Возбуждающий аромат гашиша плавал в воздухе -
фимиам убежища от жизни.
- Кнопочные самооткрывающиеся ножички! - вопил другой продавец. -
Ножички прямо здесь!
Сестра Ужас продолжала идти, ее взгляд устало перебегал с одного на
другое. Она знала эту улицу, это пристанище демонов; много раз она
приходила сюда проповедовать. Но проповеди никогда не имели действия, ее
голос тонул в громе музыки и криках людей, что-то продающих. Она
споткнулась о тело чернокожего, распростершееся на мостовой; глаза его
были открыты, кровь из ноздрей натекла лужицей. Она продолжала идти,
натыкаясь на людей, ее отталкивали и обругивали, а неоновый свет слепил
ее. Рот ее был открыт, и он кричала:
- Спасите ваши души! Конец близок! Бог милостив к вашим душам!
Но никто не обращал на нее внимания. Сестра Ужас вклинилась в месиво
тел, и вдруг лицом к лицу столкнулась со старым, сгорбленным человеком в
заблеванной спереди рубахе. Он выругался на нее и схватился за ее сумку,
выхватил несколько вещей и убежал прежде, чем она смогла ему хорошенько
дать по морде.
- Чтоб тебе сгореть в Аду, сукин сын! - прокричала она, но тут волна
леденящего страха прошила ее, и она вздрогнула.
Ощущение, что на нее налетает товарный поезд, сверкнуло в ее мозгу.
Она не увидела, что ее сшибают, она просто почувствовала, что ее вот-вот
собьют. Жесткое костлявое плечо швырнуло ее на полосу движения машин с
такой легкостью, будто тело ее превратилось в соломину, и в ту же секунду
неизгладимая картина опалила ее мозг: гора разбитых, обугленных кукол,
нет, не кукол, она осознала это, как только ее опять понесло по улице, у
кукол не бывает внутренностей, которые вылезают сквозь ребра, не бывает
мозгов, которые вытекают из ушей, не было зубов, которые виднеются в
застывших гримасах мертвых. Она зацепилась ногой о каменный бордюр и упала
на мостовую, и машина вильнула, чтобы не ударить ее, и водитель кричал и
давил на гудок. Она была в порядке, только от ветра свело судорогой
больной бок, и она с трудом встала на ноги, чтобы посмотреть, кто же так
сильно ударил ее, но никто не обращал на нее никакого внимания. Зубы
Сестры Ужас выбивали дробь от холода, охватившего ее несмотря на
окружающую духоту жаркой полночи, и она пощупала рукой там, где, она
знала, будет черный синяк, там, где этот подонок вдарил по ней.
- Ты, безбожное дерьмо! - завопила она на кого-то неизвестного, но
видение горы тлеющих трупов качалось перед ее взором и страх когтями
вцепился в ее кишки.
Так кто же это был, шедший вдоль края тротуара, недоумевала она. Что
за чудовище в человеческой шкуре? Она увидела перед собой кинобудку,
рекламирующую боевики: "Лики смерти, часть 4" и "Мондо Бизарро". Подойдя
ближе, она увидела, что афиша фильма "Лики смерти, часть 4" обещала:
"Сцены со стола вскрытия! Жертвы автокатастрофы! Смерть в огне! Не
урезанные и без цензуры!"
От закрытой двери кинотеатра веяло прохладой. "Входите!" - гласила
надпись на двери. - "У нас есть кондиционирование!" Но тут было нечто
большее, чем просто кондиционирование. Прохлада была влажная и зловещая,
прохлада теней, в которых росли ядовитые поганки, и их румяные краски
умоляли дитя подойти, подойти и попробовать вкус этих конфет.
Рядом же прохлада поубавилась, смешиваясь с пахучей жарой. Сестра
Ужас стояла перед этой дверью, и хотя она знала, что любимый Иисус был ее
призванием и что любимый Иисус защитит ее, она также знала, что и за
полную бутылку "Красного Кинжала", нет, даже за две полные бутылки она ни
ногой не ступит внутрь этого кинотеатра.
Она отступила от двери, наткнулась на кого-то, кто обругал и
оттолкнул ее в сторону, а потом опять пошла, куда - она не знала, и даже
не заботилась. Щеки ее горели от стыда. Она испугалась, несмотря на то,
что любимый Иисус стоял на ее стороне. Она испугалась взглянуть злу в
лицо, она все-таки опять согрешила своим страхом.
Пройдя два квартала после кинотеатра, она увидела чернокожего
мальчика, засовывавшего пивную бутылку в глубину переполненных мусорных
контейнеров, стоявших в воротах развалившегося строения. Она притворилась,
что что-то ищет в своей сумке, пока он не прошел мимо, а потом ступила в
эти ворота и стала шарить в поисках бутылки. В горле у нее так пересохло,
что хотя бы глоточек, хоть капельку жидкости...
Крысы пищали и бегали по ее рукам, но она не обращала на них
внимания, она видела их каждый день, гораздо больших, чем эти. Одна их них
сидела на краю контейнера и со свирепым недовольством пищала на нее. Она
швырнула в нее лежавшей среди мусора теннисной туфлей, и крыса пропала.
От мусора несло гнилью, запахом давно протухшего мяса. Она выкопала
бутылку из-под пива и в смутном свете с радостью увидела, что в ней еще
осталось несколько капель. Она быстро поднесла ее к губам, языком пытаясь
ощутить вкус пива. Не обращая внимания на пищащих крыс, села спиной к
шершавой кирпичной стене. Когда она оперлась рукой на землю, чтобы
усесться поудобнее, то коснулась чего-то мокрого и мягкого. Она посмотрела
туда, но, когда поняла, что это такое, то прижала руку ко рту, чтобы
заглушить вскрик.
Оно было завернуто в несколько газетных листов, но крысы прогрызли
их. Затем они занялись плотью. Сестра Ужас не могла сказать, какого
возраста оно было, было ли оно девочкой или мальчиком, но его глаза на
крошечном лице были полуоткрыты, как будто дитя было в сладкой дреме. Оно
было голеньким, кто-то подбросил его в кучу мусорных баков, мешков и
гниющих на жаре отбросов, словно сломанную игрушку.
- Ох, - прошептала она и подумала о промытом дождем шоссе и небесном
свете.
Отдаленный мужской голос произнес: "Дайте-ка ее мне, леди. Вы должны
дать ее мне".
Сестра Ужас подняла мертвое дитя и стала укачивать его на руках.
Издалека донеслось биение бессмысленной музыки и крики продавцов с Сорок
Второй Улицы, а Сестра Ужас приглушенным голосом напевала колыбельную:
- Баю-баю, баю-бай, детка-крошка, засыпай...
Она никак не могла вспомнить продолжение.
Голубой небесный свет и мужской голос, наплывающий сквозь время и
расстояние:
- Дайте мне ее, леди. Скорая помощь сейчас прибудет.
- Нет, - прошептала Сестра Ужас. Глаза широко раскрыты и ничего не
видят, слеза скатывается по щеке. - Нет, я не дам... ее...
Она прижала дитя к плечу, и крошечная головка откинулась. Тельце было
холодным. Вокруг Сестры Ужас в ярости визжали и прыгали крысы.
- О, Боже, - услышала она себя.
Потом подняла голову к полоске неба и почувствовала, как ее лицо
исказилось, и злоба переполнила ее так, что она закричала:
- Где же Ты?
Голос ее отозвался эхом по всей улице и потонул в радостной суете в
двух кварталах отсюда. Любимый Иисус опоздал, подумала она. Он опоздал,
опоздал, опоздал на очень важное свидание, свидание, свидание! Она начала
истерически хихикать и рыдать одновременно, пока из ее горла не раздалось
что-то, похожее на стон раненого животного.
Прошло много времени прежде чем она поняла, что должна идти дальше и
что она не может взять дитя с собой. Она заботливо укутала его в оранжевый
свитер из своей сумки, а затем опустила на дно одного из мусорных баков и
завалила сверху как могла мусором. Большая серая крыса подошла к ней
вплотную, ощерив зубы, и она изо всей силы ударила ее пустой бутылкой
из-под пива.
Она едва могла стоять и выползла из ворот, понурив голову, и горючие
слезы позора, отвращения и ярости текли по ее лицу.
"Я не могу так больше", - сказала она себе. - "Я не могу больше жить
в этом мрачном мире! Дорогой, любимый Иисус, спустись на своей летающей
тарелке и возьми меня с собой!"
Она опустилась лбом не тротуар, она хотела умереть и попасть на
Небеса, где весь грех будет смыт начисто.
Что-то зазвенело о тротуар, похожее на звуки колокольной музыки. Она
подняла глаза, помутневшие и распухшие от слез, но увидела лишь, как
кто-то уходил от нее. Фигура завернула за угол и исчезла.
Сестра Ужас увидела несколько монет, лежащих на мостовой в нескольких
футах от нее, три двадцатипятицентовика, два десятицентовика и один цент.
Кто-то решил, что она побирается, поняла она. Рука ее вытянулась, и она
подцепила монеты, прежде чем кто-нибудь еще их заметил.
Она села, стараясь придумать, что ей нужно сейчас делать. Она
чувствовала себя больной, слабой и уставшей, но боялась лежать просто на
улице. Нужно найти куда спрятаться, решила она. Найти место, чтобы
зарыться в нору и спрятаться.
Ее взгляд остановился на подземном переходе через Сорок Вторую улицу,
который был одновременно и спуском в метро.
Она и раньше спала в метро; она знала, что полицейские выгонят ее со
станции или, еще хуже, опять упекут под крышу. Но она знала еще и то, что
в метро есть куча вспомогательных туннелей и незавершенных переходов,
которые отходят от главных маршрутов и уходят глубоко под Манхэттен, так
глубоко, что ни один из демонов в человеческой шкуре не сможет найти ее, и
она может свернуться там в темноте клубочком и забыться. В руке она
сжимала деньги: этого будет достаточно, чтобы дать ей пережить черный
день, а потом она сможет оторваться от грешного мира, которого избегает
любимый Иисус.
Сестра Ужас встала, добралась до перехода через Сорок Вторую улицу и
спустилась в подземный мир.
3. ЧЕРНЫЙ ФРАНКЕНШТЕЙН
10 часов 22 минуты после полудня (центральное дневное время).
Конкордия, штат Канзас
- Убей его, Джонни!
- Разорви его на куски!
- Вырви ему руку и забей его ею до смерти!
Стропила жаркого прокуренного гимнастического зала Конкордской высшей
школы звенели от воплей более чем четырех сотен людей, а в центре зала
двое, один белый, другой черный, схватывались на борцовском кругу. В этот
момент белый борец, местный парень по имени Джонни Ли Ричвайн, швырнул
чудовище, известное как Черный Франкенштейн, на канаты и молотил его
ударами дзюдо, а толпа криками требовала крови. Но Черный Франкенштейн,
ростом шесть футов и четыре дюйма, весом больше трехсот фунтов, носивший
резиновую маску, покрытую красными кожаными "шрамами" и резиновыми
"шишками", выставил свою гороподобную грудь; он издал громовой рев и
перехватил в воздухе руку Джонни Ли Ричвайна, потом выкрутил попавшую в
ловушку руку, и молодой парень упал на колени. Черный Франкенштейн зарычал
и ударил его ботинком пятидесятого размера сбоку по голове, сбив его
плашмя на брезент.
Судья без толку крутился рядом, а когда он выставил предупреждающий
палец к лицу Черного Франкенштейна, чудовище отшвырнуло его с легкостью, с
какой щелчком сбивают кузнечика; Черный Франкенштейн встал над сбитым
парнем и дубасил его по груди, по голове, идя по кругу, как маньяк, в то
время как толпа ревела от ярости. На ринг полетели смятые стаканчики
из-под "Кока-колы" и мешочки из-под кукурузных хлопьев "попкорн".
- Вы безмозглые ослы! - орал Черный Франкенштейн, громовой бас
которого перекрывал шум толпы. - Смотрите, что я делаю с вашим местным
парнем.
Чудовище бодро молотило по ребрам Джонни Ли Ричвайна. Юноша
скорчился, лицо его показывало сильнейшую боль, а судья пытался оттащить
Черного Франкенштейна. Одним махом чудовище зашвырнуло судью в угол, где
тот осел на колени. Теперь толпа вскочила на ноги, на ринг летели
стаканчики и мороженое, а местный полицейский, согласившийся на дежурство
на борцовской арене, нервно переминался около ринга.
- Хотите увидеть кровь канзасского сельского парня? - гремел голос
Черного Франкенштейна, когда он занес ботинок, чтобы сокрушить череп
своего соперника.
Но Джонни цеплялся за жизнь, он ухватился за лодыжку чудовища и лишил
его равновесия, потом выбил из-под него другую ногу. Болтая толстыми
руками, Черный Франкенштейн рухнул на мат с такой силой, что задрожал пол
зала, и от дружного рева толпы чуть не снесло крышу.
Черный Франкенштейн съежился на коленях, заломив руки и взывая к
жалости, а молодой парень взял над ним верх. Потом Джонни повернулся
помочь судье, а пока толпа орала от восторга, Черный Франкенштейн
подпрыгнул и сзади кинулся на Джонни, его громадные ручищи сцепились
вместе, чтобы нанести оглушающий удар.
Испуганные крики болельщиков заставили Джонни Ли Ричвайна в последнее
мгновение увернуться, и он ударил чудовище в клубок жира на животе.
Воздух, вырвавшийся из легких Черного Франкенштейна, прозвучал как свисток
парохода;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
фимиам убежища от жизни.
- Кнопочные самооткрывающиеся ножички! - вопил другой продавец. -
Ножички прямо здесь!
Сестра Ужас продолжала идти, ее взгляд устало перебегал с одного на
другое. Она знала эту улицу, это пристанище демонов; много раз она
приходила сюда проповедовать. Но проповеди никогда не имели действия, ее
голос тонул в громе музыки и криках людей, что-то продающих. Она
споткнулась о тело чернокожего, распростершееся на мостовой; глаза его
были открыты, кровь из ноздрей натекла лужицей. Она продолжала идти,
натыкаясь на людей, ее отталкивали и обругивали, а неоновый свет слепил
ее. Рот ее был открыт, и он кричала:
- Спасите ваши души! Конец близок! Бог милостив к вашим душам!
Но никто не обращал на нее внимания. Сестра Ужас вклинилась в месиво
тел, и вдруг лицом к лицу столкнулась со старым, сгорбленным человеком в
заблеванной спереди рубахе. Он выругался на нее и схватился за ее сумку,
выхватил несколько вещей и убежал прежде, чем она смогла ему хорошенько
дать по морде.
- Чтоб тебе сгореть в Аду, сукин сын! - прокричала она, но тут волна
леденящего страха прошила ее, и она вздрогнула.
Ощущение, что на нее налетает товарный поезд, сверкнуло в ее мозгу.
Она не увидела, что ее сшибают, она просто почувствовала, что ее вот-вот
собьют. Жесткое костлявое плечо швырнуло ее на полосу движения машин с
такой легкостью, будто тело ее превратилось в соломину, и в ту же секунду
неизгладимая картина опалила ее мозг: гора разбитых, обугленных кукол,
нет, не кукол, она осознала это, как только ее опять понесло по улице, у
кукол не бывает внутренностей, которые вылезают сквозь ребра, не бывает
мозгов, которые вытекают из ушей, не было зубов, которые виднеются в
застывших гримасах мертвых. Она зацепилась ногой о каменный бордюр и упала
на мостовую, и машина вильнула, чтобы не ударить ее, и водитель кричал и
давил на гудок. Она была в порядке, только от ветра свело судорогой
больной бок, и она с трудом встала на ноги, чтобы посмотреть, кто же так
сильно ударил ее, но никто не обращал на нее никакого внимания. Зубы
Сестры Ужас выбивали дробь от холода, охватившего ее несмотря на
окружающую духоту жаркой полночи, и она пощупала рукой там, где, она
знала, будет черный синяк, там, где этот подонок вдарил по ней.
- Ты, безбожное дерьмо! - завопила она на кого-то неизвестного, но
видение горы тлеющих трупов качалось перед ее взором и страх когтями
вцепился в ее кишки.
Так кто же это был, шедший вдоль края тротуара, недоумевала она. Что
за чудовище в человеческой шкуре? Она увидела перед собой кинобудку,
рекламирующую боевики: "Лики смерти, часть 4" и "Мондо Бизарро". Подойдя
ближе, она увидела, что афиша фильма "Лики смерти, часть 4" обещала:
"Сцены со стола вскрытия! Жертвы автокатастрофы! Смерть в огне! Не
урезанные и без цензуры!"
От закрытой двери кинотеатра веяло прохладой. "Входите!" - гласила
надпись на двери. - "У нас есть кондиционирование!" Но тут было нечто
большее, чем просто кондиционирование. Прохлада была влажная и зловещая,
прохлада теней, в которых росли ядовитые поганки, и их румяные краски
умоляли дитя подойти, подойти и попробовать вкус этих конфет.
Рядом же прохлада поубавилась, смешиваясь с пахучей жарой. Сестра
Ужас стояла перед этой дверью, и хотя она знала, что любимый Иисус был ее
призванием и что любимый Иисус защитит ее, она также знала, что и за
полную бутылку "Красного Кинжала", нет, даже за две полные бутылки она ни
ногой не ступит внутрь этого кинотеатра.
Она отступила от двери, наткнулась на кого-то, кто обругал и
оттолкнул ее в сторону, а потом опять пошла, куда - она не знала, и даже
не заботилась. Щеки ее горели от стыда. Она испугалась, несмотря на то,
что любимый Иисус стоял на ее стороне. Она испугалась взглянуть злу в
лицо, она все-таки опять согрешила своим страхом.
Пройдя два квартала после кинотеатра, она увидела чернокожего
мальчика, засовывавшего пивную бутылку в глубину переполненных мусорных
контейнеров, стоявших в воротах развалившегося строения. Она притворилась,
что что-то ищет в своей сумке, пока он не прошел мимо, а потом ступила в
эти ворота и стала шарить в поисках бутылки. В горле у нее так пересохло,
что хотя бы глоточек, хоть капельку жидкости...
Крысы пищали и бегали по ее рукам, но она не обращала на них
внимания, она видела их каждый день, гораздо больших, чем эти. Одна их них
сидела на краю контейнера и со свирепым недовольством пищала на нее. Она
швырнула в нее лежавшей среди мусора теннисной туфлей, и крыса пропала.
От мусора несло гнилью, запахом давно протухшего мяса. Она выкопала
бутылку из-под пива и в смутном свете с радостью увидела, что в ней еще
осталось несколько капель. Она быстро поднесла ее к губам, языком пытаясь
ощутить вкус пива. Не обращая внимания на пищащих крыс, села спиной к
шершавой кирпичной стене. Когда она оперлась рукой на землю, чтобы
усесться поудобнее, то коснулась чего-то мокрого и мягкого. Она посмотрела
туда, но, когда поняла, что это такое, то прижала руку ко рту, чтобы
заглушить вскрик.
Оно было завернуто в несколько газетных листов, но крысы прогрызли
их. Затем они занялись плотью. Сестра Ужас не могла сказать, какого
возраста оно было, было ли оно девочкой или мальчиком, но его глаза на
крошечном лице были полуоткрыты, как будто дитя было в сладкой дреме. Оно
было голеньким, кто-то подбросил его в кучу мусорных баков, мешков и
гниющих на жаре отбросов, словно сломанную игрушку.
- Ох, - прошептала она и подумала о промытом дождем шоссе и небесном
свете.
Отдаленный мужской голос произнес: "Дайте-ка ее мне, леди. Вы должны
дать ее мне".
Сестра Ужас подняла мертвое дитя и стала укачивать его на руках.
Издалека донеслось биение бессмысленной музыки и крики продавцов с Сорок
Второй Улицы, а Сестра Ужас приглушенным голосом напевала колыбельную:
- Баю-баю, баю-бай, детка-крошка, засыпай...
Она никак не могла вспомнить продолжение.
Голубой небесный свет и мужской голос, наплывающий сквозь время и
расстояние:
- Дайте мне ее, леди. Скорая помощь сейчас прибудет.
- Нет, - прошептала Сестра Ужас. Глаза широко раскрыты и ничего не
видят, слеза скатывается по щеке. - Нет, я не дам... ее...
Она прижала дитя к плечу, и крошечная головка откинулась. Тельце было
холодным. Вокруг Сестры Ужас в ярости визжали и прыгали крысы.
- О, Боже, - услышала она себя.
Потом подняла голову к полоске неба и почувствовала, как ее лицо
исказилось, и злоба переполнила ее так, что она закричала:
- Где же Ты?
Голос ее отозвался эхом по всей улице и потонул в радостной суете в
двух кварталах отсюда. Любимый Иисус опоздал, подумала она. Он опоздал,
опоздал, опоздал на очень важное свидание, свидание, свидание! Она начала
истерически хихикать и рыдать одновременно, пока из ее горла не раздалось
что-то, похожее на стон раненого животного.
Прошло много времени прежде чем она поняла, что должна идти дальше и
что она не может взять дитя с собой. Она заботливо укутала его в оранжевый
свитер из своей сумки, а затем опустила на дно одного из мусорных баков и
завалила сверху как могла мусором. Большая серая крыса подошла к ней
вплотную, ощерив зубы, и она изо всей силы ударила ее пустой бутылкой
из-под пива.
Она едва могла стоять и выползла из ворот, понурив голову, и горючие
слезы позора, отвращения и ярости текли по ее лицу.
"Я не могу так больше", - сказала она себе. - "Я не могу больше жить
в этом мрачном мире! Дорогой, любимый Иисус, спустись на своей летающей
тарелке и возьми меня с собой!"
Она опустилась лбом не тротуар, она хотела умереть и попасть на
Небеса, где весь грех будет смыт начисто.
Что-то зазвенело о тротуар, похожее на звуки колокольной музыки. Она
подняла глаза, помутневшие и распухшие от слез, но увидела лишь, как
кто-то уходил от нее. Фигура завернула за угол и исчезла.
Сестра Ужас увидела несколько монет, лежащих на мостовой в нескольких
футах от нее, три двадцатипятицентовика, два десятицентовика и один цент.
Кто-то решил, что она побирается, поняла она. Рука ее вытянулась, и она
подцепила монеты, прежде чем кто-нибудь еще их заметил.
Она села, стараясь придумать, что ей нужно сейчас делать. Она
чувствовала себя больной, слабой и уставшей, но боялась лежать просто на
улице. Нужно найти куда спрятаться, решила она. Найти место, чтобы
зарыться в нору и спрятаться.
Ее взгляд остановился на подземном переходе через Сорок Вторую улицу,
который был одновременно и спуском в метро.
Она и раньше спала в метро; она знала, что полицейские выгонят ее со
станции или, еще хуже, опять упекут под крышу. Но она знала еще и то, что
в метро есть куча вспомогательных туннелей и незавершенных переходов,
которые отходят от главных маршрутов и уходят глубоко под Манхэттен, так
глубоко, что ни один из демонов в человеческой шкуре не сможет найти ее, и
она может свернуться там в темноте клубочком и забыться. В руке она
сжимала деньги: этого будет достаточно, чтобы дать ей пережить черный
день, а потом она сможет оторваться от грешного мира, которого избегает
любимый Иисус.
Сестра Ужас встала, добралась до перехода через Сорок Вторую улицу и
спустилась в подземный мир.
3. ЧЕРНЫЙ ФРАНКЕНШТЕЙН
10 часов 22 минуты после полудня (центральное дневное время).
Конкордия, штат Канзас
- Убей его, Джонни!
- Разорви его на куски!
- Вырви ему руку и забей его ею до смерти!
Стропила жаркого прокуренного гимнастического зала Конкордской высшей
школы звенели от воплей более чем четырех сотен людей, а в центре зала
двое, один белый, другой черный, схватывались на борцовском кругу. В этот
момент белый борец, местный парень по имени Джонни Ли Ричвайн, швырнул
чудовище, известное как Черный Франкенштейн, на канаты и молотил его
ударами дзюдо, а толпа криками требовала крови. Но Черный Франкенштейн,
ростом шесть футов и четыре дюйма, весом больше трехсот фунтов, носивший
резиновую маску, покрытую красными кожаными "шрамами" и резиновыми
"шишками", выставил свою гороподобную грудь; он издал громовой рев и
перехватил в воздухе руку Джонни Ли Ричвайна, потом выкрутил попавшую в
ловушку руку, и молодой парень упал на колени. Черный Франкенштейн зарычал
и ударил его ботинком пятидесятого размера сбоку по голове, сбив его
плашмя на брезент.
Судья без толку крутился рядом, а когда он выставил предупреждающий
палец к лицу Черного Франкенштейна, чудовище отшвырнуло его с легкостью, с
какой щелчком сбивают кузнечика; Черный Франкенштейн встал над сбитым
парнем и дубасил его по груди, по голове, идя по кругу, как маньяк, в то
время как толпа ревела от ярости. На ринг полетели смятые стаканчики
из-под "Кока-колы" и мешочки из-под кукурузных хлопьев "попкорн".
- Вы безмозглые ослы! - орал Черный Франкенштейн, громовой бас
которого перекрывал шум толпы. - Смотрите, что я делаю с вашим местным
парнем.
Чудовище бодро молотило по ребрам Джонни Ли Ричвайна. Юноша
скорчился, лицо его показывало сильнейшую боль, а судья пытался оттащить
Черного Франкенштейна. Одним махом чудовище зашвырнуло судью в угол, где
тот осел на колени. Теперь толпа вскочила на ноги, на ринг летели
стаканчики и мороженое, а местный полицейский, согласившийся на дежурство
на борцовской арене, нервно переминался около ринга.
- Хотите увидеть кровь канзасского сельского парня? - гремел голос
Черного Франкенштейна, когда он занес ботинок, чтобы сокрушить череп
своего соперника.
Но Джонни цеплялся за жизнь, он ухватился за лодыжку чудовища и лишил
его равновесия, потом выбил из-под него другую ногу. Болтая толстыми
руками, Черный Франкенштейн рухнул на мат с такой силой, что задрожал пол
зала, и от дружного рева толпы чуть не снесло крышу.
Черный Франкенштейн съежился на коленях, заломив руки и взывая к
жалости, а молодой парень взял над ним верх. Потом Джонни повернулся
помочь судье, а пока толпа орала от восторга, Черный Франкенштейн
подпрыгнул и сзади кинулся на Джонни, его громадные ручищи сцепились
вместе, чтобы нанести оглушающий удар.
Испуганные крики болельщиков заставили Джонни Ли Ричвайна в последнее
мгновение увернуться, и он ударил чудовище в клубок жира на животе.
Воздух, вырвавшийся из легких Черного Франкенштейна, прозвучал как свисток
парохода;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137