Не в почёте они нынче. А напрасно, ибо оружие страшное и полезное. Только владеть им умение надобно. Чем коварнее оружие, тем больше умения оно требует, сказал Ульф.
Дядя Агигульф на то фыркнул: не оружие это, а игрушка детская. Ульф же отвечал, что топорик этот лёгкий, руку не тянет, а бросить его можно на далёкое расстояние и неожиданно. На щит такой топорик поймать нетрудно, но бывает и так, что оказывается он весьма полезным. Тут все от обстоятельств зависит и от умения.
И уговорил дядю Агигульфа. Советов Ульфа все слушали. Ульф только себе присоветовать не мог; другим же хорошие советы давал.
И сказал ещё Агигульфу Ульф, что покажет ему, как топориком действовать. Терпения много понадобится Агигульфу, чтобы научиться как следует метать его.
Как решили, так и сделали. Отработал Агигульф у Визимара; а как топорик метательный сделать, про то Ульф Визимару рассказал во всех подробностях.
Ульф ещё сызмальства у Визимара в кузнице просиживал, так что знали друг друга хорошо. Тянуло Ульфа к тайнам кузнечным.
Топорик получился на славу. Тут Ульф в новый поход ушёл, а Агигульф дома остался, потому что так дедушка велел. С топориком дядя Агигульф не расставался, при себе носил. Холил и лелеял, как мать дитя.
Запала мысль дяде Агигульфу надпись магическую на топорике сделать: «Пью кровь».
В нашем селе грамоту знает один только человек – годья Винитар.
Когда Агигульф с просьбой своей пришёл и от работы Винитара оторвал, рассвирепел годья и крестом деревянным огрел Агигульфа. Чего захотел! Чтобы надпись языческую да греховную на оружии ему вывел!
Пока Агигульф ноги уносил, годья вслед ему орал:
– Велено было возлюбить ближнего своего!
И крестом угрожающе потрясал.
Годья человек кроткий, но не любит, когда Бога Единого обижают, заповеди Доброго Сына нарушают.
Стал тогда думать Агигульф, как бы ему в бург выбраться, где тоже люди были, грамоте знающие. Пошёл тогда на военную хитрость Агигульф. На охоту он отправился и оленя взял. После же хмурость на лицо напустил и сказал Рагнарису, что сон ему был: оленя Теодобаду отвезти надо. Дедушка спрашивал своих богов, так ли это, и боги подтвердили: да, так. Я думаю, боги помогли дяде Агигульфу в его хитрости, потому что дядя Агигульф – их любимец.
И повёз Агигульф оленя в бург.
Пока дружинники оленя ели, нашёл Агигульф человека, который писать умел и не посчитал, что надпись «Пью кровь» на топорике так уж обижает Бога Единого. Начертал слова эти для дяди Агигульфа; Агигульф в тот же день на рукояти надлежащие знаки вырезал:
...
DRAGKA BLOTH
И вернулся из бурга с надписью на рукояти.
Эту надпись дядя Агигульф нам с Гизульфом часто показывал. Рассказывал, что вырезывание знаков было великим таинством.
Глубокой ночью, в новолуние, горели кругом костры. В круге костров сидел дядя Агигульф один и вырезал знаки; только звезды свидетелями были; дружина же Теодобадова за пределами круга стояла, от ужаса млея. И даже Теодобад стоял и ликом бледен был.
После жертвы принялся дядя Агигульф приносить кровавые. Теодобад дал дяде Агигульфу десять пленных герулов и десять гепидов, в рабство обращённых, и десять иных рабов. И убил их дядя Агигульф; кровью же их костры те загасили. Топором «Пью-Кровь» убил. После того стал топор этот непобедимым и против герулов, и против гепидов, и против иных врагов.
Много раз помогал «Пью-Кровь» дяде Агигульфу, много раз жизнь его спасал. Рассказывал дядя Агигульф, что однажды, устав от опеки Рагнариса, который, как наседка над цыплятами, над ним, Агигульфом, кудахчет, от скуки изнемогая, решил на север прогуляться.
На севере же, в двадцати днях пути, два племени живут, на диво злобные и свирепые. Между этими племенами поле есть и на поле том, ни на миг не прекращаясь, и днём, и ночью битва кровавая кипит. Племена же те обширны, и воины могучие там не переводятся.
Спросили мы с Гизульфом, какого языка те племена. Дядя Агигульф ответил, что племена эти столь свирепы, что и языка не имеют, а только рычат от ярости, пеной исходя. Но дядя Агигульф уже не раз там был и умеет с ними объясняться, длинные беседы яростным рыком ведя. Ибо словоохотлив тамошний народ, медовухи испив.
Вот дядя Агигульф и поехал к вождю одного из этих племён – медовухи попить и в ратной потехе участие принять.
Семь дней ехал от села на север и ещё семь; на восьмой же в местности оказался холмистой, где было много камней и больших валунов. И вдруг обступили дядю Агигульфа со всех сторон великаны, из земли выпрастываясь. Подумал было дядя Агигульф, что погибель его пришла.
Стали великаны валунами громадными кидаться. Много было великанов, а он, дядя Агигульф, один. Валуны справа, слева, сзади, спереди так и свистят. От ударов земля содрогается. Великаны ревут – куда тем свирепым вождям, к которым дядя Агигульф в гости ехал! Вдесятеро громче ревут.
Конь под ним начал дрожать, на задние ноги приседая, и чувствовал дядя Агигульф: вот-вот понесёт конь.
Тут-то и пригодился метательный топорик. Метнул его дядя Агигульф и прямо промеж глаз угодил самому большому, страшному великану – он у прочих великанов за военного вождя был. Пал тот замертво и не шевелился более.
Остальные же великаны устрашились и под землю попрятались. Вырвал свой топорик дядя Агигульф из головы мёртвого великана и дальше поехал.
Без помех до места добрался, медовухи испил, новостями обменялся, от рычания охрипнув, в ратной потехе поучаствовал, стену трупов вокруг себя нагромоздя, и назад себе домой поехал.
Как проезжал через край тех великанов, ни один из них и не пикнул. Под землёй от него, дяди Агигульфа, хоронились. От убиенного великана-вождя только костяк остался – стервятники растащили. Стервятники там не в пример нашим громадные.
Дядя Агигульф, бывало, как пива выпьет, так зовёт нас с братом Гизульфом и драться стравливает. Кто победит, тому позволяет топорик «Пью-Кровь» в дерево кинуть. Гизульф всегда меня побивает. Но когда-нибудь и я его побью.
А топорик кидать Гизульф не умеет.
Сейчас такого топорика у нас в селе уже не сделать, потому что Визимар от чумы умер.
СТАРАЯ КУЗНИЦА
До чумы в нашем селе был кузнец. Кузница и сейчас стоит, кузнец же умер. Я помню нашего кузнеца, хотя был совсем мал, когда кузнец жил. Я боялся его, потому что ликом чёрен он был, а глаза, волосы, борода были у него белые. Волосом, помню, буен был, шею имел бычью, ручищи огромные. Волосы обрезал, не в пример остальным, и ремешок на голове носил – длинными патлами у горна не помашешь. Вмиг займутся.
Я потом только узнал, что кузнец тоже готом был, как и мы, и верить не хотел, все думал, что он из тех подземных великанов, о которых дядя Агигульф любит рассказывать.
Помню, как к нам в дом он заходил и с Рагнарисом о чём-то беседовал. Точно гудело что-то в доме.
Звали кузнеца Визимар. Родом он из того села был, что по ту сторону бурга, если от нас глядеть. В том селе много родни нашей матери Гизелы, но кузнец нам не родич.
Кузница не в селе стоит, а поодаль, вверх по реке. Дедушка Рагнарис говорит, что кузнецы всегда поодаль от села селятся и ничто им не страшно, ибо они близко знаются с Вотаном. И поверье есть, что если кузнеца убить, то это навлечёт проклятие на весь род – разгневается Вотан. А Вотан долго гневается, порой дети внуками сменятся, а он все сердит и не успокоится, пока весь род не изведёт.
От того места, где мы глину для обмазки домов берём, она видна. Точнее, то, что осталось от неё, ибо с тех пор, как Визимар умер, другого кузнеца близ села нет.
Есть кузнец в том селе, откуда дедушка Рагнарис родом, но мы в то село не ходим, а за лемехами, ножами, серпами в бург ездим. В бурге они дороже стоят, потому что кузнецы там лучше и заносчивее, но дедушка Рагнарис говорит: лучше больше отдать, но с поднятой головой ходить, чем ради малого сбережения принижаться. И если сломается что, тоже в бург едем.
В бурге кузнецы хорошие, спору нет, но и Визимар не уступал им. В том селе, откуда дедушка родом, мечи ковать да закаливать не умели. И посейчас не умеют. А вот Визимар умел. Только брался, говорят, неохотно. Мудрёное это дело.
В наше село Визимар пришёл, когда Алариха, старого военного вождя, уже убили и Теодобад, сын Алариха, военным вождём стал. Визимар там сел, где и в прежние времена кузница стояла. Подновил её и жить начал. Жил один, к себе никого не брал, ни женщин, ни рабов. Поведения был степенного, а нрава незлого, но необщительного.
В селе его почти и не видели. Только иногда к Хродомеру и дедушке Рагнарису захаживал.
Тарасмунд рассказывал, что только раз в году веселился кузнец – правда, от души, богатырским весельем, – на зимнем празднике, когда солнце на лето поворачивает. Ставили в селе большое чучело зимы из прошлогодней соломы, и кузнец молотом сокрушал это чучело; после же, козлом нарядясь, везде по дворам скакал и Вотана неистово славил.
Обычай этот старейшины наши из прежнего своего села принесли, а у нас прижился.
Потом, когда кузнеца не стало, наш дядя Агигульф стал козлом наряжаться. Любо-дорого смотреть, как дядя Агигульф рядится в козла, потому что он перед тем сажей лицо мажет.
Дедушка Рагнарис всегда ворчит, что с Визимаром оно лучше было, ибо кузнец был настоящий и обычай правильно блюл, с умом скакал, а не как козёл.
Хотя бы нынешний праздник вспомнить, когда дядя Агигульф, разгорячась, во двор к годье заскочил, неистово Вотана славя. Годья же смутился и не знал, что делать, ибо обычай был дедовский и обижать все село не хотел. Столбом стоял. И Одвульф стоял рядом. Один только пёс дворовый годьи Винитара не стоял и без всякого позора для себя и села нашего дядю Агигульфа со двора изгнал.
Только раз в году и радовался кузнец тот Визимар, остальное же время будто угнетало его что-то и оттого был он как бы печален.
Уже потом, когда мы с Гизульфом подросли, а кузнеца не было в живых, рассказал нам дедушка, как все с этим Визимаром вышло.
У Визимара в роду были кузнецы. Самого Визимара тоже кузнецом сделать хотели и даже отдали в учение брату матери его, который слыл в бурге отменным кузнецом.
Пожив в бурге, решил Визимар воином стать, а ремесло оставить. Увлекало его буйство дружинное. Когда Аларих, наш военный вождь, в поход свой славнейший на аланов пошёл, в котором сложили голову и сам Аларих, и половина дружины его, Визимар тоже с Аларихом пошёл. Не хотел Аларих его брать, но умолил его Визимар.
И согласился, наконец, Аларих и взял его с собой.
В стычках с аланами удальцом себя показал Визимар. Перед более опытными воинами выхвалялся и потому безрассуден был.
Покуда за аланами гонялись, пощипали заодно и несколько сел вандальских (не тех, откуда Велемуд и родичи его, а других, дальних).
Те вандалы дружественны аланам были, а с нами, даже когда не враждовали, дружбы не водили. В набегах на села эти особенную доблесть Визимар показывал.
Несколько дней Аларих преследовал аланов. Наконец, в полудне пути от нашего села, по ту сторону реки, решили аланы бой принять.
Сошлись с аланами в бою. С обеих сторон много воинов было.
Визимар Алариху глянулся. Зная, однако, что нрав у юнца безрассудный, и не желая терять его, поставил Визимара Аларих позади более опытных воинов.
Ударили аланы. Сплошной лавой с дикими криками понеслись. Кони громадные и всадники громадные. Копья тяжеленные. Смяли готские ряды, вдавили передние ряды в задние, чтобы свалку затеять. И оказался Визимар рядом с Аларихом.
Слева от него оказался Визимар. И надо такому было случиться, что именно со стороны Визимара ударило Алариха копьё аланское. Не успел отразить его Визимар, хотя и находился рядом, так что мог щитом отбить. Аларих от удара с коня упал и под копытами умер.
Произошла беда на глазах ближайших соратников Алариха, верной его дружины. Уже тогда понял Визимар, что не быть ему дружинником, и ярость свою умножив, изрубил множество врагов.
В конце концов, одолели готы аланов и многих взяли в плен. Стали убитых собирать и плач великий подняли, когда нашли изуродованное тело вождя своего.
Визимар же исчез. Ни среди мёртвых не было, ни среди живых. Те, кто видел, как погиб Аларих, говорили, что от позора Визимар бежал и что лучше бы быть ему сейчас мёртвым, чем живым. Другие же, помнившие, как он бился, возражали.
Дедушка Рагнарис в той битве не сражался, потому что единоборствовал с вутьей Арбром.
Ещё давно говорил Аларих, что любо ему село наше и холм, что за нашим селом стоит. Говорил, что всегда хотелось бы ему в этом холме спать. Ибо знатная охота в этих краях водилась и часто охотился здесь Аларих. Село же наше всегда опорой Алариху было во всех делах его. А старейшины – Хродомер и Рагнарис – давние друзья алариховы. Да и с иными не одно лето ходил в походы.
Оттого привезли убитого Алариха в наше село, в нашем селе оплакали и погребли, стравой почтив, а курган на холме насыпали, холм возвысив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Дядя Агигульф на то фыркнул: не оружие это, а игрушка детская. Ульф же отвечал, что топорик этот лёгкий, руку не тянет, а бросить его можно на далёкое расстояние и неожиданно. На щит такой топорик поймать нетрудно, но бывает и так, что оказывается он весьма полезным. Тут все от обстоятельств зависит и от умения.
И уговорил дядю Агигульфа. Советов Ульфа все слушали. Ульф только себе присоветовать не мог; другим же хорошие советы давал.
И сказал ещё Агигульфу Ульф, что покажет ему, как топориком действовать. Терпения много понадобится Агигульфу, чтобы научиться как следует метать его.
Как решили, так и сделали. Отработал Агигульф у Визимара; а как топорик метательный сделать, про то Ульф Визимару рассказал во всех подробностях.
Ульф ещё сызмальства у Визимара в кузнице просиживал, так что знали друг друга хорошо. Тянуло Ульфа к тайнам кузнечным.
Топорик получился на славу. Тут Ульф в новый поход ушёл, а Агигульф дома остался, потому что так дедушка велел. С топориком дядя Агигульф не расставался, при себе носил. Холил и лелеял, как мать дитя.
Запала мысль дяде Агигульфу надпись магическую на топорике сделать: «Пью кровь».
В нашем селе грамоту знает один только человек – годья Винитар.
Когда Агигульф с просьбой своей пришёл и от работы Винитара оторвал, рассвирепел годья и крестом деревянным огрел Агигульфа. Чего захотел! Чтобы надпись языческую да греховную на оружии ему вывел!
Пока Агигульф ноги уносил, годья вслед ему орал:
– Велено было возлюбить ближнего своего!
И крестом угрожающе потрясал.
Годья человек кроткий, но не любит, когда Бога Единого обижают, заповеди Доброго Сына нарушают.
Стал тогда думать Агигульф, как бы ему в бург выбраться, где тоже люди были, грамоте знающие. Пошёл тогда на военную хитрость Агигульф. На охоту он отправился и оленя взял. После же хмурость на лицо напустил и сказал Рагнарису, что сон ему был: оленя Теодобаду отвезти надо. Дедушка спрашивал своих богов, так ли это, и боги подтвердили: да, так. Я думаю, боги помогли дяде Агигульфу в его хитрости, потому что дядя Агигульф – их любимец.
И повёз Агигульф оленя в бург.
Пока дружинники оленя ели, нашёл Агигульф человека, который писать умел и не посчитал, что надпись «Пью кровь» на топорике так уж обижает Бога Единого. Начертал слова эти для дяди Агигульфа; Агигульф в тот же день на рукояти надлежащие знаки вырезал:
...
DRAGKA BLOTH
И вернулся из бурга с надписью на рукояти.
Эту надпись дядя Агигульф нам с Гизульфом часто показывал. Рассказывал, что вырезывание знаков было великим таинством.
Глубокой ночью, в новолуние, горели кругом костры. В круге костров сидел дядя Агигульф один и вырезал знаки; только звезды свидетелями были; дружина же Теодобадова за пределами круга стояла, от ужаса млея. И даже Теодобад стоял и ликом бледен был.
После жертвы принялся дядя Агигульф приносить кровавые. Теодобад дал дяде Агигульфу десять пленных герулов и десять гепидов, в рабство обращённых, и десять иных рабов. И убил их дядя Агигульф; кровью же их костры те загасили. Топором «Пью-Кровь» убил. После того стал топор этот непобедимым и против герулов, и против гепидов, и против иных врагов.
Много раз помогал «Пью-Кровь» дяде Агигульфу, много раз жизнь его спасал. Рассказывал дядя Агигульф, что однажды, устав от опеки Рагнариса, который, как наседка над цыплятами, над ним, Агигульфом, кудахчет, от скуки изнемогая, решил на север прогуляться.
На севере же, в двадцати днях пути, два племени живут, на диво злобные и свирепые. Между этими племенами поле есть и на поле том, ни на миг не прекращаясь, и днём, и ночью битва кровавая кипит. Племена же те обширны, и воины могучие там не переводятся.
Спросили мы с Гизульфом, какого языка те племена. Дядя Агигульф ответил, что племена эти столь свирепы, что и языка не имеют, а только рычат от ярости, пеной исходя. Но дядя Агигульф уже не раз там был и умеет с ними объясняться, длинные беседы яростным рыком ведя. Ибо словоохотлив тамошний народ, медовухи испив.
Вот дядя Агигульф и поехал к вождю одного из этих племён – медовухи попить и в ратной потехе участие принять.
Семь дней ехал от села на север и ещё семь; на восьмой же в местности оказался холмистой, где было много камней и больших валунов. И вдруг обступили дядю Агигульфа со всех сторон великаны, из земли выпрастываясь. Подумал было дядя Агигульф, что погибель его пришла.
Стали великаны валунами громадными кидаться. Много было великанов, а он, дядя Агигульф, один. Валуны справа, слева, сзади, спереди так и свистят. От ударов земля содрогается. Великаны ревут – куда тем свирепым вождям, к которым дядя Агигульф в гости ехал! Вдесятеро громче ревут.
Конь под ним начал дрожать, на задние ноги приседая, и чувствовал дядя Агигульф: вот-вот понесёт конь.
Тут-то и пригодился метательный топорик. Метнул его дядя Агигульф и прямо промеж глаз угодил самому большому, страшному великану – он у прочих великанов за военного вождя был. Пал тот замертво и не шевелился более.
Остальные же великаны устрашились и под землю попрятались. Вырвал свой топорик дядя Агигульф из головы мёртвого великана и дальше поехал.
Без помех до места добрался, медовухи испил, новостями обменялся, от рычания охрипнув, в ратной потехе поучаствовал, стену трупов вокруг себя нагромоздя, и назад себе домой поехал.
Как проезжал через край тех великанов, ни один из них и не пикнул. Под землёй от него, дяди Агигульфа, хоронились. От убиенного великана-вождя только костяк остался – стервятники растащили. Стервятники там не в пример нашим громадные.
Дядя Агигульф, бывало, как пива выпьет, так зовёт нас с братом Гизульфом и драться стравливает. Кто победит, тому позволяет топорик «Пью-Кровь» в дерево кинуть. Гизульф всегда меня побивает. Но когда-нибудь и я его побью.
А топорик кидать Гизульф не умеет.
Сейчас такого топорика у нас в селе уже не сделать, потому что Визимар от чумы умер.
СТАРАЯ КУЗНИЦА
До чумы в нашем селе был кузнец. Кузница и сейчас стоит, кузнец же умер. Я помню нашего кузнеца, хотя был совсем мал, когда кузнец жил. Я боялся его, потому что ликом чёрен он был, а глаза, волосы, борода были у него белые. Волосом, помню, буен был, шею имел бычью, ручищи огромные. Волосы обрезал, не в пример остальным, и ремешок на голове носил – длинными патлами у горна не помашешь. Вмиг займутся.
Я потом только узнал, что кузнец тоже готом был, как и мы, и верить не хотел, все думал, что он из тех подземных великанов, о которых дядя Агигульф любит рассказывать.
Помню, как к нам в дом он заходил и с Рагнарисом о чём-то беседовал. Точно гудело что-то в доме.
Звали кузнеца Визимар. Родом он из того села был, что по ту сторону бурга, если от нас глядеть. В том селе много родни нашей матери Гизелы, но кузнец нам не родич.
Кузница не в селе стоит, а поодаль, вверх по реке. Дедушка Рагнарис говорит, что кузнецы всегда поодаль от села селятся и ничто им не страшно, ибо они близко знаются с Вотаном. И поверье есть, что если кузнеца убить, то это навлечёт проклятие на весь род – разгневается Вотан. А Вотан долго гневается, порой дети внуками сменятся, а он все сердит и не успокоится, пока весь род не изведёт.
От того места, где мы глину для обмазки домов берём, она видна. Точнее, то, что осталось от неё, ибо с тех пор, как Визимар умер, другого кузнеца близ села нет.
Есть кузнец в том селе, откуда дедушка Рагнарис родом, но мы в то село не ходим, а за лемехами, ножами, серпами в бург ездим. В бурге они дороже стоят, потому что кузнецы там лучше и заносчивее, но дедушка Рагнарис говорит: лучше больше отдать, но с поднятой головой ходить, чем ради малого сбережения принижаться. И если сломается что, тоже в бург едем.
В бурге кузнецы хорошие, спору нет, но и Визимар не уступал им. В том селе, откуда дедушка родом, мечи ковать да закаливать не умели. И посейчас не умеют. А вот Визимар умел. Только брался, говорят, неохотно. Мудрёное это дело.
В наше село Визимар пришёл, когда Алариха, старого военного вождя, уже убили и Теодобад, сын Алариха, военным вождём стал. Визимар там сел, где и в прежние времена кузница стояла. Подновил её и жить начал. Жил один, к себе никого не брал, ни женщин, ни рабов. Поведения был степенного, а нрава незлого, но необщительного.
В селе его почти и не видели. Только иногда к Хродомеру и дедушке Рагнарису захаживал.
Тарасмунд рассказывал, что только раз в году веселился кузнец – правда, от души, богатырским весельем, – на зимнем празднике, когда солнце на лето поворачивает. Ставили в селе большое чучело зимы из прошлогодней соломы, и кузнец молотом сокрушал это чучело; после же, козлом нарядясь, везде по дворам скакал и Вотана неистово славил.
Обычай этот старейшины наши из прежнего своего села принесли, а у нас прижился.
Потом, когда кузнеца не стало, наш дядя Агигульф стал козлом наряжаться. Любо-дорого смотреть, как дядя Агигульф рядится в козла, потому что он перед тем сажей лицо мажет.
Дедушка Рагнарис всегда ворчит, что с Визимаром оно лучше было, ибо кузнец был настоящий и обычай правильно блюл, с умом скакал, а не как козёл.
Хотя бы нынешний праздник вспомнить, когда дядя Агигульф, разгорячась, во двор к годье заскочил, неистово Вотана славя. Годья же смутился и не знал, что делать, ибо обычай был дедовский и обижать все село не хотел. Столбом стоял. И Одвульф стоял рядом. Один только пёс дворовый годьи Винитара не стоял и без всякого позора для себя и села нашего дядю Агигульфа со двора изгнал.
Только раз в году и радовался кузнец тот Визимар, остальное же время будто угнетало его что-то и оттого был он как бы печален.
Уже потом, когда мы с Гизульфом подросли, а кузнеца не было в живых, рассказал нам дедушка, как все с этим Визимаром вышло.
У Визимара в роду были кузнецы. Самого Визимара тоже кузнецом сделать хотели и даже отдали в учение брату матери его, который слыл в бурге отменным кузнецом.
Пожив в бурге, решил Визимар воином стать, а ремесло оставить. Увлекало его буйство дружинное. Когда Аларих, наш военный вождь, в поход свой славнейший на аланов пошёл, в котором сложили голову и сам Аларих, и половина дружины его, Визимар тоже с Аларихом пошёл. Не хотел Аларих его брать, но умолил его Визимар.
И согласился, наконец, Аларих и взял его с собой.
В стычках с аланами удальцом себя показал Визимар. Перед более опытными воинами выхвалялся и потому безрассуден был.
Покуда за аланами гонялись, пощипали заодно и несколько сел вандальских (не тех, откуда Велемуд и родичи его, а других, дальних).
Те вандалы дружественны аланам были, а с нами, даже когда не враждовали, дружбы не водили. В набегах на села эти особенную доблесть Визимар показывал.
Несколько дней Аларих преследовал аланов. Наконец, в полудне пути от нашего села, по ту сторону реки, решили аланы бой принять.
Сошлись с аланами в бою. С обеих сторон много воинов было.
Визимар Алариху глянулся. Зная, однако, что нрав у юнца безрассудный, и не желая терять его, поставил Визимара Аларих позади более опытных воинов.
Ударили аланы. Сплошной лавой с дикими криками понеслись. Кони громадные и всадники громадные. Копья тяжеленные. Смяли готские ряды, вдавили передние ряды в задние, чтобы свалку затеять. И оказался Визимар рядом с Аларихом.
Слева от него оказался Визимар. И надо такому было случиться, что именно со стороны Визимара ударило Алариха копьё аланское. Не успел отразить его Визимар, хотя и находился рядом, так что мог щитом отбить. Аларих от удара с коня упал и под копытами умер.
Произошла беда на глазах ближайших соратников Алариха, верной его дружины. Уже тогда понял Визимар, что не быть ему дружинником, и ярость свою умножив, изрубил множество врагов.
В конце концов, одолели готы аланов и многих взяли в плен. Стали убитых собирать и плач великий подняли, когда нашли изуродованное тело вождя своего.
Визимар же исчез. Ни среди мёртвых не было, ни среди живых. Те, кто видел, как погиб Аларих, говорили, что от позора Визимар бежал и что лучше бы быть ему сейчас мёртвым, чем живым. Другие же, помнившие, как он бился, возражали.
Дедушка Рагнарис в той битве не сражался, потому что единоборствовал с вутьей Арбром.
Ещё давно говорил Аларих, что любо ему село наше и холм, что за нашим селом стоит. Говорил, что всегда хотелось бы ему в этом холме спать. Ибо знатная охота в этих краях водилась и часто охотился здесь Аларих. Село же наше всегда опорой Алариху было во всех делах его. А старейшины – Хродомер и Рагнарис – давние друзья алариховы. Да и с иными не одно лето ходил в походы.
Оттого привезли убитого Алариха в наше село, в нашем селе оплакали и погребли, стравой почтив, а курган на холме насыпали, холм возвысив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81