И только с одним человеком я мог поделиться своими радостями и печалями.
Брат приблизился к Мэрэму и указал ему на белку.
– Вэль умеет разговаривать с животными, – прошептал он.
Азару, конечно, знал о моей любви к животным, однако опасался остального, особенно когда я открывал перед ним сердце. Мой брат чувствовал только, что меня вели неясные ему пути. Но дед знал обо всем; именно от него я унаследовал эту способность. Должно быть, дар передавался от поколения к поколению, проявляясь редко, капризно избирая себе хозяев. Что-то вроде фамильной черты, такой же, как цвет глаз или форма носа. Да, дед считал способность к эмпатии даром и никогда – несчастьем. К сожалению, он умер прежде, чем научил меня с этим жить.
Еще несколько секунд я смотрел на белку, прижав пальцы к вискам. В сознании вдруг вновь всплыли строки из «Смерти Элахада». Мастер Йувейн из школы Братства никогда не одобрял эту древнюю песнь, говоря, что она полна ужаса и отчаяния.
Падение во тьму,
Где нет ни глаз, ни губ.
И света мертв источник
Во тьме безбрежной ночи.
– Может, добить зверька? – тихо спросил Мэрэм.
– Нет, – я протестующе поднял руку, – он очень скоро умрет сам. Не нужно вмешиваться.
Не нужно вмешиваться. Я старался последовать собственным словам и оградить восприятие от мук умирающего создания. Выдерживая волны тошнотворной боли, я возвел вокруг разума стены столь же высокие и крепкие, как и стены замка моего отца. Через некоторое время из глаз зверька вырвалось сияние, а потом уже не было ничего.
Совсем ничего. Я в тысячный раз подумал, что ненавижу жить в замках. Неприступные снаружи, они так же неприступны и изнутри – холодные каменные тюрьмы, цепко держащие своих узников.
– Идем. – Мой голос был резким.
Куда же уходит свет, когда здесь его больше нет?
Азару, казалось, тоже пытался отстраниться от смерти крохотного создания. Он медленно шел сквозь чащу, а мы пробирались за ним следом. Вскоре над пестрой мозаикой низких папоротников мы увидели расщепленный вяз, сраженный молнией. Хотя его древесина теперь потемнела и покрылась трещинами, когда-то она была белой и прочной, только опаленной небесным огнем.
Именно здесь я встретил медведя, о котором рассказывал лорд Харша. Огромный бурый зверь, должно быть, прапрадедушка всех медведей этого леса. Как можно было выстрелить в такое величественное существо? Вместо этого я опустил лук и шагнул вперед, одержимый желанием коснуться его. Я знал, что медведь не причинит мне вреда: об этом говорили игривое выражение его глаз и сытое бурчание хорошо набитого живота. Но Азару ничего не понял. Решив, что младший братишка сошел с ума, он запаниковал и выстрелил в медведя из лука. Разъяренный таким поворотом дел, медведь обхватил его могучими лапами, сломал руку и сокрушил несколько ребер. Тогда я бросился на зверя. Точнее, прыгнул ему на спину, ухватился за косматую, резко пахнущую шкуру и ударил ножом в тщетной попытке удержать от убийства брата. Медведь развернулся и задел меня когтями по лбу. Потом пришла темнота, и я ничего не осознавал до тех пор, пока не пришел в себя и не увидел, как Эндару Харша всаживает охотничье копье в мохнатую спину животного.
Вечером того же дня Азару рассказал нашему отцу о том, что я спас ему жизнь. История стала широко известна – но никто в нее не верил. По сей день все считают, что Азару преувеличил мою роль в той стычке, чтобы спасти от позорной славы человека, опустившего оружие перед лицом врага.
– Смотри, Вэль, – прошептал брат, показывая куда-то сквозь деревья.
Я обернулся и проследил за его рукой. Примерно в тридцати ярдах от нас, спокойно пережевывая листья папоротника, стоял молодой олень с небольшими рожками, покрытыми бархатистым пушком. Странно, что он не видел нас. Животное продолжало спокойно пастись, а мы вытащили из колчанов по стреле и, затаив дыхание, наложили их на тетивы луков.
Азару, припавший на колено в десяти шагах от меня, быстро натянул лук, то же сделал и Мэрэм, стоявший справа и чуть сзади. Участившееся неровное дыхание выдавало их возбуждение. Я и сам трепетал от предвкушения удачной охоты. Рот наполнился слюной при одной мысли о вечернем пире. Естественно, мясо мне нравилось, как и всем, хотя и непросто было решиться участвовать в его добыче.
– Покойся с миром, – прошептал я.
В то мгновение, как тетива прижалась к щеке, олень повернул голову и взглянул на меня. А я взглянул на него. Огромные влажные глаза были полны жизни так же, как глаза той белки были полны смерти. Тяжело убивать такое великолепное животное, но все же легче, чем человека.
Вэлаша.
Олень почуял близкую гибель, мое присутствие уже не было для него тайной. Свет мерцающих глаз, подобно пламени огненного камня, прожигал гранитные стены, которыми я окружил свое сознание. Отчаянно стучавшее сердце билось в унисон с моим. С удесятеренной силой я услышал гром того глубокого и беззвучного голоса, что привлек меня сегодня в эти леса. Таким же отчетливым был и другой голос, звавший меня по имени; он доносился одновременно из прошлого и будущего и был полон злобы и жажды убийства.
Вэлаша Элахад.
Внезапно олень посмотрел куда-то за мою спину, его веки дрогнули, словно бы он хотел что-то мне сказать. Зло, преследовавшее нас в лесу, вдруг надвинулось, вгрызлось в плоть между лопаток массой мерзких красных червей. Инстинктивно я дернулся, чтобы избежать этого отвратительного ощущения.
Смерть пришла. Стрелы были выпущены. Сорвавшись с луков, они сверкнули в воздухе. Стрела Мэрэма ужалила оленя в бок, и в тот же миг я ощутил жгучую боль в собственном боку. Моя стрела воткнулась в дерево, и только выстрел Азару был верным – он поразил оленя прямо в сердце. И хотя тот собрал все силы для последнего безнадежного прыжка, я знал, что зверь будет мертв прежде, чем упадет на землю.
Падение во тьму…
Четвертая стрела должна была поразить меня. При свете первых молний я в изумлении увидел оперенное трехфутовое древко, торчавшее из порванного дублета. Толстая кожа и книжка стихов, лежавшая в нагрудном кармане, ослабили удар. Я был так потрясен смертью оленя и жутким ощущением надвигавшегося зла, что не сразу сообразил, кто стрелял.
– Вэль, ложись!
В отличие от меня Азару сориентировался очень быстро. Издав предупреждающий возглас, он обшаривал глазами лес в поисках стрелявшего.
Примерно в ста ярдах от нас мелькнула темная фигура в плаще, поспешно убегавшая прочь. Брат не потерял присутствия духа и сразу бросился в погоню, перепрыгивая низкие заросли орляка и на бегу натягивая лук. Он хорошо прицелился и выстрелил, но в это время несостоявшийся убийца укрылся за деревом. Потом он снова бросился бежать, но Азару неумолимо настигал, с каждой секундой сокращая разделявшее их расстояние.
– Вэль, сзади! – крикнул Мэрэм.
Я обернулся и увидел, как из-за дерева в восьми ярдах от нас вышла ещё одна темная фигура в плаще и с луком. На натянутой тетиве лежала черная стрела, нацеленная мне прямо в грудь.
Ситуация была опасной – а я не мог и пальцем пошевелить. Жжение в боку, в ране, полученной от первой стрелы, распространилось по всему телу. Странным образом мои руки и ноги, даже губы и глаза словно бы оледенели.
Дыхание прервет…
Мэрэм, видя мою беспомощность, выругался и неожиданно выпрыгнул из-за дерева. Послышались ругательства – мой друг продирался через густой подлесок, топча и ломая его. Он выпустил стрелу во второго убийцу, однако промахнулся. Стрела с шумом пронеслась сквозь крону молодого дуба. А потом стрелу выпустил убийца, но не в Мэрэма – в меня.
И снова за краткое мгновение полета стрелы я ощутил чью-то кипящую ненависть. Ненависть ко мне . Именно она дала мне силы как-то отклониться назад. Стрела, шипя, словно выточенная из дерева змея, пронеслась в дюйме от подбородка. Я слышал, как свистнул рассеченный воздух, и слышал стон убийцы, исполненный бессильной ярости и разочарования. В тот же миг Мэрэм обрушился на него, и я понял, что должен действовать, иначе мой толстый друг вскоре будет мертв.
Страх Мэрэма жег мне сердце и заставлял двигаться. Заледеневшие члены согрелись, руки наполнились ужасающей силой. Неожиданно вспомнилось все, чему учил отец. Не задумываясь, я выдернул ту стрелу, что ранила меня, и наложил ее на тетиву.
Однако убийца и Мэрэм уже сплелись друг с другом в яростной схватке. Мой друг тщетно рассекал воздух кинжалом, а противник пытался проломить ему голову булавой. Теперь стрелять было нельзя – стрела могла попасть в Мэрэма, так что я опустил лук и бросился к дерущимся. Ветки хлестали по лицу, ломались под ногами, камни рвали обувь. На бегу я не отрывал глаз от врага и увидел, как тот поднял свою булаву и обрушил ее на голову Мэрэма.
– Нет!
Каким-то чудом Мэрэм поднял руку и смягчил удар. Тяжелый наконечник булавы скользнул по его черепу и поверг на землю. Убийца точно прикончил бы беднягу, если бы в это время я не вытащил кинжал и не бросился в атаку. Вспышки молний заставляли сталь сверкать.
Вэлаша Элахад.
Враг стоял возле неподвижного тела Мэрэма, ожидая моего приближения. Он был крепок – не так массивен, как Мэрэм, зато мощную фигуру не отягощало ни капли жира. Спутанные грязные волосы медного цвета обрамляли бледное, покрытое шрамами лицо, кожа блестела. Незнакомец тяжело дышал, закусив верхнюю губу зубами, больше походившими на клыки вепря, и с ненавистью смотрел на меня налитыми кровью глазами. Это был взгляд коварного и безмерно жестокого существа.
Быстро и без предупреждения он напал. Глупо было подпускать к себе противника, вооруженного булавой, но не успел я что-нибудь предпринять, как мы уже сплелись в отчаянном поединке. Я хотел схватить его за руку, однако убийца опередил меня и изо всех сил вывернул кисть, заставляя выронить кинжал. Мы упали на землю, катаясь по ней и стараясь вырвать оружие противника.
Вэлаша.
Я отчаянно сопротивлялся этому чудовищу в человеческом обличье. Гора тренированных мышц навалилась на меня, практически сокрушив. Он рычал, как дикий вепрь, обдавая вонючим запахом пота. Острые ногти раздирали кисть. Я стукнулся о дерево и оцарапал лицо о шершавую кору. Во рту стало солоно. А убийца все еще пытался размозжить мне голову булавой.
«Вэлаша, – услышал я шепот отца, будто бы наяву, – ты должен бежать, или он убьет тебя».
Не знаю как, но я смог повернуть нож и вонзить острие в руку врага. Темная струя крови немедленно намочила грязный рукав. Эта царапина отвлекла его настолько, что я смог высвободиться. Движимый силой ненависти, убийца вскочил одновременно со мной и замахнулся булавой.
– Чертов Элахад!
Он сжал раненую руку в кулак и поморщился от боли. Но мне тоже было больно. Моя кисть онемела. Я никогда не мог сражаться с человеком без того, чтобы не ощущать на себе все его раны и боль.
Однако на самом-то деле ранен был он, а я находился сейчас в выгодной позиции и легко мог держать дистанцию. Очистив разум, я позволил воле к жизни течь сквозь меня, подобно прозрачному потоку. Отец всегда учил, что только так и можно сражаться. Это он настаивал на том, чтобы мы с братьями тренировались с самым разнообразным оружием, даже с ножом против булавы. Внутри меня словно бы звучали воодушевляющие голоса, теперь я знал, что делать. Все, что было вколочено за долгие часы изнурительных тренировок, вспомнилось само. Сейчас следовало держаться подальше от сокрушительных взмахов булавы, превосходившей мой нож по длине почти на два фута. Ее массивная головка была из железа, отлитого в виде свернувшегося дракона, и выкрашена красным. Один хороший удар такой штукой сокрушил бы мне череп и вверг в вечную тьму ночи.
– Будьте вы все прокляты!
Убийца нанес очередной удар и оттеснил меня назад. Сверху падали крупные капли дождя и стекали по лицу. Я страшно боялся зацепиться за корень или ветку и упасть. Надо маневрировать и уворачиваться, дожидаясь момента, когда противник, не справившись с инерцией тяжелой булавы, потеряет равновесие. Но враг был силен, он хорошо контролировал удары и наносил их с необычайной быстротой. Огромная фигура в ярости надвигалась на меня, легко выкручивая ужасной булавой восьмерки и круги.
Ему ничего не стоило убить меня прямо здесь, под слепящими струями дождя; сила и умение были на его стороне. Однако у меня нашлось что противопоставить этому.
Как я уже говорил, моя способность ощущать чувства других была почти проклятием. Но иногда этот дар мог помочь, как может помочь любое тайное оружие. Даже сейчас я чувствовал пульсирующие красноватые отблески боли в раненой руке врага, знал каждое его движение, предугадывал каждый взмах булавы.
Не то чтобы я мог читать мысли, нет. Но когда убийца хотел напугать меня, нанеся быстрый удар в сторону моей вооруженной руки, то я ощутил опасность, прежде чем увидел движение – в пальцах закололо. Желание вышибить мне глаза отозвалось в них слепящей болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Брат приблизился к Мэрэму и указал ему на белку.
– Вэль умеет разговаривать с животными, – прошептал он.
Азару, конечно, знал о моей любви к животным, однако опасался остального, особенно когда я открывал перед ним сердце. Мой брат чувствовал только, что меня вели неясные ему пути. Но дед знал обо всем; именно от него я унаследовал эту способность. Должно быть, дар передавался от поколения к поколению, проявляясь редко, капризно избирая себе хозяев. Что-то вроде фамильной черты, такой же, как цвет глаз или форма носа. Да, дед считал способность к эмпатии даром и никогда – несчастьем. К сожалению, он умер прежде, чем научил меня с этим жить.
Еще несколько секунд я смотрел на белку, прижав пальцы к вискам. В сознании вдруг вновь всплыли строки из «Смерти Элахада». Мастер Йувейн из школы Братства никогда не одобрял эту древнюю песнь, говоря, что она полна ужаса и отчаяния.
Падение во тьму,
Где нет ни глаз, ни губ.
И света мертв источник
Во тьме безбрежной ночи.
– Может, добить зверька? – тихо спросил Мэрэм.
– Нет, – я протестующе поднял руку, – он очень скоро умрет сам. Не нужно вмешиваться.
Не нужно вмешиваться. Я старался последовать собственным словам и оградить восприятие от мук умирающего создания. Выдерживая волны тошнотворной боли, я возвел вокруг разума стены столь же высокие и крепкие, как и стены замка моего отца. Через некоторое время из глаз зверька вырвалось сияние, а потом уже не было ничего.
Совсем ничего. Я в тысячный раз подумал, что ненавижу жить в замках. Неприступные снаружи, они так же неприступны и изнутри – холодные каменные тюрьмы, цепко держащие своих узников.
– Идем. – Мой голос был резким.
Куда же уходит свет, когда здесь его больше нет?
Азару, казалось, тоже пытался отстраниться от смерти крохотного создания. Он медленно шел сквозь чащу, а мы пробирались за ним следом. Вскоре над пестрой мозаикой низких папоротников мы увидели расщепленный вяз, сраженный молнией. Хотя его древесина теперь потемнела и покрылась трещинами, когда-то она была белой и прочной, только опаленной небесным огнем.
Именно здесь я встретил медведя, о котором рассказывал лорд Харша. Огромный бурый зверь, должно быть, прапрадедушка всех медведей этого леса. Как можно было выстрелить в такое величественное существо? Вместо этого я опустил лук и шагнул вперед, одержимый желанием коснуться его. Я знал, что медведь не причинит мне вреда: об этом говорили игривое выражение его глаз и сытое бурчание хорошо набитого живота. Но Азару ничего не понял. Решив, что младший братишка сошел с ума, он запаниковал и выстрелил в медведя из лука. Разъяренный таким поворотом дел, медведь обхватил его могучими лапами, сломал руку и сокрушил несколько ребер. Тогда я бросился на зверя. Точнее, прыгнул ему на спину, ухватился за косматую, резко пахнущую шкуру и ударил ножом в тщетной попытке удержать от убийства брата. Медведь развернулся и задел меня когтями по лбу. Потом пришла темнота, и я ничего не осознавал до тех пор, пока не пришел в себя и не увидел, как Эндару Харша всаживает охотничье копье в мохнатую спину животного.
Вечером того же дня Азару рассказал нашему отцу о том, что я спас ему жизнь. История стала широко известна – но никто в нее не верил. По сей день все считают, что Азару преувеличил мою роль в той стычке, чтобы спасти от позорной славы человека, опустившего оружие перед лицом врага.
– Смотри, Вэль, – прошептал брат, показывая куда-то сквозь деревья.
Я обернулся и проследил за его рукой. Примерно в тридцати ярдах от нас, спокойно пережевывая листья папоротника, стоял молодой олень с небольшими рожками, покрытыми бархатистым пушком. Странно, что он не видел нас. Животное продолжало спокойно пастись, а мы вытащили из колчанов по стреле и, затаив дыхание, наложили их на тетивы луков.
Азару, припавший на колено в десяти шагах от меня, быстро натянул лук, то же сделал и Мэрэм, стоявший справа и чуть сзади. Участившееся неровное дыхание выдавало их возбуждение. Я и сам трепетал от предвкушения удачной охоты. Рот наполнился слюной при одной мысли о вечернем пире. Естественно, мясо мне нравилось, как и всем, хотя и непросто было решиться участвовать в его добыче.
– Покойся с миром, – прошептал я.
В то мгновение, как тетива прижалась к щеке, олень повернул голову и взглянул на меня. А я взглянул на него. Огромные влажные глаза были полны жизни так же, как глаза той белки были полны смерти. Тяжело убивать такое великолепное животное, но все же легче, чем человека.
Вэлаша.
Олень почуял близкую гибель, мое присутствие уже не было для него тайной. Свет мерцающих глаз, подобно пламени огненного камня, прожигал гранитные стены, которыми я окружил свое сознание. Отчаянно стучавшее сердце билось в унисон с моим. С удесятеренной силой я услышал гром того глубокого и беззвучного голоса, что привлек меня сегодня в эти леса. Таким же отчетливым был и другой голос, звавший меня по имени; он доносился одновременно из прошлого и будущего и был полон злобы и жажды убийства.
Вэлаша Элахад.
Внезапно олень посмотрел куда-то за мою спину, его веки дрогнули, словно бы он хотел что-то мне сказать. Зло, преследовавшее нас в лесу, вдруг надвинулось, вгрызлось в плоть между лопаток массой мерзких красных червей. Инстинктивно я дернулся, чтобы избежать этого отвратительного ощущения.
Смерть пришла. Стрелы были выпущены. Сорвавшись с луков, они сверкнули в воздухе. Стрела Мэрэма ужалила оленя в бок, и в тот же миг я ощутил жгучую боль в собственном боку. Моя стрела воткнулась в дерево, и только выстрел Азару был верным – он поразил оленя прямо в сердце. И хотя тот собрал все силы для последнего безнадежного прыжка, я знал, что зверь будет мертв прежде, чем упадет на землю.
Падение во тьму…
Четвертая стрела должна была поразить меня. При свете первых молний я в изумлении увидел оперенное трехфутовое древко, торчавшее из порванного дублета. Толстая кожа и книжка стихов, лежавшая в нагрудном кармане, ослабили удар. Я был так потрясен смертью оленя и жутким ощущением надвигавшегося зла, что не сразу сообразил, кто стрелял.
– Вэль, ложись!
В отличие от меня Азару сориентировался очень быстро. Издав предупреждающий возглас, он обшаривал глазами лес в поисках стрелявшего.
Примерно в ста ярдах от нас мелькнула темная фигура в плаще, поспешно убегавшая прочь. Брат не потерял присутствия духа и сразу бросился в погоню, перепрыгивая низкие заросли орляка и на бегу натягивая лук. Он хорошо прицелился и выстрелил, но в это время несостоявшийся убийца укрылся за деревом. Потом он снова бросился бежать, но Азару неумолимо настигал, с каждой секундой сокращая разделявшее их расстояние.
– Вэль, сзади! – крикнул Мэрэм.
Я обернулся и увидел, как из-за дерева в восьми ярдах от нас вышла ещё одна темная фигура в плаще и с луком. На натянутой тетиве лежала черная стрела, нацеленная мне прямо в грудь.
Ситуация была опасной – а я не мог и пальцем пошевелить. Жжение в боку, в ране, полученной от первой стрелы, распространилось по всему телу. Странным образом мои руки и ноги, даже губы и глаза словно бы оледенели.
Дыхание прервет…
Мэрэм, видя мою беспомощность, выругался и неожиданно выпрыгнул из-за дерева. Послышались ругательства – мой друг продирался через густой подлесок, топча и ломая его. Он выпустил стрелу во второго убийцу, однако промахнулся. Стрела с шумом пронеслась сквозь крону молодого дуба. А потом стрелу выпустил убийца, но не в Мэрэма – в меня.
И снова за краткое мгновение полета стрелы я ощутил чью-то кипящую ненависть. Ненависть ко мне . Именно она дала мне силы как-то отклониться назад. Стрела, шипя, словно выточенная из дерева змея, пронеслась в дюйме от подбородка. Я слышал, как свистнул рассеченный воздух, и слышал стон убийцы, исполненный бессильной ярости и разочарования. В тот же миг Мэрэм обрушился на него, и я понял, что должен действовать, иначе мой толстый друг вскоре будет мертв.
Страх Мэрэма жег мне сердце и заставлял двигаться. Заледеневшие члены согрелись, руки наполнились ужасающей силой. Неожиданно вспомнилось все, чему учил отец. Не задумываясь, я выдернул ту стрелу, что ранила меня, и наложил ее на тетиву.
Однако убийца и Мэрэм уже сплелись друг с другом в яростной схватке. Мой друг тщетно рассекал воздух кинжалом, а противник пытался проломить ему голову булавой. Теперь стрелять было нельзя – стрела могла попасть в Мэрэма, так что я опустил лук и бросился к дерущимся. Ветки хлестали по лицу, ломались под ногами, камни рвали обувь. На бегу я не отрывал глаз от врага и увидел, как тот поднял свою булаву и обрушил ее на голову Мэрэма.
– Нет!
Каким-то чудом Мэрэм поднял руку и смягчил удар. Тяжелый наконечник булавы скользнул по его черепу и поверг на землю. Убийца точно прикончил бы беднягу, если бы в это время я не вытащил кинжал и не бросился в атаку. Вспышки молний заставляли сталь сверкать.
Вэлаша Элахад.
Враг стоял возле неподвижного тела Мэрэма, ожидая моего приближения. Он был крепок – не так массивен, как Мэрэм, зато мощную фигуру не отягощало ни капли жира. Спутанные грязные волосы медного цвета обрамляли бледное, покрытое шрамами лицо, кожа блестела. Незнакомец тяжело дышал, закусив верхнюю губу зубами, больше походившими на клыки вепря, и с ненавистью смотрел на меня налитыми кровью глазами. Это был взгляд коварного и безмерно жестокого существа.
Быстро и без предупреждения он напал. Глупо было подпускать к себе противника, вооруженного булавой, но не успел я что-нибудь предпринять, как мы уже сплелись в отчаянном поединке. Я хотел схватить его за руку, однако убийца опередил меня и изо всех сил вывернул кисть, заставляя выронить кинжал. Мы упали на землю, катаясь по ней и стараясь вырвать оружие противника.
Вэлаша.
Я отчаянно сопротивлялся этому чудовищу в человеческом обличье. Гора тренированных мышц навалилась на меня, практически сокрушив. Он рычал, как дикий вепрь, обдавая вонючим запахом пота. Острые ногти раздирали кисть. Я стукнулся о дерево и оцарапал лицо о шершавую кору. Во рту стало солоно. А убийца все еще пытался размозжить мне голову булавой.
«Вэлаша, – услышал я шепот отца, будто бы наяву, – ты должен бежать, или он убьет тебя».
Не знаю как, но я смог повернуть нож и вонзить острие в руку врага. Темная струя крови немедленно намочила грязный рукав. Эта царапина отвлекла его настолько, что я смог высвободиться. Движимый силой ненависти, убийца вскочил одновременно со мной и замахнулся булавой.
– Чертов Элахад!
Он сжал раненую руку в кулак и поморщился от боли. Но мне тоже было больно. Моя кисть онемела. Я никогда не мог сражаться с человеком без того, чтобы не ощущать на себе все его раны и боль.
Однако на самом-то деле ранен был он, а я находился сейчас в выгодной позиции и легко мог держать дистанцию. Очистив разум, я позволил воле к жизни течь сквозь меня, подобно прозрачному потоку. Отец всегда учил, что только так и можно сражаться. Это он настаивал на том, чтобы мы с братьями тренировались с самым разнообразным оружием, даже с ножом против булавы. Внутри меня словно бы звучали воодушевляющие голоса, теперь я знал, что делать. Все, что было вколочено за долгие часы изнурительных тренировок, вспомнилось само. Сейчас следовало держаться подальше от сокрушительных взмахов булавы, превосходившей мой нож по длине почти на два фута. Ее массивная головка была из железа, отлитого в виде свернувшегося дракона, и выкрашена красным. Один хороший удар такой штукой сокрушил бы мне череп и вверг в вечную тьму ночи.
– Будьте вы все прокляты!
Убийца нанес очередной удар и оттеснил меня назад. Сверху падали крупные капли дождя и стекали по лицу. Я страшно боялся зацепиться за корень или ветку и упасть. Надо маневрировать и уворачиваться, дожидаясь момента, когда противник, не справившись с инерцией тяжелой булавы, потеряет равновесие. Но враг был силен, он хорошо контролировал удары и наносил их с необычайной быстротой. Огромная фигура в ярости надвигалась на меня, легко выкручивая ужасной булавой восьмерки и круги.
Ему ничего не стоило убить меня прямо здесь, под слепящими струями дождя; сила и умение были на его стороне. Однако у меня нашлось что противопоставить этому.
Как я уже говорил, моя способность ощущать чувства других была почти проклятием. Но иногда этот дар мог помочь, как может помочь любое тайное оружие. Даже сейчас я чувствовал пульсирующие красноватые отблески боли в раненой руке врага, знал каждое его движение, предугадывал каждый взмах булавы.
Не то чтобы я мог читать мысли, нет. Но когда убийца хотел напугать меня, нанеся быстрый удар в сторону моей вооруженной руки, то я ощутил опасность, прежде чем увидел движение – в пальцах закололо. Желание вышибить мне глаза отозвалось в них слепящей болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135