении столетий в страхе потерять свою индивидуальность, не важно, какие ужасы происходили вокруг. И все для меня были явно видимы­ми! И антропоморфными, хотя, разумеется, при этом прозрачными, как все души. Одни более прозрачны­ми, другие – менее, но все они были различимыми для окружающих и себя.
Я бродил среди них, ожидая пренебрежительного к себе отношения, но вдруг понял, что они видят меня не таким, как прочие. Они видели по-другому абсо­лютно все. Они были более настроены на эфемерность невидимого мира, потому что целиком и полностью приняли его условия. Если я желаю быть таким, то пусть буду, думали они, с большой серьезностью судя о том, насколько мне удается быть тем высоким со­зданием с крыльями и длинными волосами, одетым в развевающиеся одежды. В первые же мгновения сво­его появления я ощущал окружающее меня счастье. Я чувствовал, что меня принимают. Я совершенно не испытывал сопротивления, а лишь дерзкую любозна­тельность. Они понимали, что я – не человеческая душа. Они это понимали, ибо достигли высоты, отку­да могли это увидеть! Им открывалось многое о каж­дой прочей душе, на которую взирали. И многое им открывалось о лежащем внизу мире.
Одна из этих душ приняла форму женщины, но, впрочем, то не была моя Лилия, ибо ее я так и не уви­дел вновь ни в каком обличье. Но то была женщина, умершая, полагаю, в середине жизни, имевшая много детей, некоторые из них были с ней сейчас, а иные оставались внизу. Эта душа пребывала в такой безмя­тежности, что едва ли не светилась. Иными словами, ее эволюция на незримом уровне была столь высока, что она начинала излучать нечто вроде Божественно­го света!
«Что делает тебя столь отличной от других? – спросил я эту женщину. – Что делает вас всех, ско­пившихся в этом месте, столь отличными от прочих?»
С поразившей меня проницательностью эта жен­щина спросила меня, кто я есть. Души мертвых обык­новенно не задают этого вопроса. Они обычно погру­жены в свои безутешные занятия и навязчивые идеи. Но она сказала:
«Кто ты и откуда? Я никогда не видела раньше по­добного тебе. Только когда была жива».
«Пока что не хочу тебе открываться, – сказал я. – Но хочу спросить у тебя. Скажи, почему ты кажешься счастливой? Ты ведь счастлива, верно?»
«Да, – сказала она. – Я с теми, кого люблю».
«Так тебя не мучают вопросы по поводу всех этих вещей? – настаивал я. – Ты не стремишься узнать, за­чем родилась, или ради чего страдала, или что с тобой случилось после смерти, или зачем ты здесь?»
Изумляя меня еще больше, она рассмеялась. Я ни­когда не слыхал смеха в преисподней. Это был тихий, успокаивающий, веселый смех – нежный смех, по­добный смеху ангелов, – и, помнится мне, я тихо про­пел ей в ответ, довольно непринужденно, и при этом ее душа распустилась подобно цветку, как это бывает с облеченными в плоть и обретающимися внизу душами, когда они познают любовь! Проникшись ко мне симпатией, она стала более откровенной.
«Ты красивый», – почтительно прошептала она
«Но почему, почему все прочие здесь так несчаст­ливы и почему лишь немногие преисполнены покоя и радости? Да, понимаю, я смотрел вниз. И ты с теми, кого любишь. Но ведь все прочие тоже».
«Мы более не обижаемся на Бога, – молвила она. – Ни один из нас. Не питаем к нему ненависти».
«А другие – да?»
«Не то чтобы они Его ненавидят, – мягко произ­несла она, очень тактично обращаясь ко мне, словно боясь обидеть. – Просто они не могут простить Ему всего этого… того, что происходило с ними в мире, и это унылое прозябание в преисподней. А мы проща­ем. Уже простили. Все мы сделали это из разных по­буждений, но Бог оправдан в наших глазах. Мы соглас­ны с тем, что наши жизни были наполнены чудесным опытом и стоили боли и страданий, а теперь мы леле­ем испытанную нами радость и моменты гармонии, и мы простили Ему то, что Он никогда ничего нам не объяснял, никого не оправдывал, не наказывал греш­ников и не вознаграждал праведников. И вообще не делал ничего из того, что могли ожидать от Него все эти души, живые и мертвые. Мы прощаем Ему. Мы не знаем наверняка, но догадываемся, что, возможно, Ему ведома великая тайна о том, как вынести всю эту боль и все же остаться праведником. И если Он не хо­чет открывать этого, что ж, он Бог. Но, как бы то ни было, мы Ему прощаем и любим Его в нашем всепро­щении, хотя и знаем, что Он вправе беспокоиться о нас не более чем о гальке на побережье там, внизу».
Я лишился дара речи. Я сидел неподвижно, предо­ставив тем душам собраться вокруг меня по доброй воле. Потом заговорила очень юная душа – то была душа ребенка:
«Сначала казалось ужасным, что Бог привел нас в мир, чтобы быть убитыми, как это случилось с на­ми – понимаешь, мы трое погибли на войне, – но мы простили Ему, потому что понимаем, что если уж Он смог создать нечто такое прекрасное, как жизнь и смерть, то знает зачем».
«Видишь ли, – призналась мне другая душа, – так уж выходит. Мы бы снова вынесли все страдания, если пришлось бы. И постарались бы лучше относиться друг к другу, с большей любовью. Жизнь того стоит».
«Да, – подхватила еще одна душа. – Вся земная жизнь ушла у меня на то, чтобы простить Господу за тот мир, но я сделала это перед смертью и пришла по­селиться здесь с остальными. И знаешь, постарайся хорошенько и увидишь, что мы создали некое подо­бие сада. Это нелегко. Мы работаем лишь при помо­щи сознания, воли, памяти и воображения и создаем обитель, где можем вспоминать только хорошее из жизни. И мы прощаем Ему и любим Его за то, что дал нам так много».
«Да, – молвила следующая душа, – за то, что дал нам хоть что-то. Мы благодарны и исполнены любо­вью к Нему. Ибо верно, что здесь, во мраке, царит ве­ликое небытие, а внизу мы встречались со многими, коими завладели небытие и страдание, и им не знако­ма была радость, в которой мы пребывали раньше и пребываем теперь».
«Это нелегко, – добавила еще одна душа. – Это было великое борение. Но прекрасно было любить, и пить, и танцевать, и петь, радостно было пьяному бе­гать под дождем; вне всего этого простирается хаос, небытие, и я рада, что глаза мои открылись на лежа­щий внизу мир и что я вижу его отсюда и могу вспо­минать».
Я долго размышлял, не отвечая ни одному, и они продолжали беседовать со мной, словно их притяги­вал ко мне исходящий от меня свет, если он вообще был зримым. В сущности, чем дольше я отвечал на их вопросы, тем открытее они становились, тем больше смысла вкладывали в собственные ответы, тем весо­мей и убедительней становились их высказывания.
Скоро я понял, что эти люди – выходцы из раз­ных народов и заняты были во всевозможных сферах деятельности. И хотя многих из них тесно связывало родство, это относилось не ко всем. По сути дела, мно­гие из них полностью потеряли из виду своих умер­ших родственников из других областей преисподней.
Другие никогда даже не видели их. И в то же время некоторых приветствовали в момент смерти их сги­нувшие близкие! То были люди мира, все надежды ко­торого собрались здесь, в этом месте, где отныне на­чинал сиять свет.
«В ваших жизнях на земле была ли одна связую­щая нить?» – спросил я наконец.
Они не могли ответить мне Они и вправду не зна­ли ответа Они не расспрашивали друг друга о своей жизни и, быстро задавая им вопросы наугад, я понял, что не было той связующей нити! Некоторые из этих людей при жизни были очень богатыми, другие бед­ными, одни невыразимо страдали, другие совсем не страдали, познав преуспевание и пребывая в лени, что заставило их полюбить мироздание еще до смерти. Но я почувствовал, что при желании я могу начать подсчитывать эти ответы и каким-то образом их оцени­вать. Другими словами, все эти души научились раз­ными путями прощать Бога. Но очень возможно, что один путь лучше подходил для этого, нежели другой, являясь более действенным Возможно. Я не был уве­рен. И не мог в тот момент этого знать.
Я обхватил эти души руками. И притянул их к себе.
«Я хочу, чтобы вы отправились со мной в путеше­ствие, – сказал я им, обращаясь теперь к каждому в отдельности и полностью сознавая то, где мы находи­лись. – Я хочу, чтобы вы явились на небеса и предста­ли перед Господом. В этот раз все может произойти быстро и вы, возможно, узрите Его не более чем на мгновение, а может статься, Он вовсе не позволит вам узреть Себя. Вы можете снова оказаться здесь, так ни­чего и не узнав и ничего не испытав. Правда заключа­ется в том, что я не в состоянии предугадать это. Ни­кто не знает Господа».
«Понимаем», – отвечали они.
«Но я приглашаю вас явиться к Богу и рассказать Ему то, что поведали мне. А теперь отвечу на ваш во­прос относительно себя: я, Его архангел Мемнох, из тех ангелов, о которых вы слышали при жизни! Пой­дете со мной?»
Иные были изумлены и заколебались. Но большин­ство ответили в один голос разными словами, суть ко­торых заключалась в следующем: «Мы пойдем. Один взгляд на Бога, даже возможность этого, стоит много­го. Пусть это не так, но я не помню, как сладко пахнет олива и как приминается трава на лугу, когда пада­ешь на нее. Я никогда не пробовал вина, а я никогда не ложился с возлюбленной. Мы пойдем».
Некоторые отказались. Прошло несколько мгно­вений, прежде чем все мы это поняли, но некоторые совершенно устранились. Теперь они видели меня тем, кем я был, ангелом, и поняли, что именно от них утаи­валось, и в то мгновение потеряли покой и способ­ность прощать. Они уставились на меня в ужасе, или гневе, или обуреваемые и тем, и другим. Другие души безуспешно старались поверить мне, но у них ничего не получилось. Нет, они не желают видеть Бога, кото­рый покинул мир, Им же и сотворенный, позволив его обитателям воздвигать рукотворных богов и вту­не просить их о помощи и защите! Нет, нет, нет!
«Пойдемте, – сказал я остальным. – Попробуем попасть на небеса. Приложим к этому все усилия! Сколько нас? Тысячу раз по десять? Миллион? Какое это имеет значение! Господь сказал, десять, но имел в виду как минимум десять. Идемте!»
ГЛАВА 16
Через мгновение у меня будет ответ, подумал я. Он либо примет нас, либо вышвырнет вниз, на землю, как уже сделал со мной однажды. Он может даже рассе­ять большинство из нас, ибо наверняка в состоянии составить свое суждение по поводу моего успеха или неудачи еще до того, как я достигну небесных врат. Что сказал Он в своей бесконечной мудрости, посы­лая меня сюда? Он сказал: «Возвращайся, как только сможешь».
Я притянул к себе эти души так же крепко, как и тебя, когда уносил на небо, и из преисподней мы взмыли вверх, попав в мощный поток небесного све­та, изливающийся на стены и на врата. И опять вра­та, которые я не видел со времен своего падения, были распахнуты настежь, и мы – один архангел и несколько миллионов человеческих душ – снова ока­зались стоящими в самой середине небес перед изум­ленными, смеющимися, указывающими на нас анге­лами, окружившими нас огромным кольцом и кри­ками привлекающими всеобщее внимание. Наконец небеса затихли.
Что ж, подумал я, пока все хорошо. Мы вошли. А человеческие души… Человеческие души увидели ангелов и преисполнились радостью. О, не могу даже вспоминать этот момент без того, чтобы не пуститься в пляс и не запеть. Души ликовали, и когда ангелы принялись вразнобой и нараспев задавать вопросы и издавать восклицания, человеческие души запели!
Вот уж действительно, небеса никогда не переста­нут меняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71