– Совершенно верно, – подтвердил Мемнох. – Однако религиозные писатели раннего периода, не ведая всей правды, а зная только ее фрагменты и отго­лоски, считали, что я обвинял не Бога, а людей. Вскоре, однако, ты поймешь, что у них были на то веские при­чины. Можно сказать, что я стал великим обвините­лем всего и вся… – В голосе его на миг прорвались нот­ки гнева и раздражения, но он быстро взял себя в руки и уже абсолютно спокойным, ровным тоном продол­жил: – Тем не менее мое имя – Мемнох. Не было и нет во вселенной ангела прозорливее и могуществен­нее, чем я.
– Не спорю, – согласно кивнул я скорее из веж­ливости, чем по какой-либо иной причине. Хотя, если признаться, у меня не было причин подвергать со­мнению его заявление. – Ты о говоришь о девяти ан­гельских рангах – или чинах, как их еще называют?
– Да, о них, – кивнул он. – О девяти чинах, со­ставляющих небесную иерархию. О них подробно го­ворится в трудах еврейских и христианских ученых-богословов, хотя точно определить суть каждого чина довольно трудно. В первую триаду входят серафимы, херувимы и престолы, или офанимы, как предпочи­таю именовать их я. Эта первая триада занимается главным образом прославлением Бога. Они находятся в непосредственном Его распоряжении, практически никогда не покидают небесных пределов и купаются в лучах Божественного сияния, способного ослепить других.
В своих гневных обличительных речах, обращен­ных ко всем обитателям рая, я часто обвинял этих ан­гелов в… – да простятся мне эти слова! – в излишней приверженности Господу и в отсутствии собственной воли и индивидуальности, то есть того, чем в полной мере обладаем мы. На самом деле у них, конечно, есть и то и другое, поверь мне, действительно есть, даже у офанимов, самых молчаливых из этой триады, от ко­торых зачастую вовек не дождешься слова. Любого ангела из первой триады Господь может послать с тем или иным поручением. Они спускаются и на землю, причем серафимы умеют со всей торжественностью обставлять свое явление людям. К чести их следует сказать, что все они искренне любят Господа, восхи­щаются Им и в Его присутствии испытывают непод­дельный восторг. Он владеет всеми их помыслами, и потому никому из них не приходит в голову усом­ниться в Его деяниях или задать Ему какие-либо во­просы. Словом, это наиболее покорные ангелы, хотя некоторые предпочитают говорить не о покорности, а о преданности Господу.
Вторую триаду составляют три чина, названия ко­торым были даны людьми: господства, добродетели и силы. Откровенно говоря, ангелы, принадлежащие ко второй триаде, мало чем отличаются от ангелов пер­вой. Они обитают чуть дальше от Божественного све­та, что, наверное, с учетом их предназначения вполне естественно, а если говорить о логике и сомнениях, заставляющих задавать Богу вопросы, то ни в том ни в другом, на мой взгляд, они не сильны. Впрочем, кто знает, возможно, я не прав. В целом ангелам второй триады тоже свойственна покорность. Однако они го­раздо чаще, чем безгранично преданные Господу, за­вороженные Его величием и иногда надменные и за­носчивые серафимы, спускаются на землю. Надеюсь, ты понимаешь, что по этой причине они более склон­ны к спорам.
– Да, понимаю.
– Находясь в раю, ангелы обеих триад беспрес­танно поют свои гимны. Тем же самым они заняты и большую часть времени, проводимого на земле. В от­личие от хвалебных гимнов, которые исполнялись мною и мне подобными и которые, как правило, были связаны с тем или иным конкретным событием, их искренние песнопения льются как бы самопроизволь­но и непрерывным потоком взмывают к небесам, в то время как архангелы склонны подолгу молчать.
После смерти тебе представится возможность по­слушать пение ангелов всех триад. Однако сейчас это невозможно, ибо ангельское пение способно уничто­жить тебя. Я позволил тебе услышать лишь малую то­лику – смех, отголоски пения, беспорядочные на первый взгляд шумы, – и большее пока для тебя не­доступно.
Я кивнул, вспомнив, какие болезненные ощущения вызвали во мне прекрасные и величественные звуки.
– Самая низшая триада включает в себя чины на­чальства архангелов и ангелов, однако, как я уже гово­рил, это в корне неверно, ибо мы, архангелы, самые важные и могущественные; мы обладаем индиви­дуальностью, мы способны мыслить, сомневаться, нас многое интересует, беспокоит и заставляет задавать вопросы.
Другие ангелы, правда, считают такие качества по­рочными. Обычному серафиму и в голову не придет просить Бога о милосердии к человечеству.
Такова в нескольких словах небесная иерархия. Число ангелов несметно. Время от времени одни из них приближаются к Богу, другие, наоборот, по тем или иным причинам отдаляются от него. Такое дви­жение происходит практически непрерывно.
Важно отметить, что ангелы-хранители, наблюда­тели и посланники Божий, пристально следившие за процессом сотворения мира, происходили практиче­ски из всех чинов. Даже среди серафимов были такие, кто в качестве ангелов-хранителей провел на земле миллионы лет и лишь потом вернулся на небеса. В по­сещении земли любыми ангелами нет ничего необыч­ного. Я представил тебе наиболее общую схему, но это не означает, что все установлено раз и навсегда.
Ангелы несовершенны. В этом ты уже имел воз­можность убедиться. Они созданы Богом и, совер­шенно очевидно, не могут сравниться в знании со все­ведущим Господом. Однако знания их обширны, они способны постичь все, что известно в тот или иной момент времени, – если, конечно, сами того захотят. Вот в этом и состоит их главное различие. Одни жаж­дут знать все, а других интересует лишь Господь и Его отражение в душах наиболее преданных Ему почита­телей.
– Насколько я понимаю, – уточнил я, – ты хо­чешь сказать, что все правы и в то же время все по-своему ошибаются…
– Больше правы, чем ошибаются. Суть в том, что каждый ангел обладает собственной индивидуально­стью. Мы, падшие ангелы, не составляем какого-то отдельного от всех, особого вида, разве что наши блес­тящие способности и ум выделяют нас среди осталь­ных и позволяют считать себя не такими, как все. Однако я не думаю, что это на самом деле так…
– Продолжай, я слушаю.
Мемнох рассмеялся.
– Уж не думаешь ли ты, что я собирался на этом закончить?
– Откуда мне знать? – сказал я. – Пока я не ви­жу во всем этом своего места. Каким образом вписы­ваюсь в твою схему я – не как Лестат де Лионкур, а как… А как тот, кем я, собственно, сейчас являюсь… то есть как вампир…
– Ты существо вполне земное и в то же время со­вершенно необычное – своего рода феномен, такой же, как, например, призрак. К этому мы еще при­дем – всему свое время. Когда Господь послал нас на землю, дабы мы наблюдали за человечеством, мерт­вые интересовали нас ничуть не меньше, чем живые. Скопление душ, венцом окутавшее землю, тех самых душ, которых мы видели собственными глазами и чьи стенания и плач явственно слышали, мы назвали пре­исподней, ибо нам казалось, что пространство, где они обитают, погружено в непроглядный мрак. А преис­подняя и есть царство мрака.
– А дух, создавший вампиров…
– Не спеши, – перебил меня Мемнох. – На са­мом деле это очень просто. Однако позволь я объясню тебе все со своей точки зрения. В противном случае ты не сможешь меня правильно понять. Просьба, с ко­торой я к тебе обратился, – просьба стать моим заме­стителем – настолько необычна, что ты не сумеешь уловить ее суть, если не выслушаешь меня очень вни­мательно.
– Пожалуйста, продолжай.
– Хорошо. Многие ангелы решили последовать за мной на землю, дабы оказаться как можно ближе к материи и, объединив все наши знания, исполнить повеление Господа – увидеть, познать и постичь про­исходящее. Михаил тоже отправился со мной, равно как и целый сонм других архангелов. Было среди нас несколько серафимов и несколько офанимов, а так­же ангелы других чинов, быть может не отличавшие­ся большими умственными способностями, но живо интересовавшиеся процессом сотворения мира и ис­кренне стремившиеся понять, почему же я так сер­дит на Господа Бога.
Точного числа спустившихся на землю ангелов я назвать не могу. Мы разошлись в разные стороны, но время от времени собирались вместе, дабы поделить­ся впечатлениями и обсудить увиденное.
Главное, что интересовало нас всех, – это выска­зывание Господа о том, что человечество – часть при­роды. Нам трудно было в это поверить, а потому мы упорно продолжали свои исследования.
Вскоре я обнаружил, что люди жили теперь боль­шими группами, совсем не так, как остальные прима­ты, что они строили для себя убежища, раскрашивали свои тела в различные цвета, что мужчины зачастую селились отдельно от женщин и что все они верили во что-то невидимое. Но во что именно? Служили ли предметом веры и поклонения души ушедших от них любимых предков, лишенные телесной оболочки, ис­полненные смятения и по-прежнему обреченные на скитания в воздушном пространстве земли?
Да, как выяснилось, люди поклонялись душам предков, но не им одним. Они придумали некое бо­жество, создавшее диких зверей, и приносили ему кровавые жертвы на алтарях, полагая, что это вопло­щение Бога Всемогущего обладает весьма ограничен­ными возможностями и что его с легкостью можно не только рассердить, но и ублажить.
Должен признаться, новые открытия очень удиви­ли меня. Ведь я стал свидетелем зарождения этих ве­рований. Пойми, в своих «откровениях» я обобщил события, происходившие на протяжении миллионов лет. Когда я приблизился к алтарям и услышал слова молитв, обращенных к божеству диких зверей, когда увидел, как тщательно готовятся люди к совершению обряда жертвоприношения – обычно в роли жерт­венного животного выступал баран или олень, – ме­ня в первую очередь поразил тот факт, что человече­ские существа не только стали, внешне походить на ангелов, но и сумели познать истину.
Конечно, они пришли к этому инстинктивно. Они знали о существовании Бога. Однако понятия не име­ли, как именно Он выглядит. Их инстинктивные зна­ния происходили, казалось, из того же источника, что и их бессмертные души. Попробую выразиться яснее. Самосознание и ощущение собственной смертно­сти способствовали развитию человеческой индиви­дуальности, личности, и эта личность испытывала страх перед смертью, страх перед полным исчезнове­нием! Они видели это собственными глазами и пони­мали значение происходящего. И они молились своему божеству, прося его не допустить, чтобы такое со­бытие оказалось бессмысленным, не позволить, что­бы оно вообще не имело значения в этом мире.
И только эта настойчивость, упорство каждой от­дельной личности приводили к тому, что души умер­ших, покидая свои материальные тела, сохраняли их форму и оставались живыми – они цеплялись за жизнь как таковую, приспосабливались к тому про­странству, в котором оказывались и которое было единственно для них доступным, и таким образом обретали возможность вечного существования.
Я молча слушал, поглощенный рассказом, и жаж­дал только одного: его продолжения. Однако вполне естественно, что мне вспомнился Роджер. Я словно воочию видел его перед собой, ибо Роджер был един­ственным призраком, которого мне довелось встре­тить. А картина, только что нарисованная Мемнохом, представляла собой более понятную и совершенную версию появления Роджера.
– О да, ты абсолютно прав, – подтвердил мои до­гадки Мемнох. – Быть может, в том и состоит одна из причин его прихода к тебе, хотя… Хотя в тот момент я воспринимал его как досадную, раздражающую и са­мую нежелательную в мире помеху.
– Ты не хотел, чтобы Роджер встречался со мной?
– Я наблюдал. Я слушал. Я был поражен не менее, чем ты. Однако у меня и до Роджера случались пора­зительные встречи – с другими призраками. Вот по­чему его приход не был для меня чем-то из ряда вон выходящим. Но если тебя интересует, не я ли органи­зовал ваше свидание, то нет – я не имел к нему ника­кого отношения.
– Но ведь это произошло почти одновременно с твоим появлением, и мне казалось, что оба события тесно связаны между собой.
– Неужели? И в чем же ты усмотрел эту связь? Скорее тебе следует искать ее в себе самом. Не кажет­ся ли тебе, что мертвые и прежде пытались погово­рить с тобой? Не кажется ли тебе, что призраки твоих жертв с воплями преследовали тебя повсюду? Конеч­но, в большинстве случаев призраки твоих жертв про­летали мимо в блаженном неведении, что именно ты стал виновником их смерти. Однако так происходит не всегда. Вполне вероятно, в данном случае измене­ния произошли в тебе самом. Ведь для нас с тобой обоих не секрет, что ты успел полюбить этою челове­ка, восхищался им, как никто другой, понимал его тщеславие, его интерес к непостижимому и страст­ное увлечение коллекционированием священных ре­ликвий и других ценностей, потому что сам обладал теми же чертами характера.
– Да, все это правда, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71