И, если Господь будет так
любезен, мы с Вами и с Натаниэлем проведем еще один чудесный день.
Искренне Ваш: Говард Лавкрафт."
Мне кажется, он перечитал письмо дважды, потом молча сложил, засунул в
конверт и подал мне. Здоровеный парень, на голову выше меня и вдвое шире в
плечах. Кремовая рубашка с короткими рукавами из того неровного хлопка,
который никогда не знает утюга, застиранные джинсы с побелевшими швами на
широком поясе и низкие сапожки из неокрашенной кожи. И, разумеется,
стетсон.
Этакий о'генриевский ковбой. Меньше всего похожий на писателя и
мыслителя.
- Все это совершенно непонятно,- сказал он.- Мистер Лавкрафт прислал мне
еще более взволнованное письмо: Понимаете, я его очень уважаю, считаю моим
учителем, но:
- Вы подозреваете, что он сошел с ума?
- Ну, не то чтобы так прямо, но что-то все-таки в этом роде: Ведь я-то
все придумываю просто так, для интереса: и драконов, и людей-змей, и этого
здоровенного дубину Конана. Просто чтобы напомнить мужчинам, что они
мужчины. А он, похоже, уверен, что это всерьез:
- Не только он. Я тоже.
Он посмотрел на меня с некоторой жалостью.
- Давайте поговорим об этом чуть позже. Тут очень жарко.
- Я успел заметить:
Хотя в помещении вокзала и тянуло сквознячком, жару это не могло
перебить. А когда мы вышли, то показалось, что навстречу нам распахнулась
дверца пылающей печи. На площади бил жидкий фонтан, но капли воды, мне
показалось, испарялись прямо в воздухе. Все было окутано мрачноватым
маревом.
У автостоянки молодой негр подогнал машину: темно-вишневый "плимут".
- Пожалуйста, мистер Роберт,- с белозубой улыбкой сказал он.- Как вы и
просили, держали в тени:
- Спасибо, Сэм,- Говард бросил ему монету.- Кто выиграл сегодня?
- "Мышонок" Брюстер.
- Это просто смешно:
В машине было еще более жарко, чем под солнцем. Пахло одеколоном, кожей и
бензином.
- Сейчас поедем, и будет легче, ветерок обдует:- говорил он, выруливая на
шоссе.- Представляете, какая-то сволочь сегодня утром исцарапала машину. И
добро бы какое-нибудь ругательство, а то - знак Иджеббала Зага! И откуда
они узнали, как он выглядит:
- Кто узнал?
- Мальчишки, кто же еще?
- Никогда не слышал о таком знаке:
- Разумеется: я ведь сам его придумал. Знак, подчиняющий животных: - и он
указательным пальцем изобразил на стекле замысловатый иероглиф.
- И вот такую штуку нацарапали мальчишки?..
- А кому это еще надо? Они вечно крутятся вокруг дома, свистят,
спрашивают, дома ли Конан: правда, машину до сих пор не трогали: и я вообще
полагал, что нахожусь как бы под их защитой.
- М-да. А вам не кажется, что машина - это современное животное?
- И вполне человекоядное. Тем приятнее его укрощать.
Мы неслись по прямой голубоватой ленте шоссе. Встречные машины пролетали
с визгом. По обе стороны тянулись кукурузные поля, где-то вдалеке,
окруженные пирамидальными тополями, краснели крыши и поднимались силосные
башни.
Наверное, именно здесь снимали советскую кинохронику:
- Это Техас. Он вам должен понравиться. Вы знаете, что Техас - свободная
страна? - спросил вдруг Говард.- Если все пойдет так, как идет, лет через
пять мы расторгнем договор со Штатами.
- Насколько я помню, это не так просто сделать,- сказал я.
- Штаты не устоят против нас: Нам даже воевать не придется. Впрочем, вам
это, наверное, не так уж интересно.
- Как сказать. Все, что задевает интересы одной приличной организации,
мне интересно. А выход Техаса из состава Штатов нас весьма бы озадачил. Это
противоречит нашим прогнозам.
- А какова роль во всем этом мистера Лавкрафта?
- Он вычислил нашего противника:
Говард внимательно посмотрел на меня, покачал головой, потом вновь
вернулся к созерцанию дороги. Поза его была напряженная.
- Николас, старайтесь не принимать меня слишком всерьез,- сказал он чуть
погодя.- Я недавно похоронил мать, и пока что:
- Извините, Роберт.
- Вы-то здесь при чем:
Минут десять мы ехали молча. Справа промелькнул поселочек из пяти-шести
домиков и открытой закусочной под полосатым навесом. Рекламные щиты
предлагали нам пить только "кока-колу", заправляться только у "Шелла" и
мыться только мылом "Спейс". И еще был плакат: "Это Техас! Люби его,
понял?". Дорога впереди начинала полого спускаться, уходя в тень аллеи из
могучих серебристых тополей. А еще дальше на вершине плавного холма
виднелись крыши городка:
- А ваша мать жива, Ник?
- Да. Но я давно не видел ее:
- Это вы зря. Так вот живешь, живешь, а потом: А главное - непонятно
почему:
Как интересно,- сказал Говард, оглядываясь.- Тот "фордик" может выжать
сорок миль, только падая с отвесной скалы. Тем не менее от нас он не
отстает.
Ганстеры или полиция.
- С вашей полицией я дела еще не имел,- сказал я, - а один знакомый
гангстер у меня уже есть.
- Не люблю ни тех, ни других,- сказал Говард и уселся поплотнее. Мотор
взревел.
Воздух, горячий и плотный, ударил в щеку, затрепетал - как будто бы над
ухом развевалось маленькое знамя.- Говорите прямо, Ник, что вы хотите от
бедного сочинителя?
- Вы в одиночку занялись очень опасным делом, Роберт! - из-за ветра я
почти кричал.- Я приехал, чтобы прикрыть вашу спину!
- От тех парней, что сзади?
- Может быть! А может быть, от тех, которые впереди! Еще не знаю!
- Здесь не Чикаго! Этим парням придется иметь дело не только с нами!
- Может быть, да, может быть, нет! Даже техасцы предпочитают иметь дело с
теми врагами, в которых верят!
- Ничего не понимаю!
- Вы докопались до какой-то тайны! И на вас обратили внимание!
- Ник, закройте окно! Ни черта не слышно!
Я поднял стекло. Оглянулся. "Фордик" приотстал, но упрямо держался в
кильватере.
- Наверное, это души Бонни и Клайда все никак не успокоятся:- Говард
усмехнулся одними губами. - Ладно, Ник, про опасные дела мы поговорим в
более спокойной обстановке:
Он поднял стекло со своей стороны и еще вдавил педаль.
Мы влетели в аллею, как в ущелье меж белых, будто старая кость, стволов.
Солнце замелькало. Чуть зеленоватая листва давала призрачную тень. Мне
остро вспомнилось вдруг детство - Тифлис? Поповка? - и я бегу мимо
штакетника и стучу палкой по доскам, и запах полыни, и летящий жук:
Огромный жук, сверкнув в последний миг золотом, пулей врезался в стекло
машины и размазался, на миг став похожим на страшную зеленую пятерню.
Говард издал густой горловой звук. Мне показалось, что лицо его
превратилось в меловую маску. Потом меня бросило на него, и моментально
замерзшим взглядом я долго видел летящий на нас тополинный ствол с
ярко-красным по затеси знаком Иджеббала Зага:
9.
Нужно идти, надев на голову терновый венок, чтобы сказать, о чем думает
колодец.
Атуа Мата Рири
- Николай, нам нужно объясниться:- Николай Степанович прошелся по номеру,
глядя под ноги. - Николай, нам нужно:
- Что это ты сам с собой разговариваешь? - тревожно спросил Коминт.
- У Анны Андреевны присказка такая была: помню, как ни придет кто-то из
нас поздно: "Николай, нам нужно объясниться." Теперь - как шрам на память.
- И чего вам не жилось:- вздохнул Коминт. - Вон мы с Ашхен - сорок лет
скоро:
- Время было другое. Принято было практиковать свободную любовь. А
закалка старая. Вот и мучились:
- Теперь зато не мучаются: Какая твердая койка. Не мог ты в приличной
гостинице номер снять?
- Эту просто в случае чего не жалко: Все это чушь, Коминт. Все это чушь.
Ну-ка, давай разъясним себе нашу собственную диспозицию. Итак, вот они мы.
Врага мы вроде бы знаем в лицо, но не представляем, где его искать. И мы
знаем, что наш враг тоже имеет врага:
- Что значит - где искать?- перебил Коминт. - Каин и эта Дайна:
- Это форпосты. А я говорю об основных силах. Где они, сколько их.
Артиллерия, авиация:
- Понял тебя. Все равно: работать придется именно этих.
- Боюсь, что так.
- И тогда, если Каин прячется - то остается одно:
- Вот именно.
- Но баба должна быть крутая. Там, наверное, охранников понапихано: и
вообще неожиданно уже не получится: Будет веселее, чем в Будапеште, нет?
- Да. Придется размять кости:
10.
Микилл: Тогда расскажи мне сперва о том, что происходило в Илионе. Так
все это было, как повествует Гомер?
Петух: Откуда же он мог знать, Микилл, когда во время этих событий Гомер
был верблюдом в Бактрии?
Лукиан.
Фамилия гавриловского брата, репортера из "Морды буден", была Бортовой. С
ним, опухшим от дешевой водки, Николай Степанович столкнулся утром нос к
носу в буфете гостиницы.
- Пристроил я ваше интервью в "Плейбой", - сказал Бортовой, брюзгливо
морщась; видимо, казалось ему, что с Николаем Степановичем они расстались
вчера. - Не фирма. Платят гроши:
- Здравствуй, Миша, - сказал Николай Степанович.
- Ах, да, не виделись же сегодня: Ну, тогда за встречу? - предложил он,
но денег не вынул.
- Знаешь, Миша, - сказал Николай Степанович, - вчера я молился, чтобы
нужный мне человек вышел из-за угла:
Он взял бутылку "Смирновской", две пиццы, пиццу нагрузил на Бортового, а
сам с бутылкой в руке пошел к выходу. В номере они сели на койку, поставили
тумбочку посередине, Николай Степанович разлил водку в пластиковые
стаканчики: себе поменьше, Бортовому побольше:
- Ой, хорошо, - простонал Бортовой, вытирая выступивший пот. - Будто
Фредди Крюгер босичком по душе пробежался...
У Миши было чудесное свойство: пробыв в Москве неделю, узнать всё о жизни
всех столиц. Кто замочил двух солнцевских, какую новую картину нарисовали
Комар и Меламид, где можно купить видеокассеты всего по восемь штук, с кем
дружит Моисеев, какое отступное требуют от Вики Городецкой, почему так
странно хоронили Жискара д'Эстена, почем грамм плутония в Кёльне, куда
делась партия термометров с красной ртутью, зачем президенту Ельцину две
абсолютно одинаковые лазуритовые пепельницы, кто мерил Стрип и кого бил
Клинтон, и кто же, в конце концов, подставил на самом деле кролика Роджера:
Знал он, разумеется, и самое главное: меню всех предстоящих в обозримом
периоде презентаций. Это был его хлеб: и в прямом и в самом прямом смысле.
Одного он не знал: сколько заплатила QTV сибирским телевизионщикам, хотя
и сказал, что теперь наконец ребята смогли заказать хороший итальянский
передатчик.
- А в эфир это, значит, не попало? - спросил Николай Степанович. - Как-то
не похозяйски получается, не по-западному.
- Пока нет. Кьюшники говорят, что делают большой блокбастер, готовят
будто бы к выборам президента:
- При чем тут выборы? - Николай Степанович повернулся к стене и стал
рассматривать гравюру, изображавшую восход солнца в таймырской тундре. Эта
гравюра, принадлежащая резцу знакомого художника, с пугающим постоянством
преследовала его во всех гостиницах страны:
- А то вы не понимаете:- Бортовой хитро прищурился и погрозил пальчиком.
- Не понимаю, - честно сказал Николай Степанович.
- Ай, бросьте. Все понимают.
- Ну, может быть: Отстал я от столичной жизни, безнадежно отстал... Ты их
директрису знаешь?
- Дайну-то? А как же. Мерзкая баба. Ничего не пьет. При ней все время
Люська, баба-визажистка. Любовница, наверное. И еще у нее то ли зоб, то ли
кадык. А что, может, и мужик она бывший... У них же это быстро и
безболезненно. - Бортовой задумался. - Даже "мисс Европа" восемьдесят
девятого года - и то мужик... Ой, далёко нам до Европы, Николай Степанович,
деревня мы все-таки темная...
- Ты хочешь быстро и безболезненно сменить пол?
- Да нет, важен сам принцип - захотел и смог. Как символ свободы выбора.
А так нет - на тряпки разоришься.
- Ладно, - сказал Николай Степанович. - Где ее встретить можно? Где она
живет?
- Трахнуть ее собираетесь? - изумился Бортовой. - Такую-то страшную?
- Допустим, у меня извращенный вкус...
- Тогда в офисе, конечно, - Бортовой посмотрел на него с уважением.
- Отпадает, - сказал Николай Степанович. - Люблю интим. А то еще запищит
телефон в самый ответственный момент...
- Она купила бывшую дачу Федина. В Переделкине. Эх, обнищала литература!
- Она не обнищала. Она просто дешево продавалась... Хорошо, Миша. Ездит
она на чем?
- Ездит она на четырехсотом черном "мерсе". Номер не помню. Могу узнать.
Да этот "мерс" и без номера узнать легко: значок QTV на всех стеклах, а на
заднем еще и наклейка с черепашками-ниндзя.
- Знак QTV на груди у него, больше не знают о нем ничего... - Николай
Степанович задумался. - Значит, говоришь, презентация...
- Да, - Бортовой посмотрел на часы, встряхнул, поднес к уху. - Успеем. Не
даст она вам, Николай Степанович, чует мое сердце - не даст. Не того вы
масштаба фигура.
- Как попросить, - подмигнул Николай Степанович. - Вот, помню, лет пять
назад, когда еще голодно было, попал я на презентацию "Нью-Йорк Таймс" на
русском языке в пресс-центре МИДа...
- Дерьмовые там презентации, - сказал Бортовой. - Вот "Какобанк"
устраивал - это да!
- Продолжаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
любезен, мы с Вами и с Натаниэлем проведем еще один чудесный день.
Искренне Ваш: Говард Лавкрафт."
Мне кажется, он перечитал письмо дважды, потом молча сложил, засунул в
конверт и подал мне. Здоровеный парень, на голову выше меня и вдвое шире в
плечах. Кремовая рубашка с короткими рукавами из того неровного хлопка,
который никогда не знает утюга, застиранные джинсы с побелевшими швами на
широком поясе и низкие сапожки из неокрашенной кожи. И, разумеется,
стетсон.
Этакий о'генриевский ковбой. Меньше всего похожий на писателя и
мыслителя.
- Все это совершенно непонятно,- сказал он.- Мистер Лавкрафт прислал мне
еще более взволнованное письмо: Понимаете, я его очень уважаю, считаю моим
учителем, но:
- Вы подозреваете, что он сошел с ума?
- Ну, не то чтобы так прямо, но что-то все-таки в этом роде: Ведь я-то
все придумываю просто так, для интереса: и драконов, и людей-змей, и этого
здоровенного дубину Конана. Просто чтобы напомнить мужчинам, что они
мужчины. А он, похоже, уверен, что это всерьез:
- Не только он. Я тоже.
Он посмотрел на меня с некоторой жалостью.
- Давайте поговорим об этом чуть позже. Тут очень жарко.
- Я успел заметить:
Хотя в помещении вокзала и тянуло сквознячком, жару это не могло
перебить. А когда мы вышли, то показалось, что навстречу нам распахнулась
дверца пылающей печи. На площади бил жидкий фонтан, но капли воды, мне
показалось, испарялись прямо в воздухе. Все было окутано мрачноватым
маревом.
У автостоянки молодой негр подогнал машину: темно-вишневый "плимут".
- Пожалуйста, мистер Роберт,- с белозубой улыбкой сказал он.- Как вы и
просили, держали в тени:
- Спасибо, Сэм,- Говард бросил ему монету.- Кто выиграл сегодня?
- "Мышонок" Брюстер.
- Это просто смешно:
В машине было еще более жарко, чем под солнцем. Пахло одеколоном, кожей и
бензином.
- Сейчас поедем, и будет легче, ветерок обдует:- говорил он, выруливая на
шоссе.- Представляете, какая-то сволочь сегодня утром исцарапала машину. И
добро бы какое-нибудь ругательство, а то - знак Иджеббала Зага! И откуда
они узнали, как он выглядит:
- Кто узнал?
- Мальчишки, кто же еще?
- Никогда не слышал о таком знаке:
- Разумеется: я ведь сам его придумал. Знак, подчиняющий животных: - и он
указательным пальцем изобразил на стекле замысловатый иероглиф.
- И вот такую штуку нацарапали мальчишки?..
- А кому это еще надо? Они вечно крутятся вокруг дома, свистят,
спрашивают, дома ли Конан: правда, машину до сих пор не трогали: и я вообще
полагал, что нахожусь как бы под их защитой.
- М-да. А вам не кажется, что машина - это современное животное?
- И вполне человекоядное. Тем приятнее его укрощать.
Мы неслись по прямой голубоватой ленте шоссе. Встречные машины пролетали
с визгом. По обе стороны тянулись кукурузные поля, где-то вдалеке,
окруженные пирамидальными тополями, краснели крыши и поднимались силосные
башни.
Наверное, именно здесь снимали советскую кинохронику:
- Это Техас. Он вам должен понравиться. Вы знаете, что Техас - свободная
страна? - спросил вдруг Говард.- Если все пойдет так, как идет, лет через
пять мы расторгнем договор со Штатами.
- Насколько я помню, это не так просто сделать,- сказал я.
- Штаты не устоят против нас: Нам даже воевать не придется. Впрочем, вам
это, наверное, не так уж интересно.
- Как сказать. Все, что задевает интересы одной приличной организации,
мне интересно. А выход Техаса из состава Штатов нас весьма бы озадачил. Это
противоречит нашим прогнозам.
- А какова роль во всем этом мистера Лавкрафта?
- Он вычислил нашего противника:
Говард внимательно посмотрел на меня, покачал головой, потом вновь
вернулся к созерцанию дороги. Поза его была напряженная.
- Николас, старайтесь не принимать меня слишком всерьез,- сказал он чуть
погодя.- Я недавно похоронил мать, и пока что:
- Извините, Роберт.
- Вы-то здесь при чем:
Минут десять мы ехали молча. Справа промелькнул поселочек из пяти-шести
домиков и открытой закусочной под полосатым навесом. Рекламные щиты
предлагали нам пить только "кока-колу", заправляться только у "Шелла" и
мыться только мылом "Спейс". И еще был плакат: "Это Техас! Люби его,
понял?". Дорога впереди начинала полого спускаться, уходя в тень аллеи из
могучих серебристых тополей. А еще дальше на вершине плавного холма
виднелись крыши городка:
- А ваша мать жива, Ник?
- Да. Но я давно не видел ее:
- Это вы зря. Так вот живешь, живешь, а потом: А главное - непонятно
почему:
Как интересно,- сказал Говард, оглядываясь.- Тот "фордик" может выжать
сорок миль, только падая с отвесной скалы. Тем не менее от нас он не
отстает.
Ганстеры или полиция.
- С вашей полицией я дела еще не имел,- сказал я, - а один знакомый
гангстер у меня уже есть.
- Не люблю ни тех, ни других,- сказал Говард и уселся поплотнее. Мотор
взревел.
Воздух, горячий и плотный, ударил в щеку, затрепетал - как будто бы над
ухом развевалось маленькое знамя.- Говорите прямо, Ник, что вы хотите от
бедного сочинителя?
- Вы в одиночку занялись очень опасным делом, Роберт! - из-за ветра я
почти кричал.- Я приехал, чтобы прикрыть вашу спину!
- От тех парней, что сзади?
- Может быть! А может быть, от тех, которые впереди! Еще не знаю!
- Здесь не Чикаго! Этим парням придется иметь дело не только с нами!
- Может быть, да, может быть, нет! Даже техасцы предпочитают иметь дело с
теми врагами, в которых верят!
- Ничего не понимаю!
- Вы докопались до какой-то тайны! И на вас обратили внимание!
- Ник, закройте окно! Ни черта не слышно!
Я поднял стекло. Оглянулся. "Фордик" приотстал, но упрямо держался в
кильватере.
- Наверное, это души Бонни и Клайда все никак не успокоятся:- Говард
усмехнулся одними губами. - Ладно, Ник, про опасные дела мы поговорим в
более спокойной обстановке:
Он поднял стекло со своей стороны и еще вдавил педаль.
Мы влетели в аллею, как в ущелье меж белых, будто старая кость, стволов.
Солнце замелькало. Чуть зеленоватая листва давала призрачную тень. Мне
остро вспомнилось вдруг детство - Тифлис? Поповка? - и я бегу мимо
штакетника и стучу палкой по доскам, и запах полыни, и летящий жук:
Огромный жук, сверкнув в последний миг золотом, пулей врезался в стекло
машины и размазался, на миг став похожим на страшную зеленую пятерню.
Говард издал густой горловой звук. Мне показалось, что лицо его
превратилось в меловую маску. Потом меня бросило на него, и моментально
замерзшим взглядом я долго видел летящий на нас тополинный ствол с
ярко-красным по затеси знаком Иджеббала Зага:
9.
Нужно идти, надев на голову терновый венок, чтобы сказать, о чем думает
колодец.
Атуа Мата Рири
- Николай, нам нужно объясниться:- Николай Степанович прошелся по номеру,
глядя под ноги. - Николай, нам нужно:
- Что это ты сам с собой разговариваешь? - тревожно спросил Коминт.
- У Анны Андреевны присказка такая была: помню, как ни придет кто-то из
нас поздно: "Николай, нам нужно объясниться." Теперь - как шрам на память.
- И чего вам не жилось:- вздохнул Коминт. - Вон мы с Ашхен - сорок лет
скоро:
- Время было другое. Принято было практиковать свободную любовь. А
закалка старая. Вот и мучились:
- Теперь зато не мучаются: Какая твердая койка. Не мог ты в приличной
гостинице номер снять?
- Эту просто в случае чего не жалко: Все это чушь, Коминт. Все это чушь.
Ну-ка, давай разъясним себе нашу собственную диспозицию. Итак, вот они мы.
Врага мы вроде бы знаем в лицо, но не представляем, где его искать. И мы
знаем, что наш враг тоже имеет врага:
- Что значит - где искать?- перебил Коминт. - Каин и эта Дайна:
- Это форпосты. А я говорю об основных силах. Где они, сколько их.
Артиллерия, авиация:
- Понял тебя. Все равно: работать придется именно этих.
- Боюсь, что так.
- И тогда, если Каин прячется - то остается одно:
- Вот именно.
- Но баба должна быть крутая. Там, наверное, охранников понапихано: и
вообще неожиданно уже не получится: Будет веселее, чем в Будапеште, нет?
- Да. Придется размять кости:
10.
Микилл: Тогда расскажи мне сперва о том, что происходило в Илионе. Так
все это было, как повествует Гомер?
Петух: Откуда же он мог знать, Микилл, когда во время этих событий Гомер
был верблюдом в Бактрии?
Лукиан.
Фамилия гавриловского брата, репортера из "Морды буден", была Бортовой. С
ним, опухшим от дешевой водки, Николай Степанович столкнулся утром нос к
носу в буфете гостиницы.
- Пристроил я ваше интервью в "Плейбой", - сказал Бортовой, брюзгливо
морщась; видимо, казалось ему, что с Николаем Степановичем они расстались
вчера. - Не фирма. Платят гроши:
- Здравствуй, Миша, - сказал Николай Степанович.
- Ах, да, не виделись же сегодня: Ну, тогда за встречу? - предложил он,
но денег не вынул.
- Знаешь, Миша, - сказал Николай Степанович, - вчера я молился, чтобы
нужный мне человек вышел из-за угла:
Он взял бутылку "Смирновской", две пиццы, пиццу нагрузил на Бортового, а
сам с бутылкой в руке пошел к выходу. В номере они сели на койку, поставили
тумбочку посередине, Николай Степанович разлил водку в пластиковые
стаканчики: себе поменьше, Бортовому побольше:
- Ой, хорошо, - простонал Бортовой, вытирая выступивший пот. - Будто
Фредди Крюгер босичком по душе пробежался...
У Миши было чудесное свойство: пробыв в Москве неделю, узнать всё о жизни
всех столиц. Кто замочил двух солнцевских, какую новую картину нарисовали
Комар и Меламид, где можно купить видеокассеты всего по восемь штук, с кем
дружит Моисеев, какое отступное требуют от Вики Городецкой, почему так
странно хоронили Жискара д'Эстена, почем грамм плутония в Кёльне, куда
делась партия термометров с красной ртутью, зачем президенту Ельцину две
абсолютно одинаковые лазуритовые пепельницы, кто мерил Стрип и кого бил
Клинтон, и кто же, в конце концов, подставил на самом деле кролика Роджера:
Знал он, разумеется, и самое главное: меню всех предстоящих в обозримом
периоде презентаций. Это был его хлеб: и в прямом и в самом прямом смысле.
Одного он не знал: сколько заплатила QTV сибирским телевизионщикам, хотя
и сказал, что теперь наконец ребята смогли заказать хороший итальянский
передатчик.
- А в эфир это, значит, не попало? - спросил Николай Степанович. - Как-то
не похозяйски получается, не по-западному.
- Пока нет. Кьюшники говорят, что делают большой блокбастер, готовят
будто бы к выборам президента:
- При чем тут выборы? - Николай Степанович повернулся к стене и стал
рассматривать гравюру, изображавшую восход солнца в таймырской тундре. Эта
гравюра, принадлежащая резцу знакомого художника, с пугающим постоянством
преследовала его во всех гостиницах страны:
- А то вы не понимаете:- Бортовой хитро прищурился и погрозил пальчиком.
- Не понимаю, - честно сказал Николай Степанович.
- Ай, бросьте. Все понимают.
- Ну, может быть: Отстал я от столичной жизни, безнадежно отстал... Ты их
директрису знаешь?
- Дайну-то? А как же. Мерзкая баба. Ничего не пьет. При ней все время
Люська, баба-визажистка. Любовница, наверное. И еще у нее то ли зоб, то ли
кадык. А что, может, и мужик она бывший... У них же это быстро и
безболезненно. - Бортовой задумался. - Даже "мисс Европа" восемьдесят
девятого года - и то мужик... Ой, далёко нам до Европы, Николай Степанович,
деревня мы все-таки темная...
- Ты хочешь быстро и безболезненно сменить пол?
- Да нет, важен сам принцип - захотел и смог. Как символ свободы выбора.
А так нет - на тряпки разоришься.
- Ладно, - сказал Николай Степанович. - Где ее встретить можно? Где она
живет?
- Трахнуть ее собираетесь? - изумился Бортовой. - Такую-то страшную?
- Допустим, у меня извращенный вкус...
- Тогда в офисе, конечно, - Бортовой посмотрел на него с уважением.
- Отпадает, - сказал Николай Степанович. - Люблю интим. А то еще запищит
телефон в самый ответственный момент...
- Она купила бывшую дачу Федина. В Переделкине. Эх, обнищала литература!
- Она не обнищала. Она просто дешево продавалась... Хорошо, Миша. Ездит
она на чем?
- Ездит она на четырехсотом черном "мерсе". Номер не помню. Могу узнать.
Да этот "мерс" и без номера узнать легко: значок QTV на всех стеклах, а на
заднем еще и наклейка с черепашками-ниндзя.
- Знак QTV на груди у него, больше не знают о нем ничего... - Николай
Степанович задумался. - Значит, говоришь, презентация...
- Да, - Бортовой посмотрел на часы, встряхнул, поднес к уху. - Успеем. Не
даст она вам, Николай Степанович, чует мое сердце - не даст. Не того вы
масштаба фигура.
- Как попросить, - подмигнул Николай Степанович. - Вот, помню, лет пять
назад, когда еще голодно было, попал я на презентацию "Нью-Йорк Таймс" на
русском языке в пресс-центре МИДа...
- Дерьмовые там презентации, - сказал Бортовой. - Вот "Какобанк"
устраивал - это да!
- Продолжаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76