Отбросил щит и взялся за жердину обеими руками.
От околицы неслись пятеро чужаков. На полпути к храму они, не сговариваясь, разделились: двое помчались на дядю Агигульфа, заранее поднимая мечи и крича на скаку; трое устремились к вутье. Дядя Агигульф радостно оскалил зубы и заревел им в ответ, пуская лошадку рысью…
…Валамир у себя на дворе поспешно сует старому дядьке-рабу охотничью рогатину. Марда с плачем виснет на Валамире, и тому приходится отцеплять от себя её руки…
…Дядя Агигульф принимает на жердину первый удар меча…
…И вот уже на подмогу скачет Валамир! У Валамира два меча…
…Чужак с разрубленной головой сползает по воротам валамирова двора…
…И вот уже, как встарь, бьются бок о бок два друга, два героя – Агигульф и Валамир…
…И ещё два всадника несутся со стороны кузницы: Ульф и Визимар. Я знаю, о чём думает Ульф. Он думает – хорошо бы эта дура Арегунда послушалась и ушла со Филимером на болото, как ей было велено, а не потащилась следом за мужчинами делать мужскую работу…
…Валамиров дядька тащит Марду за собой. Марда хнычет, повисает у него на руке неподъёмной тяжестью. Подол у Марды мокрый, щеки мокрые, волосы встрёпаны. Дядька угрюмо бормочет что-то себе под нос. И вот уже они выбрались из села и скрываются в тумане…
…Сванхильда у реки таится в ракитнике. Она жмурится, и я понимаю, почему: закроешь глаза – и будто нет ничего. А у реки тихо, внизу вода плещет. Словно и нет никаких чужаков. Она тискает пальцами рукоять ножа…
…Хродомер втолковывает что-то Снутрсу, показывая рукой в сторону кузницы. Снутрс на коне, полностью вооружённый. Хродомеровы домочадцы вооружены кто во что горазд. Оптила, сын Хродомера, встревожен. Мне всегда казалось, что у Хродомера много домочадцев и рабов. Но теперь, когда они собрались все вместе, я понял вдруг, что их очень мало. Куда меньше, чем чужаков, которые сейчас появятся из тумана. К ним присоединяется и Аргасп. Обменивается со Снутрсом быстрым взглядом. Оба неплохо знают друг друга. Снутрс показывает Аргаспу, чтобы тот встал слева от его коня. Они ждут…
…На другом конце села, за околицей, Лиутпранд один бьётся с несколькими чужаками. Чужаки кружат вокруг Лиутпранда, как собаки вокруг разъярённого медведя. Им до богатыря Лиутпранда не дотянуться, а Лиутпранду их не поразить – больно вёрткие…
…Топор вутьи по обух входит в череп лошади чужака. Теперь я вижу, что это не топор, а железный крест, что выковал годье Визимар-вандал. С губ вутьи стекает пена. Теперь я вижу его лицо. Это Винитар.
…Гизульф на гизарновом огороде ловит чужую лошадь. Лошадь не даётся. Гизульф злобно шипит. В нескольких шагах замер с копьём в руках Одвульф. Одвульф перетрясся со страху, он бледен до синевы, мокрый рот перекошен. Одвульф готов, не разбирая, разить всё, что движется…
…Марда взахлёб плачет, хватается за живот, а дядька тащит её за собой и ругается на чём свет стоит.
Четверо чужаков в тумане.
Я знаю, что будет дальше…
У меня кружится голова, меня начинает тошнить. Я хочу крикнуть и прогнать их всех, но никто не уходит. Они назойливо продолжают мелькать у меня перед глазами. Чёрные хлопья падают на их лица и пачкают их сажей…
…На закопчённом лице дяди Агигульфа сверкают белые зубы. Я вижу дядин меч, блеснувший на мгновение в отсвете пожара. Чужакова голова с рыжей бородой и синими глазами летит сквозь чёрные хлопья и ударяет о щит второго чужака, оставив красное пятно. Дядя Агигульф залит чужой кровью. Она ползёт по его голым ногам и пачкает лошадиные бока.
Второй чужак разворачивается и, пригнувшись к шее коня, во весь опор несётся к околице – туда, откуда пришёл. Агигульф с Валамиром устремляются в погоню…
…В пламени пожара я вижу гигантского медведя, поднявшегося на задние лапы. У него оскаленная морда, злобные маленькие глазки. Шкура медведя порвана в нескольких местах и закапана тёмной кровью. Неподалёку от медведя труп лошади с застрявшим в черепе железным крестом. Перед вутьей вертятся на конях двое чужаков. Кони норовят уйти подальше от нестерпимого жара и разъярённого зверя. На лицах всадников – ужас. У ног медведя – убитый чужак со сломанной спиной и вырванным горлом. Кровь шипит, запекаясь. У медведя дымится влажная шкура.
Ещё мгновение – и горящий храм рухнул, погребая вутью под собой. Искры взлетели, как потревоженные осы из гнезда…
…В свете пожара белым пятном выделяются волосы Сванхильды. Она всё ещё прячется в кустах у реки, не зная, что светлые косы уже выдали её. Ей надо уходить, но она медлит…
…Валамиров дядька отталкивает от себя Марду, и та бежит сломя голову. Старый дядька поднимает рогатину и падает под ударом булавы…
…Одвульфу страшно. Он стоит неподвижно и чутко вслушивается в туман. Капли влаги собрались на наконечнике копья, занесённого для удара. Топот ног – кто-то бежит к нему, Одвульфу. Не раздумывая, Одвульф наносит удар в темноту. Пронзительный крик. Кричит женщина. Одвульф видит свою жертву и торопливо, воровским движением, выдёргивает копьё. Марда хватается руками за рану и мелко дышит широко раскрытым ртом. Помедлив, Одвульф берет копьё обеими руками и всаживает Марде в ямку на шее. Тело Марды выгибается дугой и опадает, сотрясаясь. Одвульф с усилием выдёргивает копьё и, рыдая, бежит прочь…
…У хродомерова колодца лежит Снутрс. Снутрс изрублен так, что узнать его можно только по доспеху. Лица нет – лицо снёс вражеский топор. Вокруг Снутрса ещё трое, таких же изрубленных, истоптанных копытами. Эти трое – чужаки. Снутрс лежит, широко раскинув руки, будто дружески обнимая людей, которых зарубил…
…Ульф и Визимар вихрем врываются в село. На хродомеровом подворье ещё кипит бой, и Визимар, не раздумывая, устремляется в самую гущу. Проехав мимо, Ульф заезжает на двор Аргаспа. Здесь нет чужаков, один только Аргасп, как гусеница, ползает по двору. Спешившись, Ульф подходит к нему, садится рядом на корточки, ласково касается его волос и вдруг мгновенным ударом перерезает ему горло. Затем режет себе руку ножом – щедро, не жалея, – смешивает свою кровь с кровью Аргаспа и мажет себе лицо. Я знаю, что это вандальский обычай. Ульф поднимает чёрное от крови лицо и несколько мгновений сидит неподвижно, вслушиваясь в темноту. Встаёт и, не оборачиваясь, идёт к своей лошади. Ударив лошадь пятками, несётся за хродомерово подворье в сторону кузницы. Из его горла рвётся крик – я никогда прежде такого от Ульфа не слышал. Птицы болотные так иногда кричат. Двое чужаков выскакивают с хродомерова подворья и несутся следом за Ульфом. Один остаётся биться с Визимаром. Этот чужак – великий воин, но Визимар убил его. От жажды мщения изнемогал Визимар – я понимал это. И помчался Визимар Ульфа догонять, но не догнал: навстречу ему вывернули ещё двое, и пал Визимар под их ударами. Не будет больше кузнеца в нашем селе. Не будет больше в праздничный день скакать по селу кузнец, Вотана славя. Ушло вместе с Визимаром уменье его. Среди чужих людей умер Визимар, и я знал, что в последнее мгновение тоска охватила его. В тоске и ушёл в Вальхаллу, а не в радости.
…Лиутпранд все огрызался на чужаков, не подпуская их к себе. Но даже и Лиутпранд начал уставать. Коня под ним убили, и грянулся оземь Лиутпранд. И не встал больше. Длинное чужаково копьё вошло под густую его бороду. И радостно закричал тот, кто убил Лиутпранда, ибо хотел взять себе его доспехи…
…За селом, оставив за спиной хродомерово подворье, Ульф убивал. Ульф убивал, как Тарасмунд, отец наш, пахал: спокойно, аккуратно, выказывая многолетнюю сноровку. Это было единственное, что Ульф умел хорошо делать. Сейчас, пренебрегая своим увечьем, снова держал он два меча. В темноте и тумане и обоими глазами много не наглядишь. Ульф не столько смотрел, сколько слушал. Слушал не только ушами, но всей кожей. Я знал, что Ульф ничего не чувствует, когда падал сражённый им враг. Душа Ульфа была пуста. Теперь я знал это. Мне стало холодно.
Ульф закончил убивать. Прислушался. К селу приближалось человек шесть, и Ульф повернул коня в сторону болот, решив не принимать боя. Мне было очень холодно…
Ульф ехал не спеша, всё время прислушиваясь. И лошадь его пряла ушами. До кузницы оставалось три полёта стрелы, когда лошадь вдруг фыркнула, и тотчас в тумане тоненько заржала лошадь. Ульф приподнялся в седле, шевельнул ноздрями, принюхиваясь, как пёс, и уверенно крикнул что-то на непонятном языке – будто одним горлом кричал. Из тумана отозвались на том же языке – и выехали два страхолюдных всадника. Ульф пустил коня рысью, направляя его между ними. Всадники не успели ещё ничего понять, когда мелькнули два ульфовых меча. У одного страхолюдины отвалилась рука вместе с плечом, второй скорчился в седле, пытаясь поймать выползающие из распоротого живота внутренности.
И снова пустота. Ульф ничего не почувствовал, когда убил этих двоих, – даже удовлетворения. Просто успокоил лошадь и двинулся дальше…
…И видел я дядю Агигульфа с Валамиром, уходящих в сторону дубовой рощи. И их преследовали…
…И знал я, что они уйдут, и потому отвёл глаза…
…Уже светало. Я понял вдруг, что младший сын Тарасмунда по имени Атаульф сидит в норе на косогоре и трясётся от холода и боли. Но это был не я…
…Агигульф-сосед лежит посреди своего двора с разбитой головой. Весь двор покрыт смятым, окровавленным, затоптанным полотном – накануне Фрумо развешивала сушить. Фрумо смотрела на заляпанное полотно, на кровавые пятна, хлопала себя руками по бокам и кудахтала, как курица. И увидел я вдруг, что вовсе не полотно это разбросано по двору – это курицы, зарезанные для большого пира, чтобы порадовать дорогих гостей. А вот и гости дорогие – стоят вокруг Фрумо, радуются угощению, смеются.
Перестав кудахтать, показала Фрумо пальцем на берестяную личину. И снял чужак берестяную личину, отдал её Фрумо. Оказалось под личиной такое лицо, что личина против него куда краше. Плоская морда, на верхней губе редкие усики, щеки в шрамах, будто кожу с них полосками сдирали. И лыбился страхолюдный чужак.
Фрумо ногтем личину поскребла, посмеялась и на себя надела. И стала ходить по двору, напевая. А чужаки за ней ходили, как цыплята за курицей, и с почтением внимали её лепету. И тихо переговаривались между собой. Я понял, что они боятся Фрумо прогневать.
Фрумо вдруг повернулась к ним и показала пальцем на золотой браслет, что у рослого чужака на руке блестел. Чужак отдал ей. Тогда она на пряжку показала. И отдал он ей пряжку. Радостно засмеявшись, подошла Фрумо к мёртвому Агигульфу и стала обряжать его в золото, что подарили ей чужаки. Чужак нахмурился, но перечить не посмел.
А Фрумо села на землю возле своего отца и замахала на чужаков руками, чтобы те уходили.
И уходят чужаки со двора Агигульфа-соседа…
…Хродомер ползёт вниз по косогору. И мнится Хродомеру, что все можно заново начать…
…Двое чужаков поймали Сванхильду. Тащат наверх от реки, в село. Сванхильда брыкается, кричит. Криков не слышно, но я вижу, как открывается и закрывается её рот. У неё в руке нож, но чужаки его отчего-то не замечают. Сванхильда изворачивается и всаживает нож в живот одному из чужаков. Вырывается и бежит…
…Дубовая роща. Зарывшись в кучу палых листьев, прячется здесь Одвульф. Копья при нём нет. Одвульф рыдает и молится, перезабыв со страху все молитвы. Одни только обрывки повторяет, будто взбирается куда-то по верёвке, а верёвка истлевает прямо в руках.
Невдалеке в тумане выводок вепрей. Секач настораживается. Стук копыт – всадники…
…Хродомерово подворье пылает. В колодец падает горящая головня…
…Чужое лицо. Я видел его, когда сидел в норе. Его щеки вымазаны жиром, поверх жира нанесёт углём узор – чёрная спираль. Он стоит возле того, которого убила Сванхильда, и плачет…
…Я вижу Валамира. Он миновал дубовую рощу и в обход села направляется к кузнице. За Валамиром на маленькой мохнатой лошадке едет дядя Агигульф. На Агигульфе одвульфовы портки – те самые, что некогда подарила Одвульфу Гизела. Сам Одвульф в одной рубахе уныло плетётся за лошадкой дяди Агигульфа. Дядя Агигульф то и дело пытается отогнать его. Одвульф трясётся от рыданий.
Я знаю, что дядя Агигульф едва не убил Одвульфа. Только заступничество Валамира и спасло – отбил Валамир уже опускающийся меч. Ибо ярость переполняет дядю Агигульфа. Несправедливо, считает дядя Агигульф, чтобы жил Одвульф, когда Тарасмунд мёртв.
В дубовой роще стоит ещё, задержавшись с ночи, синеватый полумрак, но золотистые кроны уже озарены солнцем…
И вспомнил я о бурге, откуда могла прийти помощь. И увидел я рощу, что выходит на старую римскую дорогу, хотя никогда там прежде не был. В роще лежали Рикимер и Фретила. И увидел я, что не первый день они мертвы – убиты были на обратном пути из села в бург.
Я метнулся взором к бургу и тотчас же увидел мёртвую голову Теодобада на шесте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81