Вдвоём они управились с конями, отвели их на другой конец загона, где росла большая яблоня, кое-как успокоили и привязали к дереву. Изловили и гнедую.
Последним из амбара вышел Андерсон. Вышел мрачно и неторопливо, злобный, тоже весь распухший и по самый нос закутанный в свой серый плащ.
— В погоню, — коротко сказал он, — живо. Седлайте коней!
Но о погоне не могло быть и речи: четвёртой лошади они лишились — пегий конь Матиаса был мертв, пчелиный рой зажалил его до смерти. Сам Матиас тоже не мог ни идти, ни ехать, только охал, ругался и размазывал по лицу навоз и грязь. Зерги с Рутгером переглянулись.
— Это невозможно, — твёрдо высказался наёмник. — Лошади покусанные, мокрые… мы им спины сотрём! Они не выдержат дороги, могут вообще понести. Да и ехать куда?
— А я сказал — седлайте! — рявкнул Андерсон, который уже вынес седло и теперь пытался успокоить свою лошадь.
— Мы его догоним: с девчонкой на плечах он далеко не уйдёт, дорога здесь одна, мы перехватим его возле города или у леса. Ну, чего стоите? Шевелитесь, у нас не так много времени! А Матиас пусть останется и подождёт нас тут.
— Этот человек, — вмешалась арбалетчица, — не ходит по дорогам.
Голос её слегка подрагивал. Совсем чуть-чуть, но Рутгер весь напрягся, услыхав подобный тон: девица явно что-то затевала. Со счёта сбиться — столько раз наёмник слышал за последний месяц эти нотки, не сулившие хорошего. Несмотря на молодость, Рутгер уже успел постичь простую истину, что женщина есть существо непредсказуемое, тем более когда в её руках оружие.
«Далеко ль до беды», — промелькнула тревожная мысль.
Андерсон, однако, ничего такого не заметил.
— На этот раз пойдёт, — ответил он и отмахнулся от шальной пчелы.
Голландец говорил, а сам думал о чём-то своём; его толстые пальцы двигались сами по себе — стелили потник, перекидывали седло, затягивали пряжки. Лошадь косила глазом, всхрапывала, трясла мордой, но не протестовала.
— Он выдыхается, — задумчиво проговорил Андерсон, — уже не может прыгать через Бездну. Что-то его держит… интересно — что? Нет, нет, он будет двигаться пешком, как мы: топ-топ, топ-топ. Ещё немного — и мы его настигнем. Он пойдёт…
Его слова прервал упругий, тонкий металлический щелчок. Голландец замер, повернулся и увидел направленный в его сторону взведённый арбалет.
— Он-то, может, и пойдёт, — сказала Зерги, глядя нанимателю в глаза поверх болта, — только вы, милсдарь, за ним не пойдёте. Болт был белым — из старых запасов. Взгляд Андерсона сделался жестоким и холодным.
— Вот как! — выговорил он. — Забавно… Значит, бунт? — Он оглядел по очереди Зерги, Рутгера и Матиаса Румпеля (последний ничего не понимал, только вертел головой и настороженно прислушивался). Взгляд Андерсона был таким, что Рутгер профессионально подобрался, не без оснований полагая, что последует за этим.
— Зовите как хотите. — Зерги поудобней ухватила арбалет, отбросила на спину скрывающий обзор капюшон, скривила губы и дунула на чёлку — мокрые волосы едва шевельнулись. — Только вам за ним сейчас идти не след. Я много повидала, господин хороший, айе, много всякого. Но что вы вытворяли в амбаре с этой девкой, это и чертям в аду не снилось. Я не знаю, для чего вам нужен Лис, но задницей чую — не для хорошего. Расседлайте лошадь.
— Зерги, Зерги… — Андерсон скривился, будто это прозвище отдавало кислым. — Белая Стрела, продажная убийца… Не надо было брать тебя с собой — терпеть не могу, когда баба лезет в мужские дела. С каких это пор тебя стали волновать такие мелочи, как чужая боль и собственная совесть? Обычно у таких, как ты, всё наоборот. — Он задумчиво потёр распухший подбородок и опять поморщился. — Хотя… я слышал, что тебя и этого, как его там — Жугу? — когда-то связывало нечто большее…
Зерги вспыхнула.
— А вот это — не ваше дело, господин хороший, — процедила она. — Не ваше дело.
— Понимаю, — рассудительно кивнул голландец. — Понимаю. И молчу. Может, всё-таки опустишь арбалет?
— И не подумаю!
— Раз ты не убила меня сразу, значит, не хотела.
— Я в спину не стреляю.
— Но теперь-то я к тебе лицом стою.
Девушка не ответила.
— Так, — сказал толстяк. — Так. И чего ж ты хочешь?
Арбалетчица переступила в поисках лучшей опоры — было сыро, сыпал дождь, ноги разъезжались. Мокрая, неровно подстриженная чёлка липла ей ко лбу, спадала на глаза.
— Я к вам нанималась, чтобы охранять, а не пытать, — наконец сказала она. — Вы выманили Лиса из норы, айе.
Зачем, не важно, но плевать: я даже рада, что он жив. Но коль хотите говорить с ним, говорите на равных, а не загоняйте в угол. Я не хочу, чтоб вы травили его, как зверя.
— Так-таки не хочешь?
— Не хочу, — отрезала она, — айе.
Тут Рутгер не выдержал и решил вмешаться: сделал шаг вперёд и поднял руку, прося слова.
— Погодите! Стойте! Хватит. Хватит, Зерги. Опусти арбалет.
— Кто ты такой, чтоб командовать? — огрызнулась та.
— Я пока прошу. Господин Андерсон…
— Я не понял, — осадил его толстяк, — ты на чьей стороне?
— На своей, угрюмо отозвался Рутгер. — Она права. И вы, наверное, правы. Я могу убить, могу ограбить, припугнуть… но не играться в кошки-мышки! Не могу взять в толк, что вы затеяли, но это дурно пахнет. Я вам не мальчик. Багта! Когда хотят поймать рыбу, не хватают её за хвост. Говорите, для чего вам это, прямо здесь, сейчас. А там решим, по-прежнему мы с вами или разбегаемся… Святые угодники, Зерги, да подними ты арбалет!
— Ещё чего! — ответила она.
— Понятно, — сказал Андерсон. — Понятно… Ну, с тобой я после разберусь. А теперь послушайте меня, вы, оба, а то вы слишком много стали себе позволять. Зачем ищу? — Он ухмыльнулся. — Глупцы! Да мне пришлось бы год вам объяснять… Ладно, скажу коротко: затем, что близится развязка. Тот, кто будет рядом, и пожнёт плоды. Надо только знать, что делать, вот и всё. Кто знает, тот и делает. Остальное не имеет значения. Да это и сам травник понимает… О, кстати: вот и он!
Приём был старый, но Зерги купилась. Даже Рутгер попался — повернулся вслед за жестом толстого и упустил момент, когда Ян Андерсон на них набросился. Только и почувствовал, как под ребром плеснула боль, затем удар в скулу швырнул его на землю. Девушка успела спохватиться, арбалет в её руках хлопнул, но мокрые волосы от резкого движения опять предательски упали на глаза. Болт свистнул белым росчерком и угодил в гнедую. Перебил трахею. Лошадь вскинулась, по-прежнему привязанная к яблоне, и повалилась как подкошенная. Повисла на узде, забилась, захрипела. В это же мгновение Зерги вскрикнула, схватилась за живот и медленно осела в грязь, уронив арбалет. Посмотрела снизу вверх на Андерсона, преспокойно вытиравшего кинжал, и опустила взгляд.
— Сука, — выдохнула она. — Гадина, мразь дворянская…
Она закашлялась. Из-под пальцев начала сочиться кровь. Лежать! — сквозь зубы бросил Андерсон, глядя на Рутгера, который пытался подняться. — Лежать, собака! Схватишься за нож — убью на месте. Понял?
Даже сейчас Рутгера поразило, как переменился Андерсон: движения, осанка и манера речи — всё стало другим. «Двоедушник» — вспомнились наёмнику слова Жуги. Он стиснул зубы. Боль обжигала и ворочалась в боку, будто чёрт его бодал. Рутгер видел всё как сквозь пелену. Стёганый подклад его куртки набух от крови, красные капли падали и растворялись в луже. Он кивнул.
— Что ж, хорошо, — продолжил Андерсон. — Сейчас я заберусь на лошадь, а ты будешь лежать. Тихо-тихо. Как младенец. А как уеду — встанешь и начнёшь ходить. Понял? Рутгер снова кивнул. Его мутило.
— Твари, — выругался Андерсон, натягивая перчатки. Выругался безразлично и брезгливо, словно говорил о пауках или опарышах. — Если бы не вы… Нет, на кого хайло раззявили! Всё, — он решительно взмахнул рукой, — расстались! Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот… — Он залез в кошелёк и бросил в грязь пригоршню монет. — Здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей, — он кивнул на Зерги, — достойные похороны.
Рутгер против воли опустил глаза. Там были три дуката, итальянские флорины, турский грош и два тяжёлых, очень старых «ангела» британской чеканки. Хватило бы, чтоб закопать целую роту. Андерсон тем временем уже залез в седло и тронул повод, разворачивая лошадь; перед взглядом Рутгера замаячила его широкая серая спина. Наёмник посмотрел на Зерги: та согнулась и уткнулась головою в землю — капюшон слетел, соломенные волосы рассыпались в грязи. Она никак не реагировала на происходящее, лишь держалась за живот и тихо раскачивалась. Арбалет валялся в грязи — ни натянуть его, ни вставить новую стрелу у девушки сил не было. Рутгер сглотнул, чуть повернулся в луже и нащупал в рукаве свой «коготь» — бронзовый клинок с кольцом. «Der Letzte Wunsch, — подумалось ему. — Последнее желание…» Он закусил губу, сжал пальцы, потянул…
И замер, встретив взгляд голландца.
— Даже не думай, Рутгер, — сказал Ян Андерсон. — Даже не думай.
И дал кобыле шпоры.
Матиас ничего не видел. То есть не сказать, чтоб абсолютно ничего — какие-то частички света прорывались до заплывших глаз, особенно если раздвигать веки пальцами, но прикосновения причиняли боль. Лицо распухло, руки жгло, а правый бок, бедро и задница, убитые копытами, сначала ныли и болели, а теперь и вовсе отнялись. Досталось ему крепко, что и говорить, поэтому, когда случилась свара, он предпочёл не двигаться и только слушал. Брань очень скоро перешла из слов в резню и потасовку. Кончилось всё скверно — Матиас слышал, как убили лошадь. Вскрикнула деваха. После всё утихло. Не иначе, толстый Андерсон расправился с обоими. Оставалось только гадать, на чьей стороне был Рутгер. Впрочем, вскорости и это выяснилось.
— Всё, расстались! — услышал Матиас резкий голос Яна Андерсона. — Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот: здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей достойные похороны.
Разговор закончился, зазвякала сбруя, в сырой грязи затопали копыта: кто-то, с шумом, грузно, влез в седло. Было холодно, сыпал дождь, капли текли по лицу, от навозной кучи несло, но Матиас этого не замечал — он сжался и сидел как мышь, моля Всевышнего, чтобы о нём забыли. Пока что так и было, но как знать…
— Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.
Послышался удаляющийся конский топот, после — тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть, как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.
— Зерги… — тихо позвал наёмник. — Зерги, ты жива? Что-то завозилось в грязи. Послышался кашель.
— Гадство, — выдохнула арбалетчица. — Вот же гадство…
И снова закашлялась. Плюнула.
— О-охх…
— Дай взглянуть. Убери руки. Ох, Господи… Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу. Послышался треск разрываемой материи. — Без толку, — отозвался женский голос. — Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака…
— Не говори так.
— Говори не говори — один хрен. By Got, как больно… Два удара — быстрый, как гадюка… Всё, беляк, кончилась я. Ох…
— Сейчас, сейчас, — повторял Рутгер. — Вот так… вот так…
Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.
— Кровь… — сказала девушка. На тебе кровь. Ты тоже ранен?
— Это вскользь — неглубоко, до кости… Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.
— Арбалет…
— Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся… Стой! Не надо! Ах ты чёрт, повязки разъезжаются…
— Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю?
— Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, все спуталось… Ах, сука, ну и смазала же я, ох смазала…
Она опять закашлялась.
— Я найду его, — сдавленно сказал наёмник. — Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!
— Может быть… — безразлично отозвалась она. — Как мерзко… не хочу…
И снова стало тихо, в этот раз надолго, может быть, на целую минуту. «Кончено», — решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.
— Рутгер, — позвала она.
— Что?
— Рутгер…
— Что?
— Поцелуй меня.
Повисло неловкое, какое-то растерянное молчание. Дождь сыпал, шелестел по крыше, капал с яблоневых ветвей.
— Тебе… не противно? — снова спросила девушка.
— Ты что несёшь! поперхнулся Рутгер. — Не сходи с ума. Я… Чёрт, я думал, ты меня ненавидишь.
Не было ни звука, ни движения. Что-то там сейчас происходило, происходило что-то. Матиас сидел и терялся в догадках.
— Дура я, дура, выругалась Зерги. Так мне и надо. И ты тоже дурак. Ах, Рутгер, сволочь ты этакая… какие у тебя всё-таки глаза, какие глаза… Прощай, Рутгер. Выпей за меня.
— Ты же волшебница! — протестующе выкрикнул он. — Неужели ты ничем не можешь себе помочь? Ты же волшебница! Ну скажи что-нибудь!
— Я… — Она гулко сглотнула. — Нет, не могу. Наверно, Лис бы смог. А может, и нет. Лис? Ты думаешь, он вернётся?
— Для чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Последним из амбара вышел Андерсон. Вышел мрачно и неторопливо, злобный, тоже весь распухший и по самый нос закутанный в свой серый плащ.
— В погоню, — коротко сказал он, — живо. Седлайте коней!
Но о погоне не могло быть и речи: четвёртой лошади они лишились — пегий конь Матиаса был мертв, пчелиный рой зажалил его до смерти. Сам Матиас тоже не мог ни идти, ни ехать, только охал, ругался и размазывал по лицу навоз и грязь. Зерги с Рутгером переглянулись.
— Это невозможно, — твёрдо высказался наёмник. — Лошади покусанные, мокрые… мы им спины сотрём! Они не выдержат дороги, могут вообще понести. Да и ехать куда?
— А я сказал — седлайте! — рявкнул Андерсон, который уже вынес седло и теперь пытался успокоить свою лошадь.
— Мы его догоним: с девчонкой на плечах он далеко не уйдёт, дорога здесь одна, мы перехватим его возле города или у леса. Ну, чего стоите? Шевелитесь, у нас не так много времени! А Матиас пусть останется и подождёт нас тут.
— Этот человек, — вмешалась арбалетчица, — не ходит по дорогам.
Голос её слегка подрагивал. Совсем чуть-чуть, но Рутгер весь напрягся, услыхав подобный тон: девица явно что-то затевала. Со счёта сбиться — столько раз наёмник слышал за последний месяц эти нотки, не сулившие хорошего. Несмотря на молодость, Рутгер уже успел постичь простую истину, что женщина есть существо непредсказуемое, тем более когда в её руках оружие.
«Далеко ль до беды», — промелькнула тревожная мысль.
Андерсон, однако, ничего такого не заметил.
— На этот раз пойдёт, — ответил он и отмахнулся от шальной пчелы.
Голландец говорил, а сам думал о чём-то своём; его толстые пальцы двигались сами по себе — стелили потник, перекидывали седло, затягивали пряжки. Лошадь косила глазом, всхрапывала, трясла мордой, но не протестовала.
— Он выдыхается, — задумчиво проговорил Андерсон, — уже не может прыгать через Бездну. Что-то его держит… интересно — что? Нет, нет, он будет двигаться пешком, как мы: топ-топ, топ-топ. Ещё немного — и мы его настигнем. Он пойдёт…
Его слова прервал упругий, тонкий металлический щелчок. Голландец замер, повернулся и увидел направленный в его сторону взведённый арбалет.
— Он-то, может, и пойдёт, — сказала Зерги, глядя нанимателю в глаза поверх болта, — только вы, милсдарь, за ним не пойдёте. Болт был белым — из старых запасов. Взгляд Андерсона сделался жестоким и холодным.
— Вот как! — выговорил он. — Забавно… Значит, бунт? — Он оглядел по очереди Зерги, Рутгера и Матиаса Румпеля (последний ничего не понимал, только вертел головой и настороженно прислушивался). Взгляд Андерсона был таким, что Рутгер профессионально подобрался, не без оснований полагая, что последует за этим.
— Зовите как хотите. — Зерги поудобней ухватила арбалет, отбросила на спину скрывающий обзор капюшон, скривила губы и дунула на чёлку — мокрые волосы едва шевельнулись. — Только вам за ним сейчас идти не след. Я много повидала, господин хороший, айе, много всякого. Но что вы вытворяли в амбаре с этой девкой, это и чертям в аду не снилось. Я не знаю, для чего вам нужен Лис, но задницей чую — не для хорошего. Расседлайте лошадь.
— Зерги, Зерги… — Андерсон скривился, будто это прозвище отдавало кислым. — Белая Стрела, продажная убийца… Не надо было брать тебя с собой — терпеть не могу, когда баба лезет в мужские дела. С каких это пор тебя стали волновать такие мелочи, как чужая боль и собственная совесть? Обычно у таких, как ты, всё наоборот. — Он задумчиво потёр распухший подбородок и опять поморщился. — Хотя… я слышал, что тебя и этого, как его там — Жугу? — когда-то связывало нечто большее…
Зерги вспыхнула.
— А вот это — не ваше дело, господин хороший, — процедила она. — Не ваше дело.
— Понимаю, — рассудительно кивнул голландец. — Понимаю. И молчу. Может, всё-таки опустишь арбалет?
— И не подумаю!
— Раз ты не убила меня сразу, значит, не хотела.
— Я в спину не стреляю.
— Но теперь-то я к тебе лицом стою.
Девушка не ответила.
— Так, — сказал толстяк. — Так. И чего ж ты хочешь?
Арбалетчица переступила в поисках лучшей опоры — было сыро, сыпал дождь, ноги разъезжались. Мокрая, неровно подстриженная чёлка липла ей ко лбу, спадала на глаза.
— Я к вам нанималась, чтобы охранять, а не пытать, — наконец сказала она. — Вы выманили Лиса из норы, айе.
Зачем, не важно, но плевать: я даже рада, что он жив. Но коль хотите говорить с ним, говорите на равных, а не загоняйте в угол. Я не хочу, чтоб вы травили его, как зверя.
— Так-таки не хочешь?
— Не хочу, — отрезала она, — айе.
Тут Рутгер не выдержал и решил вмешаться: сделал шаг вперёд и поднял руку, прося слова.
— Погодите! Стойте! Хватит. Хватит, Зерги. Опусти арбалет.
— Кто ты такой, чтоб командовать? — огрызнулась та.
— Я пока прошу. Господин Андерсон…
— Я не понял, — осадил его толстяк, — ты на чьей стороне?
— На своей, угрюмо отозвался Рутгер. — Она права. И вы, наверное, правы. Я могу убить, могу ограбить, припугнуть… но не играться в кошки-мышки! Не могу взять в толк, что вы затеяли, но это дурно пахнет. Я вам не мальчик. Багта! Когда хотят поймать рыбу, не хватают её за хвост. Говорите, для чего вам это, прямо здесь, сейчас. А там решим, по-прежнему мы с вами или разбегаемся… Святые угодники, Зерги, да подними ты арбалет!
— Ещё чего! — ответила она.
— Понятно, — сказал Андерсон. — Понятно… Ну, с тобой я после разберусь. А теперь послушайте меня, вы, оба, а то вы слишком много стали себе позволять. Зачем ищу? — Он ухмыльнулся. — Глупцы! Да мне пришлось бы год вам объяснять… Ладно, скажу коротко: затем, что близится развязка. Тот, кто будет рядом, и пожнёт плоды. Надо только знать, что делать, вот и всё. Кто знает, тот и делает. Остальное не имеет значения. Да это и сам травник понимает… О, кстати: вот и он!
Приём был старый, но Зерги купилась. Даже Рутгер попался — повернулся вслед за жестом толстого и упустил момент, когда Ян Андерсон на них набросился. Только и почувствовал, как под ребром плеснула боль, затем удар в скулу швырнул его на землю. Девушка успела спохватиться, арбалет в её руках хлопнул, но мокрые волосы от резкого движения опять предательски упали на глаза. Болт свистнул белым росчерком и угодил в гнедую. Перебил трахею. Лошадь вскинулась, по-прежнему привязанная к яблоне, и повалилась как подкошенная. Повисла на узде, забилась, захрипела. В это же мгновение Зерги вскрикнула, схватилась за живот и медленно осела в грязь, уронив арбалет. Посмотрела снизу вверх на Андерсона, преспокойно вытиравшего кинжал, и опустила взгляд.
— Сука, — выдохнула она. — Гадина, мразь дворянская…
Она закашлялась. Из-под пальцев начала сочиться кровь. Лежать! — сквозь зубы бросил Андерсон, глядя на Рутгера, который пытался подняться. — Лежать, собака! Схватишься за нож — убью на месте. Понял?
Даже сейчас Рутгера поразило, как переменился Андерсон: движения, осанка и манера речи — всё стало другим. «Двоедушник» — вспомнились наёмнику слова Жуги. Он стиснул зубы. Боль обжигала и ворочалась в боку, будто чёрт его бодал. Рутгер видел всё как сквозь пелену. Стёганый подклад его куртки набух от крови, красные капли падали и растворялись в луже. Он кивнул.
— Что ж, хорошо, — продолжил Андерсон. — Сейчас я заберусь на лошадь, а ты будешь лежать. Тихо-тихо. Как младенец. А как уеду — встанешь и начнёшь ходить. Понял? Рутгер снова кивнул. Его мутило.
— Твари, — выругался Андерсон, натягивая перчатки. Выругался безразлично и брезгливо, словно говорил о пауках или опарышах. — Если бы не вы… Нет, на кого хайло раззявили! Всё, — он решительно взмахнул рукой, — расстались! Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот… — Он залез в кошелёк и бросил в грязь пригоршню монет. — Здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей, — он кивнул на Зерги, — достойные похороны.
Рутгер против воли опустил глаза. Там были три дуката, итальянские флорины, турский грош и два тяжёлых, очень старых «ангела» британской чеканки. Хватило бы, чтоб закопать целую роту. Андерсон тем временем уже залез в седло и тронул повод, разворачивая лошадь; перед взглядом Рутгера замаячила его широкая серая спина. Наёмник посмотрел на Зерги: та согнулась и уткнулась головою в землю — капюшон слетел, соломенные волосы рассыпались в грязи. Она никак не реагировала на происходящее, лишь держалась за живот и тихо раскачивалась. Арбалет валялся в грязи — ни натянуть его, ни вставить новую стрелу у девушки сил не было. Рутгер сглотнул, чуть повернулся в луже и нащупал в рукаве свой «коготь» — бронзовый клинок с кольцом. «Der Letzte Wunsch, — подумалось ему. — Последнее желание…» Он закусил губу, сжал пальцы, потянул…
И замер, встретив взгляд голландца.
— Даже не думай, Рутгер, — сказал Ян Андерсон. — Даже не думай.
И дал кобыле шпоры.
Матиас ничего не видел. То есть не сказать, чтоб абсолютно ничего — какие-то частички света прорывались до заплывших глаз, особенно если раздвигать веки пальцами, но прикосновения причиняли боль. Лицо распухло, руки жгло, а правый бок, бедро и задница, убитые копытами, сначала ныли и болели, а теперь и вовсе отнялись. Досталось ему крепко, что и говорить, поэтому, когда случилась свара, он предпочёл не двигаться и только слушал. Брань очень скоро перешла из слов в резню и потасовку. Кончилось всё скверно — Матиас слышал, как убили лошадь. Вскрикнула деваха. После всё утихло. Не иначе, толстый Андерсон расправился с обоими. Оставалось только гадать, на чьей стороне был Рутгер. Впрочем, вскорости и это выяснилось.
— Всё, расстались! — услышал Матиас резкий голос Яна Андерсона. — Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот: здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей достойные похороны.
Разговор закончился, зазвякала сбруя, в сырой грязи затопали копыта: кто-то, с шумом, грузно, влез в седло. Было холодно, сыпал дождь, капли текли по лицу, от навозной кучи несло, но Матиас этого не замечал — он сжался и сидел как мышь, моля Всевышнего, чтобы о нём забыли. Пока что так и было, но как знать…
— Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.
Послышался удаляющийся конский топот, после — тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть, как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.
— Зерги… — тихо позвал наёмник. — Зерги, ты жива? Что-то завозилось в грязи. Послышался кашель.
— Гадство, — выдохнула арбалетчица. — Вот же гадство…
И снова закашлялась. Плюнула.
— О-охх…
— Дай взглянуть. Убери руки. Ох, Господи… Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу. Послышался треск разрываемой материи. — Без толку, — отозвался женский голос. — Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака…
— Не говори так.
— Говори не говори — один хрен. By Got, как больно… Два удара — быстрый, как гадюка… Всё, беляк, кончилась я. Ох…
— Сейчас, сейчас, — повторял Рутгер. — Вот так… вот так…
Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.
— Кровь… — сказала девушка. На тебе кровь. Ты тоже ранен?
— Это вскользь — неглубоко, до кости… Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.
— Арбалет…
— Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся… Стой! Не надо! Ах ты чёрт, повязки разъезжаются…
— Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю?
— Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, все спуталось… Ах, сука, ну и смазала же я, ох смазала…
Она опять закашлялась.
— Я найду его, — сдавленно сказал наёмник. — Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!
— Может быть… — безразлично отозвалась она. — Как мерзко… не хочу…
И снова стало тихо, в этот раз надолго, может быть, на целую минуту. «Кончено», — решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.
— Рутгер, — позвала она.
— Что?
— Рутгер…
— Что?
— Поцелуй меня.
Повисло неловкое, какое-то растерянное молчание. Дождь сыпал, шелестел по крыше, капал с яблоневых ветвей.
— Тебе… не противно? — снова спросила девушка.
— Ты что несёшь! поперхнулся Рутгер. — Не сходи с ума. Я… Чёрт, я думал, ты меня ненавидишь.
Не было ни звука, ни движения. Что-то там сейчас происходило, происходило что-то. Матиас сидел и терялся в догадках.
— Дура я, дура, выругалась Зерги. Так мне и надо. И ты тоже дурак. Ах, Рутгер, сволочь ты этакая… какие у тебя всё-таки глаза, какие глаза… Прощай, Рутгер. Выпей за меня.
— Ты же волшебница! — протестующе выкрикнул он. — Неужели ты ничем не можешь себе помочь? Ты же волшебница! Ну скажи что-нибудь!
— Я… — Она гулко сглотнула. — Нет, не могу. Наверно, Лис бы смог. А может, и нет. Лис? Ты думаешь, он вернётся?
— Для чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98