Он предложил Уивер выступить с ним единой командой – потому что никто другой не был в состоянии продолжить работу Бауэра. Но были и другие, тайные причины. Без вертолёта она бы не миновала смерти. Получалось, что он спас её. Уивер снимала с него грех его промаха с Лунд, и он решил быть достойным этого отпущения. Впредь оберегать её, а для этого лучше всего держать её при себе.
Йохансон встал, отправился в душ и в 6:30 появился в буфете, обнаружив, что он не единственный «жаворонок» в этом отеле. Военные пили кофе, ели фрукты и вполголоса беседовали. Йохансон положил себе в тарелку омлет с ветчиной и поискал знакомых. Он бы с удовольствием позавтракал с Борманом, но того не было. Зато он увидел генерала Джудит Ли, одиноко сидящую за столиком для двоих. Она листала скоросшиватель и время от времени поддевала вилкой фруктовый кусочек, не глядя поднося его ко рту.
Было в ней что-то притягательное для Йохансона, хоть он и понимал, что на самом деле она старше, чем выглядит. Но немного косметики и соответствующий наряд – и она была бы центром внимания на любой вечеринке. Он спросил себя, что бы пришлось предпринять, чтобы залучить её к себе в постель, но, может, лучше ничего не предпринимать. Ли была не из тех, кто передаст инициативу другому. Кроме того, любовная интрижка с генералом вооружённых сил США – это явный перебор.
Ли подняла голову.
– Доктор Йохансон, доброе утро, – воскликнула она. – Как спали?
– Как дитя. – Он подошёл к её столу. – А почему вы завтракаете одна? Одиночество великих?
– Нет, я тут обдумываю одну проблему. – Она улыбнулась и посмотрела на него светло-голубыми глазами. – Составьте мне компанию, доктор. Я всегда рада людям, которые умеют самостоятельно мыслить.
Йохансон сел.
– А кто вам сказал, что я это умею?
– Это видно. – Ли отложила бумаги. – Хотите кофе?
– С удовольствием.
– Вчера на конференции вы выделялись. Больше никто не выходил за пределы своего предмета. Шанкар высиживает свои подводные шумы, даже не умея их упорядочить, Эневек думает, что же случилось с его китами, хотя я должна поставить ему в заслугу, что он раньше всех выглянул за край своей тарелки. Борман видит опасность метановой катастрофы и готов на всё, чтобы предотвратить второй оползень. И так далее и тому подобное.
– Но это уже много.
– Однако никто из них не вывел теории, как это связано одно с другим.
– Но мы же теперь знаем, – невозмутимо сказал Йохансон, – что это происки арабских террористов.
– И вы тоже в это верите?
– Нет.
– А что думаете вы?
– Я думаю, что мне понадобится ещё день-другой, чтобы я смог вам это сказать.
– Вы ещё не уверены?
– Не до конца. – Йохансон отхлебнул кофе. – Но это щекотливая тема. Ваш мистер Вандербильт уже пристрелялся к терроризму. И мне нужно прикрытие с тыла, чтобы высказать свои подозрения.
– И кто вам должен его дать? – спросила Ли. Йохансон поставил чашку на стол.
– Вы, генерал.
Её это не особенно удивило. Она помолчала и сказала:
– Но я должна хотя бы знать, в чём вы собираетесь всех убедить.
– Узнаете. – Йохансон улыбнулся. – Заблаговременно.
Ли подвинула к нему скоросшиватель. Там были распечатки факсов.
– Может, это ускорит ваше решение, доктор. Это поступило сегодня в пять часов утра. У нас пока нет целостной картины, и никто не может уверенно сказать, что, собственно, происходит, но я решила, что в ближайшие часы мы введём в Нью-Йорке и прилегающих районах чрезвычайное положение. Пик уже там.
Замаячила зловещая картина следующей серии потопа.
– Вдоль побережья Лонг-Айленда из моря выходят миллиарды белых крабов. Что вы на это скажете?
– Может, у них служебная экскурсия от предприятия.
– Неплохо. И от какого предприятия?
– А что делают эти крабы? – спросил Йохансон, не отвечая на её вопрос.
– Мы ещё толком не знаем. Кажется, то же, что бретонские омары в Европе. Разносят заразу. Как это подходит к вашей теории, доктор?
Йохансон подумал. Потом сказал:
– Есть где-нибудь здесь или в окрестностях герметичная лаборатория, в которой можно исследовать этих животных?
– В Нанаймо. Экземпляры крабов уже на пути сюда.
– Живые экземпляры?
– Были живые, когда их взяли. Зато множество людей умерли. Токсический шок. Этот яд, судя по всему, действует ещё быстрее, чем та водоросль в Европе.
– Я полечу туда, – сказал Йохансон.
– В Нанаймо? – Ли удовлетворённо кивнула. – А когда вы мне скажете, что обо всём этом думаете?
– Дайте мне сутки.
Ли поджала губы и задумалась.
– Сутки, – сказала она. – И ни минутой больше.
* * *
Нанаймо, остров Ванкувер
Эневек, Форд, Оливейра и Фенвик сидели в просмотровом зале института. На экран проецировалась трёхмерная модель мозга кита. Оливейра заранее заложила её в компьютер и пометила те места, где они наткнулись на желе. Можно было осмотреть мозг со всех сторон и виртуальным ножом разрезать его на ломти. Были проведены уже три симуляции. Четвёртая показывала, как субстанция разветвлялась между извилинами мозга тончайшими побегами, которые местами проникали внутрь серого вещества.
– Теория такова, – сказал Эневек, взглянув на Оливейра. – Допустим, ты кухонный таракан…
– Спасибо, Леон. – Оливейра подняла брови, что придало её лошадиному лицу ещё более вытянутый вид. – Ты всегда найдёшь, как польстить женщине.
– Кухонный таракан без разума и творчества.
– Продолжай в том же духе.
Фенвик засмеялся.
– Ты подчиняешься только рефлексам, – невозмутимо продолжал Эневек. – Для нейропсихолога управлять тобой – плёвое дело. Для этого достаточно контролировать твои рефлексы и вызывать их по своему усмотрению. Это как протез. Главное – знать, где кнопка.
– А они не пробовали обезглавить таракана и приставить ему другую голову? – спросил Форд.
– Был такой эксперимент. Одному таракану оторвали голову, другому лапки, а потом соединили их центральные нервные системы. Таракан с головой управлял двигательным аппаратом другого. Простые создания – простые процессы. В другом эксперименте они попробовали нечто подобное с мышами. Трансплантировали мыши вторую голову. Она жила на удивление долго, несколько часов или дней, и обе головы функционировали исправно, но управление сильно осложнялось. Мышь бежала, но не всегда туда, куда первоначально задумала, и через несколько шагов просто падала.
– Фу, гадость, – пробормотала Оливейра.
– Это значит, управлять в принципе можно любым животным. Но чем оно сложнее, тем труднее навязать ему чужую волю. Что ты сделаешь в этом случае?
– Я попытаюсь сломать его волю и редуцировать его до уровня кухонного таракана. У мужчин это срабатывает, если, например, нагнуться перед ними без трусов.
– Правильно. – Эневек улыбнулся. – Поскольку люди и тараканы не так далеко ушли друг от друга.
– Некоторые люди, – заметила Оливейра.
– Все. Хоть мы и гордимся своим свободным разумом, но он свободен лишь до тех пор, пока не нажмёшь на определённую кнопку. Например, на центр боли.
– Это значит, что те, кто разработал желе, должны очень точно знать, как устроен мозг кита, – сказал Фенвик. – Ведь нужно знать, какие центры стимулировать.
– Это можно выяснить, – сказала Оливейра. – Вспомни о работе Джона Лилли.
– Да, – кивнул Эневек, – Лилли был первым, кто имплантировал электроды в мозг животных, чтобы возбуждать центры боли и удовольствия. Он доказал, что можно целенаправленно внушить животному радость или боль, ярость или страх. Обезьянам, заметьте. И это было ещё в 60-е годы!
– Всё хорошо, – сказал Форд, – когда ты кладёшь обезьяну на операционный стол и вживляешь электроды куда хочешь. Но ведь желе внедрялось китам через ухо. Даже если ты загонишь такую штуку в череп кита, откуда тебе знать, что она там распределится нужным тебе образом и… ну, нажмёт на нужные кнопки?
Эневек пожал плечами. Он был твёрдо убеждён, что субстанция в головах китов делала именно это, но не имел ни малейшего представления, как она это делала.
– Может, кнопок не так уж много, – задумался он. – Может…
Дверь открылась, заглянул кто-то из лаборантов:
– Доктор Оливейра? Вас требуют в закрытый бокс. Срочно.
Оливейра оглядела коллег:
– Кто со мной?
* * *
Закрытая лаборатория
Вертолёт Йохансона приземлился около института, когда крабов уже доставили туда. Ассистент долго вёл его по подземным коридорам и открыл тяжёлую дверь под световым табло, предупреждающим о смертельной опасности. Йохансон оглядел учёных и обслуживающий персонал закрытого блока. Он узнал Роше, Эневека и Форда. Оливейра и Фенвик разговаривали с Рубиным и Вандербильтом. Заметив Йохансона, Рубин подошёл и пожал ему руку:
– У нас не было случая перемолвиться словом. Вы непременно должны рассказать мне об этих червях… – Рубин указал на стальную дверь: – Совсем недавно здесь были склады, но армия быстро оборудовала герметичную лабораторию. Высший стандарт надёжности.
– Вы тоже пойдёте туда? – спросил Йохансон.
– И я, и доктор Оливейра.
– Я думал, эксперт по ракообразным у нас Роше.
– Тут каждый – эксперт по всему. – К ним подошёл Вандербильт и по-простецки ударил Йохансона по плечу. От церэушника попахивало потом. – Наши яйцеголовые решили собрать в одну пиццу специалистов всех мастей. А уж на вас Ли просто помешалась. Она бы коротала с вами дни и ночи, лишь бы разузнать, что вы там себе думаете. – Он рассмеялся. – Или, может, ей ещё чего надо, а?
Йохансон ответил ему холодной улыбкой:
– Почему бы вам не спросить у неё?
– Уже спрашивал, – невозмутимо сказал Вандербильт. – Боюсь, мой друг, вам придётся смириться с тем, что она действительно интересуется только вашей головой. Она считает, что вы что-то знаете.
– Ей показалось.
Вандербильт оценивающе оглядел его:
– Неужто не завалялось какой-нибудь любопытной теории?
– Я и вашу теорию нахожу достаточно любопытной.
– Да, ничего, пока не появилось лучшей. Сейчас вы отправитесь за стальную дверь, доктор. Подумайте о том, что у нас в Америке называют синдромом войны в Персидском заливе. В 1991 году Америка оценивала свои потери в Кувейте как очень небольшие, но впоследствии четверть всех участников заболела загадочным недугом. Он оказался более мягкой формой того, что вызывает Pfiesteria. Потеря памяти, проблемы с концентрацией, повреждение внутренних органов. Мы подозреваем, что люди подцепили какую-то заразу, – они были поблизости, когда взрывали иракские запасы оружия. Тогда мы грешили на зарин, но вполне возможно, что иракцы разработали и биологический возбудитель. Патогенами располагает половина исламского мира. Ничего не стоит путём генетических манипуляций превратить безобидные бактерии или вирусы в маленьких киллеров.
– Вы считаете, мы имеем дело именно с ними?
– Я считаю, неплохо бы вам посадить тётю Ли к себе в лодку. – Вандербильт подмигнул ему. – Между нами, она слегка чокнутая.
– Я не заметил.
– Смотрите, я вас предупредил.
Оливейра указала на стальную дверь:
– Приступим к делу. Роше, Йохансон и Рубин.
– А я? Разве вам не нужен телохранитель? – ухмыльнулся Вандербильт.
– Очень трогательно, Джек. – Она оглядела его. – К сожалению, костюмы вашего размера все заняты.
Они вчетвером прошли в первое из шлюзовых помещений. Система была задумана так, что шлюзы перекрывались по очереди. С потолка смотрела камера. У стены висели четыре ярко-жёлтых защитных костюма с прозрачными шлемами, перчатками и чёрными сапогами.
– Обычно мы сперва инструктируем по технике безопасности, – сказала Оливейра, – но сейчас на это нет времени. Костюм – это треть вашей защиты. На его счёт можете не беспокоиться. Он сделан из запаянного поливинилхлорида. Остальные две трети – это осторожность и внимание.
Йохансон надел жилетку, задача которой состояла в том, чтобы равномерно распределять внутри скафандра вдуваемый воздух.
– Воздух вводится так, что внутри создаётся повышенное давление. Важно, чтобы тяга была от вас наружу. Избытки выходят через вентиль. Подачу воздуха можете регулировать сами, но нужды в этом нет.
Облачившись в костюмы, они вошли во второй шлюз. Йохансон услышал приглушённый голос Оливейра и отметил, что теперь связь идёт по радио.
– В лаборатории давление, наоборот, понижено. Чтобы ничто не проникло наружу. Пол из непроницаемого бетона, окна с бронированными стёклами. Никаких стоков отсюда нет, отработанная вода стерилизуется здесь же. С внешним миром мы сообщаемся по радио, по факсу или через компьютер. Каждый уголок оборудован видеокамерой.
– На случай, если кто откинет копыта, чтобы видео осталось на память, – раздался в громкоговорителе голос Вандербильта.
Йохансон увидел, как Оливейра закатила глаза.
В своих костюмах, подсоединённых к шлангам, они походили на космонавтов, высадившихся на Марсе. Лаборатория напоминала кухню ресторана: с холодильными камерами и белыми подвесными шкафами. У одной стены стояли ёмкости с замороженными в жидком азоте вирусными культурами и другими организмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Йохансон встал, отправился в душ и в 6:30 появился в буфете, обнаружив, что он не единственный «жаворонок» в этом отеле. Военные пили кофе, ели фрукты и вполголоса беседовали. Йохансон положил себе в тарелку омлет с ветчиной и поискал знакомых. Он бы с удовольствием позавтракал с Борманом, но того не было. Зато он увидел генерала Джудит Ли, одиноко сидящую за столиком для двоих. Она листала скоросшиватель и время от времени поддевала вилкой фруктовый кусочек, не глядя поднося его ко рту.
Было в ней что-то притягательное для Йохансона, хоть он и понимал, что на самом деле она старше, чем выглядит. Но немного косметики и соответствующий наряд – и она была бы центром внимания на любой вечеринке. Он спросил себя, что бы пришлось предпринять, чтобы залучить её к себе в постель, но, может, лучше ничего не предпринимать. Ли была не из тех, кто передаст инициативу другому. Кроме того, любовная интрижка с генералом вооружённых сил США – это явный перебор.
Ли подняла голову.
– Доктор Йохансон, доброе утро, – воскликнула она. – Как спали?
– Как дитя. – Он подошёл к её столу. – А почему вы завтракаете одна? Одиночество великих?
– Нет, я тут обдумываю одну проблему. – Она улыбнулась и посмотрела на него светло-голубыми глазами. – Составьте мне компанию, доктор. Я всегда рада людям, которые умеют самостоятельно мыслить.
Йохансон сел.
– А кто вам сказал, что я это умею?
– Это видно. – Ли отложила бумаги. – Хотите кофе?
– С удовольствием.
– Вчера на конференции вы выделялись. Больше никто не выходил за пределы своего предмета. Шанкар высиживает свои подводные шумы, даже не умея их упорядочить, Эневек думает, что же случилось с его китами, хотя я должна поставить ему в заслугу, что он раньше всех выглянул за край своей тарелки. Борман видит опасность метановой катастрофы и готов на всё, чтобы предотвратить второй оползень. И так далее и тому подобное.
– Но это уже много.
– Однако никто из них не вывел теории, как это связано одно с другим.
– Но мы же теперь знаем, – невозмутимо сказал Йохансон, – что это происки арабских террористов.
– И вы тоже в это верите?
– Нет.
– А что думаете вы?
– Я думаю, что мне понадобится ещё день-другой, чтобы я смог вам это сказать.
– Вы ещё не уверены?
– Не до конца. – Йохансон отхлебнул кофе. – Но это щекотливая тема. Ваш мистер Вандербильт уже пристрелялся к терроризму. И мне нужно прикрытие с тыла, чтобы высказать свои подозрения.
– И кто вам должен его дать? – спросила Ли. Йохансон поставил чашку на стол.
– Вы, генерал.
Её это не особенно удивило. Она помолчала и сказала:
– Но я должна хотя бы знать, в чём вы собираетесь всех убедить.
– Узнаете. – Йохансон улыбнулся. – Заблаговременно.
Ли подвинула к нему скоросшиватель. Там были распечатки факсов.
– Может, это ускорит ваше решение, доктор. Это поступило сегодня в пять часов утра. У нас пока нет целостной картины, и никто не может уверенно сказать, что, собственно, происходит, но я решила, что в ближайшие часы мы введём в Нью-Йорке и прилегающих районах чрезвычайное положение. Пик уже там.
Замаячила зловещая картина следующей серии потопа.
– Вдоль побережья Лонг-Айленда из моря выходят миллиарды белых крабов. Что вы на это скажете?
– Может, у них служебная экскурсия от предприятия.
– Неплохо. И от какого предприятия?
– А что делают эти крабы? – спросил Йохансон, не отвечая на её вопрос.
– Мы ещё толком не знаем. Кажется, то же, что бретонские омары в Европе. Разносят заразу. Как это подходит к вашей теории, доктор?
Йохансон подумал. Потом сказал:
– Есть где-нибудь здесь или в окрестностях герметичная лаборатория, в которой можно исследовать этих животных?
– В Нанаймо. Экземпляры крабов уже на пути сюда.
– Живые экземпляры?
– Были живые, когда их взяли. Зато множество людей умерли. Токсический шок. Этот яд, судя по всему, действует ещё быстрее, чем та водоросль в Европе.
– Я полечу туда, – сказал Йохансон.
– В Нанаймо? – Ли удовлетворённо кивнула. – А когда вы мне скажете, что обо всём этом думаете?
– Дайте мне сутки.
Ли поджала губы и задумалась.
– Сутки, – сказала она. – И ни минутой больше.
* * *
Нанаймо, остров Ванкувер
Эневек, Форд, Оливейра и Фенвик сидели в просмотровом зале института. На экран проецировалась трёхмерная модель мозга кита. Оливейра заранее заложила её в компьютер и пометила те места, где они наткнулись на желе. Можно было осмотреть мозг со всех сторон и виртуальным ножом разрезать его на ломти. Были проведены уже три симуляции. Четвёртая показывала, как субстанция разветвлялась между извилинами мозга тончайшими побегами, которые местами проникали внутрь серого вещества.
– Теория такова, – сказал Эневек, взглянув на Оливейра. – Допустим, ты кухонный таракан…
– Спасибо, Леон. – Оливейра подняла брови, что придало её лошадиному лицу ещё более вытянутый вид. – Ты всегда найдёшь, как польстить женщине.
– Кухонный таракан без разума и творчества.
– Продолжай в том же духе.
Фенвик засмеялся.
– Ты подчиняешься только рефлексам, – невозмутимо продолжал Эневек. – Для нейропсихолога управлять тобой – плёвое дело. Для этого достаточно контролировать твои рефлексы и вызывать их по своему усмотрению. Это как протез. Главное – знать, где кнопка.
– А они не пробовали обезглавить таракана и приставить ему другую голову? – спросил Форд.
– Был такой эксперимент. Одному таракану оторвали голову, другому лапки, а потом соединили их центральные нервные системы. Таракан с головой управлял двигательным аппаратом другого. Простые создания – простые процессы. В другом эксперименте они попробовали нечто подобное с мышами. Трансплантировали мыши вторую голову. Она жила на удивление долго, несколько часов или дней, и обе головы функционировали исправно, но управление сильно осложнялось. Мышь бежала, но не всегда туда, куда первоначально задумала, и через несколько шагов просто падала.
– Фу, гадость, – пробормотала Оливейра.
– Это значит, управлять в принципе можно любым животным. Но чем оно сложнее, тем труднее навязать ему чужую волю. Что ты сделаешь в этом случае?
– Я попытаюсь сломать его волю и редуцировать его до уровня кухонного таракана. У мужчин это срабатывает, если, например, нагнуться перед ними без трусов.
– Правильно. – Эневек улыбнулся. – Поскольку люди и тараканы не так далеко ушли друг от друга.
– Некоторые люди, – заметила Оливейра.
– Все. Хоть мы и гордимся своим свободным разумом, но он свободен лишь до тех пор, пока не нажмёшь на определённую кнопку. Например, на центр боли.
– Это значит, что те, кто разработал желе, должны очень точно знать, как устроен мозг кита, – сказал Фенвик. – Ведь нужно знать, какие центры стимулировать.
– Это можно выяснить, – сказала Оливейра. – Вспомни о работе Джона Лилли.
– Да, – кивнул Эневек, – Лилли был первым, кто имплантировал электроды в мозг животных, чтобы возбуждать центры боли и удовольствия. Он доказал, что можно целенаправленно внушить животному радость или боль, ярость или страх. Обезьянам, заметьте. И это было ещё в 60-е годы!
– Всё хорошо, – сказал Форд, – когда ты кладёшь обезьяну на операционный стол и вживляешь электроды куда хочешь. Но ведь желе внедрялось китам через ухо. Даже если ты загонишь такую штуку в череп кита, откуда тебе знать, что она там распределится нужным тебе образом и… ну, нажмёт на нужные кнопки?
Эневек пожал плечами. Он был твёрдо убеждён, что субстанция в головах китов делала именно это, но не имел ни малейшего представления, как она это делала.
– Может, кнопок не так уж много, – задумался он. – Может…
Дверь открылась, заглянул кто-то из лаборантов:
– Доктор Оливейра? Вас требуют в закрытый бокс. Срочно.
Оливейра оглядела коллег:
– Кто со мной?
* * *
Закрытая лаборатория
Вертолёт Йохансона приземлился около института, когда крабов уже доставили туда. Ассистент долго вёл его по подземным коридорам и открыл тяжёлую дверь под световым табло, предупреждающим о смертельной опасности. Йохансон оглядел учёных и обслуживающий персонал закрытого блока. Он узнал Роше, Эневека и Форда. Оливейра и Фенвик разговаривали с Рубиным и Вандербильтом. Заметив Йохансона, Рубин подошёл и пожал ему руку:
– У нас не было случая перемолвиться словом. Вы непременно должны рассказать мне об этих червях… – Рубин указал на стальную дверь: – Совсем недавно здесь были склады, но армия быстро оборудовала герметичную лабораторию. Высший стандарт надёжности.
– Вы тоже пойдёте туда? – спросил Йохансон.
– И я, и доктор Оливейра.
– Я думал, эксперт по ракообразным у нас Роше.
– Тут каждый – эксперт по всему. – К ним подошёл Вандербильт и по-простецки ударил Йохансона по плечу. От церэушника попахивало потом. – Наши яйцеголовые решили собрать в одну пиццу специалистов всех мастей. А уж на вас Ли просто помешалась. Она бы коротала с вами дни и ночи, лишь бы разузнать, что вы там себе думаете. – Он рассмеялся. – Или, может, ей ещё чего надо, а?
Йохансон ответил ему холодной улыбкой:
– Почему бы вам не спросить у неё?
– Уже спрашивал, – невозмутимо сказал Вандербильт. – Боюсь, мой друг, вам придётся смириться с тем, что она действительно интересуется только вашей головой. Она считает, что вы что-то знаете.
– Ей показалось.
Вандербильт оценивающе оглядел его:
– Неужто не завалялось какой-нибудь любопытной теории?
– Я и вашу теорию нахожу достаточно любопытной.
– Да, ничего, пока не появилось лучшей. Сейчас вы отправитесь за стальную дверь, доктор. Подумайте о том, что у нас в Америке называют синдромом войны в Персидском заливе. В 1991 году Америка оценивала свои потери в Кувейте как очень небольшие, но впоследствии четверть всех участников заболела загадочным недугом. Он оказался более мягкой формой того, что вызывает Pfiesteria. Потеря памяти, проблемы с концентрацией, повреждение внутренних органов. Мы подозреваем, что люди подцепили какую-то заразу, – они были поблизости, когда взрывали иракские запасы оружия. Тогда мы грешили на зарин, но вполне возможно, что иракцы разработали и биологический возбудитель. Патогенами располагает половина исламского мира. Ничего не стоит путём генетических манипуляций превратить безобидные бактерии или вирусы в маленьких киллеров.
– Вы считаете, мы имеем дело именно с ними?
– Я считаю, неплохо бы вам посадить тётю Ли к себе в лодку. – Вандербильт подмигнул ему. – Между нами, она слегка чокнутая.
– Я не заметил.
– Смотрите, я вас предупредил.
Оливейра указала на стальную дверь:
– Приступим к делу. Роше, Йохансон и Рубин.
– А я? Разве вам не нужен телохранитель? – ухмыльнулся Вандербильт.
– Очень трогательно, Джек. – Она оглядела его. – К сожалению, костюмы вашего размера все заняты.
Они вчетвером прошли в первое из шлюзовых помещений. Система была задумана так, что шлюзы перекрывались по очереди. С потолка смотрела камера. У стены висели четыре ярко-жёлтых защитных костюма с прозрачными шлемами, перчатками и чёрными сапогами.
– Обычно мы сперва инструктируем по технике безопасности, – сказала Оливейра, – но сейчас на это нет времени. Костюм – это треть вашей защиты. На его счёт можете не беспокоиться. Он сделан из запаянного поливинилхлорида. Остальные две трети – это осторожность и внимание.
Йохансон надел жилетку, задача которой состояла в том, чтобы равномерно распределять внутри скафандра вдуваемый воздух.
– Воздух вводится так, что внутри создаётся повышенное давление. Важно, чтобы тяга была от вас наружу. Избытки выходят через вентиль. Подачу воздуха можете регулировать сами, но нужды в этом нет.
Облачившись в костюмы, они вошли во второй шлюз. Йохансон услышал приглушённый голос Оливейра и отметил, что теперь связь идёт по радио.
– В лаборатории давление, наоборот, понижено. Чтобы ничто не проникло наружу. Пол из непроницаемого бетона, окна с бронированными стёклами. Никаких стоков отсюда нет, отработанная вода стерилизуется здесь же. С внешним миром мы сообщаемся по радио, по факсу или через компьютер. Каждый уголок оборудован видеокамерой.
– На случай, если кто откинет копыта, чтобы видео осталось на память, – раздался в громкоговорителе голос Вандербильта.
Йохансон увидел, как Оливейра закатила глаза.
В своих костюмах, подсоединённых к шлангам, они походили на космонавтов, высадившихся на Марсе. Лаборатория напоминала кухню ресторана: с холодильными камерами и белыми подвесными шкафами. У одной стены стояли ёмкости с замороженными в жидком азоте вирусными культурами и другими организмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127