С Лениным они крепко дружили, письма ему
писали.
Дескать, правильно, Ильич, сделали, что церквы порушили, что в алтарях
насрали, что богато людей поубивали. Одобряли ленинскую политику. А теперь
их англичане начали было в оборот брать. И вот должны мы их освободить от
колониального гнета:
Сладко так заливал товарищ Агранов заслушаешься. Сам такой видный,
образованный. Вам бы, говорит, товарищи курсанты, Упанишады надо бы
законспектировать, да классовый враг времени не оставляет.
А еще товарищ Чкалов к нам зачастил. Сам. Валерий Палыч. Ну, от этого мы
как на седьмом небе себя чувствовали. Это все равно как бы к вам в школу
Гагарин пришел. Ага, слышал про Гагарина... А Чкалов все про самолеты
рассказывал.
Как полетим, да как возвращаться будем. Сложное это дело было в те
времена.
Вертолетов еще товарищ Миль не придумал, потому что на воле ходил. Вот
посадили бы его в шарашку, как всех порядочных конструкторов:
Короче, гоняли нас до стотысячного пота. Как выбрасываться на малой
высоте будем, да как охрану махатмовскую класть методически, да как быстро
аэродром снежный наводить: Всю зиму нас гоняли, до апреля. А в апреле, как
раз в канун ленинских юбилеев, посадили нас в ТБ-3 по тридцати рыл на
машину, и полетели мы в неизвестном направлении:
Выгрузили. Степь: ну, как скатерть натянутая. Изморозь. Снега нет. Денек
дали отдохнуть в юртах, баранинкой накормили. А потом - моторы, моторы: И
садятся один за одним самолеты "РД", длиннокрылые такие, на них потом еще
Чкалов в Америку летал от греха подальше. И Байдуков. Тоже гусь был еще
тот. А за каждым самолетиком по два планера. Эх:
Короче, еще день прошел, второй. Ждем погоду в Шамбале. Шамбала, сказал
товарищ Агранов, это для древних народов все равно что Москва сегодня. Уже
баран в глотку не лезет. Цириков нам прикомандировали монгольских, чтобы
проводниками были. Хорошие ребята, заводные. К девкам, говорим, сводите?
Отчего же, отвечают, можно и к девкам: А командир наш батальона, Сисой
Сисоевич Хомчик, у нас там не как в армии было, ни званий, ни знаков, и
даже на службе мы не числились, а продолжали вроде бы трудиться ударно на
своих фабриках и заводах, и даже про некоторых из нас журналы и газеты
писали: вот, мол, как по-стахановски уголек рубать треба!.. - так вот,
Сисой наш Сисоевич услышал про девок и аж затрясся: где? Ну, и пошли мы: не
то чтобы всем батальоном, но кто побойчей. Только вышла нам полная каррамба
страшная, потому трудности с переводом. Мы-то об одном просили цириков, а
они совсем другое подумали:
А там - и погоду сделали в Шамбале. Прилетел собственной персоной товарищ
Агранов, колдуна привез. Пока он там кощуны разводил да руками махал,
товарищ Агранов последний инструктаж провел. Настоящих махатм, сказал он,
всего девять, а остальные подменные - агенты английского империализма.
Отличать их легче легкого: выстрелить надо. Если упадет, значит агент.
Если живой стоять останется, то брать его под локотки вежливо и в самолет
вести.
Точка. Потом прочитал стихи-нескладушки про Арджуну - это вроде древнего
Чапая был герой. Ну, при Арджуне еще индийский бог Индра состоял, наподобие
Фурманова. Следил за классовой бдительностью. Даст партийную установку и
командует: "Мужайся, Арджуна!". За компанию и нам полагалось мужаться.
Выдали нам меховые новенькие комбинезоны, еще ни разу не стираные, и
маскхалаты белые, а поверх всего - на толстой цепи, чтоб не порвалась,
свастики серебряные. Под расписку. Мы, конечно, комсомольцы, возмущаемся
все, не хотим с фашистскими знаками в тыл английского империализма лететь:
Но и тут товарищ Агранов глаза нам раскрыл: вы, говорит, посмотрите,
головы бараньи, в какую сторону крючки у нее загнуты! Наша это свастика,
хорошая, светлая. Ее, говорит, сам Ильич думал одно время вместо
пятиконечной звезды присобачить, да Троцкий помешал. Мы и бороды
поотвесили:
Автоматы "томпсон" нам выдали еще осенью, и освоили мы эту машинку
гановую как твою пищаль. Он только по виду мудреный, "томпсон", а когда
применишься к нему, так и ничего сложного. Знай дави. Потом на чердак
слазишь, сам посмотришь: Вот. А еще по паре гранат, по нагану и по ножу
десантному, а это, брат, такая штука, что дорогого стоит. Ну а документов,
конечно, иметь нам с собой не положено было.
И вот расселись мы: кто с парашютами - по "РД", кто так - по планерам. И
полетели в страну Памир, в тибетские Гималаи:
Как это в разных местах? Ах, на карте. Да кто ж тебе настоящие-то карты
покажет? Это, брат, такое хитрое дело: Только в начале войны и
сообразили...
В общем, долго летели. "РД" - он же трое суток в воздухе мог держаться.
Трое не трое, а добрые сутки мы проваландались. Наконец, лампочка мигает, и
товарищ Байдуков сам выходит: готовься, мол, ребята, скоро уже. А чего нам
готовиться, уже все спето. Поприседали, руками помахали, кровь разгоняя - а
там и дверку нам отворили, и валенком по сраке наподдали - на счастье. И
полетели мы в ледяную муть, как небесные птицы финисты.
И вышло-таки мне счастье от валенка: на полметра от меня отцепленный
планер прошел, еще бы чуть - и заломало бы меня крылом, раба божьего, ломом
подпоясанного: А так - будто по пяткам шоркнуло, и все. Мужайся, Арджуна!
Лечу. Качаюсь. Мужаюсь. И вдруг кончается мгла, и открывается мне
крепость на скалах. Вот такой и показывали ее нам на рисунках, которые
Терих, наш тамошний разведчик, присылал. Ох, красивые были рисунки, ему бы
не в шпионы, а в художники податься, цены бы не было:
И садятся туда, прямо во двор, гаврики со второй машины. А меня к стене
сносит. Ну, подобрал стропы, чтоб не убиться, и ухнул в снег. С головой.
Пока выбрался, пока то-се:
В общем, картина мне открывается почти вся. Там, где поля, планера
садятся один за одним, и вижу, что двух не хватает, а где они, лишь пилотам
да ангелам ведомо. Самолетики наши гудят высоко, за дымкой не видать. А со
стен - трассирующие пули:
Гранатой их, думаю: нет, высоко, скатится - и по мне же, многогрешному.
Ну, что делать? Лезу вдоль стенки, в снегу то по грудь, то по шею. И что ты
думаешь:
натыкаюсь я на решетку. И замок на ней вот такой, как бычьи яйца, и с той
стороны. Тут и пригодилась граната:
Короче, забрался я внутрь. Там стрельба, кто-то в медный таз колотит, и
носятся по двору этакие: бритые, босые и в красное завернуты. Но я же помню
наставления товарища Агранова: дал очередь: Вроде бы махатм нету: все
лежат. Я - перебежкой - дальше. На соединение с основными силами. И вот
тутто мне и помстилось впервые: вроде как мелькнул человек в нормальной
шинели! Я еще подумал: англичанин. Потом забыл сразу.
Короче, кончился бой, не начавшись. Красные кто лежит, кто попрятался.
Монастырь-то огромный, особенно когда изнутри смотришь. Ну, открыли мы
ворота, мост разводной опустили. Ждем подкрепления, чтобы прочес начать, а
сами стены сторожим. Тут, слышу, кричат: поймали, мохнатого поймали!
И правда: идут двое из моего взвода, Гулько и Осокин, и тащат за ноги
человека не человека, медведя не медведя: в общем, что-то мохнатое. Хомчик
как увидел - да как давай их материть! Людей, говорит, ловить нужно, а не
зверье поганое. А я смотрю: ну, не совсем зверье. Руки-то у него, как у
человека, и елда, Степка, Господа моли, чтобы у тебя такая же вымахала.
Горя знать не будешь:
Цирики, как увидели этого мохнатого, за головы взялись и в снег сели:
быть беде. Кричат, бедные: "Йети, йети!". И так и не поднялись потом до
самого конца:
Короче, берем мы прочесом этот монастырь. Красота, но разглядывать
некогда.
То, что поверху стоит, прошли за час. Пусто. Но подземелья там - я вам
дам! На грузовике кататься можно и прятки устраивать для всей деревни: хрен
кого найдешь. Однако - ищем. И наступает вечер: Мы малость успокоились,
костры развели, паек достали...
Вечером, на самом на закате, немцы нам на голову и свалились.
Откуда они взялись, мы так и не узнали. Но не с самолетов, слышно бы
было. А так: увидели и услышали только тогда, когда они нас убивать начали.
Ох, резня была!.. Да еще в темноте. Быстро в горах темнеет.
Но не рассчитали и они, да и было их поменьше нашего: неполная сотня. И
вышло в результате, что и под самой горой они, и храм главный у них, а мы
вдоль стен и в монашеских кельях. И в подземелье закрепились, хотя какой от
этого толк, непонятно.
В общем, лежим и перестреливаемся. А мороз крепчает, и небо
звездноезвездное, как и не наше вовсе: Раненых перевязываем, как умеем -
санинструкторов ни одного не осталось, все в пропавших планерах были.
А потом: снова медный таз зазвучал, но уже будто из гроба. И трубы
загудели.
Храм светиться начал, слабо так, но заметно. И на верхушке его, где у
наших церквей кресту быть полагается, красный огонь появился. И откуда ни
возьмись, вышли десятка полтора мужиков в пестрых халатах и страшных
масках. Пляшут в раскачку и в барабанчики колотят. "Ом, мани!" кричат. Да
нет, не денег просили.
Немцы палить сразу прекратили, а мы чуток погодя. Стали мужики эти
мертвецов прибирать в середину двора. Дело святое. Да и непонятно, с кем
вперед воевать. И вдруг как бы храп раздался. В подземелье нашем. Паренек
там стоял, охранял - вылетел, глаза белые и сам белый, рот открывает, а
слов не слышно: онемел. Сисой Сисоевич, смотрю, нервничает. Озирается. И
вдруг мертвецы, те, что в середине двора лежали кучей, зашевелились: и
монахи, и немцы, и наши, побитые. И даже мохнатый тот, гляжу, поднимается.
Поднялись:
Крови нет, глаза закрытые...
Короче, не помню, как мы бежали, а помню только, что несется рядом со
мной парень на футболиста похожий на знаменитого, на этого: Франца
Беккенбауэра:
и повторяет: "Муттерхен, муттерхен, муттерхен:" И остановились мы далеко
внизу, и аэродром наш несчастный перемахнули, а дальше просто некуда бежать
было, потому что пропасть.
Остановились, оглянулись, смотрим. Стоит наш монастырь и светится -
стрёмно так светится, как гнилушки на болоте. И все сильнее этот его свет,
будто раскаляется он изнутри. Вот и стены красными разводами пошли. А
из-под земли
- рев. И нам уже хочется в пропасть сигать, потому что никакой мочи нет
все это терпеть и ждать, что же еще с нами исделают. Потом - будто змеи
огненные над монастырем встали. Глазами смотрят, медленно так: выбирают: Мы
с немцами сидим чуть не в обнимку, потому что всем страшно. Ни до Сталина,
ни до Гитлера не докричишься.
Не помню я больше ужаса такого. Вот не помню, и все. Даже в партизанах: а
там всякое было. Потом расскажу.
Но - как-то улеглось понемногу. Стены остыли, змеи сгинули куда-то, рев
затих.
Не то чтобы совсем пропал, но - далекий такой, как паровоз в морозной
степи.
Слышишь хорошо, а понимаешь, что далекий. И тогда мы с немцами стали друг
на друга поглядывать. Сначала удивленно, а потом и нехорошо. И - сыпанули в
разные стороны, как из теплушки после долгого перегона: мальчики направо,
девочки налево: Залегли. И чего-то ждем. Первыми стрелять как-то неловко.
Вот: А потом смотрим: по ничейной полосе идет кто-то в рост. В шинели до
пят.
И зеленой веткой машет. Ну, откуда там зеленая ветка взяться могла?
Ничего не понимаем. А он сначала по-немецки, потом по-нашему кричит:
господа, мол, нихт шиссен, командиров прошу ко мне:

Между числом и словом (Гималаи, 1936, апрель)
- И как же, господа, вы намерены выбираться отсюда? - спросил я
командиров.
Мы сидели втроем вокруг примуса в наспех вздернутой палатке. Снаружи
доносились характерные звуки: пехота окапывалась. От главного неприятеля,
от мороза. Снежные ямы позволят дотянуть до утра:
- Как пришли,- коротко сказал Отто Ран.
- А вы? - я посмотрел на Хомчика. - Будете ждать самолетов?
Он не ответил. Вояка он был смелый и решительный, только война оказалась
не такой, а совсем чужой. Берег своих "красных магов" товарищ Агранов,
отыгрывался на русских мужиках: авось выкрутятся.
Самолеты не прилетят, это было ясно. Никто не сможет сесть в таком
тумане.
- Я думаю, вы уже поняли, господа, что ваше пересечение здесь не было
случайностью,- сказал я.- Рекомендую информировать ваше руководство
единообразно, поскольку между собой они сношения имеют. Проще говоря, врите
в лад. Предлагаю вариант: монастырь пуст и давным-давно необитаем. В самом
начале боевого столкновения сошла лавина, разделившая ваши подразделения.
Все потери списать на лавину. Кто был вашим противником, ни вы, ни вы не
догадываетесь. Предположительно, англичане.
- Ничего не получится,- тоскливо сказал Хомчик. - Мои комсомольцы:- он
махнул рукой.
- Равно как и мои, - сказал Ран. - Хоть и не комсомольцы.
- В принципе лавина могла прихлопнуть всех,- предложил я.
- Нет,- покачал головой Хомчик.
Ран вообще промолчал, глянув презрительно.
- Дело ваше, - сказал я. - Тогда примите мои поздравления:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76