Но я поспешила уточнить:
- Дядя Миша - это кто? Тоже князь?
- Дядя Миша - князь? - рассмеялась мама. - Какой же он князь - он просто мой дядя. Брат моей матери. Твой двоюродный дедушка. Ныне покойный. Уже лет десять как схоронили. Или даже одиннадцать, надо посмотреть письмо тети Веры.
- Может, хоть тетя Вера - князь? - с некоторой надеждой поинтересовалась я. Уж очень хотелось дальше про князей. Но мама только отмахнулась:
- Какой там князь! Во-первых, не князь, а княгиня, во-вторых, и не княгиня, а просто жена дяди Миши. Живет в хуторе Калиновка. Двадцать лет назад я, студенткой, каждое лето к ним ездила. Там так красиво…
Она примолкла, взгляд затуманился воспоминаниями.
- И? - поторопила я ее.
- И доездилась… - невесело хмыкнула мама.
- А-а, значит, он из местных? - поняла я. - Наш князь, хуторской!
- Что он не из местных, я поняла сразу, - покачала головой мама, грустно улыбаясь. - Ослепительной красоты, в белом парадном мундире с золотым шитьем…
- Он что - сразу явился перед тобой в бею? ? Надеюсь, конь, на котором он прискакал, тоже был белым с золотой гривой?
- А вот коня и не было, - тихо продолжила мама. - Был белый мундир, испачканный зеленью. И грязные коленки. Потому что вечером был дождь, и, пока он выползал, то извазюкался основательно…
- Выползал? - в негодовании перебила я ее. - Откуда? Из норы? Он что, к тому же еще и подземный житель? Князь сусликов, байбаков и прочей норной живности?
- Из кустов он вылезал. Из терновника. Знаешь, бывают такие огромные кусты - как курган.
- Не видела ни разу.
- Эх, городская ты моя девочка… Терн - это такой кустарник. Ягоды на нем растут. Похожие на сливу. Только маленькие и кислые. Никому он не нужен, поэтому разрастается такой шапкой…
- Он американский? - припоминая, уточнила я. - Точно, читала такую американскую сказку, там братец Кролик, кажется, все время просил братца Лиса: «Что хочешь со мной делай, только не бросай в терновый куст!» А потом оказалось, что Кролик как раз там и живет.
- Не думаю, что терновник такой уж американский, - засомневалась мама. - Сколько помню, у нас по степи всю жизнь заросли этого терна росли. Колючие и непролазные.
- Видно, для кого как! Наш-то князь-молодец умудрился, по твоим словам, как-то пролезть?
- Он - да. Он вообще был очень настойчивым. Целеустремленным, Ты вся в него. И не забывай, там все-таки есть проходы. То ли твои американские кролики их делают, то ли наши отечественные зайцы. То ли просто местные хуторские собаки. Но ходы есть, я потом смотрела. Узенькие такие, низкие. Как норы в зеленом холме. И как он умудрился еще относительно чистым вылезти?
- А залезать-то ему туда зачем было? Да еще в белом мундире?
- Потому я и не хотела тебе эту историю рассказывать. Потому что чушь получается. Небылица. И куда нелепее, чем сказка про капитана дальнего плавания…
- Не томи, - попросила я.
- А вот сама не знаю, откуда он там взялся! - наконец решилась мама открыть мне страшную тайну. - Сам он объяснял, что появился прямо там, в самой чащобе. И даже решил повернуть назад. Но любопытство одолело: что там, за кустами. Изнутри же видно, что они не сплошные, небо проглядывает, опять же норы… Ну и полез. И прямо в мои объятия.
- Это как же так? - не поверила я. - Ты ж у нас такая неприступная! Никогда ни с кем. А его - сразу в объятия?
- Любовь, Наташенька, страшная штука, - потупясь почти как на свадебной фотографии, сообщила мне мама. - Не знаю, как оно получилось. Слышу - хрустит. Вижу - вылезает. Чумазый, красивый, эполеты на солнце сияют золотом. Смотрит на меня снизу вверх. Взгляд такой - непередаваемый. И удивление, и восхищение, и восторг. Может, он тем восторгался, что вылез все-таки, но я - то на свой счет приняла. Подбежала помочь подняться, отряхнуться и сама не заметила, как я уже в его объятиях и он меня целует. А я - его…
- А теперь - стоп. Про жаркие поцелуи потом. Давай кинопленку назад отмотаем. Что там было про появление в чащобе?
- Он вошел в терновник через калитку.
- Опа, новость! Что за калитка такая в середине куста?
- Точно была калитка. Я ж тебе говорю - лазила потом, во всем удостоверилась. Обыкновенная деревенская калитка. Из горбыля. Старая очень, вся трухлявая. И веревки, на которых она держалась на своем столбике, тоже разлохмаченные, полуистлевшие. А ну на ветру, на непогоде простоять чуть не сто лет! Странно, что она вообще еще держалась. Веня, твой папа, говорил, что эту калитку еще его прадед поставил.
- Хорошо, калитка, - нетерпеливо прервала ее я. - А за калиткой-то что?
- Ничего, - удивленно пожала плечами мама, - Терновник и терновник. Мне ж туда ходу не было!
- Куда?! - простонала я. Своими путаными объяснениями она решила меня просто доканать!
- В его мир, - как ни в чем не бывало развела руками мама. - Я ведь туда за ним пройти не могла. Он звал. Он надеялся. Я послушно полезла вперед, за калитку, в этот бурелом. Только расцарапалась вся. А он… Он расстроился. Сказал: я сейчас. Полез через эту чертову калитку - и как в воздухе растворился. Исчез. Даже не попрощались. И сколько я ни ждала - больше не вернулся. Погиб. Не знаю как, но был бы жив - вернулся бы обязательно! Потому что я ему жена, и вообще. Любил он меня. И я его любила. И он погиб там, в своем мире. И мы даже не попрощались.
Мама плакала, уткнувшись в вафельное кухонное полотенце. Я сидела обескураженная.
- Как же так получается? Вылез - залез. В промежутке объятия и поцелуи. А фотографии откуда?
- Глупая ты, - улыбнулась мама сквозь слезы. - Между «вылез» и «залез» почти месяц прошел. Главный месяц моей жизни. Он очень хотел, чтобы все официально было. Он вообще очень по особенному относился к взаимоотношению между нашими мирами. Сам был чем-то вроде великого посольства. Потому и торжественно-церемониальный княжеский мундир надел, когда к нам выходить собрался. И наши отношения воспринимал очень серьезно. Хотел, чтобы они были оформлены как надо. Но в ЗАГС мы не могли пойти - у него же нашего паспорта не было. А в церкви обвенчаться удалось. И он сказал, что этого будет достаточно, - в их мире почти такие же церкви и почти такие же службы, так что брак будет считаться официальным. Княгиней меня называл.
- А я тогда получаюсь княжной, - скептически хмыкнула я.
- Вот видишь, какая невероятная история. - Мама промокала заплаканное лицо, рассеянно глядя на угол комода и наверняка не замечая его. - Я же говорила - ты не поверишь…
- А я говорила, что проверю, - отмахнулась я и потянулась к телефону.
- Как же ты проверять будешь? - неуверенно поинтересовалась мама, следя за моими манипуляциями с телефонным диском.
- Обыкновенно. Поеду в твою Калиновку.
- Куда? - поразилась мама. - И что ты там делать будешь? И на какие деньги поедешь?
- Продам свои дамские часики.
- Часики? - Мама с сомнением глянула на мою руку, сжимавшую телефонную трубку.
Ее сомнения можно было понять. Даже продав по максимально выгодной цене будильник, тикающий у меня на запястье, денег можно наскрести разве только на поездку в маршрутном такси. Да и то в один конец.
- Свои дамские часики, - подтвердила я - Каждый часик - сто долларов.
- Ты это… серьезно?.. - У мамы не было слов от возмущения.
- Шучу, - поторопилась я спасти ее от инфаркта. - У Пашки займу.
Я вслушивалась в длинные гудки - он что-то долго не подходит.
- У Пашки? - не поверила мама. - Откуда у Пашки деньги? У лоботряса этого. Он же только в свои компьютерные игры стрелять умеет. Мать его жаловалась - ни образования, ни профессии…
- Ты отстала от жизни. Пашка через Интернет в каких-то западных рекламных фирмах по двести долларов в месяц заколачивает. Они ему сюда чеки высылают.
- По двести долларов?! - ахнула мама. Для нее это были невообразимые деньги.
- Пашуля, радость моя, тебе придется отвечать рублем, - сообщила я пробудившейся наконец телефонной трубке.
- За что это? - буркнул Пашка хриплым сонным голосом. Опять небось дрых после ночных бдений у монитора.
- За то, что заставил искать истину, будь она неладна!
* * *
Как ни странно, но тетя Вера, вдова покойного двоюродного дедушки Миши, существовала.
Она была маленькая, морщинистая, согнутая радикулитом, но очень обрадовалась моему неожиданному прибытию: - Родные детки не ездют, так хоть двоюродных посмотрю. Молодец, девушка, красивая. На мать похожа, но на отца все ж таки больше!
- А вы знали моего отца? - спросила я, боясь спугнуть удачу.
- А то не знала! - Тетя Вера подоткнула седую прядь, выбившуюся из-под цветастого платка, и охотно погрузилась в воспоминания: - Не нашенский был, залетный какой-то. Татьяна, племянница, мать твоя, привела его откуда-то. Важный такой, мундир красивый. Только грязный. Мы уж обстирали его осторожненько, чтоб не попортить дорогую вещь. А папаша твой, как его, Вениамин, что ли, сидел все время в дедовой комнате, с Михаилом моим. В одном белье сидел - нашу одежу отказался надевать. Ждал, когда его мундир высохнет. Да белье-то какое хорошее на нем было! Тонкое, вышитое вензелями. Даже кальсоны были вышитые, ей-богу! Сидели они, выпивали. Больше дед мой выпивал. Ой, наклюкался, помню…
- А огород у вас далеко?
- Да я, дочка, почти уж и не сажаю его. Сил нет гнуться. Раньше, конечно, большой был. Одной картошки вона сколько садили! А теперь - нет. Все бурьяном заросло. Даже и перепахивать его по осени не зову никого.
Тетя Вера вывела меня через засыхающий от старости яблоневый сад в умиротворенную теплынь летней степи. Вдалеке - волна серых меловых гор с зияющими белыми проплешинами, где-то около них, как рассказывала мама, беззвучно петляла маленькая река, в жару превращающаяся в цепочку самостоятельных прудов. А между горами и мной среди ленивого знойного марева было разбросано несколько аккуратных полушарий терновника.
Из маминых инструкций я знала, что искать надо в ближайшем слева. Экипировалась соответствующим образом: неновый, но и немаркий темно-коричневый брючный костюм, сверху древняя стройотрядовская курточка - еще мамина. Изрядно вылинявшая и почти утратившая первоначальный защитный цвет. На руках перчатки (тоже из маминого гардероба), волосы забраны под легкую белую косынку с сиреневыми полосками по краям.
В общем: «Мальбрук в поход собрался. Вернется ль он - как знать?»
Я оглянулась на бордовые мальвы, роскошной цветастой стеной окаймляющие сад тети Веры, и смело шагнула вперед - мимо рослых островков пижмы, дотягивающихся своими солнечно-желтыми головками почти до моей груди, - прямо к терновому кургану.
* * *
Первые два обнаруженных в терновнике лаза обманули меня. Оба, попетляв, кончились ничем. Я вылезала из них пятясь, обливаясь потом, исцарапанная корявыми безлистными веточками (мягкая зелень листочков шелестела над головой, поближе к солнцу). Благодарила я судьбу только за одно - до меня в этой глуши никому не было дела. Хотя бы потому, что никого вокруг и не было. Даже тетя Вера вернулась в прохладу хаты, не дожидаясь окончания моей экспедиции.
Зато третий лаз порадовал. Он тоже не обещал ничего интересного до тех пор, пока под коленками я не обнаружила остатки пресловутой калитки.
Она все-таки не выдержала испытания временем, столетней давности веревки распались, и трухлявые горбыли, рассыпающиеся при одном прикосновении, лежали неопрятным ворохом. Я могла бы и не заметить их, если б не знала точно, что ищу. Хорошо сохранился лишь столбик, к которому некогда была калитка привязана. На его аккуратной, ровной поверхности до сих пор хранились желобки от веревочных петель. И это давало основания подозревать, что когда-то, в давние времена, калиткой очень даже активно пользовались.
Как и предупреждав мама, дальше столбика хода не было. Узкий лаз так резко отворачивал б сторону, будто живность, его проделавшая, на границе бывшей калитки чего-то страшно пугалась и стремительно улепетывала куда подальше.
Я осторожно протянула руку вперед, навстречу сухим зарослям, но прикоснуться к ним не смогла. Пальцы остановило что-то твердое и плоское.
Естественно, руку я тут же отдернула, но никакой кары за прикосновение не последовало, и я решилась на вторую попытку.
Похоже, впереди была стена. Невидимая, но вполне ощутимая. И прохладная - это чувствовалось даже через перчатку.
Я подползла ближе, провела рукой по этой гладкой поверхности вбок, обнаружила ее край: ровная тонкая грань прямой линией уходила вверх. За этой гранью как ни в чем не бывало топорщился сухой терновник.
На мой осторожный стук костяшками пальцев невидимая поверхность отозвалась металлическим гулом. Будто простой кусок жести. Поводив руками вправо-влево и вверх-вниз, я установила, что передо мной нечто вроде прямоугольника из довольно тонкого металла - миллиметр от силы. Стоял прямоугольник твердо, хотя и не крепился ни к чему. Может, был чем-то подперт с той стороны…
Правда, среди сухих ветвей никакой подпорки не наблюдалось, но почему бы ей не быть невидимой так же, как и самой преграде?
Пододвинувшись еще ближе, я осторожно завела руку за жестянку преграды, пытаясь нашарить какой-либо посторонний объект среди колкого терновника, и чуть не ударила себя ладонью по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81