Пожалуйста тебе горячая вода из скалистых каминов, насыщенная всеми возможными минералами и жизненно важными веществами. Черви, моллюски, рыбы и крабы жили там в изобилии – почему бы и Ирр не жить?
Йохансон во многом соглашался с Рубиным, но не во всём. Вулканические цепи хоть и представляли собой благоприятные для жизни условия глубоководья, но были там и враждебные жизни моменты: периодически прорывалась сквозь скалы горячая лава, начиналось извержение, в процессе которого биотопы полностью уничтожались. Чуть позже там возникала и пышно расцветала новая жизнь. Но разумная цивилизация, говорил Йохансон, вряд ли поселилась бы в такой зоне.
Йохансон предложил искать Ирр там, где они определённо должны быть.
В Гренландском море остановилось падение холодных водных масс на дно. Как следствие – был парализован Гольфстрим. Этот феномен могли объяснить только две причины: либо нагрев воды, либо избыточное поступление пресной воды со стороны Арктики. Пресная вода разбавляла солёную североатлантическую так, что она больше не могла падать на дно, а оставалась наверху. И то и другое указывало на активные и обширные манипуляции в этом месте. Где-то здесь Ирр были заняты продвижением своего планетарного переворота.
Где-то совсем рядом.
Оставался аспект безопасности. Даже Борман, привыкший опасаться худшего, соглашался с тем, что на гренландских глубинах опасность прорыва метана очень мала. Судно Бауэра погибло у Свальбарда, на материковом склоне, где гидрат залегал обширными массивами. Под килем же «Независимости» было три с половиной тысячи метров воды. На таких глубинах метана вряд ли хватит, чтобы потопить такое судно, как «Независимость». Тем не менее, на судне делали регулярные сейсмические замеры и нашли место, где метана не было совсем. Даже цунами, каким бы высоким ни было оно у берегов, здесь не представляло опасности – пока не обрушилась Ла-Пальма.
Но тогда в любом месте будет уже поздно.
На этих основаниях они и были здесь, в вечных льдах.
Они сидели в просторной офицерской кают-компании и ели яичницу с ветчиной. Не было Эневека и Грейвольфа. Йохансон после побудки говорил по телефону с Борманом, который в Ла-Пальме был занят подготовкой к включению отсасывающего хобота. Канары лежали в другом временном поясе, но Борман уже несколько часов был на ногах.
– Скоро заработает пятисотметровый пылесос, – смеясь, сказал он.
– Прососите по углам как следует, – дал указание Йохансон.
Ему не хватало немца. Борман был отличным парнем. С другой стороны, и на борту «Независимости» не было недостатка в примечательных персонах. Йохансон как раз беседовал с Кроув, когда в кают-компанию вошёл Флойд Андерсон, старший офицер. В руках у него была огромная термочашка, которую он до краёв наполнил кофе.
– У нас гости, – объявил он. Все тревожно подняли головы.
– Что, контакт? – спросила Оливейра.
– Нет, я бы знала, – ответила Кроув. В пепельнице тлела её третья или четвёртая за это утро сигарета. – Шанкар сидит в CIC. Он бы нам сказал.
– Тогда кто же? Кто-нибудь прилетел?
– Идёмте на «крышу», – загадочно сказал Андерсон. – Сами увидите.
* * *
Взлётная палуба
В лицо Йохансона дохнуло холодом. Серые волны гнали перед собой пенные гребешки. Ветер мёл по асфальтированной полосе позёмкой. Йохансон увидел у правого борта укутанных людей. Это были Эневек, Грейвольф и Ли. Тут же ему стало ясно, что привлекло их внимание.
В некотором отдалении от «Независимости» из моря торчали остроконечные мечи.
– Косатки, – сказал Эневек, когда Йохансон подошёл к ним.
– Чего им надо?
Эневек сощурил глаза, защищаясь от колючих снежинок.
– Вот уже три часа кружат вокруг нас. О них оповестили дельфины. Я бы сказал, они за нами наблюдают.
Шанкар вышел из «острова» и присоединился к ним.
– Что случилось?
– Кто-то к нам присматривается, – сказала Кроув. – Может быть, это ответ?
– Странный ответ на математическую задачу, – сказал индус. – Я бы предпочёл пару уравнений.
Косатки держали дистанцию. Их было много – может быть, сотня. Время от времени они поднимали над волнами свои чёрные лоснящиеся спины. Это действительно походило на патрулирование.
– Могут они быть заражёнными? – спросил Йохансон. Эневек вытер с глаз растаявший снег:
– Могут.
– Скажите… – начал Грейвольф. – Если эта штука контролирует их мозг… Вдруг она может и нас видеть их глазами? И слышать?
– Ты прав, – сказал Эневек. – Она использует их органы чувств.
– Да. Таким образом эта слизь обретает глаза и уши.
Они продолжали смотреть в море. Кроув выдохнула в ледяной воздух дым, и его тут же растерзало ветром на клочки.
– Похоже, началось.
– Что началось? – спросила Ли.
– Силами начали мериться.
– Что ж, – тонкая улыбка пробежала по губам Ли. – Мы готовы ко всему.
– Ко всему, что знаем, – добавила Кроув.
* * *
Лаборатория
На обратном пути вниз – в сопровождении Рубина и Оливейра – Йохансон спросил себя, когда же психоз начал производить собственную реальность?
Родоначальником всего этого был он сам. А не он, так кто-нибудь другой всё равно выдвинул бы подобную теорию. Но факты уже подгонялись под гипотезу. Ну, увидели стадо косаток, эка невидаль! – и уже усмотрели в этом глаза и уши Чужих. Им теперь повсюду мерещились Чужие. Вот заслали в море послание и стали ждать контакта, который, может, никогда не состоится, потому что они напали на морской плесневой грибок.
День пятый. Фантазия, которая действует уже самостоятельно?
Мы ни к чему не придём, удручённо думал он. Блуждаем в темноте, залепив глаза теорией.
Они гулкими шагами спускались вниз по пандусу, миновали ангар и дошли до стальной двери лаборатории. Йохансон набрал цифровой код, и дверь с тихим шипением отодвинулась. Он включил свет. От симулятора доносилось гудение электрической системы.
Они поднялись на галерею, опоясывающую танк высокого давления, и подошли к большому овальному иллюминатору. Отсюда просматривалась вся внутренность симулятора. По дну в свете внутренних прожекторов были распределены белые тела крабов с паучьими ножками. Некоторые двигались – неуверенно и явно не ориентируясь: бегали по кругу или останавливались, не зная, надо ли идти и куда. Чем дальше от окна, тем труднее было разглядеть детали. Камеры, расположенные внутри, давали ближние снимки, перенося их на мониторы контрольного пульта.
– Ничего не изменилось со вчерашнего дня, – отметила Оливейра.
– Надо вскрыть парочку и посмотреть, что будет, – предложил Йохансон.
– Расщепить крабов?
– А что? Мы уже знаем, что под давлением они продолжают жить.
– Не жить, а прозябать, – поправила его Оливейра. – Мы даже не знаем, можно ли назвать это жизнью.
– Та штука внутри них живёт, – задумчиво сказал Рубин. – Всё прочее – не живее автомобиля.
– Согласна, – сказала Оливейра. – Но что с этой внутренней жизнью? Почему она ничего не предпринимает?
– А что она должна предпринять, по вашему мнению?
– Ну, бегать, – Оливейра пожала плечами. – Клешнями шевелить. Откуда я знаю. Вылезть из панциря. Посмотрите на этих тварей. Если они запрограммированы на то, чтобы высадиться на сушу, наделать там дел, а после этого околеть, то в этой ситуации они оказываются в затруднении. И никто не придёт, чтобы дать им новое распоряжение. Они на холостом ходу.
– Правильно, – нетерпеливо сказал Йохансон. – Они в летаргии и ведут себя, как детские игрушки на батарейках. Я согласен с Миком. Тела крабов выведены безжизненными, в них есть лишь немного нервной массы: пульт управления для пассажиров. И я бы хотел этих пассажиров высадить и посмотреть, как они поведут себя в глубоководных условиях.
– Хорошо, – кивнула Оливейра. – Начнём резню.
Они спустились с галереи и подошли к пульту управления. Компьютер давал возможность управлять несколькими роботами внутри танка. Йохансон выбрал маленький двухкомпонентный манипулятор-робот. Над пультом вспыхнули несколько высокоразрешающих мониторов. Один из них показывал внутренность симулятора.
– Сколько штук вскроем? – спросила Оливейра. Руки Йохансона скользнули по клавиатуре, и камера послушно изменила угол зрения.
– Как порцию устриц: не меньше дюжины, – сказал он.
Йохансон активировал управление, и один из роботов двинулся из своего угла внутри танка. Верхняя его часть была начинена техникой, внизу располагался короб с густыми сетчатыми стенками.
– Переключаюсь на сферу, – сказал Йохансон.
С полозьев, неподвижно зависших над крабами, выдвинулся красный шар размером с футбольный мяч и медленно приблизился к животным, ни одно из которых даже не пошевелилось. Нижняя часть шара раздвинулась, и оттуда показались две изящные многосуставные руки. У конца манипулятора вертелся арсенал инструментов, из которых Йохансон выбрал слева щипцы, а справа маленькую пилу. Руки Йохансона орудовали двумя джойстиками.
Щипцы двинулись вниз, подхватили одного краба под брюхо, зажали его со спины и подвинули ближе к объективу камеры. На мониторе отразился гигантский монстр. Пасть у него шевелилась, ножки дёргались, но клешни бессильно свисали вниз.
– Моторика безукоризненная, – прокомментировал Йохансон. – Двигательный аппарат функционирует.
– Зато никакой типичной для вида реакции, – заметил Рубин.
– Да. Клешни не раскрывает, никому не грозит. Тупой автомат, ходячая машина. – Он двинул второй джойстик и нажал кнопку. Циркулярная пила начала вращаться, и он подвёл её к боку панциря. Ножки краба судорожно задёргались.
Панцирь разломился.
Что-то молочное выскользнуло наружу и на мгновение, дрожа, зависло над разрушенным животным.
– Боже мой, – вырвалось у Оливейра.
Штука не походила ни на медузу, ни на каракатицу. Она была бесформенная. Волны пробежали по её краям, тело надулось и потом сплющилось. Йохансону почудилось, что внутри этой слизи пробежала молния, но в ярком свете прожекторов это могло быть обманом зрения. Существо внезапно переформировалось во что-то продолговатое, змеевидное и метнулось прочь.
Он ругнулся, поднял со дна следующего краба и вскрыл его. На сей раз всё протекало ещё быстрее, и желеобразный пассажир краба улизнул ещё до того, как кто-нибудь успел его разглядеть.
– Послушайте! – Рубин был явно воодушевлён. – С ума сойти. Что же это такое?
– Нечто, ускользающее от нас, – прорычал Йохансон. – Вот чёрт! И как нам эту соплю поймать?
– Но ведь мы её уже поймали.
– Как же, две кляксы, лишённые цвета и формы, где-то в бассейне. Удачного вам лова!
– Следующего я бы вскрыла внутри короба, – предложила Оливейра.
– Короб с одной стороны открыт. Оно сбежит.
– Не сбежит. Надо только успеть закрыть.
– Не знаю, управлюсь ли я.
– Хотя бы попробуйте.
Оливейра была права. На коробе манипулятора имелась задвижка. Йохансон захватил следующего краба и ввёл его внутрь короба. И только там поднёс пилу к панцирю краба.
Панцирь разлетелся. И больше ничего.
– Что, пустой? – удивился Рубин.
Они подождали несколько секунд – и Йохансон начал медленно выдвигать манипулятор из короба.
– Чёрт!
Желе метнулось из тела краба, но выбрало неверное направление и шлёпнулось о заднюю стенку короба, стянулось в дрожащий шар и зашаталось. Его растерянность – если ему можно было приписать растерянность, – длилась лишь мгновение. Оно вытянулось.
– Сейчас сбежит!
Йохансон успел подцепить манипулятором заслонку и опустить её.
Та штука распласталась и метнулась к заслонке. Но отпрянула и снова изменила форму. Её края расширились во все стороны, и она зависла в воде прозрачным колоколом, заняв собой половину клетки. Тело её изогнулось, и она стала походить на медузу, потом она свернулась – и в следующий момент внутри клетки снова завис шар.
– С ума сойти, – прошептал Рубин.
– Вы только посмотрите, – крикнула Оливейра. – Оно сжимается.
Действительно, шар сжимался, становясь всё плотнее.
– Ткань сокращается, – сказал Рубин. – Эта штука может изменять молекулярную плотность.
– Вам это ничего не напоминает?
– Ранние формы очень простых полипов, – соображал Рубин. – Кембрий. И до сих пор ещё есть организмы, способные к этому. Большинство каракатиц могут сокращать ткани, но они не изменяют при этом форму. Надо ещё поймать нескольких. Посмотрим, как они будут реагировать.
Йохансон откинулся на спинку стула.
– Ещё раз не удастся, – сказал он. – При второй попытке первая сбежит. Она очень быстрая.
– Хорошо. Для наблюдения пока хватит и одной.
– Не знаю, – Оливейра покачала головой. – Наблюдать-то хорошо, но я бы хотела исследовать эту штуку. Может, нам её заморозить и разрезать на ломтики?
– Точно. – Рубин заворожённо смотрел в монитор. – Но не сейчас. Понаблюдаем некоторое время.
– Но у нас есть ещё две. Кто-нибудь их видит? Йохансон включил все мониторы. Внутренность танка отразилась под разными углами.
– Слиняли.
– Должны быть где-то тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Йохансон во многом соглашался с Рубиным, но не во всём. Вулканические цепи хоть и представляли собой благоприятные для жизни условия глубоководья, но были там и враждебные жизни моменты: периодически прорывалась сквозь скалы горячая лава, начиналось извержение, в процессе которого биотопы полностью уничтожались. Чуть позже там возникала и пышно расцветала новая жизнь. Но разумная цивилизация, говорил Йохансон, вряд ли поселилась бы в такой зоне.
Йохансон предложил искать Ирр там, где они определённо должны быть.
В Гренландском море остановилось падение холодных водных масс на дно. Как следствие – был парализован Гольфстрим. Этот феномен могли объяснить только две причины: либо нагрев воды, либо избыточное поступление пресной воды со стороны Арктики. Пресная вода разбавляла солёную североатлантическую так, что она больше не могла падать на дно, а оставалась наверху. И то и другое указывало на активные и обширные манипуляции в этом месте. Где-то здесь Ирр были заняты продвижением своего планетарного переворота.
Где-то совсем рядом.
Оставался аспект безопасности. Даже Борман, привыкший опасаться худшего, соглашался с тем, что на гренландских глубинах опасность прорыва метана очень мала. Судно Бауэра погибло у Свальбарда, на материковом склоне, где гидрат залегал обширными массивами. Под килем же «Независимости» было три с половиной тысячи метров воды. На таких глубинах метана вряд ли хватит, чтобы потопить такое судно, как «Независимость». Тем не менее, на судне делали регулярные сейсмические замеры и нашли место, где метана не было совсем. Даже цунами, каким бы высоким ни было оно у берегов, здесь не представляло опасности – пока не обрушилась Ла-Пальма.
Но тогда в любом месте будет уже поздно.
На этих основаниях они и были здесь, в вечных льдах.
Они сидели в просторной офицерской кают-компании и ели яичницу с ветчиной. Не было Эневека и Грейвольфа. Йохансон после побудки говорил по телефону с Борманом, который в Ла-Пальме был занят подготовкой к включению отсасывающего хобота. Канары лежали в другом временном поясе, но Борман уже несколько часов был на ногах.
– Скоро заработает пятисотметровый пылесос, – смеясь, сказал он.
– Прососите по углам как следует, – дал указание Йохансон.
Ему не хватало немца. Борман был отличным парнем. С другой стороны, и на борту «Независимости» не было недостатка в примечательных персонах. Йохансон как раз беседовал с Кроув, когда в кают-компанию вошёл Флойд Андерсон, старший офицер. В руках у него была огромная термочашка, которую он до краёв наполнил кофе.
– У нас гости, – объявил он. Все тревожно подняли головы.
– Что, контакт? – спросила Оливейра.
– Нет, я бы знала, – ответила Кроув. В пепельнице тлела её третья или четвёртая за это утро сигарета. – Шанкар сидит в CIC. Он бы нам сказал.
– Тогда кто же? Кто-нибудь прилетел?
– Идёмте на «крышу», – загадочно сказал Андерсон. – Сами увидите.
* * *
Взлётная палуба
В лицо Йохансона дохнуло холодом. Серые волны гнали перед собой пенные гребешки. Ветер мёл по асфальтированной полосе позёмкой. Йохансон увидел у правого борта укутанных людей. Это были Эневек, Грейвольф и Ли. Тут же ему стало ясно, что привлекло их внимание.
В некотором отдалении от «Независимости» из моря торчали остроконечные мечи.
– Косатки, – сказал Эневек, когда Йохансон подошёл к ним.
– Чего им надо?
Эневек сощурил глаза, защищаясь от колючих снежинок.
– Вот уже три часа кружат вокруг нас. О них оповестили дельфины. Я бы сказал, они за нами наблюдают.
Шанкар вышел из «острова» и присоединился к ним.
– Что случилось?
– Кто-то к нам присматривается, – сказала Кроув. – Может быть, это ответ?
– Странный ответ на математическую задачу, – сказал индус. – Я бы предпочёл пару уравнений.
Косатки держали дистанцию. Их было много – может быть, сотня. Время от времени они поднимали над волнами свои чёрные лоснящиеся спины. Это действительно походило на патрулирование.
– Могут они быть заражёнными? – спросил Йохансон. Эневек вытер с глаз растаявший снег:
– Могут.
– Скажите… – начал Грейвольф. – Если эта штука контролирует их мозг… Вдруг она может и нас видеть их глазами? И слышать?
– Ты прав, – сказал Эневек. – Она использует их органы чувств.
– Да. Таким образом эта слизь обретает глаза и уши.
Они продолжали смотреть в море. Кроув выдохнула в ледяной воздух дым, и его тут же растерзало ветром на клочки.
– Похоже, началось.
– Что началось? – спросила Ли.
– Силами начали мериться.
– Что ж, – тонкая улыбка пробежала по губам Ли. – Мы готовы ко всему.
– Ко всему, что знаем, – добавила Кроув.
* * *
Лаборатория
На обратном пути вниз – в сопровождении Рубина и Оливейра – Йохансон спросил себя, когда же психоз начал производить собственную реальность?
Родоначальником всего этого был он сам. А не он, так кто-нибудь другой всё равно выдвинул бы подобную теорию. Но факты уже подгонялись под гипотезу. Ну, увидели стадо косаток, эка невидаль! – и уже усмотрели в этом глаза и уши Чужих. Им теперь повсюду мерещились Чужие. Вот заслали в море послание и стали ждать контакта, который, может, никогда не состоится, потому что они напали на морской плесневой грибок.
День пятый. Фантазия, которая действует уже самостоятельно?
Мы ни к чему не придём, удручённо думал он. Блуждаем в темноте, залепив глаза теорией.
Они гулкими шагами спускались вниз по пандусу, миновали ангар и дошли до стальной двери лаборатории. Йохансон набрал цифровой код, и дверь с тихим шипением отодвинулась. Он включил свет. От симулятора доносилось гудение электрической системы.
Они поднялись на галерею, опоясывающую танк высокого давления, и подошли к большому овальному иллюминатору. Отсюда просматривалась вся внутренность симулятора. По дну в свете внутренних прожекторов были распределены белые тела крабов с паучьими ножками. Некоторые двигались – неуверенно и явно не ориентируясь: бегали по кругу или останавливались, не зная, надо ли идти и куда. Чем дальше от окна, тем труднее было разглядеть детали. Камеры, расположенные внутри, давали ближние снимки, перенося их на мониторы контрольного пульта.
– Ничего не изменилось со вчерашнего дня, – отметила Оливейра.
– Надо вскрыть парочку и посмотреть, что будет, – предложил Йохансон.
– Расщепить крабов?
– А что? Мы уже знаем, что под давлением они продолжают жить.
– Не жить, а прозябать, – поправила его Оливейра. – Мы даже не знаем, можно ли назвать это жизнью.
– Та штука внутри них живёт, – задумчиво сказал Рубин. – Всё прочее – не живее автомобиля.
– Согласна, – сказала Оливейра. – Но что с этой внутренней жизнью? Почему она ничего не предпринимает?
– А что она должна предпринять, по вашему мнению?
– Ну, бегать, – Оливейра пожала плечами. – Клешнями шевелить. Откуда я знаю. Вылезть из панциря. Посмотрите на этих тварей. Если они запрограммированы на то, чтобы высадиться на сушу, наделать там дел, а после этого околеть, то в этой ситуации они оказываются в затруднении. И никто не придёт, чтобы дать им новое распоряжение. Они на холостом ходу.
– Правильно, – нетерпеливо сказал Йохансон. – Они в летаргии и ведут себя, как детские игрушки на батарейках. Я согласен с Миком. Тела крабов выведены безжизненными, в них есть лишь немного нервной массы: пульт управления для пассажиров. И я бы хотел этих пассажиров высадить и посмотреть, как они поведут себя в глубоководных условиях.
– Хорошо, – кивнула Оливейра. – Начнём резню.
Они спустились с галереи и подошли к пульту управления. Компьютер давал возможность управлять несколькими роботами внутри танка. Йохансон выбрал маленький двухкомпонентный манипулятор-робот. Над пультом вспыхнули несколько высокоразрешающих мониторов. Один из них показывал внутренность симулятора.
– Сколько штук вскроем? – спросила Оливейра. Руки Йохансона скользнули по клавиатуре, и камера послушно изменила угол зрения.
– Как порцию устриц: не меньше дюжины, – сказал он.
Йохансон активировал управление, и один из роботов двинулся из своего угла внутри танка. Верхняя его часть была начинена техникой, внизу располагался короб с густыми сетчатыми стенками.
– Переключаюсь на сферу, – сказал Йохансон.
С полозьев, неподвижно зависших над крабами, выдвинулся красный шар размером с футбольный мяч и медленно приблизился к животным, ни одно из которых даже не пошевелилось. Нижняя часть шара раздвинулась, и оттуда показались две изящные многосуставные руки. У конца манипулятора вертелся арсенал инструментов, из которых Йохансон выбрал слева щипцы, а справа маленькую пилу. Руки Йохансона орудовали двумя джойстиками.
Щипцы двинулись вниз, подхватили одного краба под брюхо, зажали его со спины и подвинули ближе к объективу камеры. На мониторе отразился гигантский монстр. Пасть у него шевелилась, ножки дёргались, но клешни бессильно свисали вниз.
– Моторика безукоризненная, – прокомментировал Йохансон. – Двигательный аппарат функционирует.
– Зато никакой типичной для вида реакции, – заметил Рубин.
– Да. Клешни не раскрывает, никому не грозит. Тупой автомат, ходячая машина. – Он двинул второй джойстик и нажал кнопку. Циркулярная пила начала вращаться, и он подвёл её к боку панциря. Ножки краба судорожно задёргались.
Панцирь разломился.
Что-то молочное выскользнуло наружу и на мгновение, дрожа, зависло над разрушенным животным.
– Боже мой, – вырвалось у Оливейра.
Штука не походила ни на медузу, ни на каракатицу. Она была бесформенная. Волны пробежали по её краям, тело надулось и потом сплющилось. Йохансону почудилось, что внутри этой слизи пробежала молния, но в ярком свете прожекторов это могло быть обманом зрения. Существо внезапно переформировалось во что-то продолговатое, змеевидное и метнулось прочь.
Он ругнулся, поднял со дна следующего краба и вскрыл его. На сей раз всё протекало ещё быстрее, и желеобразный пассажир краба улизнул ещё до того, как кто-нибудь успел его разглядеть.
– Послушайте! – Рубин был явно воодушевлён. – С ума сойти. Что же это такое?
– Нечто, ускользающее от нас, – прорычал Йохансон. – Вот чёрт! И как нам эту соплю поймать?
– Но ведь мы её уже поймали.
– Как же, две кляксы, лишённые цвета и формы, где-то в бассейне. Удачного вам лова!
– Следующего я бы вскрыла внутри короба, – предложила Оливейра.
– Короб с одной стороны открыт. Оно сбежит.
– Не сбежит. Надо только успеть закрыть.
– Не знаю, управлюсь ли я.
– Хотя бы попробуйте.
Оливейра была права. На коробе манипулятора имелась задвижка. Йохансон захватил следующего краба и ввёл его внутрь короба. И только там поднёс пилу к панцирю краба.
Панцирь разлетелся. И больше ничего.
– Что, пустой? – удивился Рубин.
Они подождали несколько секунд – и Йохансон начал медленно выдвигать манипулятор из короба.
– Чёрт!
Желе метнулось из тела краба, но выбрало неверное направление и шлёпнулось о заднюю стенку короба, стянулось в дрожащий шар и зашаталось. Его растерянность – если ему можно было приписать растерянность, – длилась лишь мгновение. Оно вытянулось.
– Сейчас сбежит!
Йохансон успел подцепить манипулятором заслонку и опустить её.
Та штука распласталась и метнулась к заслонке. Но отпрянула и снова изменила форму. Её края расширились во все стороны, и она зависла в воде прозрачным колоколом, заняв собой половину клетки. Тело её изогнулось, и она стала походить на медузу, потом она свернулась – и в следующий момент внутри клетки снова завис шар.
– С ума сойти, – прошептал Рубин.
– Вы только посмотрите, – крикнула Оливейра. – Оно сжимается.
Действительно, шар сжимался, становясь всё плотнее.
– Ткань сокращается, – сказал Рубин. – Эта штука может изменять молекулярную плотность.
– Вам это ничего не напоминает?
– Ранние формы очень простых полипов, – соображал Рубин. – Кембрий. И до сих пор ещё есть организмы, способные к этому. Большинство каракатиц могут сокращать ткани, но они не изменяют при этом форму. Надо ещё поймать нескольких. Посмотрим, как они будут реагировать.
Йохансон откинулся на спинку стула.
– Ещё раз не удастся, – сказал он. – При второй попытке первая сбежит. Она очень быстрая.
– Хорошо. Для наблюдения пока хватит и одной.
– Не знаю, – Оливейра покачала головой. – Наблюдать-то хорошо, но я бы хотела исследовать эту штуку. Может, нам её заморозить и разрезать на ломтики?
– Точно. – Рубин заворожённо смотрел в монитор. – Но не сейчас. Понаблюдаем некоторое время.
– Но у нас есть ещё две. Кто-нибудь их видит? Йохансон включил все мониторы. Внутренность танка отразилась под разными углами.
– Слиняли.
– Должны быть где-то тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127