А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

» – прошептал Бог.
«Прости, Отче, – ответил я, кивая и сжимая за спиной руки, чтобы не начать ими яростно жестику­лировать. – Я хотел сказать вот что: спустившись вниз и заглянув в семьи, здесь и там по всему миру, Тобой созданному, я воспринял семью как новый неподра­жаемый цветок, соцветие чувств и интеллекта, из-за своей хрупкости оторвавшееся от природных стеблей, от которых питалось, и теперь оказавшееся во власти стихии. Любовь, Господи, – я наблюдал ее, я чувство­вал любовь мужчин и женщин друг к другу и к их де­тям, и желание жертвовать друг ради друга, и скорбь по умершим, и желание отыскать души этих умерших в грядущей жизни, и думать о грядущем, где они смо­гут вновь соединиться с этими душами.
Именно благодаря этой любви и семейным узам, благодаря этому редкому и неподражаемому соцве­тию – такому созидательному, Господь мой, что оно казалось подобием Твоих созданий, – души этих су­ществ оставались живыми и после смерти! Что другое в природе могло бы совершить это, Господи? Все, что было взято, отдается земле. Твоя мудрость проявляет­ся повсюду; и всех тех, кто страдает и умирает под сво­дом Твоих небес, милосердно погружают в жесто­кое неведение относительно порядка вещей, который в конечном итоге подразумевает их собственную смерть.
Но не мужчин и не женщин! В сердце своем, любя друг друга – супруг супругу, одна семья другую се­мью, – они вообразили себе Небеса, Господь мой. Они вообразили то время, когда воссоединятся души и восстановится человеческий род, и все запоют в бла­женстве! Они придумали себе вечность, потому что этого требует их любовь, Господи. Они зачали эти идеи, как зачинают детей из плоти! Я, ангел-хранитель, и я это видел».
И снова настала тишина. Небеса безмолвствовали, и звуки исходили лишь от лежащей внизу земли: ше­пот ветра, слабое колыхание морей и неясные, отда­ленные стенания душ – на земле и в преисподней.
«Господи, – молвил я, – они стремятся к небесам. Они воображают себе вечность или бессмертие – не знаю что именно. Они страдают от несправедливос­ти, разлук, болезней и смерти, на что никакие другие животные не способны. И души их велики. В преис­подней они становятся выше любви к себе и забот о себе во имя любви. Любовь бесконечно обращается между землей и преисподней. Господи, они создали нижний круг незримого судилища! Они пытаются умилостивить Твой гнев, ибо знают, что Ты здесь! И, Господи, они хотят знать о Тебе все. И о себе тоже. Они знают и хотят приумножать знание!»
То были главные мои доводы, и я это понимал. Но опять Господь не прервал меня и не ответил мне.
«Я воспринял людей, – продолжал я, – по мень­шей мере как Твое величайшее свершение, еще бы – создать существо, наделенное самосознанием, имею­щее представление о времени, с достаточно развитым интеллектом, способным к столь быстрому усвоению знаний, что даже не всякий ангел-хранитель способен на это.
Предложение, с которым я пришел к тебе, Госпо­ди, таково: нельзя ли подарить этим душам, пребыва­ющим ли во плоти, обитающим ли в преисподней, часть нашего света? Нельзя ли подарить им свет, по­добно тому, как животным дают воду, когда те хотят пить? И не могут ли эти души, удостоенные однажды божественного доверия, рассчитывать на то, что зай­мут какое-то, пусть малое, место на этом Суде Небес­ном, которому нет конца?»
Наступившая тишина казалась дремотной и веч­ной, словно до начала времен.
«Нельзя ли попытаться сделать это, о Господи? Ибо, если не пытаться, не будет ли участь тех невиди­мых выживших душ состоять в том, что они станут грубеть и все больше увязать во плоти и это приведет не к познанию истинной природы вещей, а к появле­нию извращенных идей, основанных на отрывочных фактах и инстинктивном страхе?»
На этот раз я не стал выдерживать вежливую па­узу и сразу продолжил:
«Господи, когда я вошел в плоть, когда я был с жен­щиной, то это произошло потому, что она была пре­красна – да! – и напоминала нас, и могла даровать тот вид плотского наслаждения, который нам неве­дом Само собой разумеется, Господи, это наслажде­ние неизмеримо мало в сравнении с Твоим величием, но говорю Тебе, Господи, в тот миг, когда я возлег с нею, а она – со мною и мы вместе познали это на­слаждение, рев того невеликого пламени все же напо­минал звуки песен обитателей горних высот!
На один миг сердца наши остановились, Господи. Мы познали вечность через плоть – мужчина во мне знал, что женщина это тоже понимает. Мы познали нечто возвышающееся надо всеми земными чаяния­ми, нечто истинно божественное».
Я умолк. Что еще мог я сказать? Не расцвечивать же свои доводы примерами для Того, Кто знал все на свете. Со сложенными на груди руками я почтитель­но посмотрел вниз, размышляя и прислушиваясь к душам в преисподней; на одно мгновение их слабые от­даленные крики отвлекли меня, оторвали от боже­ственного присутствия, дали понять, что эти души зо­вут меня, напоминают о моем обещании, надеются на мое возвращение.
«Господи милосердный, прости меня, – вымолвил я. – Твои чудеса околдовали меня. Прости, если я на­рушил Твои намерения».
И снова воцарилась грозовая тишина, абсолютно пустая. То была пустота, о которой живущие на земле не могут и помыслить. Я стоял на своем, потому что ничего нельзя было поделать с тем, что свершилось, и я чувствовал в душе, что каждое произнесенное мной слово правдиво и не заражено страхом. Я очень ясно осознал: что бы Господь ни сделал – вышвырнул бы меня с небес или подверг любому другому наказа­нию, – я и вправду того заслуживаю. Я был создан­ным Им ангелом и подчиняться мог лишь Ему одно­му. И Он вправе меня уничтожить, если пожелает. И снова в памяти моей возникли вопли из преиспод­ней, и я, подобно смертному, стал спрашивать себя, отошлет ли Он меня туда вскоре или сделает нечто ме­нее устрашающее, ибо в природе существуют бесчис­ленные примеры мучительной гибели и катастроф, а как ангела Бог мог заставить меня испытать любое страдание – я это знал.
«Я верю тебе, Господи, – вдруг сказал я, почти не задумываясь. – Иначе я упал бы ниц, как другие анге­лы. Я не имею в виду, что они не верят, я только соби­раюсь сказать, что полагаю, ты хочешь, чтобы я понял Твое великодушие, что Твоя суть – это великодушие, и ты не потерпишь, чтобы людские души стенали во мраке и забытье. Ты не потерпишь, чтобы человече­ство пребывало без всякого намека на божественное».
Наконец Он заговорил, очень тихо и как бы не­хотя:
«Мемнох, ты дал им больше, чем намек».
«Да, Господи, это так. Но, Господи, души умерших в большой степени вдохновляют людей и ободряют их, и эти души стоят вне природы и укрепляются день ото дня. Если существует некий естественный вид энергии, находящийся за пределами моего понима­ния, то это будет для меня сильным потрясением. Ибо, похоже, они сделаны из той же субстанции, что и мы, Господи, – невидимой, – и каждая из этих душ неповторима и обладает собственной волей».
Снова настала тишина. Потом Бог заговорил:
«Прекрасно. Я выслушал твои доводы. А теперь у Меня есть к тебе вопрос За все то, что ты дал челове­честву, Мемнох, чем конкретно люди воздали тебе?»
Я был застигнут этим вопросом врасплох.
«Только не говори мне о любви, Мемнох, – про­должал Он. – Об их способности любить друг друга. Суд Небесный хорошо осведомлен и находится в пол­ном согласии на сей счет. Но что они дали тебе, Мем­нох? Что ты получил в обмен на риск побывать в их царстве?»
«Самоутверждение, Господи, – торопливо произ­нес я, затрагивая глубочайшую правду и не кривя ду­шой. – Они познали ангела, увидев оного. Как раз то, чего я и ожидал».
«Ха-ха!» – От Престола Небесного покатились раскаты смеха – настолько звучные, что, без сомне­ния, достигли ушей несчастных, страждущих в преис­подней. Все небеса содрогались от хохота и пения.
Сначала я не осмеливался говорить или что-либо предпринять, потом вдруг, со злостью или, скорее, с упрямством, поднял руку.
«Но я говорил совершенно серьезно, Господи! Я не был для них неким существом, не досягаемым даже в грезах! Господи, создавая вселенную, бросал ли Ты се­мя для того, чтобы эти существа возвысили к Тебе свои голоса? Скажешь ли Ты мне об этом? Смогу я узнать, как было дело?»
Унявшиеся ангелы расположились маленькими группами, и вскоре смех совершенно замер, а вместо него раздалось тихое пение, восхваляющее Господа в его терпении, отдающее дань Его терпению в отно­шении меня.
Я не стал присоединяться к пению. Я смотрел на огромные, расходящиеся в стороны от Бога потоки света, и мысль о необъяснимости присущих мне уп­рямства, гнева и любознательности несколько смяг­чила меня, но ни на секунду не ввергла в отчаяние.
«Верую в тебя, Господи. Ты знаешь, что делаешь. Должен знать. Иначе мы… погибнем».
Я остановился, пораженный тем, что только что произнес. Это намного превосходило любой вызов, ко­торый я до сих пор бросал Богу, намного превосходи­ло любое сделанное мной предположение. И я в ужа­се воззрился на свет и подумал: «А что, если Он не ведает, что творит, и никогда не ведал!»
Я вскинул ладони к лицу, чтобы не дать губам про­изнести нечто опрометчивое и ограждая мозг от по­спешных богохульных мыслей. Я знал Бога! Бог был там. И я стоял пред Ним. Как я только осмелился по­мыслить такое, и все же это Он говорил раньше: «Ты не веришь в меня», – имея в виду именно это.
Казалось, Божественный свет становится беско­нечно ярким, он проникал повсюду, фигуры серафи­мов и херувимов стали маленькими и совершенно прозрачными, и свет наполнил меня и заполнил углуб­ления в телах всех ангелов; и я ощутил единение с ними и всю великую любовь к нам Господа, сильнее которой мы не могли себе вообразить ничего.
Тогда заговорил Господь, совершенно другими сло­вами, ибо они состязались с этой лучезарной любо­вью, переполнявшей мыслящий разум. Тем не менее я услыхал их, и они проникли в мою душу.
И все остальные тоже услышали их.
«Мемнох, отправляйся в преисподнюю, – молвил Он, – и отыщи там не более десяти достойных душ, которые могли бы примкнуть к нам на небесах, из всех обитающих там миллионов. Говори им что угод­но, но отыщи десять, которые, на твой взгляд, достой­ны жить рядом с нами. Затем приведи эти десять душ ко мне, и мы продолжим наш разговор».
Я был в восторге.
«Господи, я могу это сделать, знаю, что могу!» – воскликнул я.
И вдруг я увидел лица Михаила, и Рафаила, и Уриэля, почти ослепленных Божественным светом, кото­рый, впрочем, начинал меркнуть и стал переносимым. Казалось, Михаил боялся за меня, а Рафаил рыдал. Уриэль, похоже, бестрепетно наблюдал, не пребывая ни на моей стороне, ни на стороне душ, ни на чьей. Такое лицо, как у него, было у ангелов до начала вре­мен.
«Я могу идти? – спросил я. – И когда мне возвра­щаться?»
«Когда получится, – сказал Бог, – и когда смо­жешь».
До меня дошло. Если я не найду эти десять душ, то могу не возвращаться.
Я кивнул. Чудесная логика. Я понял. И принял ее.
«На земле проходят годы, пока мы беседуем, Мем­нох. Твое поселение и посещенные прочими места превратились в города; мир вращается в лучах небесного света. Что мне сказать тебе, возлюбленный мой, кроме того, что сейчас тебе надлежит отправиться в преисподнюю и как можно скорее вернуться с теми десятью душами».
Я уже собирался спросить: «А что будет с храните­лями, этими смиренными ангелами, моими соратни­ками, познавшими плоть?» – когда Господь ответ­ствовал:
«Они будут ожидать твоего возвращения в надле­жащем месте небес. Они не узнают ни Моего реше­ния, ни своей участи, пока ты не приведешь ко Мне эти души, Мемнох, души, которые я сочту достойны­ми обитать в Моей божественной юдоли».
«Понимаю, Господи. И с Твоего разрешения от­правляюсь!»
И не спрашивая более ни о чем, не обсуждая ника­ких правил и ограничений, я, Мемнох, архангел и об­винитель Бога, немедленно покинул небеса, спустив­шись в обширные призрачные области преисподней.
ГЛАВА 15
– Но, Мемнох, – прервал его я. – Он не опреде­лил для тебя критерий отбора! Как надлежало тебе оценивать те души? Как бы ты узнал?
Мемнох улыбнулся.
– Да, Лестат, именно это Он и сделал, и именно так поступил, и поверь мне, я это сразу понял. Не успел я попасть в преисподнюю, как критерий отбо­ра для вхождения на небеса полностью завладел моим умом, сделавшись навязчивой до отчаяния идеей. Это в точности стиль Его поведения, верно?
– Я бы на твоем месте спросил.
– Нет-нет. У меня не было такого намерения. Я выбрался оттуда и принялся за работу! Как я гово­рил, таков был Его стиль, и я понимал, что единствен­ная моя надежда заключается в выработке собствен­ного критерия и его обосновании, понимаешь?
– Думаю, да.
– Не думаешь, а знаешь, – сказал он. – Ладно. Только представь. Население мира разрослось до мил­лионов, и хотя города поднялись не во многих местах, но в основном в той самой долине, куда я спустился и где оставил свои знаки на стенах пещер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов