Присоветовал Лиутару Велемуда послать.
Лиутар так и поступил, о чём нам всем хорошо известно от самого Велемуда. Велемуд потом многословно рассказывал, как у родичей своих готов гостевал. Как оленя могучего взял, хвалился. Родичами своими хвастал. Для каждого доброе слово нашёл. Так всех расписал, что Ульф едва узнавал своих близких.
Поведал Велемуд, как хотели доблестного Агигульфа на придурковатой Фрумо женить. Ужасались вандалы свирепости готских нравов, добавил Ульф, усмехаясь.
Ульф как раз возвратился к Вильзису, когда Велемуд от Теодобада приехал. Ульф ради новостей приехал. А после обратно в бург отправился. Велемуду же обещал, что к жатве вернётся. И своим обещал.
Однако вернуться к жатве не удалось. Как из-под земли снова появились те чужаки и наводнили все окрестности. То тут, то там их видели. И справа, и слева от бурга появлялись. Лиутар никого щадить не велел; ну и не щадили.
Ульф Лиутару говорил (и Лиутар был с ним согласен), что все эти отряды, с которыми сражаются вандалы, – лишь небольшая часть того чужакова племени. Узнать бы, где ядро племени, где скарб, где скот, где женщины и дети, – вот куда бы ударить всей силой. Корни бы их вырвать, а не ветки одну за другой обрубать.
Ибо пока ядро племени живо, не будет покоя.
Повадку чужаков уже хорошо изучил Ульф. Наскочат, село сожгут, жителей перебьют и исчезнут. Будто новь под пашню корчуют. Вытесняли вандалов с этой земли.
В стычках заметно было, что вандальская дружина сильнее пришлых – видать, отощали чужаки на подножном корму.
Время жатвы подступило. Пора было Ульфу назад, к Велемуду, ехать. А тут как назло объявился большой отряд тех чужаков. Возле самого бурга объявился и все силы на себя стянул. Не поспел Ульф к жатве.
Отряд тот в конце концов в ловушку заманили и истребили до последнего человека. Но и Лиутар потерял немало дружинников.
Ульф к Велемуду рвётся. Лиутар его отпускать не хочет – каждый воин на счёту, а таких, как Ульф, и вовсе мало. Под началом Ульфа к тому времени уже две дюжины воинов ходило.
Все чаще обращался мыслями Лиутар к Теодобаду, готскому военному вождю. Когда Велемуд к Теодобаду ездил по весне, казалось – все, ушли чужаки. Сгинули. Ныне же вновь появились – и многочисленней, злей прежнего. Может так статься, с готами объединяться придётся, чтобы чужаков одолеть. Или с гепидами. Но с Оганом-Солеваром остерегался Лиутар на союз идти. Сожрёт Оган и не подавится.
Конечно, проще всего было бы с аланами чужаков изгнать. Давний союз был у вандалов с аланами. Надёжный. У Лиутара жена аланка. Но аланы откочевали куда-то. Где они теперь? Ищи ветра в поле.
Так что лучше Теодобада сейчас никого Лиутару не найти.
Так рассуждал Лиутар, сын Эрзариха: вандалам с чужаками не справиться. Если и одолеет он, Лиутар, чужаков, то очень большой кровью, а этого Лиутар не хотел. Изрушит народ такая победа и не восстановится народ, расточится. А на Теодобада чужаки насядут – изведут Теодобада. Стало быть, и Теодобада такая же дума гложет. Если, конечно, дошла уже до Теодобада недобрая весть о чужаках.
А если не дошла – донести нужно. Посланец же таков должен быть, чтобы вера ему была от Теодобада полная. Не Велемуд, который ловок красные речи говорить и острые углы закруглять. Зол и яростен должен быть вестник, сам дыханием битв с чужаками опалённый. Не по наслышке о тех битвах знать должен.
Нет у Лиутара среди всех дружинников его лучшего посланца, чем Ульф-гот. Знал Лиутар и то, что в почёте у Теодобада род ульфов. Родством же ульфов род со славным вандальским родом Вильзиса связан.
Так рассуждал Лиутар, сын Эрзариха, вождь.
А с чужаками расправимся, продолжал Лиутар, – там и до гепидов дело дойдёт. Вдвоём с Теодобадом раздавим надменного Огана-Солевара.
И к Ульфу с тем подступился. Поезжай, мол, Ульф к Теодобаду, старые обиды забудь.
А Ульф на своём стоит: хочу в село съездить, своих повидать – брата своего Велемуда, сына Вульфилу, жену свою Гото. Так объяснил, что сердце у него не на месте и сны дурные снятся.
А сны и вправду дурные снились. Снилось Ульфу, будто он – как Атаульф нынче (то есть, как я), лет десяти или двенадцати. Будто потерял отец его Рагнарис нож с красивой костяной рукояткой. Потерял и на Ульфа подумал – что Ульф этот нож взял.
А Ульф ножа не брал и отрекался от обвинения. Но Рагнарис и слушать не стал, изругал и высек.
Ульф обиделся на отца своего, ушёл далеко из села, в дубовую рощу, и там всю ночь просидел. Страшно в роще было, ветер в дубах разговаривал, вепри под землёй копошились, кто-то звал Ульфа на разные голоса.
Наутро возвратился Ульф домой. Рагнарис к тому времени пропажу нашёл, но Ульфу ни слова не сказал.
Седмицу целую потом с Ульфом не разговаривал.
Когда Ульф про это рассказывал, дедушка Рагнарис нахмурился и сказал, что не помнит такого случая.
От этого сна тревога вошла в сердце Ульфа.
И рассказал он о печали своей Лиутару, сыну Эрзариха. Все, как есть, ему поведал: и про отца своего, и про брата старшего Тарасмунда, и про Теодобада. И о том, как ушёл от Теодобада и от Тарасмунда.
А Лиутар Ульфу свои печали излил. И про чужаков, и про вандалов, и про Теодобада-гота, и про Огана-Солевара. Помощи ульфовой просил.
Переступил через себя Ульф и согласился к Теодобаду посланцем от вандалов ехать. Но прежде в село вандальское, к Велемуду, поехал.
Поехал, да только села не нашёл.
Не было больше села.
Где прежде жили, там одно пепелище.
Ульф много повидал, потому сразу всех хоронить не стал – знал, что кто-нибудь да спасся. Закрыл сердце на засов и искать отправился.
У здешних вандалов обычай был – возле сел потайные места устраивать. Велемуд Ульфу кое-какие из этих мест показал, какие сам знал. Говорил Велемуд: ежели что стрясётся, там хоронись с женой и ребятишками. Местность же возле вандальского села более лесистая, чем у нас, – есть, где спрятаться.
В одном из убежищ и обнаружил Ульф несколько человек. Ни Гото, ни Вульфилы, ни Хильдегунды с младенцем, ни Велемуда, ни Вильзиса среди тех не было. Филимер только был. Тот как Ульфа завидел, так с криком к нему побежал.
Кузнец был – Визимар, девушка эта – Арегунда. И ещё несколько, мужчины и женщины, одна с ребёнком. Всего же набралось не более десяти.
Визимар у них за предводителя был. Визимар Ульфа хорошо знал. Знал он, что Ульф у Лиутара десятник, и потому начальствовать ему передал.
Визимар Ульфу сказал, что родни его никого не осталось – всех перебили, кроме ульфова племянника, Филимера.
Ульф спросил, искали ли в других убежищах. Потому что знал – не одно здесь убежище было. Но Ульфу сказали, что искали везде и никого в живых нет.
Но и тогда Ульф не захотел верить. И спросил, видел ли кто, как погибли его родичи.
Та девушка Арегунда сказала, что своими глазами все видела, ибо по соседству жила.
Ульф нам сказал, что завтра Арегунда сама обо всём поведает, если нам слушать охота. Его же, Ульфа, при том не было. Не в ульфовом обычае брехать про то, чего не видел.
Когда Арегунда Ульфу все рассказала, он больше о родне своей говорить не стал, а вместо того с Визимаром-кузнецом обсуждать начал, как лучше до бурга лиутарова добраться. Решено было село сожжённое обойти и, далеко на закат забрав, через край земель гепидов Огана пройти.
На том и порешили.
Как решили, так и пошли. Когда уже недалеко от бурга были, в полудне перехода, увидели, что чужаки повсюду. Разлились, как вешние воды.
Там спор у беглецов вышел: часть оставшихся хотела к бургу дальше идти; другие, в том числе и Ульф с Визимаром, удерживали их. Коли на полночь от бурга чужаки кишат, то что под самым бургом делается?
Однако не хотели слушать Визимара с Ульфом. Ему, Ульфу, ещё и пеняли – мол, не тебе, готу, нам указывать, как на нашей земле себя вести.
И разделились беглецы. Большая часть к бургу пошла. И женщины с детьми, какие были, тоже к бургу пошли, только Арегунда осталась.
На Арегунду в их селе как на дурную смотрели – виданое ли дело, чтобы девка с мужиками равнялась!
А Визимар-кузнец с Ульфом и Арегунда к бургу не пошли. Ульф недаром всю зиму с этими чужаками воевал. Он-то и предложил на полночь идти, к Теодобаду. Спутникам своим, какие Ульфа послушались, сказал: в моё село пойдём, там жить будем. И добавил, что слово заветное у него есть для готских старейшин.
Дедушка Рагнарис тут спросил недоверчиво, какую ещё хитрость Ульф измыслил и что за слово такое заветное. На то Ульф ответил:
– Что кузнеца в село привёл и что Визимаром кузнеца того зовут.
Визимар Ульфу не поверил. Все говорил, что к гепидам надо бы идти. Но Ульф сказал, что у гепидов все будем как скамары безродные, а в готском селе он, Ульф, за прочих поручиться может.
И пошли втроём; мальца же Филимера с собой взяли, ибо иной родни у Филимера не осталось.
Трудно шли. Несколько раз в стычке побывали. В последней Ульфа стрела достала – лучники у чужаков хорошие, не в пример нашим. Хорошо ещё, что только по рёбрам чиркнула. Больно, хотя не опасно. Не повезло.
Тут дедушка хмыкнул. Когда такое было, чтобы везло Ульфу! И то диво, что вообще дошли.
Ульф первым делом в бург, к Теодобаду явился. Через обиду свою переступил и Теодобаду не дал старое поминать. Сразу о том заговорил, как село вандальское спалили. Про Лиутара рассказал, про то, как зиму провели. Не утаил и того, о чём думал: наверняка пал уже бург лиутаров, так что с полудня никто сейчас Теодобада от чужаков не прикрывает.
Про чужаков рассказал всё, что знал. Каковы в бою, какие хитрости в обыкновении имеют.
Выслушал его Теодобад, дружину созвал. Дружинники как Ульфа увидели, да ещё с такими спутниками – с кузнецом-вандалом, с девкой бесноватой и с мальцом, который от Ульфа ни на шаг не отходил, – смеяться стали, пальцами показывать.
Теодобад рявкнул на них, замолчать велел и слушать, что Ульф скажет. И попросил Ульфа ещё раз все то повторить, что только что ему говорил.
Ульф повторил.
Дружинники задумались. Вопросы Ульфу задавать стали. Отвечали попеременно то Ульф, то Визимар-кузнец.
Говорили о том, что старейшин из разных сел в бурге собрать нужно на большой тинг. Дозоры выслать на полдень надо. Чужаков понять пытались, думали, как они себя поведут. И так, и так прикидывали – всяко плохо получается. Неладно ещё, что чужаки иного языка, поди догадайся, как у них мысли текут.
Земли вандальские они к осени захватили; от урожая зиму прокормиться могут. На то и расчёт шёл. Может быть, эту зиму в бурге лиутаровом проведут, а на готские земли пока не сунутся. Холода на носу.
Другие дружинники возражали. А может быть, и дальше пойдут, на зиму глядя. Тыл у них сильный.
И снова повторялось между дружинниками то, что не раз уже слышал Ульф от вандалов в бурге. Найти бы ядро племени, отыскать бы, где у них бабы с ребятишками остались, туда бы удар нанести и чужаков под корень извести.
Сквозняком на Теодобада с полудня потянуло. Прежде-то там вандалы сидели. Хоть и не было большой любви между готами и вандалами, а всё же спокойнее было, имея их по соседству. Теперь же с полудня неведомо кто подбирался.
Тревога глодала и вождя, и дружину его. Те чужаки прежде где-то на полночь да на восход сидели – от вандалов это Ульф узнал. Там горы тянутся. За хребтом, в предгорьях-то, племя это и обреталось. По всему видать, большое племя было, если даже сейчас столь много их осталось.
И совсем уж нехорошие мысли в голову лезли.
Какую же силищу надо было иметь тем, кто это племя с земли согнал! Стало быть, не только на полудне зараза завелась; далеко на полуночи ещё более сильный враг закопошился. Неведомый враг. Коли тех чужаков согнал, так и сюда прийти может.
Ульф сказал Теодобаду, что все не идёт у него из памяти тот случай, когда пошли в поход и река им путь перегородила, а по реке той трупы плыли от неведомой битвы, бывшей где-то далеко выше по течению.
И совсем мрачен сделался Теодобад, ибо и его это воспоминание точило.
И сказал Теодобад – прав Ульф, тинг большой собирать нужно, обиды и распри позабыв.
С тем Ульф в родное село своё и отбыл и завтра с Хродомером говорить намерен. А Теодобаду он обещал, что после снова в бург явится.
Все это Ульф рассказал дедушке Рагнарису и отцу моему Тарасмунду, будто из мешка вывалил – думайте. И сказал, что спать пойдёт, потому что устал очень, две седмицы почитай с коня не сходил.
Тут на двор дядя Агигульф явился. Нехотя шёл, нога за ногу. На жатву как на муку шёл. А как ко двору подошёл, увидел чужих коней. Встрепенулся дядя Агигульф.
От дяди Агигульфа пивом вкусно пахло.
Дедушка Рагнарис проворчал:
– Припёрлось чадо…
А Ульф на брата меньшого с неприязнью поглядел, будто на чужого.
Ульф никогда красотой не отличался, а рядом с дядей Агигульфом совсем заморённым выглядел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Лиутар так и поступил, о чём нам всем хорошо известно от самого Велемуда. Велемуд потом многословно рассказывал, как у родичей своих готов гостевал. Как оленя могучего взял, хвалился. Родичами своими хвастал. Для каждого доброе слово нашёл. Так всех расписал, что Ульф едва узнавал своих близких.
Поведал Велемуд, как хотели доблестного Агигульфа на придурковатой Фрумо женить. Ужасались вандалы свирепости готских нравов, добавил Ульф, усмехаясь.
Ульф как раз возвратился к Вильзису, когда Велемуд от Теодобада приехал. Ульф ради новостей приехал. А после обратно в бург отправился. Велемуду же обещал, что к жатве вернётся. И своим обещал.
Однако вернуться к жатве не удалось. Как из-под земли снова появились те чужаки и наводнили все окрестности. То тут, то там их видели. И справа, и слева от бурга появлялись. Лиутар никого щадить не велел; ну и не щадили.
Ульф Лиутару говорил (и Лиутар был с ним согласен), что все эти отряды, с которыми сражаются вандалы, – лишь небольшая часть того чужакова племени. Узнать бы, где ядро племени, где скарб, где скот, где женщины и дети, – вот куда бы ударить всей силой. Корни бы их вырвать, а не ветки одну за другой обрубать.
Ибо пока ядро племени живо, не будет покоя.
Повадку чужаков уже хорошо изучил Ульф. Наскочат, село сожгут, жителей перебьют и исчезнут. Будто новь под пашню корчуют. Вытесняли вандалов с этой земли.
В стычках заметно было, что вандальская дружина сильнее пришлых – видать, отощали чужаки на подножном корму.
Время жатвы подступило. Пора было Ульфу назад, к Велемуду, ехать. А тут как назло объявился большой отряд тех чужаков. Возле самого бурга объявился и все силы на себя стянул. Не поспел Ульф к жатве.
Отряд тот в конце концов в ловушку заманили и истребили до последнего человека. Но и Лиутар потерял немало дружинников.
Ульф к Велемуду рвётся. Лиутар его отпускать не хочет – каждый воин на счёту, а таких, как Ульф, и вовсе мало. Под началом Ульфа к тому времени уже две дюжины воинов ходило.
Все чаще обращался мыслями Лиутар к Теодобаду, готскому военному вождю. Когда Велемуд к Теодобаду ездил по весне, казалось – все, ушли чужаки. Сгинули. Ныне же вновь появились – и многочисленней, злей прежнего. Может так статься, с готами объединяться придётся, чтобы чужаков одолеть. Или с гепидами. Но с Оганом-Солеваром остерегался Лиутар на союз идти. Сожрёт Оган и не подавится.
Конечно, проще всего было бы с аланами чужаков изгнать. Давний союз был у вандалов с аланами. Надёжный. У Лиутара жена аланка. Но аланы откочевали куда-то. Где они теперь? Ищи ветра в поле.
Так что лучше Теодобада сейчас никого Лиутару не найти.
Так рассуждал Лиутар, сын Эрзариха: вандалам с чужаками не справиться. Если и одолеет он, Лиутар, чужаков, то очень большой кровью, а этого Лиутар не хотел. Изрушит народ такая победа и не восстановится народ, расточится. А на Теодобада чужаки насядут – изведут Теодобада. Стало быть, и Теодобада такая же дума гложет. Если, конечно, дошла уже до Теодобада недобрая весть о чужаках.
А если не дошла – донести нужно. Посланец же таков должен быть, чтобы вера ему была от Теодобада полная. Не Велемуд, который ловок красные речи говорить и острые углы закруглять. Зол и яростен должен быть вестник, сам дыханием битв с чужаками опалённый. Не по наслышке о тех битвах знать должен.
Нет у Лиутара среди всех дружинников его лучшего посланца, чем Ульф-гот. Знал Лиутар и то, что в почёте у Теодобада род ульфов. Родством же ульфов род со славным вандальским родом Вильзиса связан.
Так рассуждал Лиутар, сын Эрзариха, вождь.
А с чужаками расправимся, продолжал Лиутар, – там и до гепидов дело дойдёт. Вдвоём с Теодобадом раздавим надменного Огана-Солевара.
И к Ульфу с тем подступился. Поезжай, мол, Ульф к Теодобаду, старые обиды забудь.
А Ульф на своём стоит: хочу в село съездить, своих повидать – брата своего Велемуда, сына Вульфилу, жену свою Гото. Так объяснил, что сердце у него не на месте и сны дурные снятся.
А сны и вправду дурные снились. Снилось Ульфу, будто он – как Атаульф нынче (то есть, как я), лет десяти или двенадцати. Будто потерял отец его Рагнарис нож с красивой костяной рукояткой. Потерял и на Ульфа подумал – что Ульф этот нож взял.
А Ульф ножа не брал и отрекался от обвинения. Но Рагнарис и слушать не стал, изругал и высек.
Ульф обиделся на отца своего, ушёл далеко из села, в дубовую рощу, и там всю ночь просидел. Страшно в роще было, ветер в дубах разговаривал, вепри под землёй копошились, кто-то звал Ульфа на разные голоса.
Наутро возвратился Ульф домой. Рагнарис к тому времени пропажу нашёл, но Ульфу ни слова не сказал.
Седмицу целую потом с Ульфом не разговаривал.
Когда Ульф про это рассказывал, дедушка Рагнарис нахмурился и сказал, что не помнит такого случая.
От этого сна тревога вошла в сердце Ульфа.
И рассказал он о печали своей Лиутару, сыну Эрзариха. Все, как есть, ему поведал: и про отца своего, и про брата старшего Тарасмунда, и про Теодобада. И о том, как ушёл от Теодобада и от Тарасмунда.
А Лиутар Ульфу свои печали излил. И про чужаков, и про вандалов, и про Теодобада-гота, и про Огана-Солевара. Помощи ульфовой просил.
Переступил через себя Ульф и согласился к Теодобаду посланцем от вандалов ехать. Но прежде в село вандальское, к Велемуду, поехал.
Поехал, да только села не нашёл.
Не было больше села.
Где прежде жили, там одно пепелище.
Ульф много повидал, потому сразу всех хоронить не стал – знал, что кто-нибудь да спасся. Закрыл сердце на засов и искать отправился.
У здешних вандалов обычай был – возле сел потайные места устраивать. Велемуд Ульфу кое-какие из этих мест показал, какие сам знал. Говорил Велемуд: ежели что стрясётся, там хоронись с женой и ребятишками. Местность же возле вандальского села более лесистая, чем у нас, – есть, где спрятаться.
В одном из убежищ и обнаружил Ульф несколько человек. Ни Гото, ни Вульфилы, ни Хильдегунды с младенцем, ни Велемуда, ни Вильзиса среди тех не было. Филимер только был. Тот как Ульфа завидел, так с криком к нему побежал.
Кузнец был – Визимар, девушка эта – Арегунда. И ещё несколько, мужчины и женщины, одна с ребёнком. Всего же набралось не более десяти.
Визимар у них за предводителя был. Визимар Ульфа хорошо знал. Знал он, что Ульф у Лиутара десятник, и потому начальствовать ему передал.
Визимар Ульфу сказал, что родни его никого не осталось – всех перебили, кроме ульфова племянника, Филимера.
Ульф спросил, искали ли в других убежищах. Потому что знал – не одно здесь убежище было. Но Ульфу сказали, что искали везде и никого в живых нет.
Но и тогда Ульф не захотел верить. И спросил, видел ли кто, как погибли его родичи.
Та девушка Арегунда сказала, что своими глазами все видела, ибо по соседству жила.
Ульф нам сказал, что завтра Арегунда сама обо всём поведает, если нам слушать охота. Его же, Ульфа, при том не было. Не в ульфовом обычае брехать про то, чего не видел.
Когда Арегунда Ульфу все рассказала, он больше о родне своей говорить не стал, а вместо того с Визимаром-кузнецом обсуждать начал, как лучше до бурга лиутарова добраться. Решено было село сожжённое обойти и, далеко на закат забрав, через край земель гепидов Огана пройти.
На том и порешили.
Как решили, так и пошли. Когда уже недалеко от бурга были, в полудне перехода, увидели, что чужаки повсюду. Разлились, как вешние воды.
Там спор у беглецов вышел: часть оставшихся хотела к бургу дальше идти; другие, в том числе и Ульф с Визимаром, удерживали их. Коли на полночь от бурга чужаки кишат, то что под самым бургом делается?
Однако не хотели слушать Визимара с Ульфом. Ему, Ульфу, ещё и пеняли – мол, не тебе, готу, нам указывать, как на нашей земле себя вести.
И разделились беглецы. Большая часть к бургу пошла. И женщины с детьми, какие были, тоже к бургу пошли, только Арегунда осталась.
На Арегунду в их селе как на дурную смотрели – виданое ли дело, чтобы девка с мужиками равнялась!
А Визимар-кузнец с Ульфом и Арегунда к бургу не пошли. Ульф недаром всю зиму с этими чужаками воевал. Он-то и предложил на полночь идти, к Теодобаду. Спутникам своим, какие Ульфа послушались, сказал: в моё село пойдём, там жить будем. И добавил, что слово заветное у него есть для готских старейшин.
Дедушка Рагнарис тут спросил недоверчиво, какую ещё хитрость Ульф измыслил и что за слово такое заветное. На то Ульф ответил:
– Что кузнеца в село привёл и что Визимаром кузнеца того зовут.
Визимар Ульфу не поверил. Все говорил, что к гепидам надо бы идти. Но Ульф сказал, что у гепидов все будем как скамары безродные, а в готском селе он, Ульф, за прочих поручиться может.
И пошли втроём; мальца же Филимера с собой взяли, ибо иной родни у Филимера не осталось.
Трудно шли. Несколько раз в стычке побывали. В последней Ульфа стрела достала – лучники у чужаков хорошие, не в пример нашим. Хорошо ещё, что только по рёбрам чиркнула. Больно, хотя не опасно. Не повезло.
Тут дедушка хмыкнул. Когда такое было, чтобы везло Ульфу! И то диво, что вообще дошли.
Ульф первым делом в бург, к Теодобаду явился. Через обиду свою переступил и Теодобаду не дал старое поминать. Сразу о том заговорил, как село вандальское спалили. Про Лиутара рассказал, про то, как зиму провели. Не утаил и того, о чём думал: наверняка пал уже бург лиутаров, так что с полудня никто сейчас Теодобада от чужаков не прикрывает.
Про чужаков рассказал всё, что знал. Каковы в бою, какие хитрости в обыкновении имеют.
Выслушал его Теодобад, дружину созвал. Дружинники как Ульфа увидели, да ещё с такими спутниками – с кузнецом-вандалом, с девкой бесноватой и с мальцом, который от Ульфа ни на шаг не отходил, – смеяться стали, пальцами показывать.
Теодобад рявкнул на них, замолчать велел и слушать, что Ульф скажет. И попросил Ульфа ещё раз все то повторить, что только что ему говорил.
Ульф повторил.
Дружинники задумались. Вопросы Ульфу задавать стали. Отвечали попеременно то Ульф, то Визимар-кузнец.
Говорили о том, что старейшин из разных сел в бурге собрать нужно на большой тинг. Дозоры выслать на полдень надо. Чужаков понять пытались, думали, как они себя поведут. И так, и так прикидывали – всяко плохо получается. Неладно ещё, что чужаки иного языка, поди догадайся, как у них мысли текут.
Земли вандальские они к осени захватили; от урожая зиму прокормиться могут. На то и расчёт шёл. Может быть, эту зиму в бурге лиутаровом проведут, а на готские земли пока не сунутся. Холода на носу.
Другие дружинники возражали. А может быть, и дальше пойдут, на зиму глядя. Тыл у них сильный.
И снова повторялось между дружинниками то, что не раз уже слышал Ульф от вандалов в бурге. Найти бы ядро племени, отыскать бы, где у них бабы с ребятишками остались, туда бы удар нанести и чужаков под корень извести.
Сквозняком на Теодобада с полудня потянуло. Прежде-то там вандалы сидели. Хоть и не было большой любви между готами и вандалами, а всё же спокойнее было, имея их по соседству. Теперь же с полудня неведомо кто подбирался.
Тревога глодала и вождя, и дружину его. Те чужаки прежде где-то на полночь да на восход сидели – от вандалов это Ульф узнал. Там горы тянутся. За хребтом, в предгорьях-то, племя это и обреталось. По всему видать, большое племя было, если даже сейчас столь много их осталось.
И совсем уж нехорошие мысли в голову лезли.
Какую же силищу надо было иметь тем, кто это племя с земли согнал! Стало быть, не только на полудне зараза завелась; далеко на полуночи ещё более сильный враг закопошился. Неведомый враг. Коли тех чужаков согнал, так и сюда прийти может.
Ульф сказал Теодобаду, что все не идёт у него из памяти тот случай, когда пошли в поход и река им путь перегородила, а по реке той трупы плыли от неведомой битвы, бывшей где-то далеко выше по течению.
И совсем мрачен сделался Теодобад, ибо и его это воспоминание точило.
И сказал Теодобад – прав Ульф, тинг большой собирать нужно, обиды и распри позабыв.
С тем Ульф в родное село своё и отбыл и завтра с Хродомером говорить намерен. А Теодобаду он обещал, что после снова в бург явится.
Все это Ульф рассказал дедушке Рагнарису и отцу моему Тарасмунду, будто из мешка вывалил – думайте. И сказал, что спать пойдёт, потому что устал очень, две седмицы почитай с коня не сходил.
Тут на двор дядя Агигульф явился. Нехотя шёл, нога за ногу. На жатву как на муку шёл. А как ко двору подошёл, увидел чужих коней. Встрепенулся дядя Агигульф.
От дяди Агигульфа пивом вкусно пахло.
Дедушка Рагнарис проворчал:
– Припёрлось чадо…
А Ульф на брата меньшого с неприязнью поглядел, будто на чужого.
Ульф никогда красотой не отличался, а рядом с дядей Агигульфом совсем заморённым выглядел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81