Это могут быть какие-то его разговоры с неизвестными, причем голос звучит совершенно естественно, а иногда до меня вдруг доносятся его шаги за спиной, заставляющие в страхе оборачиваться и оглядываться по сторонам. Поверь, я тебя не обманываю. И когда это происходит, я чувствую себя совершенно сбитым с толку и утрачиваю всякое ощущение реальности – как будто напился в стельку. Потом в течение примерно недели – ничего. А затем я вновь ловлю обрывки разговора.
– Ты можешь вспомнить хоть какие-то слова?
– Едва ли я сумею пересказать тебе фрагменты по порядку. Ведь многие я услышал прежде, чем до меня дошло, что они собой представляют. На каком-то подсознательном уровне я понимал, что голос доносится откуда-то из другого места, – иными словами, его обладатель находится не в соседней комнате. Однако, насколько мне известно, и этому можно было найти вполне естественное объяснение – электронные средства.
– Да, я понимаю.
– Но эти фрагменты все же представляют собой часть разговора – и собеседников двое. Один, один из них, говорит: «О нет, он само совершенство. И речь идет вовсе не о возмездии. С чего ты взял, что я жажду возмездия? – Я пожал плечами. – Это явно середина чьей-то беседы…
– Согласен, – отозвался Дэвид. – И ты полагаешь, что этот некто позволяет тебе услышать лишь ее малую толику. Точно так же, как когда-то мне было явлено то видение в кафе.
– Вот именно. И меня это мучает. Последний случай произошел всего лишь два дня назад. В Новом Орлеане, когда я следил за дочерью своей жертвы – Дорой. Я уже говорил, что она живет там в старом здании женского монастыря, построенном еще в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия. Оно давно разграблено и уже много лет пустует. Сейчас монастырские постройки напоминают скорее остов кирпичного замка. И эта маленькая ласточка, совсем еще девочка, бесстрашно живет там в полном одиночестве, как будто считает себя неуязвимой.
Так или иначе, я оказался в этом монастыре и вошел во двор. Ты знаешь, каковы особенности архитектуры таких старых построек: главное здание, два длинных боковых крыла, внутренний двор.
– Довольно стандартное кирпичное сооружение конца девятнадцатого века.
– Совершенно верно. Так вот, я заглянул в окно и увидел, как она с фонариком в руке идет по темному, хоть глаз коли, коридору и тихо напевает себе под нос один из своих гимнов. Удивительно, эти гимны, казалось бы, звучат вполне современно, но в них присутствует и нечто средневековое.
– Примерно то, что мы называем искусством Нового времени?
– Да, наверное. Но, как я уже говорил, девочка работает на всемирном религиозном канале. И ее программы весьма традиционны, я бы даже сказал – консервативны: верьте в Иисуса, молитесь о спасении души и так далее. По-моему, она надеется своими песнями и танцами проложить людям дорогу в небеса, особенно женщинам – им, во всяком случае, в первую очередь.
– Продолжай, пожалуйста. Итак, ты следил за ней.
– Да, и думал о том, какая она смелая. В конце концов она дошла до своих комнат, расположенных в одной из четырех башен монастыря, и до меня донеслись звуки запираемых замков и засовов. Тогда мне вдруг пришла в голову мысль, что далеко не многие отважатся бродить по этим темным зданиям, тем более если учесть, что место там не совсем чистое.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, всяких там духов природы, элементалей – так, кажется, называют их в Таламаске.
– Да.
– Так вот. Они обитают там, в этих зданиях. Но для девушки они не представляют опасности. Она для них слишком смелая и сильная. Иное дело – следящий за ней вампир, который стоит во дворе и заглядывает в окно. И вот, представь себе, он слышит возле самого своего уха разговор. За его спиной беседуют двое, и тот, другой, который не наблюдает за мной, говорит «Нет, я не вижу его в том же свете…» Я обернулся и принялся крутить головой во все стороны, пытаясь отыскать говорившего, вызвать его на бой и сразиться с ним на любом, пусть даже не материальном уровне. И вдруг я понял, что эти мелкие, надоедливые духи-элементали… эти отвратительные существа, поселившиеся в монастыре… скорее всего, даже не подозревают о том, что кто-то – или что-то – находится совсем рядом и разговаривает прямо возле моего уха.
– Лестат, твои речи безумны. Неужели ты утратил свой бессмертный разум? Нет-нет, пожалуйста, не сердись. Я верю тебе. Но давай вернемся чуть-чуть назад. Скажи, почему ты следил за девушкой?
– Мне необходимо было просто ее увидеть. Дело в том, что моя жертва отлично понимает, кто он и чем занимается, и его очень беспокоит, что именно известно о нем властям. Он переживает за дочь, боится, что если ему будет предъявлено обвинение и начнется шумиха в газетах, это запятнает ее репутацию. Он не знает, что никакого обвинения не будет, потому что я убью его раньше.
– Да, конечно, и тем самым спасешь девушку и ее церковь.
– Ничто на свете не заставит меня причинить ей хотя бы малейший вред.
– Ты уверен, что не влюбился? Такое впечатление, что она тебя околдовала.
Я молчал, вспоминая о своей единственной любви. Это была смертная девушка по имени Гретхен, монахиня по моей вине она сошла с ума. Дэвид хорошо знал всю историю, равно как и то, что я подробно рассказал о ней и о нем самом в своей книге, сделав их таким образом известными всему миру.
– Я никогда не откроюсь Доре, как в свое время Гретхен, – сказал я. – Нет, я не сделаю ей больно, ибо хорошо усвоил урок. Моя задача – убить ее отца таким образом, чтобы причинить ей как можно меньше страданий и дать возможность извлечь из его смерти максимум пользы. Она знает, кто он, однако, боюсь, плохо себе представляет все неблагоприятные последствия его бизнеса и совершенно не готова к тем неприятностям, которые могут возникнуть по его вине.
– Подумать только! Ты хочешь поступить с ней порядочно, но при этом ведешь рискованную игру.
– Видишь ли, я должен как-то отвлечься от мыслей о своем преследователе. В противном случае я сойду с ума.
– Ну ладно, ладно. Что с тобой происходит? Господи! Да ты вне себя от страха!
– Конечно, – прошептал я.
– Расскажи мне подробнее об этих таинственных голосах. Постарайся вспомнить еще какие-нибудь фрагменты.
– Они не стоят того, чтобы их повторять, – ответил я. – Это спор. И поверь, Дэвид, он напрямую касается меня. Как будто Бог и дьявол спорят обо мне.
Я старался отдышаться и прийти в себя. Сердце болело и билось слишком быстро – чересчур быстро для сердца вампира. Прислонившись спиной к стене, я обвел взглядом посетителей бара: публика в основном была здесь среднего возраста – дамы в старомодных меховых нарядах и лысеющие мужчины, уже успевшие выпить вполне достаточно, чтобы вести себя шумно и беззаботно и делать потуги выглядеть моложе, чем есть.
Пианист наигрывал какую-то популярную мелодию – кажется, из бродвейского мюзикла, – печальную и очень милую. Одна из пожилых дам раскачивалась ей в такт и подпевала, беззвучно шевеля накрашенными губами и время от времени затягиваясь сигаретой. Она принадлежала к поколению, которое всегда курило так много, что уже не могло отказаться от этой вредной привычки. Кожа у нее была как у ящерицы, однако в целом она производила впечатление вполне безобидного и симпатичного существа. Да и все посетители казались мне такими – безобидными и симпатичными.
А чем занята сейчас моя жертва? Он все еще наверху, с дочерью. Я слышал, как он упрашивает Дору принять от него очередной подарок. Кажется, речь шла о картине.
Этот человек готов был горы свернуть ради своей девочки, но она решительно отвергала его помощь и подарки и не желала облегчить его душу.
Интересно, как долго остаются открытыми двери собора Святого Патрика? Сам не знаю, почему мне вдруг пришел в голову этот вопрос. Быть может, потому, что ей очень хотелось пойти наконец туда. Как обычно, она категорически отказывалась от его денег, поскольку считала их «грязными». «Роже, – как раз в тот момент говорила она ему, – мне нужна твоя душа. А деньги для церкви я взять не могу, потому что, они нажиты преступным путем. Это грязные деньги».
На улице шел снег. Звуки пианино стали громче, настойчивее, ритм их ускорился. «Фантом-опера» Эндрю Ллойда Уэббера – музыка, созданная талантливым композитором в период наивысшего творческого расцвета.
Из холла вновь донесся какой-то шум. Я резко повернулся в ту сторону и прислушался. Потом вновь перевел взгляд на Дэвида. Мне показалось, я вновь слышу чьи-то отдающиеся эхом шаги, те самые, которые повергали меня в неописуемый ужас. Я был уверен, что это они. Меня охватила дрожь.
Неожиданно все стихло. Я не услышал никаких голосов. И посмотрел на Дэвида.
– Лестат, да ты окаменел от страха! – В голосе Дэвида слышалось искреннее сочувствие.
– Дэвид, послушай, мне кажется, дьявол пришел за мной. Мне кажется, я вот-вот отправлюсь в ад.
Он буквально лишился дара речи. Да и что мог он сказать? Что в такой ситуации говорят друг другу вампиры? Что, например, мог бы сказать я Арману, который старше меня на триста лет и во сто крат порочнее, приди он ко мне и заяви, что за ним пришел дьявол? Наверное, только посмеялся бы над ним и отпустил какую-нибудь злую шуточку типа того, что он вполне заслуживает такой участи и встретит в аду много знакомых из нашего племени, обреченных на особые муки, гораздо более страшные, чем когда-либо доводилось испытывать любому проклятому смертному.
– Боже всемогущий! – едва слышно прошептал я и содрогнулся.
– Ты сказал, что видел его?..
– Не знаю, не уверен… Я был… где-то в другом месте… Впрочем, это не важно. Кажется, снова в Нью-Йорке… Да, здесь, с ним…
– С жертвой?
– Да, я следил за ним.
– Он проворачивал очередную сделку в какой-то художественной галерее. Он опытный контрабандист. Особенность его натуры состоит еще и в том, что он большой ценитель красоты и предметов искусства древности. В этом смысле вы с ним очень похожи. Знаешь Дэвид, когда я его наконец убью, непременно принесу тебе что-нибудь из его сокровищ.
Дэвид промолчал, однако я видел, что ему неприятна сама мысль о краже ценностей у человека, который пока еще жив, но уже приговорен мною к смерти.
– Средневековые книги, кресты, ювелирные изделия, реликты древности и церковные реликвии – вот лишь неполный перечень предметов искусства, интересовавших этого человека, – продолжал я. – Он скупал бесценные статуи и изображения ангелов и святых, украденные во время Второй мировой войны из храмов Европы. Наиболее ценные из них хранятся в его квартире в Верхнем Ист-сайде. Существование этой квартиры – самая большая его тайна. Именно страсть к коллекционированию, как мне кажется, заставила его стать наркодельцом, и деньги, полученные от торговли наркотиками, служили лишь средством к достижению цели. У кого-то имелось то, что очень хотелось иметь ему самому. Не знаю, так, наверное, все происходило. Я пытался читать его мысли, но это занятие быстро меня утомило. Он порочен. В его реликвиях нет никакой магии. А я отправляюсь в ад.
– Не торопись, – откликнулся Дэвид. – Наблюдатель… Расскажи о нем поподробнее. Что именно ты видел?
Я молчал, ибо заранее боялся этой минуты. То, что мне являлось, я не пытался определить даже для себя самого. Однако нужно было продолжать. Ведь я сам позвал Дэвида и попросил его помощи. И теперь он ждал объяснений.
– Это произошло на Пятой авеню. Он, моя жертва, ехал в машине, направляясь в центр города – в свою тайную квартиру, где хранились сокровища.
Я знал, куда он собрался, и просто шел по улице, ничем не отличаясь от прогуливавшихся тут же обычных смертных. Возле одного из отелей я остановился и решил зайти, чтобы полюбоваться цветами. Ты же знаешь, в любом приличном отеле всегда есть цветы. И когда зимой на душе становится совсем тошно, можно заглянуть в какой-нибудь из них и насладиться ароматом шикарных лилий.
– Да, это я знаю» – с тихим вздохом равнодушно отозвался Дэвид. – Знаю.
– Я стоял в холле и смотрел на огромный букет. Мне вдруг захотелось… как бы это объяснить… захотелось оставить какой-нибудь подарок, что ли… как в церкви… для тех, кто составил такой прекрасный букет… в общем, что-то в этом роде. Затем я подумал, что лучше будет, пожалуй, сначала убить мою жертву, и вдруг… Клянусь, Дэвид, все так и было.
Вдруг все исчезло, точнее, словно почва ушла у меня из-под ног. Отель тоже исчез. Я оказался в пустоте – я парил в пространстве, но вокруг меня было множество людей. Они кричали и выли, разговаривали и визжали, плакали и смеялись. Да-да, Дэвид, именно смеялись! Причем все это происходило одновременно. И свет, Дэвид… Ослепительный свет. Не тьма и не банальные языки адского пламени. И я потянулся к чему-то. И тут обнаружил, что тянусь не руками… по правде говоря, у меня не было рук… они куда-то пропали. Я потянулся всем своим существом, каждым мускулом, каждой клеточкой тела, всеми фибрами своей души – потянулся к чему-то, стремясь ухватиться за него и восстановить равновесие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Ты можешь вспомнить хоть какие-то слова?
– Едва ли я сумею пересказать тебе фрагменты по порядку. Ведь многие я услышал прежде, чем до меня дошло, что они собой представляют. На каком-то подсознательном уровне я понимал, что голос доносится откуда-то из другого места, – иными словами, его обладатель находится не в соседней комнате. Однако, насколько мне известно, и этому можно было найти вполне естественное объяснение – электронные средства.
– Да, я понимаю.
– Но эти фрагменты все же представляют собой часть разговора – и собеседников двое. Один, один из них, говорит: «О нет, он само совершенство. И речь идет вовсе не о возмездии. С чего ты взял, что я жажду возмездия? – Я пожал плечами. – Это явно середина чьей-то беседы…
– Согласен, – отозвался Дэвид. – И ты полагаешь, что этот некто позволяет тебе услышать лишь ее малую толику. Точно так же, как когда-то мне было явлено то видение в кафе.
– Вот именно. И меня это мучает. Последний случай произошел всего лишь два дня назад. В Новом Орлеане, когда я следил за дочерью своей жертвы – Дорой. Я уже говорил, что она живет там в старом здании женского монастыря, построенном еще в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия. Оно давно разграблено и уже много лет пустует. Сейчас монастырские постройки напоминают скорее остов кирпичного замка. И эта маленькая ласточка, совсем еще девочка, бесстрашно живет там в полном одиночестве, как будто считает себя неуязвимой.
Так или иначе, я оказался в этом монастыре и вошел во двор. Ты знаешь, каковы особенности архитектуры таких старых построек: главное здание, два длинных боковых крыла, внутренний двор.
– Довольно стандартное кирпичное сооружение конца девятнадцатого века.
– Совершенно верно. Так вот, я заглянул в окно и увидел, как она с фонариком в руке идет по темному, хоть глаз коли, коридору и тихо напевает себе под нос один из своих гимнов. Удивительно, эти гимны, казалось бы, звучат вполне современно, но в них присутствует и нечто средневековое.
– Примерно то, что мы называем искусством Нового времени?
– Да, наверное. Но, как я уже говорил, девочка работает на всемирном религиозном канале. И ее программы весьма традиционны, я бы даже сказал – консервативны: верьте в Иисуса, молитесь о спасении души и так далее. По-моему, она надеется своими песнями и танцами проложить людям дорогу в небеса, особенно женщинам – им, во всяком случае, в первую очередь.
– Продолжай, пожалуйста. Итак, ты следил за ней.
– Да, и думал о том, какая она смелая. В конце концов она дошла до своих комнат, расположенных в одной из четырех башен монастыря, и до меня донеслись звуки запираемых замков и засовов. Тогда мне вдруг пришла в голову мысль, что далеко не многие отважатся бродить по этим темным зданиям, тем более если учесть, что место там не совсем чистое.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, всяких там духов природы, элементалей – так, кажется, называют их в Таламаске.
– Да.
– Так вот. Они обитают там, в этих зданиях. Но для девушки они не представляют опасности. Она для них слишком смелая и сильная. Иное дело – следящий за ней вампир, который стоит во дворе и заглядывает в окно. И вот, представь себе, он слышит возле самого своего уха разговор. За его спиной беседуют двое, и тот, другой, который не наблюдает за мной, говорит «Нет, я не вижу его в том же свете…» Я обернулся и принялся крутить головой во все стороны, пытаясь отыскать говорившего, вызвать его на бой и сразиться с ним на любом, пусть даже не материальном уровне. И вдруг я понял, что эти мелкие, надоедливые духи-элементали… эти отвратительные существа, поселившиеся в монастыре… скорее всего, даже не подозревают о том, что кто-то – или что-то – находится совсем рядом и разговаривает прямо возле моего уха.
– Лестат, твои речи безумны. Неужели ты утратил свой бессмертный разум? Нет-нет, пожалуйста, не сердись. Я верю тебе. Но давай вернемся чуть-чуть назад. Скажи, почему ты следил за девушкой?
– Мне необходимо было просто ее увидеть. Дело в том, что моя жертва отлично понимает, кто он и чем занимается, и его очень беспокоит, что именно известно о нем властям. Он переживает за дочь, боится, что если ему будет предъявлено обвинение и начнется шумиха в газетах, это запятнает ее репутацию. Он не знает, что никакого обвинения не будет, потому что я убью его раньше.
– Да, конечно, и тем самым спасешь девушку и ее церковь.
– Ничто на свете не заставит меня причинить ей хотя бы малейший вред.
– Ты уверен, что не влюбился? Такое впечатление, что она тебя околдовала.
Я молчал, вспоминая о своей единственной любви. Это была смертная девушка по имени Гретхен, монахиня по моей вине она сошла с ума. Дэвид хорошо знал всю историю, равно как и то, что я подробно рассказал о ней и о нем самом в своей книге, сделав их таким образом известными всему миру.
– Я никогда не откроюсь Доре, как в свое время Гретхен, – сказал я. – Нет, я не сделаю ей больно, ибо хорошо усвоил урок. Моя задача – убить ее отца таким образом, чтобы причинить ей как можно меньше страданий и дать возможность извлечь из его смерти максимум пользы. Она знает, кто он, однако, боюсь, плохо себе представляет все неблагоприятные последствия его бизнеса и совершенно не готова к тем неприятностям, которые могут возникнуть по его вине.
– Подумать только! Ты хочешь поступить с ней порядочно, но при этом ведешь рискованную игру.
– Видишь ли, я должен как-то отвлечься от мыслей о своем преследователе. В противном случае я сойду с ума.
– Ну ладно, ладно. Что с тобой происходит? Господи! Да ты вне себя от страха!
– Конечно, – прошептал я.
– Расскажи мне подробнее об этих таинственных голосах. Постарайся вспомнить еще какие-нибудь фрагменты.
– Они не стоят того, чтобы их повторять, – ответил я. – Это спор. И поверь, Дэвид, он напрямую касается меня. Как будто Бог и дьявол спорят обо мне.
Я старался отдышаться и прийти в себя. Сердце болело и билось слишком быстро – чересчур быстро для сердца вампира. Прислонившись спиной к стене, я обвел взглядом посетителей бара: публика в основном была здесь среднего возраста – дамы в старомодных меховых нарядах и лысеющие мужчины, уже успевшие выпить вполне достаточно, чтобы вести себя шумно и беззаботно и делать потуги выглядеть моложе, чем есть.
Пианист наигрывал какую-то популярную мелодию – кажется, из бродвейского мюзикла, – печальную и очень милую. Одна из пожилых дам раскачивалась ей в такт и подпевала, беззвучно шевеля накрашенными губами и время от времени затягиваясь сигаретой. Она принадлежала к поколению, которое всегда курило так много, что уже не могло отказаться от этой вредной привычки. Кожа у нее была как у ящерицы, однако в целом она производила впечатление вполне безобидного и симпатичного существа. Да и все посетители казались мне такими – безобидными и симпатичными.
А чем занята сейчас моя жертва? Он все еще наверху, с дочерью. Я слышал, как он упрашивает Дору принять от него очередной подарок. Кажется, речь шла о картине.
Этот человек готов был горы свернуть ради своей девочки, но она решительно отвергала его помощь и подарки и не желала облегчить его душу.
Интересно, как долго остаются открытыми двери собора Святого Патрика? Сам не знаю, почему мне вдруг пришел в голову этот вопрос. Быть может, потому, что ей очень хотелось пойти наконец туда. Как обычно, она категорически отказывалась от его денег, поскольку считала их «грязными». «Роже, – как раз в тот момент говорила она ему, – мне нужна твоя душа. А деньги для церкви я взять не могу, потому что, они нажиты преступным путем. Это грязные деньги».
На улице шел снег. Звуки пианино стали громче, настойчивее, ритм их ускорился. «Фантом-опера» Эндрю Ллойда Уэббера – музыка, созданная талантливым композитором в период наивысшего творческого расцвета.
Из холла вновь донесся какой-то шум. Я резко повернулся в ту сторону и прислушался. Потом вновь перевел взгляд на Дэвида. Мне показалось, я вновь слышу чьи-то отдающиеся эхом шаги, те самые, которые повергали меня в неописуемый ужас. Я был уверен, что это они. Меня охватила дрожь.
Неожиданно все стихло. Я не услышал никаких голосов. И посмотрел на Дэвида.
– Лестат, да ты окаменел от страха! – В голосе Дэвида слышалось искреннее сочувствие.
– Дэвид, послушай, мне кажется, дьявол пришел за мной. Мне кажется, я вот-вот отправлюсь в ад.
Он буквально лишился дара речи. Да и что мог он сказать? Что в такой ситуации говорят друг другу вампиры? Что, например, мог бы сказать я Арману, который старше меня на триста лет и во сто крат порочнее, приди он ко мне и заяви, что за ним пришел дьявол? Наверное, только посмеялся бы над ним и отпустил какую-нибудь злую шуточку типа того, что он вполне заслуживает такой участи и встретит в аду много знакомых из нашего племени, обреченных на особые муки, гораздо более страшные, чем когда-либо доводилось испытывать любому проклятому смертному.
– Боже всемогущий! – едва слышно прошептал я и содрогнулся.
– Ты сказал, что видел его?..
– Не знаю, не уверен… Я был… где-то в другом месте… Впрочем, это не важно. Кажется, снова в Нью-Йорке… Да, здесь, с ним…
– С жертвой?
– Да, я следил за ним.
– Он проворачивал очередную сделку в какой-то художественной галерее. Он опытный контрабандист. Особенность его натуры состоит еще и в том, что он большой ценитель красоты и предметов искусства древности. В этом смысле вы с ним очень похожи. Знаешь Дэвид, когда я его наконец убью, непременно принесу тебе что-нибудь из его сокровищ.
Дэвид промолчал, однако я видел, что ему неприятна сама мысль о краже ценностей у человека, который пока еще жив, но уже приговорен мною к смерти.
– Средневековые книги, кресты, ювелирные изделия, реликты древности и церковные реликвии – вот лишь неполный перечень предметов искусства, интересовавших этого человека, – продолжал я. – Он скупал бесценные статуи и изображения ангелов и святых, украденные во время Второй мировой войны из храмов Европы. Наиболее ценные из них хранятся в его квартире в Верхнем Ист-сайде. Существование этой квартиры – самая большая его тайна. Именно страсть к коллекционированию, как мне кажется, заставила его стать наркодельцом, и деньги, полученные от торговли наркотиками, служили лишь средством к достижению цели. У кого-то имелось то, что очень хотелось иметь ему самому. Не знаю, так, наверное, все происходило. Я пытался читать его мысли, но это занятие быстро меня утомило. Он порочен. В его реликвиях нет никакой магии. А я отправляюсь в ад.
– Не торопись, – откликнулся Дэвид. – Наблюдатель… Расскажи о нем поподробнее. Что именно ты видел?
Я молчал, ибо заранее боялся этой минуты. То, что мне являлось, я не пытался определить даже для себя самого. Однако нужно было продолжать. Ведь я сам позвал Дэвида и попросил его помощи. И теперь он ждал объяснений.
– Это произошло на Пятой авеню. Он, моя жертва, ехал в машине, направляясь в центр города – в свою тайную квартиру, где хранились сокровища.
Я знал, куда он собрался, и просто шел по улице, ничем не отличаясь от прогуливавшихся тут же обычных смертных. Возле одного из отелей я остановился и решил зайти, чтобы полюбоваться цветами. Ты же знаешь, в любом приличном отеле всегда есть цветы. И когда зимой на душе становится совсем тошно, можно заглянуть в какой-нибудь из них и насладиться ароматом шикарных лилий.
– Да, это я знаю» – с тихим вздохом равнодушно отозвался Дэвид. – Знаю.
– Я стоял в холле и смотрел на огромный букет. Мне вдруг захотелось… как бы это объяснить… захотелось оставить какой-нибудь подарок, что ли… как в церкви… для тех, кто составил такой прекрасный букет… в общем, что-то в этом роде. Затем я подумал, что лучше будет, пожалуй, сначала убить мою жертву, и вдруг… Клянусь, Дэвид, все так и было.
Вдруг все исчезло, точнее, словно почва ушла у меня из-под ног. Отель тоже исчез. Я оказался в пустоте – я парил в пространстве, но вокруг меня было множество людей. Они кричали и выли, разговаривали и визжали, плакали и смеялись. Да-да, Дэвид, именно смеялись! Причем все это происходило одновременно. И свет, Дэвид… Ослепительный свет. Не тьма и не банальные языки адского пламени. И я потянулся к чему-то. И тут обнаружил, что тянусь не руками… по правде говоря, у меня не было рук… они куда-то пропали. Я потянулся всем своим существом, каждым мускулом, каждой клеточкой тела, всеми фибрами своей души – потянулся к чему-то, стремясь ухватиться за него и восстановить равновесие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71