Что же касается остального:- он махнул рукой.
Потом наклонился ко мне и шепотом запел: - Войско польске Берлин брало:
- А россыйске помогало:- так же шепотом подтянул я.
5.
Раньше водились бесы, но, как постановил Рамбам, что нет бесов, Небеса
согласились с ним, и бесы сгинули.
Рабби Менахем Мендель
Пройти на всю ночь в морг Института судмедэкспертизы стоило две с
половиной тысячи долларов. Платил Бортовой, из запоя на время вышедший и
изображавший теперь из себя ну очень крутого фотографа. Николай Степанович,
Светлана и Надежда несли камеры, лампы, какие-то сумки:
Сторож отпер тяжелый замок, налег на засов: Дверь, грубо окрашенная
голубой краской, приоткрылась.
- Там пованивает, - сказал сторож. - На два дня недавно свет отключали.
- Ничего! - растопырил пальчики Бортовой. - Все будет на ять. Спасибо,
дорогой, а теперь оставь нас одних. И не подглядывай, понял?
- А чего мне подглядывать? - фыркнул сторож. Он был небрит, худ и как-то
странно асимметричен. - То я голых титек не видел:
Он пошел по коридору, всей спиной выражая отсутствие интереса к голым
титькам.
Николай Степанович нашарил выключатель. Длинная лампа под потолком
сначала загудела, потом несколько раз мигнула - и загорелась омерзительным
лиловым светом.
Здесь не было полок, заваленных мятыми мертвыми телами, как в обычных
холодильниках моргов. У стены аккуратно, подобно часовым, стояли два
стеклянных медицинских шкафа с какими-то железками внутри. Посреди камеры
на двух сдвинутых вплотную столах лежала под черной прорезиненной тканью со
спутанными и полуоборванными тесемками по углам громадная туша.
Надо сказать, температура в камере вряд ли достигала нуля. Действительно,
пованивало - но не сладковато-трупно, а примерно как на кожевенном заводе.
Николай Степанович стянул покрывало с покойного.
Ящер был почти такой же, как в памятный день "октябрьского" преображения.
Только чешуйчатая шкура его как бы выцвела, да от горла и до основания
исполинского члена тянулся грубый, суровой нитью сделанный шов.
Рядом встал Бортовой.
- Так проходит мирская слава, - грустно сказал он. - Я-то думал, мировая
сенсация будет. А тут - выборы, блин:
- Миша, - сказал Николай Степанович,- пять минут тебе на все про все.
- Понял,- сурово сказал Бортовой. - Степаныч, вот так лампу подержи: - и
защелкал аппаратом.
Он управился за минуту. Потом вздохнул, заозирался, как бы сразу
соскучившись, и вышел в коридор.
- Надежда, ты встань у двери, - велел Николай Степанович. - Видно оттуда
будет хорошо. А ты, Светик, помогай:
Процедура "оживления" мертвого ящера оказалась подозрительно простой.
Дотрагиваться до сухой холодной кожи динозавра было даже не противно: все
равно что до чемодана. Николай Степанович встал, наложив руки на виски
чудовища; переступил с ноги на ногу, находя более устойчивое положение;
сзади спиной к спине встала Светлана.
- Можно начинать? - глухо спросила она.
- Можно:
Он ощутил движение ее лопаток. Она поднесла к лицу книгу и стала читать
медленно и четко. Слова нечеловеческого языка рокотали и тонули в стенах. И
почти сразу началось покалывание в подушечках пальцев:
Теперь следовало отпустить себя:
Кто-то другой где-то совсем в другом месте ввел удлинившиеся истонченные
пальцы в зеленовато-призрачную голову чудовища, нежно и ласково стал
поглаживать, оживляя, еще теплые, хрупкие и влажные, как пластинки
грибасыроежки, участки: мозга? нет: сознания? нет, конечно, нет: но
чего-то, что осталось после сознания и даже после мозга: И, отвечая на
нежность и доброту, нежные пластинки налились, напряглись, как гребни
крошечных петушков, и зеленое мерцание потекло из-под них.
Слова заклинания ложились теперь кирпичами, огромными кирпичами,
обкладывая по контуру место таинства: лежащую фигуру и двух людей у ее
изголовья. Ряд кирпичей, и еще ряд кирпичей, и еще ряд кирпичей. Уже до
плеч поднялся каменный пояс: Теперь - не испугаться, когда начнется самое
главное.
На переплетении уродливо длинных пальцев вырастали теперь два морских
цветка:
Четвертый пояс замкнулся, и слова зазвучали гулко, с раскатом.
Все сделалось, как в испорченном цветном телевизоре: красное, зеленое и
черное.
Стал воздвигаться свод.
Ледяная жижа разлилась по полу. Исчезли, потеряв чувствительность, стопы.
Нельзя было обращать на это внимание:
С бронзовым отзвоном ложились последние камни.
Треугольник, окружность, массивный клин - так это выглядит сверху.
Не стало ног до колен. Потом исчезли колени.
Последнее слово нашло свое место и успокоилось, дрожа. Светлана за спиной
закрыла книгу и прижала к груди.
Из оставшегося незакрытым отверстия в своде вдруг ринулись вниз густой
клубящейся струей мириады золотых блесток!
Через миг золотое, медовое сияние заполнило собою все пространство
таинства.
Цветы на ладонях потяжелели и окрепли.
Уже по пояс исчезло тело. Туда нельзя было смотреть, но здесь, наверху,
напротив: все три тела как будто слились, срослись оболочками, а внутреннее
пространство у них было общее, разделенное тончайшими радужными мембранами
- как то случается у мыльных пузырей, по неосторожности подлетевших слишком
близко один к другому:
И осторожно-осторожно следовало прикоснуться к этой мембране - самым
кончиком паучье-длинного указательного пальца.
Образовалась круглая дырочка. Стала расширяться. Из нее потянуло холодом
и смрадом. Потом откуда-то издалека пришел голос.
- Ты?! - безмерное удивление сквозило в нем. - И здесь - ты?
- Хотел скрыться? - сказал тот, кого видел вместо себя Николай
Степанович.
- Отпусти:
- Отпущу, когда придет час. Отвечай: откуда берется в мире драконья
кровь?
- Когда мангасы выходят из яиц, капли ее проливаются на землю.
- Почему же ее так много? Рождается много мангасов?
- Нет. Крысы прогрызают яйца: - в голос вломилось отчаяние. - Крысы! Они
губят нерожденных!..
- Где хранятся яйца?
- Под Черной Стражей:
- Это ты уже говорил. Укажи места.
- Их знают только Черные мангасы.
- Ты лжешь.
- Я не могу лгать: Ложь - это истина крыс. Мангасы ненавидят крыс.
- Это я понял: - Николай Степанович задумался. - Вот оно что! Ты не
знаешь всех мест кладок. Но мне и не нужны все. Назови те, которые знаешь.
- Ты тоже будешь губить нерожденных! Будьте вы прокляты, жадные крысы!
Навек проклят ваш род под Луной и Солнцем:
- Говори.
- Я вышел на озере Хар. Но там уже пусто. Есть Черная Стража на Новой
Земле.
Там тоже пусто. На озере Байкал. И там пусто. На болоте Омуро-Гири. Туда
недавно пришли люди и взорвали все. На реке Тигр. На острове Шантар. На
реке Лена:
- Сколько всего хранилищ яиц еще уцелели?
- Шесть. Шесть! Всего шесть!!! Их было четыре тысячи!..
- Долог путь до Типперери: На реке Чуна - есть?
- Да:
- Напротив Пречистенки:
- Да. Да!
- Фигурка золотого дракона открывала его:
- Ты не можешь этого знать: - испуг.
- Могу. И знаю. Где она теперь, эта фигурка?
- Ею завладели убийцы Двадцатипятиголового Хотгора Черного мангаса.
- Если я все правильно понимаю,- медленно сказал Николай Степанович
устами того, кого видел вместо себя,- за последние века поголовье мангасов
упало?
- Да.
- Значительно?
- Да.
- Кто старался больше: крысы или люди?
- Не знаю. Трудно отличить.
- Болото Омуро-Гири в Африке?
- Да.
- Когда там уничтожили кладку?
- Двадцать восемь лет назад.
- Как много интересного можно узнать из простой беседы: А теперь давай
поговорим о другом. Кто такой Каин?
- Царь крыс.
- Почему ты помогал ему?
- Потому что:
Вдруг что-то произошло. Мертвец задергался, будто желая освободиться.
Выросшие на ладонях морские цветы затрепетали, обнялись:
- :потому что я полюбил людей: они приятны мне, я хочу защитить их: я
держал на ладонях человеческих детенышей, они глупые и пищат: будет
несправедливо, что мы, погубившие свои народы, погубим и ваш, и тогда уже
точно все прекратится: я жил долго и видел, что люди создают новый
прекрасный мир, более добрый в сравнении с нашим, и я вдруг понял, что не
могу разрушать его:
- И ты решил стать гассаром?
- Да: но я не успел сделать ничего важного:
- Почему же ты не хочешь помочь мне? Я тоже бьюсь за людей.
- Я: хочу.
- Но ты же хотел погубить меня и мою семью. Почему так?
- Был: должен. Ты вторгся: в тайное.
- Ты действовал как правоверный мангас - или как гассар? Отвечай.
- И то и другое. Ты был мой враг как мангаса. Ты был враг моих друзей как
гассара. У меня не осталось иного пути.
- Как войти в покои Спящих?
- Никто не должен стремиться туда: потому что Слово не только открывает
дверь, но и пробуждает Спящих: все предусмотрено:
- Вход на острове Шаннон?
- Да: ты опасен, потому что глуп: я боюсь помогать тебе:
- Ты знаешь Слово?
- Нет:
- А кто знает?
- Ты: ты его знаешь: ты им владеешь:
- Покажи мне Каина.
И - будто мигнули перед глазами, меняясь, светофильтры. Желто-серым стал
мир. Высокий тощий человек сидел на заднем сиденьи автомобиля, откинувшись
назад. Руки его были скованы в запястьях. Неясные тени вдруг появились за
стеклами, произошло какое-то перемещение точек зрения: так бывает, если
снимают ручной камерой откуда-то из подмышки или от бедра, чтобы не было
заметно: Когда высокий человек вновь попал в поле зрения, с него снимали
наручники и вели в другую машину, наплывавшую рывками. Несколько очень
размытых людей суетились рядом. Мельком увидел Николай Степанович и ту
машину, в которой ехал Каин: дверцы ее зияли, и чья-то голова свешивалась
из проема:
Будто почувствовав, что на него смотрят, человек резко обернулся. Взгляд
его встретился со взглядом Николая Степановича. Несколько секунд они
смотрели друг другу в глаза, потом Каин мотнул головой и сел рядом с
водителем. Машина тронулась, за ней другая. Автоматически Николай
Степанович отметил марки:
"ниссан-блюберд" и "байер", - и постарался запомнить номера:
- Я сейчас умру,- за спиной сказала Светлана.
- Все,- сказал Николай Степанович. - Уходим. Твори закрытие.
Он чувствовал, каких немыслимых усилий стоило цыганке прочесть пять
строчек: А потом - беззвучным взрывом разметало кирпичи, вновь взвихрились
золотые блестки - и возвращение в мир грубой реальности свершилось.
Успев повернуться, он подхватил падающую Светлану на руки.
Надежда стояла, бледно-голубая, как дверь. Губы ее, бескровные,
вздрагивали, зубы скалились.
- Что-нибудь видела? - спросил Николай Степанович. Она кивнула.
Светлану пришлось нести.
Бортовой шел навстречу, очень виноватый, а рядом с ним и чуть позади,
заполняя собой весь просвет коридора, двигался кто-то огромный, лысый, в
камуфляже. Неимоверно знакомым казался этот пятнистый:
- Как кстати, Евген Тодосович,- сказал Николай Степанович, подходя ближе.
- Прими, будь ласка, паненку. А то я сейчас упаду:
Золотая дверь.
(Конго (Леопольдвиль), конец марта 1968)
Я проснулся, не будучи до конца уверенным в этом. Полог палатки светился.
Коломиец спал, притаившись. Будто бы медленное гудение наплывало на нас.
Я осторожно пробрался под пологом, чтобы не напустить в палатку москитов.
Нечеловечески огромная луна висела передо мной. Цвет ее был белый, почти
телесный. Стебель лианы, размытый лунным светом, вздрагивал на непонятном
расстоянии от моего лица. Обычно луна кажется отстоящей от неба, скользящей
по эту сторону небесной тверди - или хотя бы находящейся вровень с нею.
Сейчас же небо было много ближе - низкое и маркое, как потолок "черной"
бани - нет, как внутренность круглой башни, дымовой трубы, на дне которой я
стоял, задрав голову: сама же луна могла быть как потолком этой башни, так
и кусочком другого мира, вырезанного круглым окошком этой непонятной
черной, отделяющей меня от всего на свете трубы: свет в конце туннеля,
вспомнилась расхожая фраза, да, вот он - свет: белый свет. Потом крылатая
тень возникла на фоне диска - не из-за края его, а из середины, из темных
пятен. Дракон летел, лениво взмахивая крылььями. Тонкий хвост его колебался
в такт взмахам. Но вот он напряг крылья, изогнулся и исчез - будто нырнул в
невидимый мне боковой ход:
Второй и третий последовали за ним.
Потом я сидел и смотрел долго. Луна уходила за кроны пальм и возвращалась
на чистые кусочки неба. Но это небо уже вновь было плоским и далеким, и в
нем не было драконов. Странно успокоенный, я пробрался в палатку и уснул.
Утром я нашел первый камень с надписью.
Знаки были очень похожи на те, что украшали мой портсигар.
6.
Я сидел на лавке подсудимых, красивый и стройный. Четыре часовых целились
в меня из ружья, чтобы я не убег.
Лев Кассиль
- Иногда мне кажется,- сказал Николай Степанович, глядя на летящий мимо
темный лес, - что на Земле живут человек двести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Потом наклонился ко мне и шепотом запел: - Войско польске Берлин брало:
- А россыйске помогало:- так же шепотом подтянул я.
5.
Раньше водились бесы, но, как постановил Рамбам, что нет бесов, Небеса
согласились с ним, и бесы сгинули.
Рабби Менахем Мендель
Пройти на всю ночь в морг Института судмедэкспертизы стоило две с
половиной тысячи долларов. Платил Бортовой, из запоя на время вышедший и
изображавший теперь из себя ну очень крутого фотографа. Николай Степанович,
Светлана и Надежда несли камеры, лампы, какие-то сумки:
Сторож отпер тяжелый замок, налег на засов: Дверь, грубо окрашенная
голубой краской, приоткрылась.
- Там пованивает, - сказал сторож. - На два дня недавно свет отключали.
- Ничего! - растопырил пальчики Бортовой. - Все будет на ять. Спасибо,
дорогой, а теперь оставь нас одних. И не подглядывай, понял?
- А чего мне подглядывать? - фыркнул сторож. Он был небрит, худ и как-то
странно асимметричен. - То я голых титек не видел:
Он пошел по коридору, всей спиной выражая отсутствие интереса к голым
титькам.
Николай Степанович нашарил выключатель. Длинная лампа под потолком
сначала загудела, потом несколько раз мигнула - и загорелась омерзительным
лиловым светом.
Здесь не было полок, заваленных мятыми мертвыми телами, как в обычных
холодильниках моргов. У стены аккуратно, подобно часовым, стояли два
стеклянных медицинских шкафа с какими-то железками внутри. Посреди камеры
на двух сдвинутых вплотную столах лежала под черной прорезиненной тканью со
спутанными и полуоборванными тесемками по углам громадная туша.
Надо сказать, температура в камере вряд ли достигала нуля. Действительно,
пованивало - но не сладковато-трупно, а примерно как на кожевенном заводе.
Николай Степанович стянул покрывало с покойного.
Ящер был почти такой же, как в памятный день "октябрьского" преображения.
Только чешуйчатая шкура его как бы выцвела, да от горла и до основания
исполинского члена тянулся грубый, суровой нитью сделанный шов.
Рядом встал Бортовой.
- Так проходит мирская слава, - грустно сказал он. - Я-то думал, мировая
сенсация будет. А тут - выборы, блин:
- Миша, - сказал Николай Степанович,- пять минут тебе на все про все.
- Понял,- сурово сказал Бортовой. - Степаныч, вот так лампу подержи: - и
защелкал аппаратом.
Он управился за минуту. Потом вздохнул, заозирался, как бы сразу
соскучившись, и вышел в коридор.
- Надежда, ты встань у двери, - велел Николай Степанович. - Видно оттуда
будет хорошо. А ты, Светик, помогай:
Процедура "оживления" мертвого ящера оказалась подозрительно простой.
Дотрагиваться до сухой холодной кожи динозавра было даже не противно: все
равно что до чемодана. Николай Степанович встал, наложив руки на виски
чудовища; переступил с ноги на ногу, находя более устойчивое положение;
сзади спиной к спине встала Светлана.
- Можно начинать? - глухо спросила она.
- Можно:
Он ощутил движение ее лопаток. Она поднесла к лицу книгу и стала читать
медленно и четко. Слова нечеловеческого языка рокотали и тонули в стенах. И
почти сразу началось покалывание в подушечках пальцев:
Теперь следовало отпустить себя:
Кто-то другой где-то совсем в другом месте ввел удлинившиеся истонченные
пальцы в зеленовато-призрачную голову чудовища, нежно и ласково стал
поглаживать, оживляя, еще теплые, хрупкие и влажные, как пластинки
грибасыроежки, участки: мозга? нет: сознания? нет, конечно, нет: но
чего-то, что осталось после сознания и даже после мозга: И, отвечая на
нежность и доброту, нежные пластинки налились, напряглись, как гребни
крошечных петушков, и зеленое мерцание потекло из-под них.
Слова заклинания ложились теперь кирпичами, огромными кирпичами,
обкладывая по контуру место таинства: лежащую фигуру и двух людей у ее
изголовья. Ряд кирпичей, и еще ряд кирпичей, и еще ряд кирпичей. Уже до
плеч поднялся каменный пояс: Теперь - не испугаться, когда начнется самое
главное.
На переплетении уродливо длинных пальцев вырастали теперь два морских
цветка:
Четвертый пояс замкнулся, и слова зазвучали гулко, с раскатом.
Все сделалось, как в испорченном цветном телевизоре: красное, зеленое и
черное.
Стал воздвигаться свод.
Ледяная жижа разлилась по полу. Исчезли, потеряв чувствительность, стопы.
Нельзя было обращать на это внимание:
С бронзовым отзвоном ложились последние камни.
Треугольник, окружность, массивный клин - так это выглядит сверху.
Не стало ног до колен. Потом исчезли колени.
Последнее слово нашло свое место и успокоилось, дрожа. Светлана за спиной
закрыла книгу и прижала к груди.
Из оставшегося незакрытым отверстия в своде вдруг ринулись вниз густой
клубящейся струей мириады золотых блесток!
Через миг золотое, медовое сияние заполнило собою все пространство
таинства.
Цветы на ладонях потяжелели и окрепли.
Уже по пояс исчезло тело. Туда нельзя было смотреть, но здесь, наверху,
напротив: все три тела как будто слились, срослись оболочками, а внутреннее
пространство у них было общее, разделенное тончайшими радужными мембранами
- как то случается у мыльных пузырей, по неосторожности подлетевших слишком
близко один к другому:
И осторожно-осторожно следовало прикоснуться к этой мембране - самым
кончиком паучье-длинного указательного пальца.
Образовалась круглая дырочка. Стала расширяться. Из нее потянуло холодом
и смрадом. Потом откуда-то издалека пришел голос.
- Ты?! - безмерное удивление сквозило в нем. - И здесь - ты?
- Хотел скрыться? - сказал тот, кого видел вместо себя Николай
Степанович.
- Отпусти:
- Отпущу, когда придет час. Отвечай: откуда берется в мире драконья
кровь?
- Когда мангасы выходят из яиц, капли ее проливаются на землю.
- Почему же ее так много? Рождается много мангасов?
- Нет. Крысы прогрызают яйца: - в голос вломилось отчаяние. - Крысы! Они
губят нерожденных!..
- Где хранятся яйца?
- Под Черной Стражей:
- Это ты уже говорил. Укажи места.
- Их знают только Черные мангасы.
- Ты лжешь.
- Я не могу лгать: Ложь - это истина крыс. Мангасы ненавидят крыс.
- Это я понял: - Николай Степанович задумался. - Вот оно что! Ты не
знаешь всех мест кладок. Но мне и не нужны все. Назови те, которые знаешь.
- Ты тоже будешь губить нерожденных! Будьте вы прокляты, жадные крысы!
Навек проклят ваш род под Луной и Солнцем:
- Говори.
- Я вышел на озере Хар. Но там уже пусто. Есть Черная Стража на Новой
Земле.
Там тоже пусто. На озере Байкал. И там пусто. На болоте Омуро-Гири. Туда
недавно пришли люди и взорвали все. На реке Тигр. На острове Шантар. На
реке Лена:
- Сколько всего хранилищ яиц еще уцелели?
- Шесть. Шесть! Всего шесть!!! Их было четыре тысячи!..
- Долог путь до Типперери: На реке Чуна - есть?
- Да:
- Напротив Пречистенки:
- Да. Да!
- Фигурка золотого дракона открывала его:
- Ты не можешь этого знать: - испуг.
- Могу. И знаю. Где она теперь, эта фигурка?
- Ею завладели убийцы Двадцатипятиголового Хотгора Черного мангаса.
- Если я все правильно понимаю,- медленно сказал Николай Степанович
устами того, кого видел вместо себя,- за последние века поголовье мангасов
упало?
- Да.
- Значительно?
- Да.
- Кто старался больше: крысы или люди?
- Не знаю. Трудно отличить.
- Болото Омуро-Гири в Африке?
- Да.
- Когда там уничтожили кладку?
- Двадцать восемь лет назад.
- Как много интересного можно узнать из простой беседы: А теперь давай
поговорим о другом. Кто такой Каин?
- Царь крыс.
- Почему ты помогал ему?
- Потому что:
Вдруг что-то произошло. Мертвец задергался, будто желая освободиться.
Выросшие на ладонях морские цветы затрепетали, обнялись:
- :потому что я полюбил людей: они приятны мне, я хочу защитить их: я
держал на ладонях человеческих детенышей, они глупые и пищат: будет
несправедливо, что мы, погубившие свои народы, погубим и ваш, и тогда уже
точно все прекратится: я жил долго и видел, что люди создают новый
прекрасный мир, более добрый в сравнении с нашим, и я вдруг понял, что не
могу разрушать его:
- И ты решил стать гассаром?
- Да: но я не успел сделать ничего важного:
- Почему же ты не хочешь помочь мне? Я тоже бьюсь за людей.
- Я: хочу.
- Но ты же хотел погубить меня и мою семью. Почему так?
- Был: должен. Ты вторгся: в тайное.
- Ты действовал как правоверный мангас - или как гассар? Отвечай.
- И то и другое. Ты был мой враг как мангаса. Ты был враг моих друзей как
гассара. У меня не осталось иного пути.
- Как войти в покои Спящих?
- Никто не должен стремиться туда: потому что Слово не только открывает
дверь, но и пробуждает Спящих: все предусмотрено:
- Вход на острове Шаннон?
- Да: ты опасен, потому что глуп: я боюсь помогать тебе:
- Ты знаешь Слово?
- Нет:
- А кто знает?
- Ты: ты его знаешь: ты им владеешь:
- Покажи мне Каина.
И - будто мигнули перед глазами, меняясь, светофильтры. Желто-серым стал
мир. Высокий тощий человек сидел на заднем сиденьи автомобиля, откинувшись
назад. Руки его были скованы в запястьях. Неясные тени вдруг появились за
стеклами, произошло какое-то перемещение точек зрения: так бывает, если
снимают ручной камерой откуда-то из подмышки или от бедра, чтобы не было
заметно: Когда высокий человек вновь попал в поле зрения, с него снимали
наручники и вели в другую машину, наплывавшую рывками. Несколько очень
размытых людей суетились рядом. Мельком увидел Николай Степанович и ту
машину, в которой ехал Каин: дверцы ее зияли, и чья-то голова свешивалась
из проема:
Будто почувствовав, что на него смотрят, человек резко обернулся. Взгляд
его встретился со взглядом Николая Степановича. Несколько секунд они
смотрели друг другу в глаза, потом Каин мотнул головой и сел рядом с
водителем. Машина тронулась, за ней другая. Автоматически Николай
Степанович отметил марки:
"ниссан-блюберд" и "байер", - и постарался запомнить номера:
- Я сейчас умру,- за спиной сказала Светлана.
- Все,- сказал Николай Степанович. - Уходим. Твори закрытие.
Он чувствовал, каких немыслимых усилий стоило цыганке прочесть пять
строчек: А потом - беззвучным взрывом разметало кирпичи, вновь взвихрились
золотые блестки - и возвращение в мир грубой реальности свершилось.
Успев повернуться, он подхватил падающую Светлану на руки.
Надежда стояла, бледно-голубая, как дверь. Губы ее, бескровные,
вздрагивали, зубы скалились.
- Что-нибудь видела? - спросил Николай Степанович. Она кивнула.
Светлану пришлось нести.
Бортовой шел навстречу, очень виноватый, а рядом с ним и чуть позади,
заполняя собой весь просвет коридора, двигался кто-то огромный, лысый, в
камуфляже. Неимоверно знакомым казался этот пятнистый:
- Как кстати, Евген Тодосович,- сказал Николай Степанович, подходя ближе.
- Прими, будь ласка, паненку. А то я сейчас упаду:
Золотая дверь.
(Конго (Леопольдвиль), конец марта 1968)
Я проснулся, не будучи до конца уверенным в этом. Полог палатки светился.
Коломиец спал, притаившись. Будто бы медленное гудение наплывало на нас.
Я осторожно пробрался под пологом, чтобы не напустить в палатку москитов.
Нечеловечески огромная луна висела передо мной. Цвет ее был белый, почти
телесный. Стебель лианы, размытый лунным светом, вздрагивал на непонятном
расстоянии от моего лица. Обычно луна кажется отстоящей от неба, скользящей
по эту сторону небесной тверди - или хотя бы находящейся вровень с нею.
Сейчас же небо было много ближе - низкое и маркое, как потолок "черной"
бани - нет, как внутренность круглой башни, дымовой трубы, на дне которой я
стоял, задрав голову: сама же луна могла быть как потолком этой башни, так
и кусочком другого мира, вырезанного круглым окошком этой непонятной
черной, отделяющей меня от всего на свете трубы: свет в конце туннеля,
вспомнилась расхожая фраза, да, вот он - свет: белый свет. Потом крылатая
тень возникла на фоне диска - не из-за края его, а из середины, из темных
пятен. Дракон летел, лениво взмахивая крылььями. Тонкий хвост его колебался
в такт взмахам. Но вот он напряг крылья, изогнулся и исчез - будто нырнул в
невидимый мне боковой ход:
Второй и третий последовали за ним.
Потом я сидел и смотрел долго. Луна уходила за кроны пальм и возвращалась
на чистые кусочки неба. Но это небо уже вновь было плоским и далеким, и в
нем не было драконов. Странно успокоенный, я пробрался в палатку и уснул.
Утром я нашел первый камень с надписью.
Знаки были очень похожи на те, что украшали мой портсигар.
6.
Я сидел на лавке подсудимых, красивый и стройный. Четыре часовых целились
в меня из ружья, чтобы я не убег.
Лев Кассиль
- Иногда мне кажется,- сказал Николай Степанович, глядя на летящий мимо
темный лес, - что на Земле живут человек двести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76