- Мы там действительно были целый день. Но здесь, наверху, время совсем не так скоро шло… Вспомните, князь, как вы на меня смотрели через порожек, - вам казалось, что я прыгаю, будто кузнечик. А я ходил обычно. Права была княгиня - в тех пещерах мой сын и за три месяца мог на три года вырасти!…
- Да вы послушайте новости, которые вам князь Воротынский сказать хочет! - предложила я. Новости просто кричали в голове Ондрея, требуя выхода.
- Новости? - насторожился Михаил. - Что за новости?
- Царово ополчение под стенами! - выпалил Ондрей, которому наконец дали слово. - Вовремя мы с Киршагской твердыней управились, а помедлили бы день, уж взяли бы нас в клещи!…
- Ну, теперь-то цар-изменник никуда от нас не денется! - в восторге потряс кулаками Зиновий - Теперь-то уж точно будет сеча!
- Что, опять большая кровь прольется? - устало поинтересовалась я у Михаила. - Мало вам Вышеграда? Или вы и киршагским жителям хотите такой судьбы?
Михаил чуть качнул головой: - А что предлагаешь? Опять использовать нашего сына вместо мечей?
- Почему бы и нет? - удивилась я. - Сделать из врагов… неврагов. Что в этом плохого? И никаких смертоубийств! Оле-жек, - склонилась я к сыну, - сделаешь еще разок то, что уже делал здесь?
Малыш одарил меня долгим пристальным взглядом снизу вверх и ответил:
-Не.
- Почему нет? - присев перед ним на корточки, спросила я. - Ты устал? Тебе будет трудно?
- Не, - равнодушно ответил он.
- Ты просто не хочешь? - теряясь в догадках, начала я перебирать варианты.
Он неожиданно подтвердил:
-Да.
- Не хочешь? - поразилась я. - Но почему? Ты ведь уже делал! Значит, тогда - хотел? А теперь почему расхотел?
- Отон, - непонятно ответил мальчик.
Мне оставалось только хлопать глазами в растерянности. Михаил развел руками, как бы показывая: - ну вот, сама видишь… Повернулся к своим воеводам, спросил: - Лазутчиков высылали? Что они говорят о неприятеле?
Военная машина закрутилась, готовясь перемолоть тысячи и тысячи жизней.
На меня навалилась апатия.
Ну чего ради я, в самом деле, все время пытаюсь спасать кого-то? Кто и знать не знает о моих попытках. Да и не узнает никогда. Чего ради мне биться как рыба об лед? Если даже мой сын - мой великий и непонятный сын - не желает мне помогать! А не вернуться ли мне назад, в волшебные пещеры? Не залечь ли в чудодейственную пену «опочивальни»? И выйти оттуда примерно через год, когда здесь все само собой разрешится!
Ах да… Там же время бежит не медленнее, а раз в десять быстрее… Чтобы здесь год прошел, там мне надо кантоваться лет десять! Ерунда получается и бред. Куда ни кинь - везде ерунда и бред…
Михаил, окруженный воеводами, уже направился к княжеским палатам. Я осталась в одиночестве. Даже верного Бок-ши нет.
Едва слышимый из-за стен звук протрубившего рога заставил всех поднять головы.
- Что? - крикнул Михаил постовому на башне.
- Переговорщик! - выглянув наружу, за кремлевскую стену, доложил постовой.
- Никодим, выезжай с малым отрядом навстречу, вызнай, чего он хочет! - распорядился Михаил. - Ать, - произнес мой сын как бы между прочим. Ну и мать ему досталась! Сама носится день-деньской, так еще и ребенка с собой таскает! А ведь такой крохе еще специальный режим нужен! Чем морочить себе голову судьбами тысяч, лучше бы об одной судьбе подумала…
- Сейчас мы пойдем спать! - пообещала я, склоняясь к нему. - Сейчас покушаем - и спать. Может, и я прилягу. Отдохну от государственных дел.
Но отдохнуть мне не дали.
В покои пришел Михаил, сел перед кроватью и, когда я открыла глаза, сообщил: - Царов переговорщик передал тебе приглашение на уединенцию.
- Одной мне? - уточнила я.
- Тебе одной. Обещает, что сам тоже будет один.
- И где же сие мероприятие предлагается провести?
- На берегу пустохляби. Недалеко от того места, где тебя топить пытались. Берег там голый, пустынный, спрятать засаду невозможно, внезапно напасть - тоже.
- И когда я приглашаюсь?
- Прямо сейчас, не откладывая.
- Я пойду, - сказала я, - Мне просто интересно: что такого нового может сообщить парово величие после всего, что мы уже знаем о нем?
* * *
Даже сидя в карете, я куталась в доху -ледяной ветер продувал все насквозь О том, чтобы выйти наружу, было страшно и подумать. Утром и то было не так холодно.
- Приехали, - постучал кнутовищем в дверцу князь Зиновий, гарцуя рядом на коне.
Пришлось вылезать.
Холодный свет яркого солнца совершенно не грел. Я накинула меховой капюшон и соскочила со ступеньки на промерзшую землю.
Рядом остановил коня Зиновий.
- Буду вон там, - указал он на изгиб берега - Вам нужно только махнуть рукой, и карета тотчас будет подана. Я молча кивнула. Открывать рот на этом ветру не хотелось - И вот что еще. - Зиновий почти лег на холку своего скакуна, доверительно склоняясь к моему уху. - Вы, княгиня, просили говорить обо всех странных дырах, что я увижу Так одну я вижу прямо сейчас.
- Что за дыра, где? - спросила я, с трудом шевеля мерзлыми губами.
- Вон там, над пустохлябью! Видите, летит маленькое одинокое облачко? Так вот как раз между ним и пустохлябью.
- В воздухе, что ли?
- Ну да.
- Вижу.
Он с удивлением глянул на меня: - Вы же говорили, что не видите этих дыр? Вот пристал! Через отражение в твоей голове вижу! Но я не стала затевать объяснения, поглубже засунула руки в меховую муфту, расшитую бисером, буркнула.
- Ладно, не важно. Есть дыра. Как-нибудь Каллистратов шар надуем горячим воздухом, слетаем - посмотрим.
Это я так пыталась пошутить.
Зиновий, правда, шутки не заметил Выпрямился, кивнул Напомнил: - Как махнете - я сразу здесь!
И я осталась одна.
Впрочем, ненадолго. Со стороны леса лихо подкатила огромная карета, вся в блестках позолоты, влекомая четверкой лошадей, запряженных цугом. Шикарный выезд! Только одно несколько портило его - отсутствие на козлах кучера.
Сразу видно, что уроки, преподанные нечистью, не прошли даром для царова величия - только нечисть умеет так манипулировать животными'
Пока я рассматривала лошадей, дверца кареты хлопнула, и передо мной появился сам цар. Морфей Телицын. Невысокий, худой юноша. Он сурово стоял, заложив руки за спину, и буравил меня взглядом исподлобья.
Карета, повинуясь неслышному приказу, умчалась обратно
Цар же все стоял.
Он молчал - и я молчала. В конце концов, кто пригласил, тот первый пусть и начинает.
- Не хотите поздороваться, княгиня? - негромко произнес юноша. И как ему не холодно в одном парадном кафтанчике, без шубы? - А почему бы вам самому этого не сделать для начала? - удивилась я. - Я цар! - как припечатал он. Но я только передернула плечами: - А я - дама. Да к тому же вы позже меня приехали. И вообще. Для чего меня на эту холодрыгу вызвали - пикироваться?
- Вам холодно? - грозно спросил цар.
Еще бы добавил: такая мерзлячка, а со мной тягаться решила?
Ну и что - даже если мне холодно? За себя постоять смогу и в замерзшем виде! Пусть знает!
Я задиристо вскинула голову так, что капюшон чуть съехал назад, открывая волосы: - А разве не заметно?
Суровый юноша выдержал томительную паузу, а потом тихо, но грозно произнес: - Это легко исправить.
Вскинул руку, будто собирался выстрелить из пистолета, - я даже попятилась. Но никакого пистолета у него в руке, разумеется, не было. И вообще ничего не было - пустая ладонь. Но он величественно обвел ею вокруг, и между ледяным ветром и нами внезапно воздвиглась непреодолимая преграда.
Все также ослепительно холодно сияло солнце, за круговой границей редкие стебли сухого бурьяна судорожно клонились к земле под жесткими порывами, а у нас установился полный штиль.
Я оглянулась. Бороздка невидимой стены уже явственно отмечалась барханчиками ледяной серой пыли, наметаемыми к ее подножию.
- Теперь мы можем говорить, - тихо и устало произнес юноша.
Он стоял, все так же горделиво выпрямившись, но в лице произошла трудноуловимая перемена - будто какую-то внутреннюю пружину, затянутую до предела, чуть отпустили. В уголках прищуренных глаз стало меньше морщинок, в бескровных плотно сжатых губах несколько ослабло напряжение.
- Вы кого-то опасаетесь? - подняла я брови.
- Себя, - коротко ответил цар.
- Что ж в вас такого страшного?.. - насмешливо начала я и осеклась. Потому что заметила.
Впервые цар был один - без черного смерча своей ураганной воли. Той, что всегда крутилась поблизости от него гибельной воронкой, сминая, подавляя любое сознание вокруг, беспрерывно всасывая и растворяя в себе мысли и чувства окружающих.
- То, что во мне, - оно есть у всех, - негромко проговорил Морфей. - Но только во мне этого слишком много.
- Чего именно? - поспешила уточнить я. Не так уж часто великие мира сего начинают откровенничать - надо ловить момент.
Юноша-цар едва заметно пожал плечами: - Умения чувствовать окружающих людей. Желания понять их. Воли, чтобы выполнить это.
- Понимание других - большой талант, - осторожно заметила я, - В том, другом мире, где я жила раньше, для этой способности изобрели специальное слово - эмпатия.
- В другом мире… - горько усмехнулся юноша. - Там, наверно, никогда не бывает слишком много этого. Потому что если этого слишком много, уже трудно с ним совладать. Оно отделяется от тебя и живет своей жизнью. Не твоей. Другой. И тебя заставляет этой жизнью жить.
- Какой это - другой жизнью? - переспросила я.
- Вам не понять. - Губы Морфея слегка дрогнули в усмешке. - Той. Когда голова переполнена чувствами и мыслями других людей, когда уже не остается места для своих собственных чувств и мыслей. И когда воля - которая вроде бы твоя, - начинает работать уже сама, не заботясь о тебе. А заботясь только о том, что впитала от других. А, - он чуть дернул щекой, - слова… Одни слова. Разве можно что-нибудь передать словами?
- Немало. Если захотеть.
- И если долго учиться это делать. А меня учили совсем другому.
- Управлять царством?
- Управлять? Если бы… Но, чтобы управлять, нужно думать. А думать мне всегда было некогда. Все время уходило на то, чтобы глотать и переваривать других. Всех! И снова! И опять! Только глотать и только переваривать! Я совсем непонятно говорю?
- Не так уж непонятно, - поежилась я, вспомнив собственные ощущения, когда меня затягивал, буквально заглатывал смерч царовой воли. - А кое-что - так очень даже понятно. Но зачем вашим учителям нужна была именно такая ваша жизнь?
- Я тоже долго не мог понять. Тем краешком своего собственного сознания, которым еще старался думать. И который научился сохранять и прятать в глубине своей головы. Его было мало - этого последнего краешка. Думал я долго - ночами, когда моя великая воля почти совсем отделялась от меня и ходила вдалеке. Утром, когда она приносила новый улов, пойманный в чужих головах, думать уже опять не было никакой возможности - мозги переполнялись. Почти до краев… Но ночью!… И я надумал.
- Правда? - одними губами спросила я, готовясь услышать страшную тайну.
А услышала банальность, которую и сама давно поняла.
- Как раз управлять я и не мог! - отрешенно улыбнулся цар. - Если меня на что и хватило, так это слепить своей могучей волей все разнообразие мнений и суждений, почерпнутое у подданных, в один комок. Такой огромный комок, в котором любое разнообразие перемешивается, уравнивается и исчезает. Совсем. А вместо него появляется одна мысль, одно мнение…
- Среднестатистическое… - подсказала я.
- Объясните! - приказал пар тоном, не терпящим возражений.
Я не стала упрямиться: - Когда берется одно «да» и одно «нет» и их складывают между собой, то получают ноль…
- Нуль… - поправил меня цар.-Да. Все так и было. Из многоголосой толпы разнообразных мнений всегда получалось только одно: ничего нельзя трогать и менять. От этого только хуже будет! Забавно, что так оно и оказалось на самом деле… Когда меня заставили менять, объясняя, что после этого уже ничего никогда менять не придется, то получилось все много хуже. Кровь, горе, слезы, боль… Мои подданные гибнут в сечах, в пожарищах, князь идет на князя, лыцар на лыцара! А все вы, княгиня!… - Он гневно потряс пальцем. Потом спохватился: - Нет, так говорить нельзя. Так говорят волхвы, и, значит, это неправда. Не вся правда. Не главная правда.
- Вы не верите своим волхвам?
- Своим? Тут не совсем понятно, кто чей. Может, как раз не они - мои, а я - их… Но вообще, конечно, верю. Как только моя воля со мной, то я волхвам верю. Без всяких оговорок. Потому что они умеют незаметно подправлять то единое мнение, которое получилось из суммы всех, в свою сторону.
- Как же вы сейчас-то от них вырвались? - поразилась я, - Если они вас под таким давлением постоянно держат?
- А я и не вырвался, - брезгливо скривил губы цар.-(tm) Для меня сейчас открылось маленькое окошко. Будто среди дня ночь вдруг наступила, когда я снова могу хоть чуть-чуть побыть самим собой. Но стоит мне сейчас отъехать отсюда - вон, к лагерю, что установлен в лесу, - и окошко захлопнется. И на троне опять будет сидеть государь, у которого голова так переполнена чужими мыслями, что уж и не до своих…
- Но на эту встречу ко мне волхвы вас все-таки выпустили!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
- Да вы послушайте новости, которые вам князь Воротынский сказать хочет! - предложила я. Новости просто кричали в голове Ондрея, требуя выхода.
- Новости? - насторожился Михаил. - Что за новости?
- Царово ополчение под стенами! - выпалил Ондрей, которому наконец дали слово. - Вовремя мы с Киршагской твердыней управились, а помедлили бы день, уж взяли бы нас в клещи!…
- Ну, теперь-то цар-изменник никуда от нас не денется! - в восторге потряс кулаками Зиновий - Теперь-то уж точно будет сеча!
- Что, опять большая кровь прольется? - устало поинтересовалась я у Михаила. - Мало вам Вышеграда? Или вы и киршагским жителям хотите такой судьбы?
Михаил чуть качнул головой: - А что предлагаешь? Опять использовать нашего сына вместо мечей?
- Почему бы и нет? - удивилась я. - Сделать из врагов… неврагов. Что в этом плохого? И никаких смертоубийств! Оле-жек, - склонилась я к сыну, - сделаешь еще разок то, что уже делал здесь?
Малыш одарил меня долгим пристальным взглядом снизу вверх и ответил:
-Не.
- Почему нет? - присев перед ним на корточки, спросила я. - Ты устал? Тебе будет трудно?
- Не, - равнодушно ответил он.
- Ты просто не хочешь? - теряясь в догадках, начала я перебирать варианты.
Он неожиданно подтвердил:
-Да.
- Не хочешь? - поразилась я. - Но почему? Ты ведь уже делал! Значит, тогда - хотел? А теперь почему расхотел?
- Отон, - непонятно ответил мальчик.
Мне оставалось только хлопать глазами в растерянности. Михаил развел руками, как бы показывая: - ну вот, сама видишь… Повернулся к своим воеводам, спросил: - Лазутчиков высылали? Что они говорят о неприятеле?
Военная машина закрутилась, готовясь перемолоть тысячи и тысячи жизней.
На меня навалилась апатия.
Ну чего ради я, в самом деле, все время пытаюсь спасать кого-то? Кто и знать не знает о моих попытках. Да и не узнает никогда. Чего ради мне биться как рыба об лед? Если даже мой сын - мой великий и непонятный сын - не желает мне помогать! А не вернуться ли мне назад, в волшебные пещеры? Не залечь ли в чудодейственную пену «опочивальни»? И выйти оттуда примерно через год, когда здесь все само собой разрешится!
Ах да… Там же время бежит не медленнее, а раз в десять быстрее… Чтобы здесь год прошел, там мне надо кантоваться лет десять! Ерунда получается и бред. Куда ни кинь - везде ерунда и бред…
Михаил, окруженный воеводами, уже направился к княжеским палатам. Я осталась в одиночестве. Даже верного Бок-ши нет.
Едва слышимый из-за стен звук протрубившего рога заставил всех поднять головы.
- Что? - крикнул Михаил постовому на башне.
- Переговорщик! - выглянув наружу, за кремлевскую стену, доложил постовой.
- Никодим, выезжай с малым отрядом навстречу, вызнай, чего он хочет! - распорядился Михаил. - Ать, - произнес мой сын как бы между прочим. Ну и мать ему досталась! Сама носится день-деньской, так еще и ребенка с собой таскает! А ведь такой крохе еще специальный режим нужен! Чем морочить себе голову судьбами тысяч, лучше бы об одной судьбе подумала…
- Сейчас мы пойдем спать! - пообещала я, склоняясь к нему. - Сейчас покушаем - и спать. Может, и я прилягу. Отдохну от государственных дел.
Но отдохнуть мне не дали.
В покои пришел Михаил, сел перед кроватью и, когда я открыла глаза, сообщил: - Царов переговорщик передал тебе приглашение на уединенцию.
- Одной мне? - уточнила я.
- Тебе одной. Обещает, что сам тоже будет один.
- И где же сие мероприятие предлагается провести?
- На берегу пустохляби. Недалеко от того места, где тебя топить пытались. Берег там голый, пустынный, спрятать засаду невозможно, внезапно напасть - тоже.
- И когда я приглашаюсь?
- Прямо сейчас, не откладывая.
- Я пойду, - сказала я, - Мне просто интересно: что такого нового может сообщить парово величие после всего, что мы уже знаем о нем?
* * *
Даже сидя в карете, я куталась в доху -ледяной ветер продувал все насквозь О том, чтобы выйти наружу, было страшно и подумать. Утром и то было не так холодно.
- Приехали, - постучал кнутовищем в дверцу князь Зиновий, гарцуя рядом на коне.
Пришлось вылезать.
Холодный свет яркого солнца совершенно не грел. Я накинула меховой капюшон и соскочила со ступеньки на промерзшую землю.
Рядом остановил коня Зиновий.
- Буду вон там, - указал он на изгиб берега - Вам нужно только махнуть рукой, и карета тотчас будет подана. Я молча кивнула. Открывать рот на этом ветру не хотелось - И вот что еще. - Зиновий почти лег на холку своего скакуна, доверительно склоняясь к моему уху. - Вы, княгиня, просили говорить обо всех странных дырах, что я увижу Так одну я вижу прямо сейчас.
- Что за дыра, где? - спросила я, с трудом шевеля мерзлыми губами.
- Вон там, над пустохлябью! Видите, летит маленькое одинокое облачко? Так вот как раз между ним и пустохлябью.
- В воздухе, что ли?
- Ну да.
- Вижу.
Он с удивлением глянул на меня: - Вы же говорили, что не видите этих дыр? Вот пристал! Через отражение в твоей голове вижу! Но я не стала затевать объяснения, поглубже засунула руки в меховую муфту, расшитую бисером, буркнула.
- Ладно, не важно. Есть дыра. Как-нибудь Каллистратов шар надуем горячим воздухом, слетаем - посмотрим.
Это я так пыталась пошутить.
Зиновий, правда, шутки не заметил Выпрямился, кивнул Напомнил: - Как махнете - я сразу здесь!
И я осталась одна.
Впрочем, ненадолго. Со стороны леса лихо подкатила огромная карета, вся в блестках позолоты, влекомая четверкой лошадей, запряженных цугом. Шикарный выезд! Только одно несколько портило его - отсутствие на козлах кучера.
Сразу видно, что уроки, преподанные нечистью, не прошли даром для царова величия - только нечисть умеет так манипулировать животными'
Пока я рассматривала лошадей, дверца кареты хлопнула, и передо мной появился сам цар. Морфей Телицын. Невысокий, худой юноша. Он сурово стоял, заложив руки за спину, и буравил меня взглядом исподлобья.
Карета, повинуясь неслышному приказу, умчалась обратно
Цар же все стоял.
Он молчал - и я молчала. В конце концов, кто пригласил, тот первый пусть и начинает.
- Не хотите поздороваться, княгиня? - негромко произнес юноша. И как ему не холодно в одном парадном кафтанчике, без шубы? - А почему бы вам самому этого не сделать для начала? - удивилась я. - Я цар! - как припечатал он. Но я только передернула плечами: - А я - дама. Да к тому же вы позже меня приехали. И вообще. Для чего меня на эту холодрыгу вызвали - пикироваться?
- Вам холодно? - грозно спросил цар.
Еще бы добавил: такая мерзлячка, а со мной тягаться решила?
Ну и что - даже если мне холодно? За себя постоять смогу и в замерзшем виде! Пусть знает!
Я задиристо вскинула голову так, что капюшон чуть съехал назад, открывая волосы: - А разве не заметно?
Суровый юноша выдержал томительную паузу, а потом тихо, но грозно произнес: - Это легко исправить.
Вскинул руку, будто собирался выстрелить из пистолета, - я даже попятилась. Но никакого пистолета у него в руке, разумеется, не было. И вообще ничего не было - пустая ладонь. Но он величественно обвел ею вокруг, и между ледяным ветром и нами внезапно воздвиглась непреодолимая преграда.
Все также ослепительно холодно сияло солнце, за круговой границей редкие стебли сухого бурьяна судорожно клонились к земле под жесткими порывами, а у нас установился полный штиль.
Я оглянулась. Бороздка невидимой стены уже явственно отмечалась барханчиками ледяной серой пыли, наметаемыми к ее подножию.
- Теперь мы можем говорить, - тихо и устало произнес юноша.
Он стоял, все так же горделиво выпрямившись, но в лице произошла трудноуловимая перемена - будто какую-то внутреннюю пружину, затянутую до предела, чуть отпустили. В уголках прищуренных глаз стало меньше морщинок, в бескровных плотно сжатых губах несколько ослабло напряжение.
- Вы кого-то опасаетесь? - подняла я брови.
- Себя, - коротко ответил цар.
- Что ж в вас такого страшного?.. - насмешливо начала я и осеклась. Потому что заметила.
Впервые цар был один - без черного смерча своей ураганной воли. Той, что всегда крутилась поблизости от него гибельной воронкой, сминая, подавляя любое сознание вокруг, беспрерывно всасывая и растворяя в себе мысли и чувства окружающих.
- То, что во мне, - оно есть у всех, - негромко проговорил Морфей. - Но только во мне этого слишком много.
- Чего именно? - поспешила уточнить я. Не так уж часто великие мира сего начинают откровенничать - надо ловить момент.
Юноша-цар едва заметно пожал плечами: - Умения чувствовать окружающих людей. Желания понять их. Воли, чтобы выполнить это.
- Понимание других - большой талант, - осторожно заметила я, - В том, другом мире, где я жила раньше, для этой способности изобрели специальное слово - эмпатия.
- В другом мире… - горько усмехнулся юноша. - Там, наверно, никогда не бывает слишком много этого. Потому что если этого слишком много, уже трудно с ним совладать. Оно отделяется от тебя и живет своей жизнью. Не твоей. Другой. И тебя заставляет этой жизнью жить.
- Какой это - другой жизнью? - переспросила я.
- Вам не понять. - Губы Морфея слегка дрогнули в усмешке. - Той. Когда голова переполнена чувствами и мыслями других людей, когда уже не остается места для своих собственных чувств и мыслей. И когда воля - которая вроде бы твоя, - начинает работать уже сама, не заботясь о тебе. А заботясь только о том, что впитала от других. А, - он чуть дернул щекой, - слова… Одни слова. Разве можно что-нибудь передать словами?
- Немало. Если захотеть.
- И если долго учиться это делать. А меня учили совсем другому.
- Управлять царством?
- Управлять? Если бы… Но, чтобы управлять, нужно думать. А думать мне всегда было некогда. Все время уходило на то, чтобы глотать и переваривать других. Всех! И снова! И опять! Только глотать и только переваривать! Я совсем непонятно говорю?
- Не так уж непонятно, - поежилась я, вспомнив собственные ощущения, когда меня затягивал, буквально заглатывал смерч царовой воли. - А кое-что - так очень даже понятно. Но зачем вашим учителям нужна была именно такая ваша жизнь?
- Я тоже долго не мог понять. Тем краешком своего собственного сознания, которым еще старался думать. И который научился сохранять и прятать в глубине своей головы. Его было мало - этого последнего краешка. Думал я долго - ночами, когда моя великая воля почти совсем отделялась от меня и ходила вдалеке. Утром, когда она приносила новый улов, пойманный в чужих головах, думать уже опять не было никакой возможности - мозги переполнялись. Почти до краев… Но ночью!… И я надумал.
- Правда? - одними губами спросила я, готовясь услышать страшную тайну.
А услышала банальность, которую и сама давно поняла.
- Как раз управлять я и не мог! - отрешенно улыбнулся цар. - Если меня на что и хватило, так это слепить своей могучей волей все разнообразие мнений и суждений, почерпнутое у подданных, в один комок. Такой огромный комок, в котором любое разнообразие перемешивается, уравнивается и исчезает. Совсем. А вместо него появляется одна мысль, одно мнение…
- Среднестатистическое… - подсказала я.
- Объясните! - приказал пар тоном, не терпящим возражений.
Я не стала упрямиться: - Когда берется одно «да» и одно «нет» и их складывают между собой, то получают ноль…
- Нуль… - поправил меня цар.-Да. Все так и было. Из многоголосой толпы разнообразных мнений всегда получалось только одно: ничего нельзя трогать и менять. От этого только хуже будет! Забавно, что так оно и оказалось на самом деле… Когда меня заставили менять, объясняя, что после этого уже ничего никогда менять не придется, то получилось все много хуже. Кровь, горе, слезы, боль… Мои подданные гибнут в сечах, в пожарищах, князь идет на князя, лыцар на лыцара! А все вы, княгиня!… - Он гневно потряс пальцем. Потом спохватился: - Нет, так говорить нельзя. Так говорят волхвы, и, значит, это неправда. Не вся правда. Не главная правда.
- Вы не верите своим волхвам?
- Своим? Тут не совсем понятно, кто чей. Может, как раз не они - мои, а я - их… Но вообще, конечно, верю. Как только моя воля со мной, то я волхвам верю. Без всяких оговорок. Потому что они умеют незаметно подправлять то единое мнение, которое получилось из суммы всех, в свою сторону.
- Как же вы сейчас-то от них вырвались? - поразилась я, - Если они вас под таким давлением постоянно держат?
- А я и не вырвался, - брезгливо скривил губы цар.-(tm) Для меня сейчас открылось маленькое окошко. Будто среди дня ночь вдруг наступила, когда я снова могу хоть чуть-чуть побыть самим собой. Но стоит мне сейчас отъехать отсюда - вон, к лагерю, что установлен в лесу, - и окошко захлопнется. И на троне опять будет сидеть государь, у которого голова так переполнена чужими мыслями, что уж и не до своих…
- Но на эту встречу ко мне волхвы вас все-таки выпустили!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81