Однако эти трое, демонстрируя показное рвение, на деле не произвели ожидаемого деяния, на четвереньки я так и не поднялась
Пораженная до самой глубины души чудовищной циничностью их демарша, я было совсем уж собралась задать негодлям хорошую трепку. При помощи правой руки. Но вспомнила, что та, замерев возле моего рта, так и не выполнила задания по проникновению в указанное отверстие! То есть сама взбунтовалась! Вспомнила я и то, что именно это неповиновение и было первым проявлением нелояльности целой группы органов из тех, что составляют мою телесность!
Эти воспоминания разжигали мой гнев, и не знаю, насколько ужасным стало бы возмездие бунтовщикам, но мне вовремя передали срочное донесение от совсем небольшой, но вполне законопослушной группы клеток и чувствительных рецепторов на кончике указательного пальца мятежной правой руки.
Из донесения следовало, что указанная рука не выполнила моей княжеской воли только потому, что встретила на своем пути непреодолимое препятствие. О препятствии же сообщалось следующее: оно твердое, гладкое и, начинаясь от нижнего края верхней губы, имеет место на всем протяжении ротового отверстия вплоть до верхнего края нижней губы включительно.
Тщательно проанализировав полученную стратегическую информацию, мое княжеское величество сделало важнейший и мудрейший вывод о возможности существования подобных препятствий около других естественных отверстий моей телесности, прямо назвав их: ноздри и уши. И тут же послав пальцы правой руки по указанным адресам для проверки гениальной догадки (намного, заметим, опередившей время и заслуживающей самой искренней и глубокой признательности со стороны потомков).
Надо ли говорить, что сия смелая догадка подтвердилась во всей полноте! И в одной ноздре, и в другой, и в правом ухе, и в левом - везде, где только можно, обнаружились гладкие и твердые препятствия, не позволяющие презренным песчинкам осквернить своим посещением телесные дыры столь важного и благородного существа, каким является княгиня Шатрова!
Более того, указанное нечто - гладкого и твердого свойства- облегало всю поверхность сиятельной княжеской телесности Делая ее совершенно недосягаемой для столь мелких и ничтожных тварей, как поименованные выше песчинки.
Такова повесть о том, каким именно образом наивеличайшая и премногомудрейшая княгиня Шагирова успешно разрешила еще одну таинственную и непостижимую загадку, встретившуюся на ее славном пути.
Далее должна быть изложена повесть о том, как, разрешив сию загадку, княгиня Шагирова в неизъяснимой доброте своей не стала подвергать наказанию мятежные проявления таких видов своей телесности, как колени (числом два) и ладонь (левой руки). А, наоборот, позволила им, а также и правой руке присоединиться к усилиям тех трех, ранее поименованных проявлений телесности. Более того, именно личное руководство со стороны преславной княгини Шагировой обеспечило организацию успешного восстановления первоначальной позиции и возможность беспрепятственного продвижения вперед на славном и достойном всяческого восхищения пути великой и прекрасной, многомудрой и великодушной княгини Шагировой!
Отдельного восславления заслуживает та своевременность, с которой гений княгини обеспечил восстановление двигательной функции ее телесности. Поскольку именно в это время к ней из страшной темноты протянулась та длань, коея и ранее указывала…
Нет, не так.
…направляла…
И это не вполне уместное слово - ибо кто может направлять великую княгиню, кроме нее самой?
…коея, по мере сил своих (не забыть добавить - слабых сил своих), оказывала некоторую помощь княгине в определении пути ея…
Вот это уже лучше!
Итак, помоляся перед сим важнейшим делом, направив мысли свои на благочестивое размышление, начнем же неспешную поэму о великом и необычайнейшем путешествии знаменитой и прославленной во всех веках и народностях светлой княгини Шагировой по непроходимой хляби…
Стоп, что это я мелю?
Вокруг по-прежнему не было видно ни зги, но я поняла, что мы с моим проводником выбрались из песчаных недр на воздух.
Неумолчный шелест песчинок исчез. Я смогла подняться с карачек, выпрямиться во весь рост. И даже дышать стало совсем легко.
Проведя рукой по лицу, я убедилась, что никакая защитная пленка меня больше не окружает, все естественные отверстия телесности открыты, и вообще - тьфу!… Что это на меня нашло - там, в глубине пустохляби, - что я занялась вдруг мысленным самовосхвалением? Взахлеб! Да еще и разделение там было какое-то: на меня великую и пресветлую… тьфу ты, опять! В общем, разделение на меня и мою телесность. Это что еще за фокусы?
Тонкая слабенькая ладошка ткнулась в мою. Высокий детский голосок произнес:
-Ди!
В полной темноте существо вновь потянуло меня вперед. Даже вперед и вверх - мы явно поднимались выше, шагая по неровной, усеянной острыми камешками тропинке. Было холодно и как-то промозгло - Ось! - предупредил голосок, но я не успела среагировать и больно задела бедром за острый камень.
- О, черт, больно! - поделилась я новостью со своим проводником, потирая ушибленное место.
- Бобо, - согласились со мной.
Потрогав камень, посягнувший на великую и пресветлую… Ну вот же привяжется такое! Короче, прикосновение к углу убедило меня, все правильно, мы в пещере. Наверно, одной из тех, которые тянутся под Киршагским кремлем на многие километры. И где мы, сравнительно недавно, так замечательно путешествовали с Бокшей.
- Эх, Бокша, Бокша, - со вздохом проговорила я.
Успел ли ты в кремль, спас ли моего сына? Судя по тому, что к нам из Киршага спешили всадники, - успел. Но хотелось бы знать наверняка - Бок-ша, - старательно и почти правильно произнес голосок из темноты.
- Ты знаешь Бокпгу? - заинтересовалась я. - Или просто повторяешь за мной?
- Ди! - голосок прозвучал весьма требовательно, и меня потянули дальше. - Ну, идем, идем, - согласилась я, стараясь быть вежливой с незнакомым существом.
Четыре крутых поворота миновали мы в молчании. Я только тихонько ойкала, вновь сталкиваясь с каменными преградами.
Вдруг существо дернуло меня за ладонь и приказало:
-Льзи!
- И что сие слово должно обозначать? - спросила я. - Не имею ничего против, но против чего?
- Льзи, - повторили мне. Голос, несомненно, выдавал раздумье.
Уже хороший показатель. Меня не принуждают, а пытаются объяснить.
- Мне что-нибудь полизать? - предположила я.
- Льзи!
Обладатель детского голоса, кажется, принял решение перейти на невербальный способ общения: к одной маленькой ладошке присоединилась вторая, и обе тянули меня за руку вниз.
Я опустилась на корточки.
- Льзи! - это был приказ. Ладошки тянули меня еще ниже.
- Ползи? Ты это хочешь мне сказать?
- Льзи! - в очередной раз повторил голосок, но мне показалось, что на этот раз его обладатель улыбался.
- Ну вот, ползу, - сообщила я, становясь на колени. И, наклонив голову, двинулась вперед.
- Льзи! - истошно закричали мне, а потом что-то тяжелое мягко, но неотвратимо надавило на затылок.
* * *
Через некоторое время я вновь увидела темноту.
Я лежала лицом вниз на мелкой каменной крошке. Представляю, как после такого лежания должно выглядеть мое лицо! Но спасительная темнота надежно скрывала все под своим непроницаемым пологом.
Попробовав затылок, я, к собственному удивлению, никакой шишки не обнаружила. Странно. Удар был приличный, да и без сознания я валялась - где же последствия? Голова даже не болела.
Зато (видимо, компенсируя отсутствие последствий) причина моего позорного падения находилась по-прежнему тут.
А мой провожатый, похоже, так и просидел рядом, ожидая, пока я приду в чувство. Едва же я вознамерилась подняться, как строгий детский голос приказал: - Льзи!
Маленькая ладошка категорично прижала меня лицом ко все той же каменной крошке.
- Да льзу, льзу! - ворчливо ответила я и по-пластунски двинулась вперед.
На сей раз ничего страшного не стряслось. Кроме, может быть, того, что я исцарапала все открытые участки тела. Включая и руки, и нос. Утешало одно - судя по звукам, мой проводник тоже полз рядом. Пыхтя и отдуваясь.
- Долго еще ползти? - наконец не выдержала я, останавливаясь.
- Да, - был ответ.
- Ну тогда давай хоть отдохнем, - попросила я.
- Да, - сказали мне.
Полноценной беседой это назвать было трудно, но какое-то взаимопонимание между нами, безусловно, установилось. Мы полежали, переводя дух.
- Льзи? - поинтересовалось существо.
- Ну, поползли, - согласно вздохнула я. Когда желание ползти у меня почти полностью выдохлось, я снова поинтересовалась: - А теперь - долго еще?
И неожиданно услышала хорошую новость: - Не, - сообщило существо.
- Ты хоть скажи, когда можно будет вставать! - попросила я. - Чтоб зря не надрываться! Ох!
Последнее междометие относилось к свету, больно хлестнувшему меня по зрачкам, так привыкшим к полной темноте и лениво расширившимся, наверно, на всю радужку глаза.
- Бобо? - сочувственно осведомились у меня за спиной.
- Ну теперь-то подниматься можно? - зло спросила я, растирая слезы по закрытым векам.
- Да, - последовал ответ.
Я распрямилась со стоном наслаждения. И даже решилась приоткрыть один глаз. А потом распахнула и второй. Потому что никак не могла поверить увиденному.
Меня привели в сокровищницу Аладдина? Только вместо злата и серебра здесь в обилии были представлены гривны. Уж не знаю - княжеские ли, лыцаровы? Или и те, и другие?
Гривны лежали на полу пещеры. На ее выступах. Просто висели в воздухе, ничем, по-моему, не поддерживаемые. Они ласково сияли и переливались всеми цветами радуги в туманном серебристом свечении, которое облачком окутывало высокий потолок.
- Вот это да! - выдохнула я. - Гномик, ты куда меня привел? - Я обернулась к своему провожатому, который вслед за мной поднимался на ноги. И не выдержала - рассмеялась: -
Вот так гномик!
Передо мной стоял мальчонка лет трех-четырех. Абсолютно голый. Не слишком чистый. Исполосованный царапинами. Причем царапины были самой разной давности - и свежие, только что полученные, такие же, наверно, как у меня самой, и старые, с почти отвалившимися корочками. Длинные темные волосы, похоже никогда не стриженные, были завязаны в подобие косички.
И вдруг смех застрял у меня в горле.
На меня смотрели внимательные темно-карие глаза. Тем спокойным, ожидающим взглядом, который я так люблю. И который я так недавно видела. У одного младенца. Которого сама же и родила…
- Ты кто? - шепотом спросила я.
- Олей, - бесстрастно сообщил мальчик. Но этого не может быть!
- Кто ты? - потребовала я ответа.
- Олей Михай, - старательно произнес ребенок, не сводя С меня своих больших глаз.
- А кто я? - упавшим голосом поинтересовалась я.
- Ма, - просто ответил он.
Я опустилась перед ним на колени, осторожно взяла маленькие ладошки, которые вывели меня из песчаной пустохляби.
Этого не может быть. Совсем. Это какой-то розыгрыш…
А он поднял чумазый палец и медленно провел по моей гривне. Посмотрел прямо в глаза и раздельно, по слогам выговорил: - Фи-лу-ма-на.
Взор мой заволокло слезами. Сколько же это времени я пролежала в пустохляби, если мой новорожденный сын уже стоит передо мной и рассказывает про Филуману? И почему он один? Здесь? Голый, грязный!
- Где Бокша? - зло спросила я. - Где этот чертов ант, эта скотина, эта падаль, которой я поручила ребенка?
- Бокша, - печально ответил мальчик.
- Где Бокша? - крикнула я, размазывая слезы по исцарапанному лицу.
- Ди, - грустно сообщил мне мальчик.
- Идти? Мне идти за Бокшей?
Черт, ну почему все так сложно! Что он говорит? Я ничего понять не могу! И почему я не вижу его мыслей?
Потому, вдруг поняла я. Потому что он мой сын. И я люблю его.
- Миленький! Олежечка! - совсем разревелась я, хватая мальчика в охапку, обнимая, целуя грязные щеки, дорогие - совсем папины - глаза. - Да что же случилось у вас тут, пока меня не было? Что стряслось? Где все?
Мальчик слегка отклонился и медленно, давая время понять каждое слово, ответил: - Бокша ди.
- Идти?
- Не. Ди!
- Может быть - ушел?
- У-ди! - кивнул мальчик, довольный, что до меня все-таки дошло.
- Давно ушел? Куда?
Что-то я не то говорю. Какое мне дело, куда и когда ушел Бокша? Вот стоит мой сын, росший не знаю как. С речью дебильного ребенка. Мне его нужно спасать!
- Олежечка! - опять кинулась я к нему.
Он не противился моим объятиям. Смирно стоял, руки по швам. Ждал. Чего? Когда мне надоест? Так мне никогда не надоест!
Я покрепче прижала маленькое тельце к себе.
Сколько гривен вокруг - и никакого толку! Мальчик запущен, заброшен…
Гривен?
Теперь я отстранилась от сына. Внимательно осмотрела его с ног до головы.
Да вот же они! На моем сыне уже были гривны. Я насчитала их пять. Пять!
Одну, как и положено, - на шее. Хотя… Кем положено? Когда? Кто об этом что может достоверно знать?
Две гривны - на правой и левой руке. На запястьях.
И еще две на ногах - на щиколотках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Пораженная до самой глубины души чудовищной циничностью их демарша, я было совсем уж собралась задать негодлям хорошую трепку. При помощи правой руки. Но вспомнила, что та, замерев возле моего рта, так и не выполнила задания по проникновению в указанное отверстие! То есть сама взбунтовалась! Вспомнила я и то, что именно это неповиновение и было первым проявлением нелояльности целой группы органов из тех, что составляют мою телесность!
Эти воспоминания разжигали мой гнев, и не знаю, насколько ужасным стало бы возмездие бунтовщикам, но мне вовремя передали срочное донесение от совсем небольшой, но вполне законопослушной группы клеток и чувствительных рецепторов на кончике указательного пальца мятежной правой руки.
Из донесения следовало, что указанная рука не выполнила моей княжеской воли только потому, что встретила на своем пути непреодолимое препятствие. О препятствии же сообщалось следующее: оно твердое, гладкое и, начинаясь от нижнего края верхней губы, имеет место на всем протяжении ротового отверстия вплоть до верхнего края нижней губы включительно.
Тщательно проанализировав полученную стратегическую информацию, мое княжеское величество сделало важнейший и мудрейший вывод о возможности существования подобных препятствий около других естественных отверстий моей телесности, прямо назвав их: ноздри и уши. И тут же послав пальцы правой руки по указанным адресам для проверки гениальной догадки (намного, заметим, опередившей время и заслуживающей самой искренней и глубокой признательности со стороны потомков).
Надо ли говорить, что сия смелая догадка подтвердилась во всей полноте! И в одной ноздре, и в другой, и в правом ухе, и в левом - везде, где только можно, обнаружились гладкие и твердые препятствия, не позволяющие презренным песчинкам осквернить своим посещением телесные дыры столь важного и благородного существа, каким является княгиня Шатрова!
Более того, указанное нечто - гладкого и твердого свойства- облегало всю поверхность сиятельной княжеской телесности Делая ее совершенно недосягаемой для столь мелких и ничтожных тварей, как поименованные выше песчинки.
Такова повесть о том, каким именно образом наивеличайшая и премногомудрейшая княгиня Шагирова успешно разрешила еще одну таинственную и непостижимую загадку, встретившуюся на ее славном пути.
Далее должна быть изложена повесть о том, как, разрешив сию загадку, княгиня Шагирова в неизъяснимой доброте своей не стала подвергать наказанию мятежные проявления таких видов своей телесности, как колени (числом два) и ладонь (левой руки). А, наоборот, позволила им, а также и правой руке присоединиться к усилиям тех трех, ранее поименованных проявлений телесности. Более того, именно личное руководство со стороны преславной княгини Шагировой обеспечило организацию успешного восстановления первоначальной позиции и возможность беспрепятственного продвижения вперед на славном и достойном всяческого восхищения пути великой и прекрасной, многомудрой и великодушной княгини Шагировой!
Отдельного восславления заслуживает та своевременность, с которой гений княгини обеспечил восстановление двигательной функции ее телесности. Поскольку именно в это время к ней из страшной темноты протянулась та длань, коея и ранее указывала…
Нет, не так.
…направляла…
И это не вполне уместное слово - ибо кто может направлять великую княгиню, кроме нее самой?
…коея, по мере сил своих (не забыть добавить - слабых сил своих), оказывала некоторую помощь княгине в определении пути ея…
Вот это уже лучше!
Итак, помоляся перед сим важнейшим делом, направив мысли свои на благочестивое размышление, начнем же неспешную поэму о великом и необычайнейшем путешествии знаменитой и прославленной во всех веках и народностях светлой княгини Шагировой по непроходимой хляби…
Стоп, что это я мелю?
Вокруг по-прежнему не было видно ни зги, но я поняла, что мы с моим проводником выбрались из песчаных недр на воздух.
Неумолчный шелест песчинок исчез. Я смогла подняться с карачек, выпрямиться во весь рост. И даже дышать стало совсем легко.
Проведя рукой по лицу, я убедилась, что никакая защитная пленка меня больше не окружает, все естественные отверстия телесности открыты, и вообще - тьфу!… Что это на меня нашло - там, в глубине пустохляби, - что я занялась вдруг мысленным самовосхвалением? Взахлеб! Да еще и разделение там было какое-то: на меня великую и пресветлую… тьфу ты, опять! В общем, разделение на меня и мою телесность. Это что еще за фокусы?
Тонкая слабенькая ладошка ткнулась в мою. Высокий детский голосок произнес:
-Ди!
В полной темноте существо вновь потянуло меня вперед. Даже вперед и вверх - мы явно поднимались выше, шагая по неровной, усеянной острыми камешками тропинке. Было холодно и как-то промозгло - Ось! - предупредил голосок, но я не успела среагировать и больно задела бедром за острый камень.
- О, черт, больно! - поделилась я новостью со своим проводником, потирая ушибленное место.
- Бобо, - согласились со мной.
Потрогав камень, посягнувший на великую и пресветлую… Ну вот же привяжется такое! Короче, прикосновение к углу убедило меня, все правильно, мы в пещере. Наверно, одной из тех, которые тянутся под Киршагским кремлем на многие километры. И где мы, сравнительно недавно, так замечательно путешествовали с Бокшей.
- Эх, Бокша, Бокша, - со вздохом проговорила я.
Успел ли ты в кремль, спас ли моего сына? Судя по тому, что к нам из Киршага спешили всадники, - успел. Но хотелось бы знать наверняка - Бок-ша, - старательно и почти правильно произнес голосок из темноты.
- Ты знаешь Бокпгу? - заинтересовалась я. - Или просто повторяешь за мной?
- Ди! - голосок прозвучал весьма требовательно, и меня потянули дальше. - Ну, идем, идем, - согласилась я, стараясь быть вежливой с незнакомым существом.
Четыре крутых поворота миновали мы в молчании. Я только тихонько ойкала, вновь сталкиваясь с каменными преградами.
Вдруг существо дернуло меня за ладонь и приказало:
-Льзи!
- И что сие слово должно обозначать? - спросила я. - Не имею ничего против, но против чего?
- Льзи, - повторили мне. Голос, несомненно, выдавал раздумье.
Уже хороший показатель. Меня не принуждают, а пытаются объяснить.
- Мне что-нибудь полизать? - предположила я.
- Льзи!
Обладатель детского голоса, кажется, принял решение перейти на невербальный способ общения: к одной маленькой ладошке присоединилась вторая, и обе тянули меня за руку вниз.
Я опустилась на корточки.
- Льзи! - это был приказ. Ладошки тянули меня еще ниже.
- Ползи? Ты это хочешь мне сказать?
- Льзи! - в очередной раз повторил голосок, но мне показалось, что на этот раз его обладатель улыбался.
- Ну вот, ползу, - сообщила я, становясь на колени. И, наклонив голову, двинулась вперед.
- Льзи! - истошно закричали мне, а потом что-то тяжелое мягко, но неотвратимо надавило на затылок.
* * *
Через некоторое время я вновь увидела темноту.
Я лежала лицом вниз на мелкой каменной крошке. Представляю, как после такого лежания должно выглядеть мое лицо! Но спасительная темнота надежно скрывала все под своим непроницаемым пологом.
Попробовав затылок, я, к собственному удивлению, никакой шишки не обнаружила. Странно. Удар был приличный, да и без сознания я валялась - где же последствия? Голова даже не болела.
Зато (видимо, компенсируя отсутствие последствий) причина моего позорного падения находилась по-прежнему тут.
А мой провожатый, похоже, так и просидел рядом, ожидая, пока я приду в чувство. Едва же я вознамерилась подняться, как строгий детский голос приказал: - Льзи!
Маленькая ладошка категорично прижала меня лицом ко все той же каменной крошке.
- Да льзу, льзу! - ворчливо ответила я и по-пластунски двинулась вперед.
На сей раз ничего страшного не стряслось. Кроме, может быть, того, что я исцарапала все открытые участки тела. Включая и руки, и нос. Утешало одно - судя по звукам, мой проводник тоже полз рядом. Пыхтя и отдуваясь.
- Долго еще ползти? - наконец не выдержала я, останавливаясь.
- Да, - был ответ.
- Ну тогда давай хоть отдохнем, - попросила я.
- Да, - сказали мне.
Полноценной беседой это назвать было трудно, но какое-то взаимопонимание между нами, безусловно, установилось. Мы полежали, переводя дух.
- Льзи? - поинтересовалось существо.
- Ну, поползли, - согласно вздохнула я. Когда желание ползти у меня почти полностью выдохлось, я снова поинтересовалась: - А теперь - долго еще?
И неожиданно услышала хорошую новость: - Не, - сообщило существо.
- Ты хоть скажи, когда можно будет вставать! - попросила я. - Чтоб зря не надрываться! Ох!
Последнее междометие относилось к свету, больно хлестнувшему меня по зрачкам, так привыкшим к полной темноте и лениво расширившимся, наверно, на всю радужку глаза.
- Бобо? - сочувственно осведомились у меня за спиной.
- Ну теперь-то подниматься можно? - зло спросила я, растирая слезы по закрытым векам.
- Да, - последовал ответ.
Я распрямилась со стоном наслаждения. И даже решилась приоткрыть один глаз. А потом распахнула и второй. Потому что никак не могла поверить увиденному.
Меня привели в сокровищницу Аладдина? Только вместо злата и серебра здесь в обилии были представлены гривны. Уж не знаю - княжеские ли, лыцаровы? Или и те, и другие?
Гривны лежали на полу пещеры. На ее выступах. Просто висели в воздухе, ничем, по-моему, не поддерживаемые. Они ласково сияли и переливались всеми цветами радуги в туманном серебристом свечении, которое облачком окутывало высокий потолок.
- Вот это да! - выдохнула я. - Гномик, ты куда меня привел? - Я обернулась к своему провожатому, который вслед за мной поднимался на ноги. И не выдержала - рассмеялась: -
Вот так гномик!
Передо мной стоял мальчонка лет трех-четырех. Абсолютно голый. Не слишком чистый. Исполосованный царапинами. Причем царапины были самой разной давности - и свежие, только что полученные, такие же, наверно, как у меня самой, и старые, с почти отвалившимися корочками. Длинные темные волосы, похоже никогда не стриженные, были завязаны в подобие косички.
И вдруг смех застрял у меня в горле.
На меня смотрели внимательные темно-карие глаза. Тем спокойным, ожидающим взглядом, который я так люблю. И который я так недавно видела. У одного младенца. Которого сама же и родила…
- Ты кто? - шепотом спросила я.
- Олей, - бесстрастно сообщил мальчик. Но этого не может быть!
- Кто ты? - потребовала я ответа.
- Олей Михай, - старательно произнес ребенок, не сводя С меня своих больших глаз.
- А кто я? - упавшим голосом поинтересовалась я.
- Ма, - просто ответил он.
Я опустилась перед ним на колени, осторожно взяла маленькие ладошки, которые вывели меня из песчаной пустохляби.
Этого не может быть. Совсем. Это какой-то розыгрыш…
А он поднял чумазый палец и медленно провел по моей гривне. Посмотрел прямо в глаза и раздельно, по слогам выговорил: - Фи-лу-ма-на.
Взор мой заволокло слезами. Сколько же это времени я пролежала в пустохляби, если мой новорожденный сын уже стоит передо мной и рассказывает про Филуману? И почему он один? Здесь? Голый, грязный!
- Где Бокша? - зло спросила я. - Где этот чертов ант, эта скотина, эта падаль, которой я поручила ребенка?
- Бокша, - печально ответил мальчик.
- Где Бокша? - крикнула я, размазывая слезы по исцарапанному лицу.
- Ди, - грустно сообщил мне мальчик.
- Идти? Мне идти за Бокшей?
Черт, ну почему все так сложно! Что он говорит? Я ничего понять не могу! И почему я не вижу его мыслей?
Потому, вдруг поняла я. Потому что он мой сын. И я люблю его.
- Миленький! Олежечка! - совсем разревелась я, хватая мальчика в охапку, обнимая, целуя грязные щеки, дорогие - совсем папины - глаза. - Да что же случилось у вас тут, пока меня не было? Что стряслось? Где все?
Мальчик слегка отклонился и медленно, давая время понять каждое слово, ответил: - Бокша ди.
- Идти?
- Не. Ди!
- Может быть - ушел?
- У-ди! - кивнул мальчик, довольный, что до меня все-таки дошло.
- Давно ушел? Куда?
Что-то я не то говорю. Какое мне дело, куда и когда ушел Бокша? Вот стоит мой сын, росший не знаю как. С речью дебильного ребенка. Мне его нужно спасать!
- Олежечка! - опять кинулась я к нему.
Он не противился моим объятиям. Смирно стоял, руки по швам. Ждал. Чего? Когда мне надоест? Так мне никогда не надоест!
Я покрепче прижала маленькое тельце к себе.
Сколько гривен вокруг - и никакого толку! Мальчик запущен, заброшен…
Гривен?
Теперь я отстранилась от сына. Внимательно осмотрела его с ног до головы.
Да вот же они! На моем сыне уже были гривны. Я насчитала их пять. Пять!
Одну, как и положено, - на шее. Хотя… Кем положено? Когда? Кто об этом что может достоверно знать?
Две гривны - на правой и левой руке. На запястьях.
И еще две на ногах - на щиколотках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81