- Мне тоже этот катер очень не
нравится, не знаю, почему.
- Ну, все, - сказал Николай Степанович. - Патронов не жалеть, пленных не
брать.
- И блядей? - с сожалением спросил кто-то.
- Женщин и детей не трогать. Мы не горцы.
- Понял, командир!..
Шоссе переползли тишком ровно в три часа. Коминт вел, Тигран шел вторым,
Николай Степанович прикрывал. Еще десять минут ушло на поиск отметины,
оставленной Гусаром.
- Здесь, - сказал, наконец, Коминт.
Лаз в зарослях ежевики был совершенно незаметен, и выдавал его лишь
резкий мускусный запах. Луна, наливаясь багровым, висела справа - на удачу.
Они протиснулись в узкий лаз. Под забором было подмыто, промоину
затягивала железная сетка, отодранная с одного конца. По верху забора
висела спираль Бруно и светились глазки охранных устройств. А здесь - всего
только крапива, зимой не имеющая силы.
Стрелки сошлись чуть пониже трех, когда маленький отряд пробрался сквозь
акацию и занял исходную позицию у подножия разросшейся шелковицы. Луна
теперь была впереди, очень низко, и на фоне серебрящегося неба резко
отпечатаны были силуэты корпусов, тарелка спутниковой антенны на крыше
столовой и тонкая труба далекой котельной.
- Этот корпус? - прошептал Николай Степанович, указывая Коминту на
ближайший к ним.
- Этот.
- Ну, с Богом: - он перекрестил друга, тот кивнул - и растворился в
темноте.
Потянулось томительно время. Минута. Две минуты. Три.
- Что ж ты, Гусар: - и в этот момент грянуло!
Это происходило довольно далеко, и все же - такого воя и рычания дикой
собачьей битвы ему слышать не приходилось. Будто не десяток собак носилось
по бывшему (впрочем, почему бывшему?) лагерю - и вдруг сошлись каждая
против всех, - а сотни, тысячи: Тигран напрягся и задрожал.
- Тише, воин, - Николай Степанович дотронулся до него. - Дай им
втянуться.
- Мой выстрел первый:
- Конечно. Поэтому и говорю: дай им втянуться.
Крики людей, слабые хлопки в небо - было ничто.
Прошла еще минута.
- Давай.
Тиграну нужно было пробежать метров пятьдесят до бетонной решетки,
символически отделяющей лагерь от пляжа, но Николаю Степановичу показалось,
что гранатометчик просто исчез здесь и тут же появился там.
Положил аккуратно трубу в развилку бетонных планок, постоял, ловя цель -
спина его была натянута, как струнка, потом расслабилась:
Выстрел был оглушительный.
А попадание - ослепительным. Огненное полушарие взошло над морем,
высветив и надолго зафиксировав пирамидальные тополя, отблески в темных
окнах, зеркально-черные машины:
Несколько хлестких очередей ударили позади, а потом зарычал пулемет, и
ничего не стало слышно.
- Ну, вперед, - сказал сам себе Николай Степанович и быстро пошел, почти
побежал, к темневшей вдали котельной.
...Живые лежали справа, а мертвые слева. Мертвых было значительно больше.
Бляди жались к стене и даже не всхлипывали: понимали. Николай Степанович
пересчитал Левкино воинство: одного не хватало. Всего только одного:
- Я Вовика у шоссейки положил, - сказал, подходя, разгоряченный Левка. -
С пулеметиком. Если ментура в городе загоношится...
Лицо Левки было по низу обмотано серым в клеточку шарфом. Николаю
Степановичу удалось убедить русское воинство, что прятать лицо от
внутреннего врага не позор, а прозорливость.
- Хорошо сработано, парни, - сказал Николай Степанович. - Всякое дело
следует начинать с победы. В двух словах: как?
- А здорово! Гусар, наверное, сучкой прикинулся, все псы за ним
помчались, а потом грызться начали, а охрана их растаскивать давай. водой,
то-се:
Бдительность ослабили. Ну, тут и мы - помогли. Разняли, больше не
грызутся!
- Мой старикашка-ниндзя еще не появился?
- Здесь я, Степаныч, - сказал из дверей Коминт. - Мне люди нужны, детишек
нести. Они не все ходить могут.
- Возьми блядей. Лев, выделите двух своих ребят - на всякий пожарный. А я
пока взгляну на наших аманатов... Вы знаете, кто такие аманаты, Лев?
- Я кандидат исторических наук! - обиделся Левка.
- А чем же занимаетесь помимо сражений?
- Да так... депутатствую.
Николай Степанович посмотрел на него с уважением.
- Крепкий депутат нынче пошел. Куда там булыгинской Думе... У меня тоже
сын был историк. И тоже Лев.
- Был?
- Да. Умер недавно.
- Своей смертью?
- Да уж не чужой:
- Что-то молодые часто помирать стали. Эх, времечко:
Николай Степанович встал над лежащими мордой в ковер аманатами. Носком
сапога заставил крайнего в ряду перевернуться. Это был одесско-восточного
вида молодой человек с тонкими усиками и щедрыми бланшами по всей
физиономии.
- Дато, - с гордостью подсказал из-за спины Тигран.
- Имя меня интересует менее всего, - сказал Николай Степанович.
- Маму я твою мотал, - тускло заговорил Дато, - папу я твоего мотал...
- Ну-ну, - поощрил его Николай Степанович. - Продолжайте.
- Ты покойник, понял? Вы все покойники. А ну, пустите меня!.. - он
сорвался на визг.
- А мы и так все покойники, только в затянувшемся отпуске, - пожал
плечами Николай Степанович. - У вас есть что добавить?
- В эмвэдэ хочу звонить! - потребовал Дато.
- Незалэжной Украины?- уточнил Николай Степанович. И, оборотясь к
воинству, сказал с укором: - Я же велел пленных не брать...
- Да вот, батько... произошло. Допросить, может, надо...
- Где товар прячут? - поднял бровь Николай Степанович.
- Как бы в том числе.
- Вот уж нет, господа, - сказал Николай Степанович. - В этом деле я вам
не помощник. А если у вас хватит смысла прислушаться к доброму совету, то
вот он: не торгуйте во Храме.
- Но, батько, ведь дело требует денег...
- Так берите деньги. Но - не торгуйте. Я многое повидал и знаю, что
говорю. Эй, Дато - или как там тебя? Сколько выложишь за свою шкурку?
- Думаешь, я тебя покупать буду? - сказал Дато. - Я тебе кишки мотать
буду, яйца резать буду, ты кушать их будешь... Двадцать тонн.
- Скоки-скоки?- прыснул Левка. - А мы-то танк размахнулись купить...
- Базар будет, если... - начал Дато, но тут сам, не дожидаясь
приглашения, подал голос его сосед по ковру.
- Да что вы от мальчишки хотите? Он здесь по найму. За слово не отвечает.
Давайте поговорим как солидные люди.
- Представьтесь, солидный, - сказал Николай Степанович.
- Вениамин Сергеевич Птичкин, президент банка "Пантикапей-кредит"...
- Он же Гвоздь, - уточнил Тигран.
- Ну, это понятно, - сказал Николай Степанович. - Все банкиры - истинные
разбойники. Хотя... Итак, господин Птичкин Гвоздь, сколько бы мы могли
взять, взломав сейфы вашего банка?
- Ну, я не могу назвать точную цифру...
- Унести на себе можно - или надо с машиной подъезжать?
- Лучше, конечно, с машиной.
- С катафалком, - уточнил Дато.
- Будем считать, что мы забили стрелку , - сказал Николай Степанович.
Веселый этот разговор ему надоел. Тем более, накатывало что-то, он спиной
это чувствовал... - Где у нас третий?
- Да вот же он.
Третий вставал из угла, бесформенно-белый, как раздерганный ком ваты:
седой, бородатый и страшно испуганный.
- Ба... тяня? Батяня, ты? Н-николай С-степпа... Товарищ командир...
Левкины глаза, и без того навыкате, решили окончательно покинуть родные
глазницы. Он переводил взгляд с Барона на Николая Степановича, и Барон
получался заметно старше:
- Илюха? - не сразу пришел в себя Николай Степанович. - Агафонов? Боец
Агафонов? Какого хера вы делаете здесь, в этом... - он сдержался.
- Да я... вот тут это... Дело у меня тут.
- А, так это, значит, твое дело? Тесен мир... Что ж, Илюша, ты закон
знаешь...
- Да, - сглотнул старый цыган.
- Овцу, если ты помнишь, я тебе простил.
- Простил, батяня.
- Этого, уж извини, простить не могу...
- Понимаю, батяня...
Пронзительный вопль, в котором живой души не было, донесся издалека.
- Тогда - пошли, - Николай Степанович снял с плеча автомат, кивнул на
дверь.
- Прямо... сейчас? - цыган сгорбился.
- А чего тянуть?
- Да, чего тянуть... - согласился Барон. - Веди, батяня. А этим не верь,
обманут.
Всех всегда обманывают. Даже меня хотели обмануть.
- Да я и не верю, - сказал Николай Степанович.
Они вышли из столовой и свернули налево, в сторону от освещенной стоянки.
Вопль, теперь уже многоголосый и яростный, накатывался.
- Стой здесь, - велел Николай Степанович, поднимая руку. - И ни шагу.
Сам он вернулся к крыльцу, встал сбоку.
Разъяренные, как кошки, неслись к столовой четверо девиц. Не кошки, нет:
тигрицы. Эринии. Демоны ада. Два пацана с автоматами не успевали за ними,
а последним шел Коминт с девочкой на руках.
Ком тел, грохоча, ворвался в помещение. Там - взорвалось...
- Вот - наша, - сказал Коминт. - Еще почти нормальная. Бляди как там все
увидели...
- Я понимаю, - сказал Николай Степанович. - Давай девочку - и помоги им,
если хочешь.
- Всех кончать?
- Да, наверное. Всех.
С министром внутренних дел республики Крым Николай Степанович беседовал
минут сорок, и они расстались, вполне довольные друг другом.
Левка и Тигран ждали внизу в трофейном "датсуне". Номера уже стояли
новые.
- Командир, могу я задать нескромный вопрос? - спросил Левка. За этот
день он приободрился и смотрел на всех несколько свысока.
- Извольте, пан депутат.
- Вы из уголовных или наоборот?
- А между ними есть какая-то разница?
- Ну, все-таки...
- Вообще-то я из Александрийских гусар.
- Понятно, - кивнул Левка.
- Лев, вы меня очень обяжете, если не будете трепаться о встрече со мной
хотя бы со своей высокой депутатской трибуны.
- Никола-ай Степанович!.. - обиженно протянул Левка.
- Давайте за моими - и на вокзал.
Вовик-пулеметчик жил в симпатичном белом двухэтажном доме на углу
квартала. Во дворе возле высохшего фонтана на скамейке сидели и ждали
Коминт и Ирочка. Ручка ее была в новом гипсе, сложенная теперь уже
правильно.
- Коминт, на два слова, - попросил Николай Степанович.
- Она меня не отпускает, - улыбнулся Коминт. - Только в сортир
согласилась, и то под дверью скреблась.
- Ладно. Дело вот в чем... Короче, наш налет дал очень мало. Всего одну
дозу.
Этот Гвоздь месяц назад вывез практически все... Эх, был ведь у меня
когда-то этого дерьма полный чемодан!
- Им-то оно зачем?
- Золото делать. Идиоты. А новое поступление, как сказал наш друг Илья,
ожидается не раньше марта. Понимаешь?
- Еще нет.
- Хорошо. Открытым текстом. Ты берешь вот это, - Николай Степанович
вложил в руку Коминта толстенький флакончик из-под йода. - Сразу же идешь к
Лидочке в больницу и потихоньку от врачей даешь ей эту пилюлю. - Он
встряхнул флакончик, внутри подпрыгнул маленький шарик. - Его нужно
разжевать или раздавить пальцами. Не глотать целиком, понимаешь? Это важно.
И все.
- Постой. А как же твои?
- Разберусь. Разберусь, Коминт. Давай: девочка и мамаша. Это на тебе.
- Ты не прав, Степаныч.
- Я прав.
- А как ты тут будешь один? Если эти... друзья убиенных...
- Как учил нас товарищ Сталин? Переживать неприятности по мере их
поступления.
- Это разве его слова?
- Не знаю, как слова, а выучка точно его. Да, вот, чуть не забыл... -
Николай Степанович достал записную книжку, вырвал листок. - Шесть номеров.
Идем вабанк.
- Розыгрыш на следующей неделе?
- Сегодня пятница? Значит, на следующей.
Когда я был влюблен....
(Атлантика, 1930, апрель)
Известие о самоубийстве Маяковского настигло меня уже в Гавре. В ожидании
посадки на "Кэт оф Чешир" я просматривал русские парижские газеты - и
наткнулся на два сообщения кряду. Они имели непристойно-злорадный характер
и с истиной совершенно не сопрягались. Предположений о причинах трагедии
было два: самоубийство на почве сифилиса - и выбраковка чекистами
отработанного материала. Я положил себе вечером в баре выпить за упокой его
освободившейся души, а в Вашингтоне зайти в маленькую церквушку пресвятого
Николая-чудотворца и заказать панихиду. Поскольку, вероятно, я был
единственным, кто знал, что именно случилось с этим несчастным чудовищем:
Если, конечно, "красная магия" не навострилась еще пользоваться
"Некрономиконом". Ведь выстрелил он себе все-таки в сердце, а не в висок...
Каюта моя располагалась на палубе "А" по левому борту, ближе к носу и
совсем недалеко от судового ресторана первого класса - так что даже
негромкий оркестрик его в первые ночи мешал мне спать. А спать хотелось -
как на фронте.
Впрочем, грех роптать человеку, приплывшему в свое время к африканскому
берегу в трюме французского парохода в компании с неграми, гусями и
домашней скотиной. Было там нас, бродяг, не менее пяти сотен, и никаких
привилегий и удобств безденежному поэту не полагалось, да и пресловутого
"бремени белого человека" я на себе никак не ощутил: шлепал, как все,
засаленными картами по перевернутому ящику из-под жестянок с питательной
мукой "Нестле" и даже немного выиграл благодаря приобретенному еще в
Царском Селе умению сохранять невозмутимую мину при самом скверном
раскладе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
нравится, не знаю, почему.
- Ну, все, - сказал Николай Степанович. - Патронов не жалеть, пленных не
брать.
- И блядей? - с сожалением спросил кто-то.
- Женщин и детей не трогать. Мы не горцы.
- Понял, командир!..
Шоссе переползли тишком ровно в три часа. Коминт вел, Тигран шел вторым,
Николай Степанович прикрывал. Еще десять минут ушло на поиск отметины,
оставленной Гусаром.
- Здесь, - сказал, наконец, Коминт.
Лаз в зарослях ежевики был совершенно незаметен, и выдавал его лишь
резкий мускусный запах. Луна, наливаясь багровым, висела справа - на удачу.
Они протиснулись в узкий лаз. Под забором было подмыто, промоину
затягивала железная сетка, отодранная с одного конца. По верху забора
висела спираль Бруно и светились глазки охранных устройств. А здесь - всего
только крапива, зимой не имеющая силы.
Стрелки сошлись чуть пониже трех, когда маленький отряд пробрался сквозь
акацию и занял исходную позицию у подножия разросшейся шелковицы. Луна
теперь была впереди, очень низко, и на фоне серебрящегося неба резко
отпечатаны были силуэты корпусов, тарелка спутниковой антенны на крыше
столовой и тонкая труба далекой котельной.
- Этот корпус? - прошептал Николай Степанович, указывая Коминту на
ближайший к ним.
- Этот.
- Ну, с Богом: - он перекрестил друга, тот кивнул - и растворился в
темноте.
Потянулось томительно время. Минута. Две минуты. Три.
- Что ж ты, Гусар: - и в этот момент грянуло!
Это происходило довольно далеко, и все же - такого воя и рычания дикой
собачьей битвы ему слышать не приходилось. Будто не десяток собак носилось
по бывшему (впрочем, почему бывшему?) лагерю - и вдруг сошлись каждая
против всех, - а сотни, тысячи: Тигран напрягся и задрожал.
- Тише, воин, - Николай Степанович дотронулся до него. - Дай им
втянуться.
- Мой выстрел первый:
- Конечно. Поэтому и говорю: дай им втянуться.
Крики людей, слабые хлопки в небо - было ничто.
Прошла еще минута.
- Давай.
Тиграну нужно было пробежать метров пятьдесят до бетонной решетки,
символически отделяющей лагерь от пляжа, но Николаю Степановичу показалось,
что гранатометчик просто исчез здесь и тут же появился там.
Положил аккуратно трубу в развилку бетонных планок, постоял, ловя цель -
спина его была натянута, как струнка, потом расслабилась:
Выстрел был оглушительный.
А попадание - ослепительным. Огненное полушарие взошло над морем,
высветив и надолго зафиксировав пирамидальные тополя, отблески в темных
окнах, зеркально-черные машины:
Несколько хлестких очередей ударили позади, а потом зарычал пулемет, и
ничего не стало слышно.
- Ну, вперед, - сказал сам себе Николай Степанович и быстро пошел, почти
побежал, к темневшей вдали котельной.
...Живые лежали справа, а мертвые слева. Мертвых было значительно больше.
Бляди жались к стене и даже не всхлипывали: понимали. Николай Степанович
пересчитал Левкино воинство: одного не хватало. Всего только одного:
- Я Вовика у шоссейки положил, - сказал, подходя, разгоряченный Левка. -
С пулеметиком. Если ментура в городе загоношится...
Лицо Левки было по низу обмотано серым в клеточку шарфом. Николаю
Степановичу удалось убедить русское воинство, что прятать лицо от
внутреннего врага не позор, а прозорливость.
- Хорошо сработано, парни, - сказал Николай Степанович. - Всякое дело
следует начинать с победы. В двух словах: как?
- А здорово! Гусар, наверное, сучкой прикинулся, все псы за ним
помчались, а потом грызться начали, а охрана их растаскивать давай. водой,
то-се:
Бдительность ослабили. Ну, тут и мы - помогли. Разняли, больше не
грызутся!
- Мой старикашка-ниндзя еще не появился?
- Здесь я, Степаныч, - сказал из дверей Коминт. - Мне люди нужны, детишек
нести. Они не все ходить могут.
- Возьми блядей. Лев, выделите двух своих ребят - на всякий пожарный. А я
пока взгляну на наших аманатов... Вы знаете, кто такие аманаты, Лев?
- Я кандидат исторических наук! - обиделся Левка.
- А чем же занимаетесь помимо сражений?
- Да так... депутатствую.
Николай Степанович посмотрел на него с уважением.
- Крепкий депутат нынче пошел. Куда там булыгинской Думе... У меня тоже
сын был историк. И тоже Лев.
- Был?
- Да. Умер недавно.
- Своей смертью?
- Да уж не чужой:
- Что-то молодые часто помирать стали. Эх, времечко:
Николай Степанович встал над лежащими мордой в ковер аманатами. Носком
сапога заставил крайнего в ряду перевернуться. Это был одесско-восточного
вида молодой человек с тонкими усиками и щедрыми бланшами по всей
физиономии.
- Дато, - с гордостью подсказал из-за спины Тигран.
- Имя меня интересует менее всего, - сказал Николай Степанович.
- Маму я твою мотал, - тускло заговорил Дато, - папу я твоего мотал...
- Ну-ну, - поощрил его Николай Степанович. - Продолжайте.
- Ты покойник, понял? Вы все покойники. А ну, пустите меня!.. - он
сорвался на визг.
- А мы и так все покойники, только в затянувшемся отпуске, - пожал
плечами Николай Степанович. - У вас есть что добавить?
- В эмвэдэ хочу звонить! - потребовал Дато.
- Незалэжной Украины?- уточнил Николай Степанович. И, оборотясь к
воинству, сказал с укором: - Я же велел пленных не брать...
- Да вот, батько... произошло. Допросить, может, надо...
- Где товар прячут? - поднял бровь Николай Степанович.
- Как бы в том числе.
- Вот уж нет, господа, - сказал Николай Степанович. - В этом деле я вам
не помощник. А если у вас хватит смысла прислушаться к доброму совету, то
вот он: не торгуйте во Храме.
- Но, батько, ведь дело требует денег...
- Так берите деньги. Но - не торгуйте. Я многое повидал и знаю, что
говорю. Эй, Дато - или как там тебя? Сколько выложишь за свою шкурку?
- Думаешь, я тебя покупать буду? - сказал Дато. - Я тебе кишки мотать
буду, яйца резать буду, ты кушать их будешь... Двадцать тонн.
- Скоки-скоки?- прыснул Левка. - А мы-то танк размахнулись купить...
- Базар будет, если... - начал Дато, но тут сам, не дожидаясь
приглашения, подал голос его сосед по ковру.
- Да что вы от мальчишки хотите? Он здесь по найму. За слово не отвечает.
Давайте поговорим как солидные люди.
- Представьтесь, солидный, - сказал Николай Степанович.
- Вениамин Сергеевич Птичкин, президент банка "Пантикапей-кредит"...
- Он же Гвоздь, - уточнил Тигран.
- Ну, это понятно, - сказал Николай Степанович. - Все банкиры - истинные
разбойники. Хотя... Итак, господин Птичкин Гвоздь, сколько бы мы могли
взять, взломав сейфы вашего банка?
- Ну, я не могу назвать точную цифру...
- Унести на себе можно - или надо с машиной подъезжать?
- Лучше, конечно, с машиной.
- С катафалком, - уточнил Дато.
- Будем считать, что мы забили стрелку , - сказал Николай Степанович.
Веселый этот разговор ему надоел. Тем более, накатывало что-то, он спиной
это чувствовал... - Где у нас третий?
- Да вот же он.
Третий вставал из угла, бесформенно-белый, как раздерганный ком ваты:
седой, бородатый и страшно испуганный.
- Ба... тяня? Батяня, ты? Н-николай С-степпа... Товарищ командир...
Левкины глаза, и без того навыкате, решили окончательно покинуть родные
глазницы. Он переводил взгляд с Барона на Николая Степановича, и Барон
получался заметно старше:
- Илюха? - не сразу пришел в себя Николай Степанович. - Агафонов? Боец
Агафонов? Какого хера вы делаете здесь, в этом... - он сдержался.
- Да я... вот тут это... Дело у меня тут.
- А, так это, значит, твое дело? Тесен мир... Что ж, Илюша, ты закон
знаешь...
- Да, - сглотнул старый цыган.
- Овцу, если ты помнишь, я тебе простил.
- Простил, батяня.
- Этого, уж извини, простить не могу...
- Понимаю, батяня...
Пронзительный вопль, в котором живой души не было, донесся издалека.
- Тогда - пошли, - Николай Степанович снял с плеча автомат, кивнул на
дверь.
- Прямо... сейчас? - цыган сгорбился.
- А чего тянуть?
- Да, чего тянуть... - согласился Барон. - Веди, батяня. А этим не верь,
обманут.
Всех всегда обманывают. Даже меня хотели обмануть.
- Да я и не верю, - сказал Николай Степанович.
Они вышли из столовой и свернули налево, в сторону от освещенной стоянки.
Вопль, теперь уже многоголосый и яростный, накатывался.
- Стой здесь, - велел Николай Степанович, поднимая руку. - И ни шагу.
Сам он вернулся к крыльцу, встал сбоку.
Разъяренные, как кошки, неслись к столовой четверо девиц. Не кошки, нет:
тигрицы. Эринии. Демоны ада. Два пацана с автоматами не успевали за ними,
а последним шел Коминт с девочкой на руках.
Ком тел, грохоча, ворвался в помещение. Там - взорвалось...
- Вот - наша, - сказал Коминт. - Еще почти нормальная. Бляди как там все
увидели...
- Я понимаю, - сказал Николай Степанович. - Давай девочку - и помоги им,
если хочешь.
- Всех кончать?
- Да, наверное. Всех.
С министром внутренних дел республики Крым Николай Степанович беседовал
минут сорок, и они расстались, вполне довольные друг другом.
Левка и Тигран ждали внизу в трофейном "датсуне". Номера уже стояли
новые.
- Командир, могу я задать нескромный вопрос? - спросил Левка. За этот
день он приободрился и смотрел на всех несколько свысока.
- Извольте, пан депутат.
- Вы из уголовных или наоборот?
- А между ними есть какая-то разница?
- Ну, все-таки...
- Вообще-то я из Александрийских гусар.
- Понятно, - кивнул Левка.
- Лев, вы меня очень обяжете, если не будете трепаться о встрече со мной
хотя бы со своей высокой депутатской трибуны.
- Никола-ай Степанович!.. - обиженно протянул Левка.
- Давайте за моими - и на вокзал.
Вовик-пулеметчик жил в симпатичном белом двухэтажном доме на углу
квартала. Во дворе возле высохшего фонтана на скамейке сидели и ждали
Коминт и Ирочка. Ручка ее была в новом гипсе, сложенная теперь уже
правильно.
- Коминт, на два слова, - попросил Николай Степанович.
- Она меня не отпускает, - улыбнулся Коминт. - Только в сортир
согласилась, и то под дверью скреблась.
- Ладно. Дело вот в чем... Короче, наш налет дал очень мало. Всего одну
дозу.
Этот Гвоздь месяц назад вывез практически все... Эх, был ведь у меня
когда-то этого дерьма полный чемодан!
- Им-то оно зачем?
- Золото делать. Идиоты. А новое поступление, как сказал наш друг Илья,
ожидается не раньше марта. Понимаешь?
- Еще нет.
- Хорошо. Открытым текстом. Ты берешь вот это, - Николай Степанович
вложил в руку Коминта толстенький флакончик из-под йода. - Сразу же идешь к
Лидочке в больницу и потихоньку от врачей даешь ей эту пилюлю. - Он
встряхнул флакончик, внутри подпрыгнул маленький шарик. - Его нужно
разжевать или раздавить пальцами. Не глотать целиком, понимаешь? Это важно.
И все.
- Постой. А как же твои?
- Разберусь. Разберусь, Коминт. Давай: девочка и мамаша. Это на тебе.
- Ты не прав, Степаныч.
- Я прав.
- А как ты тут будешь один? Если эти... друзья убиенных...
- Как учил нас товарищ Сталин? Переживать неприятности по мере их
поступления.
- Это разве его слова?
- Не знаю, как слова, а выучка точно его. Да, вот, чуть не забыл... -
Николай Степанович достал записную книжку, вырвал листок. - Шесть номеров.
Идем вабанк.
- Розыгрыш на следующей неделе?
- Сегодня пятница? Значит, на следующей.
Когда я был влюблен....
(Атлантика, 1930, апрель)
Известие о самоубийстве Маяковского настигло меня уже в Гавре. В ожидании
посадки на "Кэт оф Чешир" я просматривал русские парижские газеты - и
наткнулся на два сообщения кряду. Они имели непристойно-злорадный характер
и с истиной совершенно не сопрягались. Предположений о причинах трагедии
было два: самоубийство на почве сифилиса - и выбраковка чекистами
отработанного материала. Я положил себе вечером в баре выпить за упокой его
освободившейся души, а в Вашингтоне зайти в маленькую церквушку пресвятого
Николая-чудотворца и заказать панихиду. Поскольку, вероятно, я был
единственным, кто знал, что именно случилось с этим несчастным чудовищем:
Если, конечно, "красная магия" не навострилась еще пользоваться
"Некрономиконом". Ведь выстрелил он себе все-таки в сердце, а не в висок...
Каюта моя располагалась на палубе "А" по левому борту, ближе к носу и
совсем недалеко от судового ресторана первого класса - так что даже
негромкий оркестрик его в первые ночи мешал мне спать. А спать хотелось -
как на фронте.
Впрочем, грех роптать человеку, приплывшему в свое время к африканскому
берегу в трюме французского парохода в компании с неграми, гусями и
домашней скотиной. Было там нас, бродяг, не менее пяти сотен, и никаких
привилегий и удобств безденежному поэту не полагалось, да и пресловутого
"бремени белого человека" я на себе никак не ощутил: шлепал, как все,
засаленными картами по перевернутому ящику из-под жестянок с питательной
мукой "Нестле" и даже немного выиграл благодаря приобретенному еще в
Царском Селе умению сохранять невозмутимую мину при самом скверном
раскладе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76