Взрыв, и взрыв, и взрыв под землей. Огонь и дым вылетают оттуда, где мы
только что были. Раскат - земля трясется всерьез.
Мы отползаем, или нас оттаскивают. Рев.
Черно-дымный ком вылетает из жерла шахты и катится по снегу, не желая
остановиться. Автомобиль, маленький "хорьх"-амфибия. Из него выпадает ком
поменьше и катается по снегу. Пламя гаснет на нем, и черный закопченный
человечек приподнимается на четвереньки:
Я почему-то заранее знаю, что это Зеботтендорф.
Дым бьет из шахты подобно черному опрокинутому водопаду. На небольшой
высоте ветер перехватывает его и, распластывая, несет в море.
В море наш корабль, осевший на корму.
И вдали - высокие дымы эскадры:

Дальше был новый бег, по леднику, хватая ртом воздух. Зеботтендорф
продолжал кричать: "Уходите! Уходите как можно дальше!" Он кричал это
понемецки, по-французски и по-английски, и - странное дело - ему как-то
сразу поверили.
И потом, когда за спиной с грохотом армейского склада боеприпасов встала
земля вперемешку со льдом и в небо ударил поток белого огня, мы были уже
достаточно далеко, чтобы уцелеть.
Лед подбросил меня, как гимнастический трамплин, и я, распластавшись в
воздухе, долго летел, пока не поймал руками снег. Потом меня катило вперед,
и я оказался в куче многих немецких и американских тел, задержавшихся в
выемке под застругом.
Было во всем этом что-то от штурма Шамбалы:
Потом с неба стали падать камни.
И мы бежали дальше под этим каменным градом, молясь, чтобы - миновало:
Кровавые ошметья оставались от человека, если его молитва не была
услышана.
Наконец, кончилось и это.
Главное, дальше было некуда бежать: все мы, правые и виноватые,
сгрудились на тупом, как сундук, обрубке ледяного мыса. Серые волны
накатывались и ударяли в него своими свинцовыми головами, и то ли от этого,
то ли от бушующего позади катаклизма лед вздрагивал и томительно стонал.
"Грант" качался в полумиле от нас - далекий, как Марс. К нему подплывали
несколько шлюпок и плотов: часть десанта - та, что осаждала главный вход -
успела погрузиться.
Я подошел к барону. Он был красный, как вареный рак. Шкура, опаленная
местами дочерна, свисала с него лоскутами. Тем не менее барон твердо стоял
на широко расставленных ногах, как старый боцман в зыбь. Кто-то сердобольно
накинул по него поверх сгоревшей формы огромную шинель рядового. Рядом
хлопотал санитар. Вокруг бродили солдаты - большинство без оружия, но
кое-кто автоматов не бросил. Уцелевшие моряки и морпехи поглядывали на них
настороженно.
- Безнадежен, бригадефюрер, - сказал мне с тоской санитар. - Ожоговый
шок.
Боюсь, что он ничего не понимает:
- Все я понимаю, - зло и сипло сказал Зеботтендорф. - Что вы сделали с
"горячей Гретхен", Николас?
Похоже, что удивить его своим появлением здесь не смог бы и сам царь
Ашока.
- Гретхен у меня не было ни одной, - сказал я. - Тут я чист.
- Я имею в виду термические бомбы. Как вам удалось разбудить их?
- Не знаю, - сказал я. - Похоже, мы не добили кого-то из обслуги.
Он посмотрел на меня, понял, что я не вру, и заплакал.
- Предусмотрели все, - сказал он. - Все, кроме этого:
- Не расстраивайтесь так, барон, - сказал я. - Сами виноваты. Дался вам
тогда этот тетраграмматон:
- Дался! - гордо смахнув слезы, сказал барон. - Все-таки дался. Арийский
гений возобладал.
- Гений:- я поежился, вспомнив кошмарную железную леди. - Кто у вас делал
эти фигуры?
- А вы что, видели?
- Видел.
- И как, понравилось?
- Именно так я и представлял себе валькирий.
- Мой эскиз! - с гордостью сказал Зеботтендорф. - Вот, не желаете ли -
сувенир: - он похлопал себя по карману - вернее, по тому месту, где должен
быть нагрудный карман. - Пропал: ах, Олаф, Олаф! Такой славный викинг!..
- Был и карманный экземпляр?
- Да, очень милая игрушка:
- Слушайте, барон. Велели бы вы своим людям сдаться. Война действительно
окончена, стоит ли усугублять страдания?
- Война не кончается никогда, вы это знаете не хуже меня: Солдаты и
офицеры! - внезапно закричал он, и я приготовился стрелять, если он выкинет
что-то не то. - Приказываю вам не оказывать сопротивления неприятелю. Мы не
потерпели поражения! Мы всего лишь отложили время нашего возмездия! Я
благодарю вас за службу! Родина не забудет вас, герои последнего шага! Луна
и рассвет!
Он обернулся ко мне. Рот его исказила судорожная улыбка.
- Вам уже приходилось умирать, Николас? - спросил он.
- Да, конечно.
- Мне тоже. После десятого раза становится скучно. Величайшее приключение
превращается в процедуру вроде вырывания гланд:
Нас ощутимо тряхнуло. Настолько ощутимо, что барон упал.
Жар, исходящий от новорожденного вулкана, иссушал лица. Лед оплывал
тонкой водяной слизью.
- Что это за бомбы такие? - спросил я. Приходилось почти кричать.
- Не дождетесь! - барон поднял обугленый указательный палец и энергично
помахал им перед моим носом. - Это вам не атомные пфукалки, которые годятся
разве что для производства моментальных фотографий! Это солидные немецкие
бомбы, каждая из которых способна за три часа сжечь дотла Москву или
Нью-Йорк!
- Ник:- подошел и встал рядом Флеминг. - Вы знаете этого человека?
- Имел удовольствие быть представленным, - сказал я. - Рекомендую: барон
Рудольф фон Зеботтендорф - Ян Флеминг.
- Флеминг? - спросил барон. - Какой Флеминг? Который пенициллин?
- Нет, - сказал Флеминг и стиснул зубы. - Который свинцовые пломбы: Ник,
вы знаете, что этот человек руководил лабораторией в замке Ружмон?
- Увы, знаю, - сказал я.
- И после этого вы спокойно беседуете с ним?
- В свое время я беседовал с дьяволом, - сказал я. - Разумеется, тогда я
был много моложе и наверняка глупее. А вам не приходилось беседовать с
дьяволом, Ян?
- В нашей службе эту тематику не разрабатывали, - сказал Ян.
- Еще бы, - хмыкнул Зеботтендорф. - Англичане - известные материалисты.
- Ну, не скажите, барон: - я наклонился и почесал занывший после
сегодняшних приключений шрам, заработанный в доме доктора Ди.
И тут раздался вопль.
Кричал Филя на партизанском наречии:
- Командир, этот пидор соленый своих мудозвонов заколдовал, как ты тогда!
У них глаза снулые, что у пьяных налимов!
С предупреждением Филя запоздал, как доктор Зорге. Под его многоэтажный
мат трое эсэсовцев подошли к краю обрыва и шагнули в пустоту:
Я развернулся и дал барону по морде. Под кулаком что-то хрустнуло. Но это
уже ничего не могло изменить.
Попытки образумить или напугать "черных рыцарей" такой мелочью, как
стрельба поверх голов, были тщетны. Только потом, когда уже добрая половина
из них отправилась, распевая "Оду к радости", на дно, морпехи догадались
валить недавних противиков на лед и связывать чем попало. Но слишком
неравны были силы. Удержать при жизни удалось тридцать шесть человек из
всего гарнизона. Среди них был, конечно, Зеботтендорф, которого к обрыву
вовсе не тянуло, и четыре Гитлера, причем один из них говорил только
повенгерски:

- Интересно, барон, - сказал я, - а если вам привязать к ногам колосник
горелый и ржавый, да утопить в глубоком месте - тоже воскреснете?
- Так ведь веревка-то перегниет, - сказал барон. - Рано или поздно.
Топили. Не один вы такой мудрый.
- Мистер Флеминг так сердит на вас, что наверняка изыскал бы какой-нибудь
способ. Рудольф, а вас бросали в расплавленный металл?
- Мистер Флеминг не станет рисковать своей карьерой, - резонно заметил
барон.
- За меня с него снимут шкурку, набьют чучело и будут сжигать каждый год
за компанию с Гаем Фоксом:
Дверь адмиральской каюты распахнулась, как от удара, и появился М. Таким
я его не видел никогда. Так мог бы выглядеть доведенный до белого каления
Будда.
- Прошу вас, джентльмены, - проговорил он медленно. - Ник, я хотел бы
потом поговорить с вами еще раз. Ян, а вы можете заняться своими текущими
делами.
- Да, сэр, - Ян с трудом поднялся и пошел вдоль по коридору. Филя, стоя
по стойке смирно с автоматом на груди, проводил его глазами.
- Пожалуй, Николас, мне пора в отставку, - сказал М. - Впрочем, пойдемте,
адмирал ждет.
- Он хочет поблагодарить нас за отлично проведенную операцию?
- Он охотно бы вас расстрелял, но Конгресс его не поймет: И зачем вы
только приволокли сюда эту гнилушку? - М. кивнул на барона. - Теперь
американцы вытянут из него, что захотят.
- Тянули некоторые, - мрачно сказал барон. - И где они все?
- Привык я к нему, - сказал я. - Сколько лет в одни бирюльки играем:
Адмирал был зол и не скрывал этого.
Вся документация по немецкой антарктический военной базе, доставшаяся в
свое время союзникам, состояла из трех полуобгоревших страниц, чудом
уцелевших в груде бумажного пепла. Бумажки эти больше года пролежали где-то
среди малозначащих документов Нюрнбергского трибунала, пока не попались на
глаза - совершенно случайно - ребятам Донована, которые сумели извлечь из
них кое-что существенное. В частности, сведения о наличии таинственного
супероружия и планах его применения. Под это дело и была экстренно
организована экспедиция Бирда. И вот вместо желаемой и искомой базы - след
применения желаемого и искомого сверхоружия: обширный - с Онежское озеро -
залив в море Росса, вода в котором все еще кипит в центре и вряд ли остынет
в ближайшие несколько лет:
- Хотите, я назову этот залив вашим именем, Бонд? - спросил адмирал
сквозь зубы. - По праву, так сказать, первооткрывателя?
Он явно ожидал, что я отвечу "нет", и я ответил:
- Нет, сэр. Я не настолько честолюбив.
- Отлично, - сказал он. - Тогда я назову его именем своего шурина:
- Наверное, редкая сволочь, - сказал я, повернулся и вышел.

10.
Не следует складывать все яйца в одну мошонку.
Чак Норрис.
Ворота закрылись. В морозной темноте подземелья дыхание было громким и
искаженным - как из телефонной трубки. Луч фонаря дрожал.
- Пойдем? - неуверенно сказал Николай Степанович.
Гусар молча потрусил вперед. Оглянулся, оскалив зубы. И Николай
Степанович вдруг понял, что Гусар идет налегке.
Что-то мигнуло в сознании.
Нет, вторая связка бутылок аккуратно уложена в рюкзак. А Гусар нес на
спине проглота. Непонятно, как это соотносилось с грубой действительностью,
но из квартиры можно было взять все: пачку любимых турецких папирос
"Эльмалы", их в Москве почему-то не достать, неоткупоренную бутылку
"мартеля" - и проглота, который вдруг взбесился в террариуме и без которого
Гусар уходить отказался.
И вот теперь Гусар шел налегке:
- Ты его оставил в усыпальнице?!
- Грр.
- С ума сошел! Он же вымахает с кита!
- Грр.
- То есть ты уже все решил, да? И все понял? Что нас покупают, что мы
зачем-то нужны? И даже догадался, зачем?
- Грр.
- А ведь, с другой стороны - разрешаются миллионы проблем. Наверняка -
долой болезни, долой быструю смерть, проблемы пищи, энергии - все уходит.
Что они еще там могли? Создавать новые миры, отличные от старого или такие
же в точности?
- Грр.
- А мы, значит, гордые: Я знаешь когда вздрогнул? Когда про Шолохова
услышал. Ведь мне, в сущности, предложили то же самое - только не роман
гениальный, а - судьбу России переделать. Не меньше. Ведь знали, кому
предлагать и что предлагать: Ч-черт! Ведь только правду говорил он, только
правду!.. А сложилось все в такую приманку:
- Грр.
- Сами мангасы не могут дать нам свою премудрость. Не позволяет тот
могучий инстинкт. Только Золотой дракон, который в сущности - что?
Библиотека? Нет, больше. Средоточие премудрости, информационный снаряд:
исполинский вирус: Он может делиться сведениями с кем угодно, без
ограничений - потому что кто же еще, кроме Спящих, обратятся к нему,
запертому вместе с ними? И тогда возникает - как бы само собой, случайно,
без конкретного умысла - решение: создать новых мангасов. Из людей. У
которых не будет внутреннего запрета: Их начинают отбирать - способных к
роли; потом гонят по лабиринту:
Нужна тысяча лет? Какие проблемы: И вот - финиш! И - главный приз!
Должность господа Бога вакантна - просим, просим!..
- Грр.
- Вот именно. И я соблазняюсь ею и начинаю творить добро. И через меня в
мир потоком идут древние знания. И мы медленно и незаметно для себя
начинаем превращаться в Великих Древних: Не знаю, изменимся ли мы внешне, а
уж внутренне-то - всенепременно:
- Грр. Грр-грр:
Они вышли к месту перехода в румы. Девять широких полукруглого сечения
колонн окружало плоский камень. Николай Степанович поставил на камень
связку бутылок, две свечи и две карты. Зажег свечи. Поставил карты так,
чтобы тени на нужной колонне совпали:
- Иди,- сказал он.
Гусар нырнул в тень.
Николай Степанович шагнул следом, доставая "узи", обернулся. Из тени все
было видно, как через тонированное стекло. Он дал короткую очередь и во
вспышках огня успел заметить, как брызнули в стороны кусочки стекла и
непроницаемой тьмы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76