И понял тогда и на всю жизнь запомнил крепко, что человек – лишь жалкая игрушка в железных руках богов, что бы там годья Винитар ни говорил.
Долго странствовал Хродомер; сколько – сказать не может, ибо за луной не следил и дней не примечал. Ночевал на земле, как дикий зверь; питался лишь брагой, священным напитком богов. И кружил по земле. Одиноко было Хродомеру. Такое лютое одиночество снедало Хродомера, что порой часами сидел на земле, голову обхватив, и кричал, Фрею призывая.
Когда за предпоследний бурдюк взялся и опустошил его наполовину, стали ему, наконец, являться боги. Кто-то из богов ходил теперь рядом и разговаривал с ним непрестанно. И не было уже столь одиноко Хродомеру. Великие смыслы открывались ему, ибо говорил тот голос обо всём, что человеку знать надобно. И даже свыше того. И кабы запомнил тогда Хродомер всё, что говорилось ему богами, то быть бы ему величайшим мудрецом на земле. Уже и тогда чувствовал Хродомер, что старейшины, бывшие тогда в его родном селе в почёте и уважении, и в подмётки ему, Хродомеру, не годятся. Ибо явственно различал теперь их скудоумие и слепоту. Столь же явственно, сколь и ныне, на склоне лет, видит.
Тот же бог, что с Хродомером по тяжкой его дороге рядом шёл и из одного бурдюка с ним пил, все не умолкал, новую и новую мудрость изрыгая. И гнулся Хродомер под ношей этой мудрости, для человека едва ли посильной. Так изнемогая, взмолился, наконец, Хродомер тому богу: «Отпусти меня!» Но не отпускал его бог, ибо не исполнил ещё Хродомер его воли.
Увидев реку, понял Хродомер, какова воля этого бога. Засмеялся от радости, ибо легко ему стало. Снял он с коня седло и узду и прогнал коня Рокса прочь от себя. Не хотел уходить конь. Но тот, кто вместе с Хродомером шёл, на коня вскочил и сказал Хродомеру: «Ты теперь, Хродомер, знаешь, что тебе делать; мудростью же я одарил тебя свыше всякой меры». И ускакал на коне хродомеровом, весело смеясь.
Хродомера будто отпустило что-то. Пал он на берегу, как подкошенный, и заснул мёртвым сном. Недолго длился сон этот. Пробудился вдруг он разом и на ноги вскочил. Стал оглядываться по сторонам: где же конь Рокс? Заметался туда-сюда. Про реку, что рядом протекала, позабыл и с обрыва внезапно сверзился. В реку упав, сдался Хродомер и бунтовать против воли богов оставил.
И понесла его река; Хродомер же забылся.
Очнулся Хродомер от того, что река его в берег головой ударила. Выбрался Хродомер на берег. Увидев же следы кострища на том берегу, понял Хродомер, что место это обжитое и людьми обогретое. Голос же сказал Хродомеру: «Здесь жить будешь». И предрёк ему, Хродомеру, славу великого старейшины, если селу основание положит.
Огляделся Хродомер и понял, что наг, как младенец новорождённый. Ничего при нём более не оставалось: конь Рокс, бурдюк с брагой недопитой (половина оставалась), меч, щит – все сгинуло, один лишь нож на поясе остался, да шлем на голове.
Этим-то ножом, славя богов, стал Хродомер землянку возле кострища копать. Хотел сперва землянку копать, как отцами и дедами заповедано. Чтобы сперва яму выкопать, для тела просторную, затем стены земляные ивовым плетением забрать и глиной замазать, чтобы земля не осыпалась, сверху же бревенчатый накат соорудить и землёю его засыпать – для тепла. И место уже Хродомер присмотрел. Однако тот, кто с Хродомером и прежде был, кто коня Рокса увёл, а теперь вернулся, Хродомера от замысла его отвадил. И так ему сказал, что, мол, ушёл ты из села, как зверь, и жить тебе нынче, как зверю, и потому иначе жилище копай. И косогор указал ему глинистый. В склоне того косогора и велел рыть себе нору. И стал Хродомер рыть себе нору. И так думал Хродомер: если Арбр в образе зверя угоден богам, то и он, Хродомер, в зверином обличии богам угоден. Ножом рыхлил, руками выгребал. Как прежде в веселье себя не щадил, так теперь не жалел себя в работе. Все оттого, сказал Хродомер, что в те времена не принято было, чтобы воин над собою трясся.
Дни сменялись ночами. После ночей снова восходило солнце. Одни дни были солнечными, другие пасмурными. Голоса богов звучали теперь редко. И все больше о делах с Хродомером говорили: здесь, мол, так лучше землю выбирать, а здесь – иным способом. Слушаясь некоего божества, выкопал Хродомер себе землянку, хотя прежде такой работы делать ему ещё не приходилось.
Хродомер добавил, что следы этой землянки до сих пор за его домом видны. Дядя Агигульф тут заметил удивлённо, что яму ту всю жизнь за барсучью нору почитал и никогда не подозревал в ней человечьего обиталища. На это Хродомер пояснил, что землянка с годами просела и осыпалась и через то уменьшилась, а в иные годы была просторна, как алариховы хоромы, и столь же крепка. И в землянке этой не только Хродомеру место находилось, но и божеству, которое во всём ему помогало, покуда копал. Оно, конечно, тесновато было с божеством вдвоём в землянке сидеть, но все равно кое-как поворачивались. Тем паче, что спал Хродомер в землянке своей всё-таки один. Божество где-то в ином месте голову преклоняло. А где – то Хродомеру неведомо.
Божество землю вместе с Хродомером не копало, но давало советы. И всегда это были к месту советы, дельные. Лишь один раз, когда крепость землянки испытывали, божество в землянке осталось, а Хродомера на крышу послало, прыгать. В первый раз обрушилась крыша, и строго наказало божество Хродомера за нерадивость. Зато уж второй раз выдержала.
И опять-таки, продолжал рассуждать Хродомер, когда впоследствии Рагнарис появился (а что Хродомер, что Рагнарис – оба в плечах были широки и телом статны), так оба в землянке помещались. Иной раз и Мидьо ночевать пускали, когда дождь был.
Но Рагнарис – тот тоже сразу землянку рыть начал. Но о том, как Рагнарис в село хродомерово пришёл, сказ особый.
Когда же закончил копать землянку Хродомер, то божество, которое неотлучно при нём находилось, покуда длилась та работа, покинуло его. И внезапно покинуло. Ибо вдруг ощутил простор в землянке Хродомер.
И только когда готова была землянка, отправился богопослушный Хродомер осматривать место, куда привели его боги.
Увидел он, что место это для жилья весьма непригодное. А кострище, что подле землянки было, либо охотники какие-то жгли, либо скамары, на ночь здесь остановившиеся.
Однако недаром отяготил ум свой новой, сверхчеловеческой мудростью Хродомер. Ибо постиг, что божество, с ним неотлучно находившееся, был никто иной, как Локи. Но и Локи иной раз ко благу хитрые сети свои плетёт.
После же понял Хродомер, что падение в реку с обрыва на самом деле чудом было. Впоследствии прошёл он вверх по течению, к тем местам, откуда его водой принесло, и увидел, что река вытекает из болот и никакого обрыва там в помине нет ни по одному из берегов.
Да и идти до этих болот совсем недолго; плыл же Хродомер по реке несколько дней. Дивно это. И когда в капище жрецам об этом рассказал, то согласились с ним жрецы: воистину, дивно это.
С другой стороны, если уйти на пару дней вниз по течению, то обрывы там часты. Возможно, стало быть, что Хродомер вверх по течению плыл. А это уж воистину чудо и воля богов явлена здесь. Ну да не умом человеческим планы Локи постигать.
Так прошептал Хродомер. И видно было, что мысль эта постоянно к нему возвращается.
Когда божество оставило Хродомера, понял он, что настало время жить в одиночестве и постигать всё, что с ним случилось. И жил Хродомер один, и постиг вполне.
Покуда лето стояло, питался кореньями, ягодами да птицей и мелким зверьём, какое ловил в травяные силки. И поначалу не горевал Хродомер, но после думы одолевать его стали. И первая дума была о женщине. Ибо начал уже задумываться о своём будущем роде Хродомер.
И вот однажды сидел он на берегу реки, погруженный в размышления. Что в голове не помещалось, то палочкой на песке рисовал, чтобы сподручнее было. Размышления же о том шли, как станет Хродомер старейшиной в селе богатом и процветающем.
И нарисовал на песке воина, рядом с ним женщину с ребёнком, потом коня и скарб домашний, – как сейчас видит Хродомер этот рисунок на сыром песке, – вот тут-то услыхал он женский голос. Бранила женщина кого-то на чём свет стоит и при том имя хродомерово поминала.
Удивлённый, поднял Хродомер голову и увидел, что по берегу прямо к нему направляются воин, женщина и конь, – будто ожил тот рисунок. Только ребёнка с ними не было; но когда приблизились, разглядел Хродомер, что женщина уже на сносях.
И не хотел сперва Хродомер верить тому, что его глазам предстало; но воин все сомнения его рассеял. Ещё издали побросал весь скарб, который на себе нёс, и заревел радостно: «Хродомер!»
То был Рагнарис, а женщина – его жена Мидьо.
И обнялись они, как братья, после долгой разлуки; потом в траву повалились и шутейно бороться стали, едва Рагнарису нос при том не сломав; а после, обессилев, зарыдали оба – так были счастливы. Ибо Хродомер никого не желал увидеть здесь, в новом, богами благословлённом селе, так сильно, как Рагнариса, друга своего.
И возблагодарил Хродомер хитроумного Локи, который все так ловко устроил, что наилучший товарищ вторым старейшиной в новом селе сделался. Ибо кто, как не Локи, привёл сюда Рагнариса с молодой женой?
Рагнарис же, опередив хвалу богам, сказал Хродомеру:
– Охотники сказывали, что ты на этом берегу нору себе выкопал… Вот и подался к тебе.
И обида залегла в сердце хродомеровом.
Сказал нам Хродомер:
– Вот то, о чём вы знаете. Не могли мы с Рагнарисом друг без друга прожить; словами же то и дело друг друга больно ранили.
Но отринул глупую обиду Хродомер и затоптал её, будто огонёк, не допустив пожара. Другу своему Рагнарису не нарадуясь, ввёл его в дом свой и угостил всем, чем богат был. И поучать стал, как надлежит домы строить. И той мудростью щедро делился, какую от богов за время странствия почерпнул.
После того, как Рагнарис и жена его насытились, рассказал Рагнарис другу своему, почему село родное покинул.
Когда Хродомера в селе не стало, Мидьо же брюхатая ходила, начал Рагнарис тоской изводиться да скукой маяться, ибо привык в дружине у Алариха к жизни иной. И вот был в селе один воин – имени его Хродомер уже не помнит. С ним-то Рагнарис и бражничал однажды, старые подвиги вспоминая и о новых мечтая. И так вдруг люб стал Рагнарису тот воин, что воспылал Рагнарис к нему душой и страстно захотел с ним породниться, для чего и задумал отдать ему в жёны свою сестру. Воин же тот тоже вдруг полюбил Рагнариса и открыл ему душу. Жены у него не было, и рабыни никакой не было. И потому с охотой согласился он взять в жёны сестру Рагнариса. У Рагнариса было три сестры; две из них уже имели мужей и те мужья не отпустили бы их замуж за того воина. Младшая же была рождена от наложницы и мужа пока не имела. Однако пуще других была она люба Рагнарису, отцу Рагнариса.
И понимал ваш дедушка Рагнарис, продолжал Хродомер, что не согласится его отец нипочём отдать младшую дочь за этого воина. Ибо не было у того ни кола ни двора, а жил тем, что брал в набегах. Рагнарису же люб он был удалью.
И хоть понимал Рагнарис, что отец младшую дочь за такого замуж не выдаст, но ничего поделать с собой не мог: очень уж люб был ему в тот вечер этот воин. Сердцем Рагнарис всегда был отважен, умом же смекалист. Вот и придумал он, как следует им поступить. Решено было, что отправится Рагнарис сейчас же к отцу своему, Рагнарису, и скажет ему – проиграл сестру тому воину в кости. Воин же подтвердить это должен перед старейшинами, если до этого дело дойдёт. Воин, не желая друга своего Рагнариса в таком опасном деле одного оставлять, сказал, что вместе с ним к отцу его пойдёт.
Вот и отправились они вдвоём к отцу. Того же дома не оказалось. Он к Валии пошёл. Тот Валия сейчас у них в селе старейшиной. Отец Рагнариса с Валией о делах толковали, ибо недалека была жатва.
Решили тогда Рагнарис и друг его к Валии идти, чтобы решить сватовство не откладывая. И так радостно им было оттого, что так хорошо все придумалось, что обнялись и громко песни пели, все село услаждая.
Придя к Валии, стали громко отца Рагнариса выкликать. Мол, дело важное есть!
Вышел к ним отец Рагнариса. И Валия вышел. И объяснил им Рагнарис, поддерживаемый другом, ибо чувства обуревали его сверх всякой возможности и с ног валили, что так, мол, и так: проиграл младшую сестру в кости этому славному воину и теперь надлежит отдать её ему в жёны. И зовёт в свидетели Валию как мужа, известного своей рассудительностью, мудростью и жизненным опытом.
Воин же, Рагнариса поддерживая, подивился складности речей своего друга. Ибо сам лишь песню продолжал громко петь и от радости смеяться.
Неукротим и страшен в гневе был отец Рагнариса. Вспыхивал, как сухой валежник. В расправе же бывал крут. И убил бы он и сына своего и воина того, если бы Валия не удержал руки карающей. Валия сказал, что старейшинам дело это решать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81