Вся дрожа, с округлившимися и слезящимися глазами, она просунула руку
в сумку, пробираясь ей мимо свертков и банок, и дотронулась до кольца.
Бриллиантово-белый свет ярко вспыхнул под ее пальцами. Это свечение
заставило ее прийти в себя, сила воли вернулась к ней. Ее ноги стали
несгибаемыми, она будто бы приклеилась к полу.
- Ну же, отдай его папочке, - сказал он - но это был чуждый, совсем
грубый голос. Ему раньше всегда повиновались, но сейчас он мог чувствовать
ее сопротивление. Она была упрямее, чем ребенок, отказывающийся уходить от
телевизора. Если бы он вгляделся в ее глаза, то увидел бы в них смутные
образы: мигающий голубой свет, мокрое от дождя шоссе, очертания женщин,
идущих через темный коридор, ощущение шероховатости бетона и сильных
дуновений ветра. Эта женщина, понял он, испытывала слишком сильное
сострадание к тем, кто ее окружал.
- Я сказал... Отдай его мне. Сейчас же.
И, после нескольких секунд борьбы, он победил. Он победил, потому что
знал, что он должен победить.
Сестра попыталась заставить свои ноги не идти вперед, но они
продолжали нести ее вперед, словно бы пытаясь отломиться у колен и
продолжать идти без туловища. Его голос лишал ее воли, заставлял ее идти
вперед.
- Вот так. Иди, принеси его мне.
- Хорошая девочка, - сказал он, когда она была в нескольких шагах от
него. За ее спиной Арти Виско съежился около двери.
Дойл Хэлланд медленно двинулся вперед чтобы взять кольцо. Его рука
замерла в нескольких дюймах от него. Драгоценность сильно пульсировала. Он
склонил голову набок. Такой вещи не должно существовать. Он чувствовал бы
себя намного лучше, если бы это кольцо было уже на земле, растоптанное его
ботинками.
Он выхватил его из рук Сестры.
- Спасибо, - прошептал он.
Через мгновение оно преобразилось: радужные цвета потухли, стали
темными и безобразными, превратились в грязно-болотно-коричневый,
гнойно-серый, угольно-черный. Стеклянное кольцо не пульсировало; оно
лежало мертвым в его руке.
- Черт, - сказал он, удивленный и пораженный. И один из его серых
глаз стал бледно-голубым.
Сестра замигала, почувствовав холодные струйки пота, бегущие по
позвоночнику. Кровь снова прилила к ее ногам. Ее сердце работало с трудом,
словно мотор, заводящийся после холодной ночи.
Его внимание было поглощено темным кольцом, и она знала, что у нее
есть только одна-две секунды, чтобы спасти жизнь.
Она оперлась крепче ногами и, размахнувшись кожаной сумкой, ударила
его по черепу. Его голова дернулась, губы скривились в гримасу; он пытался
отпрыгнуть, но сумка "Гуччи", наполненная различными свертками и банками,
ударила его с той небольшой силой, какую могла собрать Сестра. Она
ожидала, что он окажется словно каменный, но была удивлена, когда он
простонал и повалился спиной на стену, будто был сделан из папье-маше.
Свободная рука Сестры стремительно протянулась вперед, схватила
кольцо, и какое-то мгновение они держали его оба. Что-то похожее на
электрический ток пробежало через ее руку, и она увидела лицо, усыпанное
сотней носов и ртов и мигающих глаз всех форм и цветов; она подумала, что
это, должно быть, его настоящее лицо, лицо масок и изменений, лицо злого
хамелеона.
Ее половинка кольца вспыхнула светом даже ярче прежнего. Другая
половинка, зажатая им, оставалась черной и холодной.
Сестра вырвала кольцо из его рук, и вторая половинка расцвела,
зажглась, как раскаленная на огне. Она увидела как нечто, называвшее себя
Дойлом Хэлландом, выбросило руку над головой, чтобы защититься от яркого
света. Ее учащенное сердцебиение заставило кольцо бешено пульсировать, и
существо, стоящее перед ней, отскочило от волшебного света, как будто было
ошеломлено силой кольца и ее собственной силой. И она увидела что-то
похоже на страх в его глазах.
Но все это длилось всего мгновение - потому что неожиданно он убрал
глаза в складки своего тела и все его лицо изменилось. Нос сплющился, рот
исчез совсем, черный глаз появился на середине лба, а зеленый глаз мигал
на щеке. Акулий рот раскрылся над подбородком, демонстрируя обилие
маленьких желтых клыков.
- Не порть мне вечеринку, сука! - произнес его рот, и металлический
осколок сверкнул, когда он поднял его над головой, замахиваясь. Кинжал
метнулся к ней, как мщение.
Но сумка Сестры послужила щитом, и кинжал пробил ее материю, но
застрял в замерзшей индейке. Он добрался другой рукой до ее горла, и то,
что она сделала в следующий момент, она почерпнула из своего опыта уличных
сражений, грязных драк: она замахнулась стеклянным кольцом перед его лицом
и ударила одним из его выступов прямо в черный глаз посреди его лба.
Вопль, подобный кошачьему, разодрал кожу по краям его рта, и голова
его заметалась так быстро, что выступ кольца обломился, все еще горя
светом, пронзив его глаз, как кол Одиссея, воткнутый в глаз циклопа. Он
бешено молотил воздух кинжалом, а другой глаз провалился во впадину и
растворился в теле. Сестра закричала: "Беги!" - и Арти Виско и она сама
бросились к двери.
Арти нащупал засов, почти вышиб дверь и выскочил из дома; ветер сбил
его, повалил на колени. Он заскользил на животе, еще таща за собой кулек с
древесными щепками, вниз по ступенькам на заледеневшую дорогу.
Сестра следовала за ним, также не устояв на ногах. Она запихнула
стеклянное кольцо подальше в сумку и ползла по льду, уносясь прочь от дома
на животе, будто сани. Арти карабкался за ней.
Вслед ним несся бешенный крик, разрываемый порывами ветра:
- Я найду тебя! Я найду тебя, сука! Ты не можешь убежать! - Она
оглянулась назад и увидела через завесу бури, что он пытается вытащить
осколок стекла из глаза; неожиданно земля ушла у него из под ног и он упал
на крыльцо. - Я найду тебя! - обещал он, стараясь изо всех сил подняться
на ноги. - Ты не сможешь... - Рев штормового ветра заглушил его голос, и
Сестра поняла, что стала скользить еще быстрее, соскальзывая вниз по
холму, покрытому льдом цвета чая.
Обледеневшая машина замаячила прямо перед ней. Не было никакой
возможности обогнуть ее. Она скатилась вниз и с треском стукнулась о
машину, задевая по дороге за что-то и разрывая шубу, и продолжала
скользить вниз, не в силах остановиться. Она оглянулась и увидела Арти,
подпрыгивающего как сосиска, но его путь пролег рядом с машиной, вне
опасности.
Они спускались с холма подобно двум саням, несущимся по улице из
безжизненных или разрушенных домов, ветер гнал их вперед, а мокрый снег
жалил их лица.
Мы найдем еще где-нибудь убежище, подумала Сестра. Может быть, другой
дом. У нас есть много еды. Есть дерево, чтобы разжечь огонь. Нет, правда,
спичек или зажигалки, но, конечно, уцелев, спасшись бегством, они найдут
способ получить искру.
И у нее еще было кольцо. Нечто, называвшееся Дойлом Хэлландом, было
право: это была надежда, и она никогда не позволит ей исчезнуть. Никогда.
Но в этом было что-то большее. Что-то особенное. Что-то, по словам Бет
Фелпс, магическое. Но какова цель этой магии - она понять не могла.
Они собирались выжить и скользили все дальше и дальше, прочь от
чудовища, которое носило одежду священника. "Я найду тебя!" - ей все еще
слышался его голос. - "Я найду тебя!" И она боялась, что когда-нибудь,
где-нибудь это наверняка случится.
Они скатились до подножия холма, минуя множество брошенных машин, и
продолжили катиться еще около сорока ярдов, пока не наткнулись на овраг.
На этом продвижение их пока закончилось, но путешествие их еще только
начиналось.

28. ЗВУК БОЛИ
Время шло.
Течение времени Джош оценивал по количеству пустых банок, которые
были свалены там, где по его представлениям раньше находился туалет, в том
углу, который они оба использовали как уборную и куда бросали пустые
банки. Они придерживались нормы: одна банка овощей и одна банка
консервированного колбасного фарша каждый день. Способ Джоша исчислять ход
времени основывался на работе его кишечника. Он всегда был так же
регулярен, как часы. Размер кучи пустых банок давал ему обоснованную
оценку времени, он вычислил, что сейчас они находились в подвале уже
примерно от девятнадцати до двадцати трех дней. Значит, сейчас было где-то
между пятым и тринадцатым августа. Конечно, невозможно было точно сказать,
сколько времени прошло до тех пор, как они смогли достаточно прийти в
себя, чтобы организовать размеренный ход жизни, но Джош полагал, что это
никак не могло быть больше семнадцати дней, а это означало, что прошел
примерно один месяц.
Он нашел в грязи упаковку батареек для фонарика, так что на этот счет
они были спокойны. Свет фонаря показал ему, что они уже истратили половину
своих запасов. Пора было начинать копать. Когда он взял лопату и
киркомотыгу, то услышал их суслика, жизнерадостно скребущегося среди
брошенных ими консервных банок. Маленький зверек процветал на остатках
еды, которые они не могли употреблять; он вылизывал банки так чисто, что в
них можно было бы увидеть отражение своего лица, однако это было как раз
то, чего Джошу вовсе не хотелось.
Свон спала, спокойно дыша в темноте. Она спала много, и Джош считал,
что это было хорошо. Она сохраняла свою энергию, впав подобно зверьку в
зимнюю спячку. Но когда Джош будил ее, она тут же просыпалась, собранная и
готовая действовать. Он спал в нескольких шагах от нее, и его удивляло,
насколько гармоничным было ее дыхание: обычно оно было глубоким и
медленным, как звук забвения, иногда быстрым и неспокойным, как обрывки
воспоминаний или плохие сны. Когда оно звучало так, то Джош, проснувшись
от своего неспокойного сна, часто слышал как Свон звала свою маму или ее
лицо искажалось от ужаса, будто что-то подкрадывалось к ней через пустыню
кошмара.
У них было много времени для разговоров. Она рассказывала ему о своей
маме и "дядях", и как ей нравилось ухаживать за садиком. Джош спросил ее
об отце; она сказала, что он был рок-музыкантом, но больше ничего не
добавила.
Она спросила его, как ему жилось, будучи великаном, и он сказал, что
был бы богачом, если бы получал четверть доллара каждый раз, когда
стукался головой о верхнюю планку дверного проема. Она, к тому же,
заметила, что его одежда должна была быть достаточно велика, на что он
сказал ей, что пояс был ему маловат, а ботинки сделаны специально на
заказ.
- Таким образом, подозреваю, - сказал он, - что это несколько
накладно - быть великаном.
Рассказывая о Рози и его мальчиках, он очень старался, чтобы его
голос не задрожал. Он мог рассказывать о любых незнакомцах, о людях,
которых он знал только по фотографиям в чьем-либо бумажнике. Он рассказал
Свон о своих футбольных делах, когда был Самым Ценным Игроком в трех
играх. Борьба была вовсе не таким уж плохим способом заработка, сказал он
ей; во всяком случае, это были честные деньги, и даже такой громадный
человек, как он, мог сделать не больше, чем все остальные. А мир был
слишком мал для великанов; дверные проемы строили слишком низкими, мебель
была слишком хрупкой, не было такого матраса, который бы не трещал и не
визжал, когда он ложился на него отдохнуть.
Во время их разговоров он никогда не включал фонаря. Он не хотел
видеть покрытое волдырями лицо ребенка и коротко остриженные волосы и
вспоминать, какой милой она была раньше, а также хотел избавить ее от
созерцания его отталкивающей морды.
Поу-Поу Бриггс сгорел в прах. Они не говорили об этом совсем, но
призыв "Сохрани дитя" продолжал звучать в голове Джоша подобно
погребальному колоколу.
Он зажег свет. Свон свернулась клубочком на своем обычном месте.
Корка подсохшей жидкости из волдырей от ожога блестела на ее лице. Кусочки
кожи свисали со лба и щек, словно бы слои засохшей краски, под ними было
видно свежее, алое мясо, покрывающееся новыми волдырями. Он осторожно
потряс ее за плечо, ее глаза тотчас открылись. Они были красными, ресницы
слиплись и желтые мочки ушей сжались и стали очень маленькими. Он отвел от
нее свет.
- Пора вставать. Нам нужно копать. - Она кивнула и села.
- Если мы будем работать вместе, это будет быстрее, - сказал он. - Я
буду копать мотыгой и хочу, чтобы ты уносила ту землю, которую я
наковыряю. Хорошо?
- Хорошо, - ответила она и, встав на четвереньки, последовала за ним.
Джош собрался уже было ползти к норе суслика, когда в луче фонарика
заметил что-то, чего он не видел здесь раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137