– Но отец уже позаботился обо всем, поверьте. Он очень искусно скрыл все следы.
– Вы убеждены?
– Отец, как обычно, проделал это великолепно. Он сделал так, что его враги получат гораздо больше, чем я, и им не будет никакой необходимости искать еще кого-либо. Как только станет известно о смерти Роджера, они со всех сторон налетят на оставшийся после него капитал и примутся рвать на части все движимое и недвижимое имущество.
– Вы не сомневаетесь, что все произойдет имен­но так?
– Ничуть. Будет лучше, если нынешней ночью вы уладите собственные дела. Не стоит беспокоиться обо мне. Позаботьтесь о себе и как следует подготовьтесь, если вы решились пуститься в это путешествие.
По-прежнему сидя возле стола, я долго не отрыва­ясь смотрел на Дору, которая стояла спиной к стек­лянной стене, и мне вдруг показалась, что передо мной картина, нарисованная черной тушью. Един­ственным белым пятном оставалось ее лицо.
– Действительно ли Бог существует, Дора? – прошептал я. Как часто задавал я тот же вопрос! Сколько раз я спрашивал об этом Гретхен, когда во плоти и крови лежал в ее объятиях!
– Да, Лестат, Бог существует, – твердо ответила Дора. – Не сомневайся. Возможно, ты молился Ему так долго и так громко, что Он наконец обратил на тебя внимание. Иногда я думаю, не промысел ли это Господень, не по своей ли воле затыкает Он уши, дабы не слышать наши жалобы.
– Вы останетесь здесь или хотите, чтобы я отнес вас обратно домой?
– Оставьте меня здесь. У меня нет никакого же­лания совершить еще одно такое же путешествие. До конца дней своих я буду пытаться вспомнить его во всех деталях и полагаю, что мне едва ли удастся когда-нибудь полностью восстановить его в своей памяти. Я хочу остаться здесь, в Нью-Йорке, рядом с вещами отца. Что же касается денег… Вы выполнили свою мис­сию.
– Так вы согласны принять эти сокровища? И деньги?
– Да, конечно. Я принимаю наследство. И сохра­ню столь дорогие сердцу Роджера книги – сохраню, чтобы когда-нибудь, когда наступит подходящий мо­мент, продемонстрировать их всем Книги горячо лю­бимого им еретика Винкена де Вайльда.
– Быть может, вам еще что-нибудь от меня нужно?
– Как вы… Как вам кажется, любите ли вы Гос­пода?
– Ни капельки.
– Как вы можете так говорить?
– А за что? – спросил я. – Как может вообще кто-то Его любить? Вспомните, что вы сами только что рассказывали мне о событиях в мире! Разве вы не по­нимаете, что в наши дни Его ненавидят все? Суть не в том, что Господь мертв. Суть в том, что в двадцатом столетии Его ненавидит все человечество. Я, во всяком случае, думаю так. Вполне вероятно, что Мемнох старался сказать мне именно это.
Мои слова потрясли Дору и привели ее в замеша­тельство. Она нахмурилась, и я почувствовал, до какой степени она разочарована и как в то же время пере­полнено сочувствием ее сердец. Она хотела было ска­зать что-то, но вместо этого взмахнула руками, словно пытаясь поймать из воздуха невидимые глазу цветы и продемонстрировать мне их красоту. Не знаю, пра­вильно ли я понял этот жест.
– Да, ненавижу Его, – повторил я.
Дора перекрестилась и молитвенно сомкнула ла­дони.
– Вы молитесь обо мне? – спросил я.
– Да. Если я никогда больше не увижу вас, если впредь не получу ни малейшего свидетельства вашего существования и того факта, что вы были здесь, рядом со мной, если ничто не подтвердит сказанного вами сегодня, я все равно не буду прежней. И это благодаря вам. Вы стали для меня своего рода чудом – лучшим доказательством из всех, какие когда-либо получали смертные. Доказательством не только наличия в на­шей жизни сверхъестественного, таинственного и чу­десного, но и, что самое главное, доказательством справедливости того, во что я верю.
– Понимаю, – с улыбкой откликнулся я. В ее сло­вах было столько логики и… правды, что мне действи­тельно оставалось только искренне улыбнуться и по­качать головой. – Мне так не хочется покидать вас, Дора.
– Идите же! – воскликнула она. Пальцы ее вдруг сжались в кулаки, и в голосе прозвучала неожиданная ярость: – Спросите у Бога, чего Он хочет от нас! Вы правы – мы действительно Его ненавидим!
Глаза ее гневно сверкнули, но лишь на мгновение, и когда они обратились на меня, в них не было ничего, кроме соленых слез, от которых эти прекрасные глаза казались еще больше и ярче, чем прежде.
– Прощайте, моя дорогая, – прошептал я, чув­ствуя, как все внутри буквально разрывается от неве­роятной боли.
На улице по-прежнему валил снег.
Двери собора Святого Патрика были наглухо за­перты. Я остановился перед ведущими в него камен­ными ступенями и, задрав голову, смотрел на Олим­пийскую башню, гадая, видит ли сейчас Дора, как я мерзну здесь, под окнами, и как медленно и красиво ложится на мое лицо снег, не способный причинить мне ни малейшего вреда
– Ну ладно, Мемнох, – произнес я вслух, – нет смысла тянуть время. Если ты не изменил своего ре­шения, приходи, сейчас, немедленно.
И в то же мгновение я услышал шаги. Они эхом отзывались на пустынной Пятой авеню, отдавались от стен ужасных Вавилонских башен. Я вытянул свой жребий.» Вокруг не было ни единой живой души.
– Мемнох-дьявол! Я готов! – во весь голос крик­нул я.
Я буквально умирал от ужаса.
– Докажи мне истинность своих целей и намерений! – вновь прокричал я. – Ты обязан это сделать!
Шаги слышались все громче и громче. О, этот дья­вол проделывал лучший из своих фокусов!
– Помни, – в который уже раз обратился я к не­му, – ты должен заставить меня взглянуть на все тво­ими глазами! Таково было твое обещание!
Ветер усиливался, однако я не мог определить, с какой стороны он дул. Огромный город казался пус­тым и замерзшим – ледяным, как могила. Моя моги­ла… Снег вихрем кружился возле стен собора, стано­вился все гуще и гуще… Башни исчезли…
– Прекрасно, возлюбленный мой. – Голос раздался возле самого моего уха Он возник словно из ниот­куда, но звучал ласково и душевно. – Мы приступаем немедленно…
ГЛАВА 10
Мы оказались в центре воздушного вихря и летели словно по туннелю, но нас окружала такая тишина, что я слышал собственное дыхание. Мемнох обхватил меня и тесно прижимал к себе – я отчетливо видел его профиль и ощущал прикосновение волос к своей щеке.
Теперь он выглядел уже не как человек – рядом со мной был гранитный ангел, и его огромные кры­лья, концы которых терялись где-то во мгле, обнима­ли нас, защищая от ветра.
Пока мы взмывали все выше и выше, презрев все законы земного притяжения, я неожиданно сделал два немаловажных открытия. Первое заключалось в том, что я отчетливо осознал присутствие тысяч и ты­сяч душ. Они окружали меня со всех сторон. Я назы­ваю их душами, но на самом деле видел одни только неясные формы и очертания – некоторые едва про­сматривались, некоторые лишь отдаленно походили на людей, а иногда это были всего-навсего отдельные лица. И тем не менее все они, несомненно, обладали собственной индивидуальностью. Иногда до меня сла­бо доносились их голоса – шепоты, крики, вой и стенания… Эти звуки не резали мне слух, как то бывало прежде, но я безошибочно различал их и явственно ощущал в них боль и страдание.
Мы продолжали стремительно взмывать по спи­рали, словно вокруг какой-то невидимой оси. Время от времени туннель сужался настолько, что мне каза­лось, будто скопление призрачных образов вот-вот приблизится к нам вплотную, однако окружающее пространство вновь становилось шире, и расстояние между нами и призраками увеличивалось.
Вторым открытием было изменение в облике са­мого Мемноха: он постепенно утрачивал темные крас­ки, как будто кто-то вытягивал из него прежнюю чер­ноту. Его лицо и одежды посветлели и даже казались полупрозрачными, козлиные копыта исчезли, уступив место обыкновенным, но очень крупным человече­ским ступням. Иными словами, мрачное, словно со­тканное из мутного густого тумана гранитное суще­ство превратилось в гибкое, теплое, живое создание, обладавшее способностью пропускать сквозь себя и одновременно излучать свет.
В голове моей роились какие-то слова, отрывки из древних надписей и пророчеств, строки стихов, перед глазами проносились видения, но анализировать все это, пытаться осознать смысл и запомнить времени не было.
Мемнох заговорил со мной. Его голос нельзя было назвать голосом как таковым в физическом смысле этого слова, однако я слышал каждую произнесенную им фразу совершенно явственно, и это была все та же, лишенная интонаций и какого бы то ни было акцента речь человека, недавно появившегося в моей комнате:
– С некоторых пор стало довольно сложно воз­носиться на небеса без хотя бы небольшой предварительной подготовки, поэтому тебя, возможно, шоки­рует и смутит многое из того, что предстоит увидеть. Но если ты не увидишь все это в первую очередь, то рискуешь испытать некоторые затруднения в ходе на­ших дальнейших бесед – вот почему я несу тебя к са­мым вратам. Будь готов к тому, что смех, который ты услышишь, на самом деле вовсе не смех. Это веселье и радость. Смех в данном случае единственно возмож­ная форма их звукового выражения – только через него ты можешь физически ощутить и осмыслить всю силу такого восторженного состояния.
Едва он закончил объяснение, как мы оказались в саду, на мостике через какой-то водный поток. Яркий свет ударил мне в глаза, и я вынужден был на несколь­ко мгновений крепко зажмуриться. Меня охватил страх, ибо я решил, что солнце – то самое солнце, ко­торое должно было спалить меня, вампира, превра­тить в огненный факел и уничтожить навеки, – нако­нец нашло свою жертву.
Однако этот возникший словно из ниоткуда все­проникающий свет оказался милосердным, ласковым и абсолютно безвредным. Слегка приподняв веки, я увидел, что мы стоим возле все того же водного пото­ка, по обоим берегам которого неисчислимое множе­ство других созданий приветствуют друг друга, обни­маются, разговаривают, плачут и что-то кричат. Как и чуть ранее, все они выглядели совершенно по-разно­му. Одни казались сотканными из плоти и ничем не отличались от тех людей, которых я еще совсем недав­но встречал на улицах городов, другие представляли собой не более чем колеблющееся в воздухе скопле­ние мельчайших фрагментов и частиц, третьи – одни гигантские лица… Были среди них и существа абсо­лютно прозрачные и даже невидимые, но я остро ощущал их присутствие.
Пространство сада не имело границ. Лучи света играли в сверкающих струях воды. Трава казалась ослепительно зеленой и такой свежей, как будто вы­растала прямо на наших глазах, оживала в мультфиль­ме или возникала на холсте после каждого мазка кис­ти художника.
Я обернулся к Мемноху и буквально вцепился в него, одновременно стараясь получше рассмотреть его в новом, просветленном обличье. Передо мной была полная противоположность прежнему темному ангелу, однако черты лица отличались все той же гра­нитной твердостью, а взгляд оставался грозным. Взгля­ните на ангелов Уильяма Блейка и вы поймете, что я имею в виду. В этом ангеле не было и намека на про­стодушие, чистоту и невинность.
– Ну а теперь нам пора войти, – произнес он.
Я невольно впился в него еще крепче, на этот раз обеими руками.
– Ты хочешь сказать, что это и есть рай?!! – вос­кликнул я. Слова мои прозвучали словно где-то внут­ри, на некоем подсознательном уровне, и предназна­чались лишь Мемноху.
– Нет, – с улыбкой ответил он и повел меня даль­ше по мостику. – Как только мы пройдем внутрь, тебе придется собрать все свои силы. Пойми, необы­чен уже сам факт, что ты находишься в своем соб­ственном земном теле. Ты будешь ошеломлен и бук­вально переполнен чувствами. Тому, кто не умер, не превратился в ангела или не стал моим заместите­лем – а именно своим заместителем я тебя и желаю сделать, – практически не по силам вынести то, что тебе предстоит увидеть.
Времени на споры не оставалось. Мы уже подходи­ли к концу моста, и перед нами распахивались огромные ворота в стене, которая была настолько высокой, что верхний край ее невозможно было разглядеть.
Звуки обрушились со всех сторон и буквально по­глотили нас. Это и вправду был смех – однако смех необычный: он накатывал прозрачными, переливаю­щимися волнами и был на удивление певучим, мело­дичным, как если бы те, кто смеялся, одновременно во весь голос исполняли прекрасные гимны.
То, что предстало моим глазам, поражало не меньше.
Волшебную красоту, очарование и атмосферу мес­та, в котором мы оказались, невозможно описать ни­какими словами. Мало того, здесь не было ни клочка свободного пространства, повсюду царила суета, ки­пела какая-то бурная деятельность. Ничего подобно­го мне еще не приходилось видеть, и мне не хватит эпитетов, чтобы в полной мере передать свои впечат­ления.
Люди, люди, люди… Их было так много, что невоз­можно сосчитать. Наполненные светом и одновре­менно сохранившие человеческий облик – то есть я хочу сказать, что у всех у них были руки, ноги, сияю­щие счастьем лица, – они передвигались с места на место, группами и в одиночку прогуливались по тро­пинкам, встречались, обнимались, расходились в раз­ные стороны и вновь собирались вместе, держали друг друга за руки… На всех были самые разнообраз­ные одежды, хотя, казалось, они не имели в их глазах ровно никакого значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71