И это почти удалось. Головокружительная скорость обрушившегося вихря так успешно принялась размывать, сминать мое сознание, что еще миг - и я растворилась бы в нем, подобно всем остальным. Я уже чувствовала, что это сейчас случится. И что это не страшно. Это надо, и все!
Только истошный крик Михаила: «Княгиня! Наталья!» - выдернул меня из слепого повиновения чужой, беспощадной воле.
Я напряглась, сосредоточилась - и тяжким камнем, как неподъемный груз, выпала из черной хаотической круговерти. Выпала все туда же - на самое начало красной ковровой дорожки, возле только что закрывшихся за моей спиной дверей. С трудом, превозмогая онемелость мышц шеи, я повернула голову к Михаилу.
Разумеется, он и не думал кричать. Он стоял, плотно сжав губы, устремив взгляд в противоположный конец зала, и взгляд этот мне совсем не понравился. Сказать, что он был пуст, - ничего не сказать. Он был мертв. Он был искусственно нарисован на безжизненном лице моего князя. Князя, которого уже не было рядом со мной. Заверченного и унесенного чудовищным тайфуном, что все еще плескался вокруг, тянул в свои зловещие протуберанцы, пытаясь сделать со мной то же самое, что уже сотворил с Михаилом.
Наверно, я в этот миг взбеленилась и озверела. До совершенной беспощадности. Ледяными от бешенства руками я раздвинула, вспорола тушу урагана, вошла в его воронку и свирепо осмотрелась. Урагану было больно, неприятно и неудобно от моего присутствия внутри. Он напрягся, пытаясь выпихнуть меня обратно, он даже замедлил свое верчение. И это позволило среди десятков, сотен, тысяч лиц, погребенных в его смерчевых недрах, углядеть бледное, опустошенное лицо Михаила.
Не теряя ни секунды, я ухватила моего князя за безвольно проплывающую мимо меня руку и потянула к себе. Назад. Отступая, извлекая его из безудержной круговерти.
Тайфун, освободившийся от моего присутствия, отшатнулся, отпрыгнул, как чудовище, столкнувшееся с непреодолимым и опасным препятствием.
- Княгиня… - прошептал Михаил.
И это был его голос.
Он смотрел на меня - и это был его взгляд. За этот ласковый, обожающий взгляд я готова была уничтожить хоть сотню свирепых чудовищ, посмей они только покуситься на моего князя!
- Идемте, княгиня, нас ждут, - нежно прошептал Михаил.
И, взяв мою руку в свою, повел по ковровой дорожке.
Чудовищный вихрь, который продолжал метаться по огромной зале покоев как подраненное животное, судорожно отпрыгнул прочь с нашего пути.
А я наконец разглядела источник этого вихря. Он сидел на величественном даровом троне - парень, почти подросток. Одного возраста со мной, а то и моложе. Бледный, худой до изможденности, нелепый под своим пышным малиновым балдахином, в роскошной паровой короне, со скипетром и державой в маленьких костлявых ладошках. Неподвижный взгляд глубоко запавших глаз, обведенных нездоровой желтовато-сиреневой каймой, был прикован к моему лицу.
- Князь Квасуров и княгиня Шагирова! - с торжественной гулкостью было провозглашено за нашими спинами, как только мы достигли края дорожки.
Михаил опустился на одно колено, я склонилась в поясном поклоне.
Воцарилось молчание.
Ураган метался по залу, поминутно захлестывая и выбрасывая из своей утробы чьи-то личности, образы, мысли, надежды… Парень на троне был не просто напряжен - каждая его мышца, казалось, была вытянута в струнку как при умопомрачительно сильной головой боли. Я видела однажды пациента с водянкой мозговых оболочек (если правильно запомнила диагноз), он лежал на больничной койке вот так же вытянувшись, напрягшись, боясь хоть чуть шевельнуться, чтобы не усилить и без того невыносимую головную боль.
- Царева милость на княжение в Суроже княгиней Ша-гировой получена. Правь восторжествовала.
Голос, раздавшийся с трона, был тише вздоха ветерка, но отдался эхом по всему залу покоев.
Я вторично отвесила поясной поклон. Как все просто! Стоило ради этого тащиться в Вышеград?! Может, хоть грамотку какую красивенькую дадут. Удостоверяющую, что податель сего… Нет, не податель. Не знаю. Короче, сертификат, свидетельствующий, что я действующая всесильная княгиня…
Бесцветные полоски паровых губ вновь разомкнулись.
- Просьба на разрешение брака между князем Квасуровым и княгиней Шагировой…
- Но я ни о чем таком не просила! - возмущенно выкрикнула я, от негодования забыв, где и с кем говорю. Повисла пауза.
- Княгиня… - ошалело пробормотал Михаил. И мягко сжал мою ладонь.
- Я ни о каком браке не просила, - повторила я упрямо и выдернула руку.
- Княгиня… - В голосе Михаила был испуг. - Вы не хотите венчаться со мной?
- Я не просила ни о каком браке, - как заводная кукла, снова произнесла я. И это были единственные слова, которые я знала в тот момент. Все остальное богатство русского языка начисто вылетело из головы.
Михаил побледнел как полотно - не хуже чучела на троне
Пауза затягивалась.
- Я… - начала я, не зная, как продолжить. Но новое изъявление царовой милости, к счастью, остановило меня.
- Эта просьба будет рассмотрена позже.
Тихий голос со стороны трона продирал до самых внутренностей. Хотелось крикнуть этому парню: «Да вы же серьезно больны! Пожалейте себя - разве можно доводить организм до такого состояния!?» - Уединенция окончена! - гулко провозгласил глашатай за нашими спинами.
Михаил поднялся с колена, мы, склонив головы, попятились к дверям.
* * *
- Княгиня, вы отказываетесь выходить за меня? - задумчиво спросил Михаил в карете.
- Мы вообще не говорили с вами об этом, - сообщила я, отвернувшись к окошку.
- Давайте поговорим, - предложил он. Я пожала плечами.
- Княгиня, - вдохновенно начал Михаил.-Я прошу и умоляю: выходите за меня!
- Для чего? - нетерпеливо прервала я его речь.
- Как это? - не понял он. - Будем мужем и женой.
- Ну и что?
- Детишек нарожаем…
Я живо представила себя в родильном зале в качестве роженицы: испарина на лбу, мокрые от пота, спутавшиеся волосы, злая акушерка требует: «Тужьтесь, мамочка! Я кому сказала - тужьтесь! Орать раньше надо было, когда с мужиком ложилась!» - Заманчивое предложение, князь… - вздохнула я. - Только такими посулами и можно завоевать женское сердце.
- Но я люблю вас! - сообщил Михаил. - Я каждый день доказываю вам это!
- Ваши доказательства… м-м… очаровательны, - не могла не согласиться я. - Но они относятся, скорее, к области физиологии…
- Хорошо, я докажу вам по-другому! Вы ведь не читаете моих мыслей - я правильно понял?
- Да. А это означает что-то особенное? -заинтересовалась я.
- Еще как означает! Знаете ли вы, княгиня, одно простое правило: дополнительный подарок, которым может одарить княжеская гривна, действует во всех случаях, кроме тех, когда это действие направлено против любимого человека. А, не знали! Мой отец, князь Никита, попробовал однажды нарушить это правило. Разругавшись как-то вдрызг с моей матушкой, в ярости хотел спалить ее своим огненосным взглядом. Надулся, стал красный как рак, потом чуть не упал замертво от напряжения, а закончилось все тем, что спалил новенький буфет позади нее. А ее пламя даже не коснулось! Ведь он не мог причинить ей никакого вреда - потому что любил без памяти. Ну, потом было примирение, они плакали, обнимались… А в тот страшный год, когда она умерла… Я вам рассказывал… Он ведь так больше и не женился. Мы. Квасуровы, - однолюбы. И вы не читаете моих мыслей по той же простой причине - вы любите меня!
- Моя любовь - это мое дело! - сердито сказала я. - И вовсе никакой не повод для скоропалительного замужества!
- Но ведь еще я, княгиня!… Я ведь тоже люблю вас! Вы не поверите, - он смущенно отвел глаза, - я даже проверял свои чувства с помощью Витвины. Дарованная ею способность- вы зовете ее телекинезом - никак не действует, когда я пытаюсь применить ее к вам. Столько раз пытался сдвинуть хоть одну-единственную прядь на вашей милой головке, хоть пошевелить заколку в ваших волосах - бесполезно! Я люблю вас, княгиня, - это проверено и доказано!
- Очень интересно. - Я смотрела в окно отсутствующим взглядом.
И князь разволновался наконец не на шутку: - Да в конце концов, княгиня! Я просто люблю вас! Без всяких проверок и доказательств! Ваш голос, ваше лицо, вашу больную ручку, ваш решительный нрав. Что бы вы ни сделали- я люблю все это! И что бы ни случилось - буду любить всегда. И если вы вдруг умрете, для меня жизнь потеряет всякий смысл - мне ничего не останется, как взойти на ваш погребальный костер!
- Не притворяйтесь антом! - погрозила я пальчиком.
- Да, - опомнился Михаил. - Конечно, я не сделаю этого. Мои обязанности… Я вынужден нести их. Они не дадут мне прервать свою жизнь вместе с вашей. Но притягательность других женщин для меня больше не существует. Давно. Сразу после того, как я увидел вас, там, в Суроже, в окошке на втором этаже… Я ведь тогда враз понял, что нашел свою любовь. И теперь уж не отдам ее ни за что! Княгиня, милая, дорогая моя, любимая, я люблю вас, выходите за меня замуж!
Он взял мои ладони, прижал к своим горячим щекам, потом повернул голову, целуя каждую раскрытую ладошку - то одну, то вторую - и все это время не сводя с меня глаз. Ожидая. Надеясь. Требуя.
И все-таки не выдержал этого ожидания: - Да? Скажите -да? Княгиня Наталья…
- Да! - засмеялась я. - Ну да, конечно, глупыш! Но не по чьему-то разрешению! Я не позволю какой-то «царовой воле» решать за нас нашу судьбу. Мы любим друг друга, и мы поженимся. И будем счастливы - кто бы и что нам ни объявлял!
- Княгиня сказала мне «да»! - радостно закричал Михаил, распахивая на ходу дверцу кареты. - Ликуйте, люди! Скоро будет свадьба!
* * *
Бокша тосковал. О двух серебряных грошиках.
Он стоял за моей спиной во время вечерней трапезы и мучился мыслью о собственной нищете. Первый серебряный грош нужен был, чтобы поставить свечку за счастье княгини в главном храме Вышеграда, знаменитом соборе святого Симеона. А на второй грошик было запланировано не менее важное мероприятие - посещение вышеградских девок, о которых ходили самые невероятные слухи.
- Князь, - шепнула я Михаилу, склоняясь к самому уху, - Сурожское княжество хотело бы получить у Кравенцовского небольшой заем. В два грошика.
- Это слишком мало! - жестко возразил он, грозно прищурив смеющиеся глаза. - Я настоятельно требую увеличения суммы!
- Не отчаивайтесь, князь, - утешила я. - Сумма будет увеличена. Но потом. А сейчас -два грошика. И это последнее наше условие!
Грошики были поданы, и я, вставая из-за стола, сунула их в руку Бокше, добавив: - Отпускаю на всю ночь!
Бокша хотел уже шлепнуться мне в ноги, но я строго предупредила: - Отправляйся немедленно! - И проследовала за князем.
Но стоило мне пройти мимо Никодима, как выяснилось, что тот обуреваем абсолютно теми же проблемами. Изменилась только сумма. Никодим, как и положено голутвенному, в мечтах распоряжался деньгами несравненно большими: двумя полушками.
- Князь, вы как в воду смотрели! - сообщила я. - Сумма займа растет на глазах и составляет уже два грошика и две полушки.
- Да, Вышеград требует больших денег, - важно покивал Михаил.
После чего Никодим тоже получил оплаченную увольнительную.
- Но вы ничего не сказали, княгиня, про царово величие, - сказал Михаил, обнимая меня, когда мы остались наедине. - Убедились вы, что наш цар и вправду всеведущ?
- Еще бы не убедиться! Лихо он промывает мозги своим подданным!
- Промывает? Как это? - заинтересовался Михаил.
- Высасывая всю информацию, все чувства, подавляя и подчиняя себе личность. Вы разве не заметили?
- Нет, - понурился князь, - Проглядел!
- Что, серьезно?
- Совершенно!
- И никаких необычных ощущений в даровых покоях у вас не было?
Михаил призадумался: - Что-то было… Сам не знаю что. Какое-то хорошее, светлое чувство. Но помню его не очень… К цару если попадаешь, обо всем забываешь. На то они и цары, что умеют власть свою показать. Всем, даже князьям! Или я что-то неправильное говорю?
Я пожала плечами: - Власть? А мне ваш пар показался довольно странным существом. Гривна гривной, но нельзя же так растворяться в каждом человеке! Это ведь наверняка процесс обоюдный. Что останется от личности - даже царовой, - если она нуждается в постоянной подпитке от других?
- Темны слова ваши, княгиня. И загадочны. И прекрасны. Как и все остальное в вас, - произнес князь.
И замолчал. Потому что занялся делом более интересным, чем разговоры.
* * *
На следующий день рында сопровождал нас в Вышеградский кремль уже прямо с утра. И в царовы покои нас попросили сразу.
По-моему, парню на троне за ночь стало еще хуже. Это уже был не человек, а сплошная маска едва сдерживаемой боли. Смерч его воли сегодня не носился по всему залу, а замер, погрузившись в толпу придворных у стены слева от меня. Как бы высасывая их мысли и в этом черпая силы для продолжения существования.
- Волхва! - одними губами приказал цар.
На середину зала, поближе к нам с князем, вывели что-то седобородое, с березовой клюкой в шишковатом кулаке и ненавидящим выражением иссохшегося лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81