Иначе мы непременно воспользовались бы дру­гим входом. Это же надо! Мы менее чем за час пере­секли из конца в конец целый континент и теперь взмывали вверх в этом громыхающем, вибрирую­щем, мерцающем лифте, который казался едва ли меньшим чудом, чем полет вампира…
Лифт остановился на нашем этаже. Я вложил ключ в руку Лоры и проводил ее до двери квартиры.
– Откройте сами. Все, что находится внутри, принадлежит вам.
Чуть нахмурясь, она с мгновение смотрела на ме­ня, потом небрежным жестом провела рукой по рас­трепавшимся на ветру волосам, вложила ключ в за­мочную скважину и открыла дверь.
– Сокровища Роджера… – со вздохом прошепта­ла она, переступив порог квартиры.
Подобно опытному антиквару, она мгновенно узнала этот запах – неповторимый запах старинных икон и церковной утвари. Но когда взгляд ее упал на стоявшего в коридоре мраморного ангела, позади ко­торого располагалась стеклянная стена, мне показа­лась, что она вот-вот потеряет сознание.
Дора отпрянула, словно ища у меня защиты, и буквально рухнула в мои объятия. Я вовремя успел ее подхватить и держал очень осторожно, кончиками пальцев, боясь причинить ей малейшую боль.
– Боже мой! – задыхаясь от волнения, прошеп­тала она Сердце ее бешено стучало, но это было молодое, здоровое сердце, которому под силу вынести еще более тяжелые нагрузки. – Мы здесь! И вы говорили мне правду!
Прежде чем я успел ответить, она торопливо вы­свободилась из моих рук и быстро прошла мимо ан­гела в первую, самую большую комнату. Чуть ниже уровня окна виднелись кончики шпилей собора Свя­того Патрика, а по всей комнате были разложены пластиковые пакеты, внутри которых легко угадыва­лись формы упакованных в них распятий и статуй святых. На столе лежали книги Винкена, однако я не стал привлекать к ним внимание Доры. Не сейчас
Она обернулась и устремила на меня вниматель­ный, изучающий, оценивающий взгляд. Я остро ощу­щаю и точно определяю такие взгляды – они тешат мое тщеславие, а уж его-то у меня хоть отбавляй.
Наконец Дора пробормотала несколько слов по-латыни, однако я не сумел их разобрать и перевести.
– Что вы сказали? – переспросил я.
– Люцифер, Сын Утра, – прошептала она, не от­водя от меня восторженного взгляда, и упала в стояв­шее рядом большое кожаное кресло. Оно досталось нам вместе с остальной меблировкой квартиры и больше подходило для делового кабинета, чем для жи­лого помещения, но тем не менее было весьма удоб­ным.
– Нет, я не тот, чье имя вы сейчас назвали. Я уже сказал вам, кем являюсь на самом деле, и не более то­го. А он, обладатель титула, – это мой преследователь.
– Дьявол?
– Да. А теперь выслушайте меня, я хочу расска­зать вам все, от начала до конца, и попросить вашего совета. А тем временем… – Я огляделся. Да, вот он – шкаф с деловыми бумагами. – Ваше наследство… Все здесь. Состояние, о котором вы даже не подозревали. В целости и сохранности, чистое, зарегистрированное по всей форме в налоговых органах. Необходимая ин­формация и разъяснения содержатся в черных пап­ках. Ваш отец, умирая, завещал это вам, для органи­зации церкви. И если вы отвергнете его дар, что ж… Однако не думайте, что своим отказом вы исполните волю Господа. Не забывайте, ваш отец мертв. Его кровь очистила деньги.
Верил ли я сам тому, что говорил? Не знаю. Во вся­ком случае, Роджер, несомненно, ожидал, что именно такими речами я попытаюсь убедить его дочь.
– Роджер просил меня сказать вам об этом, – до­бавил я, стараясь вести себя как можно увереннее.
– Я понимаю, – ответила Дора. – Но вы беспоко­итесь совсем не о том, что действительно важно сей­час. Подойдите ближе, прошу вас, позвольте мне об­нять вас. Ведь вы весь дрожите.
– Да, я и правда дрожу.
– Здесь очень тепло, но вы, похоже, этого совсем не чувствуете. Ну подойдите же.
Я опустился перед ней на колени и вдруг в каком-то порыве обнял ее, совсем как недавно Армана, и прижался головой к ее виску. Она была холодной, но никогда, даже в день своего погребения, она не будет такой ледяной, как я, – моя холодность не имела ни­чего общего и не шла ни в какое сравнение с челове­ческой. Я словно вобрал в себя жесточайшую зимнюю стужу и походил скорее на изваяние из пористого мрамора. Впрочем, наверное, я таковым и был.
– Дора… Дора… Дора… – беспрестанно повторял я. – Как он любил вас и как страстно мечтал, чтобы все в вашей жизни сложилось удачно… Дора…
Ее интуиция ничуть не уступала моей.
– Лестат, расскажите мне о дьяволе, – внезапно попросила она
Я устроился у ее ног на ковре так, чтобы видеть ее лицо. Она сидела на самом краешке кресла – полы черного пальто распахнулись, открыв колени, концы золотистого цвета шарфика свободно свисали вниз; на бледном взволнованном лице ярким пятном выде­лялся румянец. Дора словно излучала магический свет и в то же время производила впечатление неземного создания – казалось, она не в большей степени чело­веческое существо, чем я сам.
– Даже вашему отцу не удалось в полной мере описать, как вы красивы, – сказал я. – Весталка… лес­ная нимфа.
– Так назвал меня отец?
– Но дьявол… Ах да, дьявол велел мне задать вам один вопрос. Он велел попросить вас рассказать прав­ду о глазе дядюшки Микки.
Я только сейчас вспомнил о странном совете и, ко­нечно же, даже словом не упомянул о нем в разгово­ре с Дэвидом и Арманом. Впрочем, не думаю, что это важно.
Мои слова явно произвели впечатление на Дору.
– Дьявол именно так и сказал? – Она чуть отки­нулась в кресле и выглядела очень удивленной.
– Он заявил, что это его дар. Он хочет, чтобы я помогал ему. Утверждает, что он не носитель зла и что его соперник и враг – Бог. Я все вам расскажу. А этот совет он дал мне в качестве своего рода дополнитель­ного подарка, бонуса. Чтобы убедить меня в искрен­ности своих слов и намерений.
Дора растерянно и смущенно покачала головой и прижала пальцы к вискам.
– Подождите-подождите. Правду о глазе дядюш­ки Микки? Вы уверены, что он произнес именно эти слова? А отец ничего не рассказывал вам о дядюшке Микки?
– Нет. Более того, ни в мыслях, ни в сердце ваше­го отца я не обнаружил и намека на что-либо подоб­ное. Дьявол еще добавил, что Роджер не знал всей правды. Что бы это могло значить?
– Отец действительно не знал правды, – сказала Дора. – И так никогда и не узнал. Потому что его мать держала все в тайне. Микки был дядюшкой от­ца, а мне рассказали о нем родственники моей мате­ри – Терри. Насколько я помню, суть вот в чем Моя бабушка со стороны отца была богатой женщиной и владела большим красивым особняком на Сент-Чарльз-авеню.
– Да, я знаю этот дом. Роджер встретил там Терри.
– Все правильно. Но в молодости бабушка жила в бедности. Ее мать, как и многие ирландки, служила горничной в Садовом квартале. А дядюшка Микки был одним из тех веселых, беззаботных и легкомыс­ленных людей, которых никто не принимает всерьез и которым совершенно наплевать на то, что о них ду­мают окружающие.
Отец понятия не имел о том, какую жизнь вел его дядюшка. Мама рассказала мне обо всем, чтобы пока­зать, каким глупцом был отец, и объяснить, что его на­пускная важность ровным счетом ничего не стоила, поскольку на самом деле он происходил из самых ни­зов общества.
– Понимаю.
– Отец очень любил дядюшку Микки – тот умер, когда отец был еще мальчишкой. У дядюшки Микки были волчья пасть и стеклянный глаз. Я помню, как отец показывал мне его фотографию и рассказывал историю о потерянном глазе. Дядюшка Микки обожал фейерверки. И вот однажды, когда он в очеред­ной раз забавлялся ими, одна из жестянок неожидан­но взорвалась и попала ему прямо в глаз. Такова была версия отца, и я долго в нее верила. Дядюшку Микки я видела только на фотографии, поскольку и он, и ба­бушка умерли еще до моего рождения.
– Все правильно. А позже родственники матери рассказали вам совсем другую историю. Так?
– Мой дед со стороны матери был полицейским и отлично знал семью Роджера. Знал, что его отец был горьким пьяницей и дядюшка Микки тоже, хотя и в меньшей степени. В молодости Микки крутился сре­ди букмекеров, работал так называемым «жучком», то есть добывал сведения о лошадях перед скачками. И вот однажды он утаил ставку, иными словами – присвоил деньги, которые должен был поставить на лошадь. К несчастью, лошадь выиграла…
– Я слушаю вас, Дора.
– Повторяю, дядюшка Микки был тогда еще очень молод. Можете себе представить, как он испу­гался. В общем, он сбежал и укрылся в баре «Корона» в районе Ирландского канала.
– На Мэгазин-стрит, – уточнил я. – Этот бар су­ществует там уже много лет – не меньше ста, навер­ное.
– Люди букмекера, его верные прихвостни, зая­вились в бар и уволокли дядюшку Микки в подсоб­ные помещения. Дед видел все собственными гла­зами. Он тоже был в баре, но сделать ничего не мог. Никто не мог. Да никто и не стал бы вмешиваться – не осмелился бы рискнуть. Но дед все видел. Они из­бивали Микки, пинали его ногами, сильно повредили ему верхнюю челюсть – вот почему впоследствии он так невнятно говорил. В конце концов они выбили ему глаз. Мало того, они отшвырнули выбитый глаз в другой конец помещения и раздавили его ногами. Сколько бы раз дед ни рассказывал эту историю, он не уставал повторять: «Дора, глаз можно было бы спа­сти, если бы эти парни его не раздавили. Они растоп­тали его своими остроносыми ботинками».
Дора замолчала.
– И Роджер никогда не слышал эту историю? – спросил я.
– О ней сейчас не знает ни одна живая душа, – ответила Дора. – Кроме меня, конечно. Дедушка умер. Насколько мне известно, из всех, кто был свиде­телем того случая, в живых не осталось никого. Дя­дюшка Микки умер в начале пятидесятых. Роджер очень любил дядюшку и часто брал меня с собой, ко­гда навещал его могилу. Папа говорил, что, несмотря на стеклянный глаз и голос, звучавший как из бочки, дядюшку Микки любили все. То же самое говорили мне и родственники матери. У него было доброе серд­це, что делало его всеобщим любимцем. В конце жиз­ни он служил ночным сторожем и снимал комнаты на Мэгазин-стрит, как раз над булочной Баера. А умер в больнице от пневмонии, причем так скоропостиж­но, что никто практически даже не успел узнать о его болезни. Я уверена, что Роджер не знал правду о поте­рянном глазе дядюшки Микки. Будь ему известна эта история, он непременно мне ее рассказал бы.
Я сидел, обдумывая услышанное, а точнее, пытаясь нарисовать в своем воображении картину только что описанного происшествия. Разум Доры был накреп­ко закрыт, и мне не удавалось выудить из него хоть какие-то образы, но голос ее, когда она рассказывала о случае в баре, звучал совершенно искренне. Мне, как и любому, кто когда-либо гулял по знаменитой Мэгазин-стрит – этому памятнику временам расцвета ирландских поселений, – был хорошо известен бар «Корона». Приходилось встречаться и с бандитами в остроносых ботинках – такими же, как те парни, ко­торые выбили и раздавили глаз Микки.
– Они наступили на него и буквально размазали по полу, – сказала вдруг Дора, словно прочитав мои мысли. – Дедушка не раз повторял: «Глаз можно бы­ло спасти, если бы они не растоптали его своими ост­роносыми ботинками».
Какое-то время мы оба сидели, не произнося ни слова.
– Но это ни о чем не говорит и ничего не доказы­вает, – первым нарушил молчание я.
– Это говорит о том, что вашему другу – или врагу – известны определенные тайны.
– Но не доказывает, что он дьявол, – возразил я. – И вообще, почему он выбрал именно эту историю?
– А что, если он сам при этом присутствовал? – По лицу Доры скользнула горькая улыбка.
Мы оба коротко рассмеялись.
– Вы сказали, что он дьявол, но не несет в себе зла, – напомнила Дора.
Вид у нее при этом был доверчивый и в то же вре­мя решительный.
Я чувствовал, что не ошибся, решив просить у нее совета.
Она тем временем продолжала пристально смот­реть на меня изучающим взглядом и наконец попро­сила:
– Расскажите, что делал этот дьявол.
Я поведал ей все, от начала до конца. Пришлось признаться и в том, что я преследовал ее отца, – ибо я не помнил, говорил ли ей об этом раньше. Потом я подробно – так же как Дэвиду с Арманом – описал все, что со мной происходило, и как дьявол следовал за мной по пятам. А в завершение произнес те же сло­ва, что и им: «Недремлющий разум и ненасытный ха­рактер». И это истинная правда Я не знаю, откуда мне в голову пришла такая характеристика, но она совершенно справедлива».
– Повторите, пожалуйста, – попросила Дора. Я повторил.
– Лестат… Возможно, моя просьба покажется вам неожиданной, даже абсурдной, но… Не могли бы вы заказать какую-нибудь еду? Или, быть может, вы сами раздобудете что-то. Мне необходимо как следу­ет осмыслить ваши слова.
– Все, что пожелаете, – откликнулся я, вскакивая на ноги.
– Мне абсолютно все равно. Просто я должна подкрепиться, потому что со вчерашнего дня ничего не ела и не хочу, чтобы несвоевременный пост спутал мне все мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71