Как отделаться от Аттилы, я еще не решил.
Вдали вдруг загрохотало с утроенной силой. Я подошел к окну. Где-то в
стороне Чепеля разгоралось пламя.
- Когда я пробирался через русские позиции, - сказал я, - то видел
десятки расстрелянных офицеров. Чекисты их даже не прячут. А вы не снимали
своих чекистов, пока у них не отгнивали ноги. В общем, хорошие люди везде
сосредоточены на передовой. Негодяи предпочитают отдавать приказы.
- Ты еще скажи, что никто не виноват,- как-то испуганно произнес Иштван.
- Если разбираться внимательно - то да. Никто.
- Что же ты воюешь?
- Не знаю. Наверное, это вроде выпускного экзамена:
- И ты бы мог точно так же воевать за большевиков?
- Нет. Но вот если бы родился там:
Коминт зашевелился в углу, и тут же поднялся Аттила.
- Пора, ребята.

Было даже не слишком темно. Низкие облака, подсвеченные далеким пожаром,
бросали ровный серый бестеневой свет. Закопченные стены лабораторного
корпуса остались позади, и вскоре ровная поверхность стала ощутимо
подниматься. Слева оставались виноградники, справа все более отчетливо
вырисовывался далекий силуэт Университета; позади здания что-то тоже
горело.
- Где-то здесь, по преданию, скрыта гробница Аттилы, - сказал Аттила. -
Это был такой знаменитый завоеватель. Будто бы вся гора Геллерт - холм,
насыпанный рабами.
Я вздрогнул. Нас слишком упорно приучали к мысли, что телепатии не
существует:
- И французы до войны здесь рыть пытались, и немцы в сорок четвертом.
Даже Шлиман в свое время приезжал копаться, но, говорят, нашел такое, что в
полчаса свернул лагерь, рассчитал рабочих, первым же поездом умчался в
Берлин - и с тех пор никаких раскопок не вел. Как отрезало.
- Когда-нибудь эти археологи докопаются до ада,- сказал я.
Все три недели, проведенные в отряде, я по крупицам собирал и складывал в
картину разрозненные сведения, касающиеся этой гробницы. Сегодняшнюю ночь я
выбрал для вылазки к тому месту, которое было несомненным входом в склеп:
Чертову колодцу, расположенному на склоне горы Геллерт. Это был на самом
деле старый колодец, высохший, полузасыпаный. Неоднократно вблизи колодца
находили мертвых детей, но промежутки между убийствами были так велики, что
об одном маньяке речи быть не могло: здесь управились бы только три-четыре
поколения. Подозревали некую изуверскую секту, обязательных в таких случаях
евреев, оборотней, вампиров: Говорили, что если бросить в ночь новолуния в
колодец камень, то камень этот вылетит обратно со страшным воем, а
бросавшему век не будет удачи в любви. И много чего другого говорили
такого, чему разумный человек никогда не поверит.
Старички в Будапеште, как и везде, невероятно словоохотливы и горазды на
страшные байки. Знай я венгерский, установить вход в гробницу можно было не
за три недели, а за три дня. А если бы не стреляли - то и за день.
Но именно потому-то здесь и стреляли:

Аттила знаком велел нам лечь, и мы легли. Две и потом еще две тени
беззвучно пересекли наш путь.
Они шли вдоль реки и вряд ли были советскими разведчиками. Скорее всего,
такие же повстанцы, как и мы. Координации в действиях не существовало
никакой.
Там, где находился Чертов колодец, было почему-то светлее.
- Аттила,- шепнул я,- смотри:
Он стал смотреть. И, наверное, что-то увидел, потому что вынул нож.
И через секунду - я тоже увидел что-то:
Трудно описать словами то, чего на свете не бывает. Так выглядят чудовища
из страшного сна, который вы забываете сразу, как проснетесь. Остается
только липкий пот, сердцебиение и боязнь темных углов.
С другой стороны, это был безусловный обман зрения. Чудовище состояло из
темных кустов, световых пятен, травы, какого-то шеста с висящей тряпкой: Но
мы - все трое, и "слепой" Коминт тоже, видели его настолько непреложно, что
сомневаться в истинности картины не приходилось.
Чудовище двигалось, изгибало спину, переставляло лапы: Пасть его
раскрылась, и далекий раскат орудий обозначил его рев.
Тень - из тех, пересекших нам путь? - обреченно поползла к нему, упала:
Когтистая лапа мелькнула, тело подбросило над землей - уже неживое. И тут
же сверкнула вспышка взрыва, заставившая нас надолго ослепнуть, но вот звук
- звук так и не пришел, погаснув в пространстве десяти шагов:
На том берегу ударили два пулемета. Сиреневые пули по крутой дуге,
подобно струям фонтана, перелетали Дунай и широко сыпались вокруг нас, как
мертвые светлячки.
Потом все стихло.
Чудовища больше не было.
Труп лежал совсем рядом с нами. Чуть дальше - еще один:
- Посвети,- прошептал Аттила.
Я вытащил свой трехцветный фонарик.
Человек, лежащий перед нами, был одет в обтягивающий черный трикотажный
костюм. На голове был шлем вроде танкистского с большими наушниками. По
груди его будто проехал грузовик:
У второго была раскроена голова, и только поэтому мы смогли рассмотреть
знак на груди: силуэт летучей мыши в светлом круге.
- Интересно:- сказал Аттила и осмотрелся. - А где еще двое?
Они лежали вблизи каменного кольца, обрамляющего колодец, один на другом,
будто смерть застала их в самый неподходящий момент.
- Где-то я видел такую эмблему,- произнес Аттила задумчиво. - Где же я ее
мог видеть?..
Я оставил его размышлять над этой проблемой, а сам достал из вещмешка
банку с разведенным мелом и кисть - и обозначил на земле защитный круг с
необходимыми онерами. Потом вынул веревку.
- Коминт,- позвал я.
- Слушаю, командир,- впервые за несколько дней отозвался он.
- Я пошел вниз. Ты прикрываешь. Если припрет по-настоящему - бросай все и
беги. Обо мне не думай. Тогда разбудишь его,- я кивнул на Аттилу,- обычным
паролем.
- Понял, командир.
- Ну, и - дай знать Фархаду, пусть шлет большой десант. Заодно - расскажи
про этих нетопырей, - я кивнул на мертвецов.

Те, кто шел здесь раньше меня, сделали основную работу: разобрали завал.
Не то, чтобы разобрали совсем, но протиснуться было можно. Свет фонаря
упирался в темные грани каменных блоков со следами то ли тесла, то ли
когтей.
Потом открылся уходящий вниз лаз, укрепленный частыми окладами из
мореного дуба. Под ногами оказалось что-то вроде приставной лестницы или
рельсового пути с неширокой колеей. Да это и был, наверное, рельсовый путь,
присмотрелся я - для деревянного паровоза пятого века...
Впрочем, все это было неважно.
Когда в тридцать пятом - почти случайно - я был направлен вновь на
Мадагаскар, шейх Али из Багдада соизволил, наконец, сделать то, чего от
него безуспешно добивался Шлиман: поделиться своим многовековым опытом
поиска кладов и грабежа могил. Где и при каких обстоятельствах разжился
шейх столь долгим веком, оставалось загадкой - во всяком случае, для всех,
кого я знал.
Шейх любил рассказывать истоии из своей жизни, странно напоминавшие
сказки "Тысячи и одной ночи". Однако дело свое он знал великолепно. Он
отметил своим присутствием все известные погребения Африки, Аравии, Азии и
Европы, а узнав об открытии нового материка, немедленно крестился у самого
Диего де Ланды перед отплытием в Юкатан...
Сейчас все это могло мне пригодиться. Я перестал напрягать зрение и повел
рукой перед собой, прислушиваясь к напряжению материалов и породы. И сразу
же обнаружил полость под ногами. Еще шаг - и я рухнул бы вниз на камни или
колья... Механизм, отключающий ловушку, давно вышел из строя. Пришлось
покошачьи, цепляясь за крепь, ползти по стене мимо опасного места.
Дальше шло примерно то же самое. Строители гробниц были изощрены, но
скованы догматами. А главное - надо постоянно помнить, что самые страшные и
хитрые ловушки поставлены не на того, кто пытается приникнуть снаружи, а на
того, кто может пожелать выйти изнутри...
Несколько раз мне попались клочья одежды и осколки костей.
Ворота в погребальную камеру стояли распахнутыми настежь - как дверца
гигантской мышеловки. Я остановился в створе и стал рассматривать то, что
предстало моим глазам.
Со мной уже бывало такое: будто бы это я недавно видел во сне, который
забыл, когда проснулся, и вот только что вспомнил. Так было, когда Аннушка
заявила мне, примчавшемуся из Лондона в замороженный Петроград, что
разводится со мной: Я стоял перед нею и понимал, что проживаю этот миг уже
не первый и даже не десятый раз. Некое остановленое мгновение, похожее на
вьюгу в стеклянном шаре, есть такая швейцарская игрушка, я привез ее и
берег до случая: мальчик на оленях, и если встряхнуть шар, начинают кружить
белые хлопья; эта метель может кружиться и век, и два, и три, и мальчик не
сдвинется с места, а будет все так же нестись на своих оленях в
непроглядный мрак; я вышел и разбил игрушку о камень: Вот и сейчас: я будто
бы попал в вихрь времени: все это уже происходило много раз, я стоял и
рассматривал то, что было передо мной, и каждый раз видел что-то другое, и
каждый раз не то, что там было на самом деле, и осознание неизбежной ошибки
накатывало, захлестывало, лишало воздуха и решимости вдохнуть:
Наконец я сбросил наваждение. Кое-чему нас все-таки учили.
Я, конечно, знал заранее, что Аттила похоронен не по гуннскому обычаю, а
по обряду братства Белого Быка, к которому впоследствии принадлежал и
молодой Тимур (повзрослев, он вырезал Братство до последнего человека). И
все же...
Аттилу не окружали скелеты рабов и солдат - настоящий воин и на том
берегу Реки найдет себе и рабов, и дружину. Не был заколот любимый конь -
настоящий воин и на том берегу Реки добудет себе скакуна. И уж тем более не
было сосудов с вином и белых пшеничных лепешек... Но что-то там все-таки
было, и я долго, очень долго не мог понять того, что вижу.
Глаз - страшно консервативный инструмент...
Будто скомканная кошма устилала всю погребальную камеру, собираясь у
дубовой домовины высоким сугробом. И будто кусты из толстой железной
стружки поднимались над грудью и в ногах мертвеца...
Полторы тысячи лет у Аттилы росли ногти и волосы.
Когда я это понял, меня, привычного ко всему, чуть не вывернуло
наизнанку.
Я вдруг очень живо представил себе, как по знаку - что это будет?
петушинное слово? труба архангела? рог Хеймдалля? - Аттила встает,
обламывает ногти, мечом, лежашим в той же домовине, отхватывает себе лишнюю
бороду и власы...
Мы очень мало знали о братстве Белого Быка. Можно сказать, не знали почти
ничего. Тимур постарался на совесть.
Но проклятие древнего знания пало и на него самого.
...Мы не знаем, будет ли это таким же кошмаром, как вскрытие могилы
Тамерлана, говорил Софроний, наставляя меня; но мы обязаны предположить
худшее...
Я вынул три бутылки с "тьмой египетской", содрал с них предохранительную
оплетку, потом связал их крепко репшнуром - и в образровавшийся между ними
треугольник всунул детонатор с химическим замедлителем. Потом пассатижами
раздавил заключенную в медную трубку ампулу с кислотой. Примерно через час
кислота разъест проволочку, удерживающую боек...
Путь назад был сложнее. Я уже говорил, что ловушки обращены
преимущественно против того, кто хочет выйти.
Я почти успел добраться до колодца, когда сзади негромко щелкнуло. На миг
меня охватила паника. Я знал, что "тьма египетская" не распространяется
мгновенно и что времени у меня достаточно - и все же рванулся, зацепился
рукавом, потом - чуть не застрял в завале... Я уже крепко держался за
веревку, дергал ее - тащи! тащи! - когда из лаза вслед за мной пришла тьма.
Фонарик, пристегнутый к поясу, погас. Я подтянулся и, торопясь, полез к
кругу синего с красными прожилками света над головой. И тут меня накрыло.
Исчезло все. Не просто свет - и звук, и запах разрытой земли, и понятие
верха и низа. Я перестал чувствовать веревку в руках... Исчезло само время,
исчезли удары сердца, дыхание, голос. Конечно, я кричал. Кто бы не закричал
на моем месте?..
Спасло меня то, что волна отхлынула. Мои руки и голова оказались над
тьмой, и я с отчаянием погребенного заживо стал выбираться наверх. Когда я
перевалился через край колодца, сердце колотилось, как после рукопашной.
- Коминт...- позвал я.
- Не соврал,- сказал чей-то чужой голос.- Правда, пацан.
Глаза снова привыкали видеть. Из множества странных пятен вдруг
сложилось:
лежащие лицами вниз Аттила и Коминт, а над ними нависшие темные фигуры. И
еще раз сложение пятен - и с какой-то запредельной четкостью я вижу лица,
различая бородавки, веснушки, шетину, седину в усах; различаю царапины на
зеленых пуговицах с выдавлеными пентаграммами и нитки, которыми заштопаны
дырочки на гимнастерках; различаю зарубки на ложах автоматов...
- Дяденьки! - выдыхаю я. - Они туда пошли, они все там! Я в стенку
вжался, не увидели, мимо прошли!
- Кто пошел?
- Да американцы же! Мы за ними от самой больницы Эржебет следим! Они там
на кладбище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76