От ее движений
кожа становилась гусиной.
Михаил снова стал напрягаться и, когда мозг его прояснился после
первоначального исступления, начал сознавать, что есть многое такое, чему
следует поучиться, о чем монахам и не снилось.
Их губы встретились и замерли. Олеся укусила его за язык и губы,
затем взяла его ладони и положила их на свои груди, а потом раздвинула
бедра и опустилась на него. Они соединились, он ощущал, как пульс его
бился во влажном тепле. Бедра Олеси начали медленное ритмичное движение,
которое постепенно увеличивало силу и интенсивность, глаза ее уставились в
его глаза, а ее лицо и груди заблестели от пота. Михаил был учеником,
схватывающим все на лету; он тоже стал раскачиваться, все глубже проникая
в нее в ответ в такт ее движениям, и, когда их взаимопроникновение стало
жестче и более нетерпеливым, Олеся запрокинула голову, ее золотистые
волосы каскадом рассыпались по плечам, и вскрикнула от радости.
Он почувствовал, как она вздрогнула; глаза у нее были закрыты, а губы
издавали нежные стонущие звуки. Она подставляла свои груди под его
поцелуи, бедра ее совершали мелкие круговые резкие движения, и тут Михаила
опять охватила такая же неконтролируемая напряженность. В тот момент,
когда его мышцы почти свело и кровь яростно забилась в нем, дар его
сущности излился во влажную теплоту Олеси. Он расслабил мышцы, суставы его
ломило от внутреннего жара. Начни даже сейчас небеса падать на его голову
синими глыбами - он бы не шелохнулся. Все ощущения были ему незнакомы, он
был словно бы в неведомом краю, но в одном он был уверен: все это ему
нравилось, очень нравилось. И он хотел бы вернуться в нее, по возможности
так скоро, как только удастся.
Он опять был готов, быстрее, чем мог бы надеяться. Тело к телу, он и
Олеся катались по мху из тени на солнцепек. Теперь она была под ним, ее
ноги над его бедрами, и она смеялась над выражением его лица, когда он
опять погрузился в нее. Эта глубина была лучше, чем глубина пруда: он не
мог найти у Олеси дно. Солнце жгло их, от его жара кожа их была мокрой, и
оно сплавило их вместе. Оно выжгло также последние следы стыдливости
Михаила, и он стал отвечать на ее телодвижения уверенно и с силой. Ее
бедра сжимали его бока, рот ее втягивал его язык, спина его выгибалась,
когда он входил в ее глубины.
И когда их тела опять устремились через напряжение к высвобождению,
все произошло без предупреждения. Светлая шерсть заструилась по животу
Олеси, по бедрам и рукам. Рот ее был раскрыт, глаза блуждали от
удовольствия, и Михаил уловил ее звериный острый дух. Этот запах разбудил
в нем волка, и черная шерсть пробилась на его спине, под ее вцепившимися
пальцами. Олеся скорчилась и стала менять облик, ее зубы в улыбке
удлинились в клыки, красивое лицо приобрело другую форму красоты. Михаил,
все еще продолжая процесс совокупления, тоже дал себе волю; черная шерсть
появилась на его плечах, руках, ягодицах и ногах. Их тела охватили корчи
страсти и боли, и они перевернулись и согнулись так, что тело,
становящееся черным волком, вскарабкалось на появляющуюся светлую волчицу
сзади. И в миг, предшествовавший моменту окончания превращения, Михаил
задергался, потому что семя его вышло в Олесю. Его обуяло радостное
удовлетворение, и он запрокинул голову и завыл. Олеся присоединилась к его
пению, их голоса слились в гармонии, сбились с единозвучия и снова
соединились: еще одна форма любви.
Михаил освободился от нее. Дух все еще желал, но его покрытые черной
шерстью яички совсем опустели. Олеся стала кататься по траве, потом
вспрыгнула и стала кружиться, гоняясь за своим хвостам. Михаил тоже
попытался бегать, но ноги не устояли, и он лег на солнышке, свесив язык.
Олеся прижималась к нему носом, перекатывалась через него и лизала его
брюхо. Он наслаждался вниманием, веки его отяжелели, и он подумал, что
более прекрасного дня, чем этот, у него не будет.
Когда солнце стало западать, а небеса порозовели, Олеся учуяла по
ветру запах зайца. Она и Михаил погнались за ним, обгоняя в лесу друг
друга, соревнуясь, кто поймает зайца первым, и когда они по очереди
перепрыгивали друг через друга, то были счастливы, как все любовники на
свете.
2
Это была золотая пора. Осень переходила в зиму, долгие любовные игры
Михаила с Олесей привели к тому, что живот ее начал полнеть. Виктор
старался отнимать у Михаила все больше времени; дни укорачивались, все
покрывалось инеем; учеба продвигалась и теперь включала высшую математику,
обществоведение, религию и философию. Но Михаил, на удивление равнодушный
к себе, осознал, что его ум тянется к знаниям так же, как тело его тянется
к Олесе. Открылась двойная дверь: одна к таинствам общения полов, другая к
вопросам жизни. Михаил спокойно сидел, пока Виктор приучал его размышлять,
и не только к размышлять, но и стараться вырабатывать свое собственное
представление о вещах. Виктор регулярно поднимал вопрос, на который не
было ответа: "Что есть ликантроп в глазах Божьих? Зверь проклятый или чуда
порождение?"
Зима была на редкость мягкой: несколько сравнительно спокойных
месяцев, в которые было только три бури, и охота почти все время была
легкой. Она закончилась, снова пришла весна, и стая посчитала себя
спасенной. В один из майских дней Рената принесла новость: по лесной
дороге в телеге едут двое путешественников, мужчина с женщиной. Лошадь
была бы хорошей добычей, а путешественников они могли бы принять в свою
семью. Виктор согласился; стая, насчитывавшая только пятерых, могла бы
пополниться новой кровью.
Сделано это было с военной четкостью. Никита с Михаилом подкрались к
телеге с двух сторон, в то время как Рената держалась сзади, а Виктор
убежал вперед, чтобы выбрать место для засады. По сигналу, громкому вою
Виктора, раздавшемуся, когда телега тряслась по дороге сквозь густой
сосняк, Никита и Михаил, выпрыгнув из кустов, напали с обеих сторон, а
Рената прыгнула с тыла. Виктор выскочил из своей засады, отчего лошадь
заржала и понесла. Михаил увидел охваченные паникой лица путешественников;
мужчина был бородатый и худой, женщина одета в дерюжную одежду. Никита
взял на себя мужчину, схватив его за локоть и выдергивая из телеги, Михаил
же собрался вцепиться в плечо женщины, как его учил Виктор, но
остановился, оскалив клыки, с которых капала слюна. Он вспомнил свои
собственные муки и не смог заставить себя причинить другому человеку такие
страдания. Женщина закричала, закрывая лицо руками. Тогда в телегу
прыгнула Рената, вонзила клыки в плечо женщины и скинула ее на землю.
Виктор прыгнул к горлу лошади, повис на нем, в то время как лошадь неслась
во весь опор. Животному не удалось ускакать далеко, прежде чем Виктор
свалил его, но Виктор из этой схватки вышел покрытый ссадинами и сильными
кровоподтеками.
В подвале белого дворца мужчина во время превращения умер. Женщина
выжила, но только телом, не разумом. Все время она сидела, сжавшись в
комок, в углу, спиной к стене, всхлипывая и молясь. Никто не мог от нее
ничего добиться, поговорить с ней, она издавала только бессвязный лепет, и
они так и не узнали, кто она и откуда. Днем и ночью она молила о смерти,
пока наконец то, о чем она просила, не исполнилось, освобождая ее от
мучений. В тот день в стае почти не разговаривали; Михаил ушел в лес,
бегал там туда-сюда, и в голове его повторялось лишь одно слово:
"чудовище".
В разгаре лета Олеся родила. Михаил смотрел, как появлялся ребенок, а
когда Олеся нетерпеливо спросила: - Это мальчик? Это мальчик? - Рената
стерла пот с лица и ответила: - Да. Прекрасный здоровый сын.
Новорожденный пережил первую неделю. И тогда Олеся дала ему имя:
Петр, по имени дяди, которого она помнила с детства. У Петра были сильные
легкие, и Михаилу нравилось петь вместе с ним. Даже Франко, чье сердце
стало смягчилось, когда ему пришлось научиться передвигаться на трех
лапах, был очарован этим ребенком, но больше всего - сам Виктор, который
проводил большую часть времени рядом с новорожденным, следя янтарными
глазами за тем, как тот сосал грудь. Олеся хихикала, как школьница, когда
держала дитя у груди, но все знали, что ищет Виктор: первых признаков
битвы между волком и человеком в детском теле. Дитя либо переживет эту
битву, и тело его примирит эти натуры, либо не переживет. Прошла еще одна
неделя, потом месяц. Петр все еще жил, все еще плакал и писал где попало.
Ветры пронизывали леса. Надвигались проливные дожди, стая чуяла их
сладкие запахи. Но наступила ночь, когда последний летний поезд уходил по
своей дороге на восток, чтобы отсидеться там до следующего сезона. Оба,
Никита и Михаил, пошли проводить поезд, как живое существо, поскольку ночь
за ночью гонялись за ним, начиная бег в человечьем облике и стараясь
перескочить пути перед ним волками, до того как он прогремит в восточный
туннель. Оба они стали быстрее, но, казалось, что и поезд тоже стал более
резв. Наверно, машинист новый, сказал Никита. Этот не знал, что такое
тормоза. Михаил согласился; поезд стал выскакивать из западного туннеля
как дьявол из преисподней, торопящийся домчаться до дома до того, как свет
восхода обратит его в камень. Дважды Никита завершал превращение и лишь
чуть не взлетал в прыжке, который перенес бы его над решеткой перед
циклопическим глазом паровоза, но оба раза поезд набирал скорость,
выбросив клубы черного дыма и золы, и в последние секунды Никита
сдерживался. Красный фонарь на последнем вагоне состава качался, будто бы
насмехаясь, и свет отражался в глазах Никиты, пока не исчезал в длинном
туннеле.
Пока дубы и сосны раскачивались по склонам оврага и весь мир,
казалось, находился в беспокойном шевелении, Никита и Михаил поджидали во
тьме последний летний поезд. Оба были без одежды, прибежав сюда из белого
дворца волками. Они сидели возле путей около выхода из западного туннеля,
и Никита то и дело подходил и трогал рельс, ожидая ощутить вибрации.
- Опаздывает, - сказал Никита. - Он будет торопиться и ехать быстрее,
чтобы наверстать время.
Михаил задумчиво кивнул, жуя соломинку. Он смотрел вверх, наблюдая,
как по небу плывут серо-стальные облака. Потом тоже потрогал рельс. Все
было тихо.
- Может, он сломался?
- Может, - согласился Никита. Потом нахмурился: - Нет, нет! Это
последний рейс! Поезд пройдет этой ночью, даже если его придется толкать!
Он, сгорая от нетерпения, выдрал пучок травы и смотрел, как она
разлеталась по ветру.
- Поезд придет, - сказал он.
Несколько минут они молча слушали шум деревьев. Михаил спросил: - Ты
думаешь, он будет жить?
Этот вопрос не шел у них из головы. Никита пожал плечами.
- Не знаю. Он кажется достаточно здоровым, но... сказать трудно.
Он опять потрогал рельс; поезда не было.
- У тебя есть что-то сильное внутри. Что-то очень особое.
- Особое в чем? - Это озадачило Михаила, потому что он никогда не
думал о себе как об отличавшемся в чем-то от других членов стаи.
- Ну, вот, например, я - сколько раз пытался заиметь дитя... Или
Франко. И даже Виктор. Боже мой, когда-то казалось, будто Виктор мог
делать их направо и налево. Но родившиеся обычно через несколько дней
умирали, а те, что жили чуть дольше, мучились так, что ужасно было
смотреть. Теперь вот ты: всего пятнадцать лет - и ты зачал ребенка,
который прожил уже месяц, и вроде бы с ним ничего такого. А то, как ты
перенес превращение? Ты все-таки выжил, хотя многие из нас давно уже
поставили на тебе крест. А Рената говорит, что всегда знала, что ты будешь
жить, но каждый раз глядя на тебя она вспоминала про сад. Франко не
поставил бы и заячьей косточки, что ты не умрешь через неделю, - а теперь
он каждый день благодарит Бога, что ты не умер. - Он слегка наклонил
голову, прислушиваясь, не гудят ли колеса. - Виктор это знает, - сказал
он.
- Знает что?
- Он знает то же, что и я. Что знаем все мы. Ты какой-то другой.
Крепче. Ловчее. Зачем, ты думаешь, Виктор проводит столько времени с
тобой, изучая все книги?
- Ему нравится учить.
- Ну, это он тебе так говорит. - Никита хмыкнул. - А почему же тогда
он не хочет учить меня, или Франко, или Олесю? Или кого-нибудь другого? Он
что, думает, что у нас головы каменные? - И сам ответил: - Нет. Он тратит
время, обучая тебя, потому что считает, что ты стоишь его усилий. А почему
так? Потому, что ты хочешь учиться. - Он кивнул, когда Михаил усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
кожа становилась гусиной.
Михаил снова стал напрягаться и, когда мозг его прояснился после
первоначального исступления, начал сознавать, что есть многое такое, чему
следует поучиться, о чем монахам и не снилось.
Их губы встретились и замерли. Олеся укусила его за язык и губы,
затем взяла его ладони и положила их на свои груди, а потом раздвинула
бедра и опустилась на него. Они соединились, он ощущал, как пульс его
бился во влажном тепле. Бедра Олеси начали медленное ритмичное движение,
которое постепенно увеличивало силу и интенсивность, глаза ее уставились в
его глаза, а ее лицо и груди заблестели от пота. Михаил был учеником,
схватывающим все на лету; он тоже стал раскачиваться, все глубже проникая
в нее в ответ в такт ее движениям, и, когда их взаимопроникновение стало
жестче и более нетерпеливым, Олеся запрокинула голову, ее золотистые
волосы каскадом рассыпались по плечам, и вскрикнула от радости.
Он почувствовал, как она вздрогнула; глаза у нее были закрыты, а губы
издавали нежные стонущие звуки. Она подставляла свои груди под его
поцелуи, бедра ее совершали мелкие круговые резкие движения, и тут Михаила
опять охватила такая же неконтролируемая напряженность. В тот момент,
когда его мышцы почти свело и кровь яростно забилась в нем, дар его
сущности излился во влажную теплоту Олеси. Он расслабил мышцы, суставы его
ломило от внутреннего жара. Начни даже сейчас небеса падать на его голову
синими глыбами - он бы не шелохнулся. Все ощущения были ему незнакомы, он
был словно бы в неведомом краю, но в одном он был уверен: все это ему
нравилось, очень нравилось. И он хотел бы вернуться в нее, по возможности
так скоро, как только удастся.
Он опять был готов, быстрее, чем мог бы надеяться. Тело к телу, он и
Олеся катались по мху из тени на солнцепек. Теперь она была под ним, ее
ноги над его бедрами, и она смеялась над выражением его лица, когда он
опять погрузился в нее. Эта глубина была лучше, чем глубина пруда: он не
мог найти у Олеси дно. Солнце жгло их, от его жара кожа их была мокрой, и
оно сплавило их вместе. Оно выжгло также последние следы стыдливости
Михаила, и он стал отвечать на ее телодвижения уверенно и с силой. Ее
бедра сжимали его бока, рот ее втягивал его язык, спина его выгибалась,
когда он входил в ее глубины.
И когда их тела опять устремились через напряжение к высвобождению,
все произошло без предупреждения. Светлая шерсть заструилась по животу
Олеси, по бедрам и рукам. Рот ее был раскрыт, глаза блуждали от
удовольствия, и Михаил уловил ее звериный острый дух. Этот запах разбудил
в нем волка, и черная шерсть пробилась на его спине, под ее вцепившимися
пальцами. Олеся скорчилась и стала менять облик, ее зубы в улыбке
удлинились в клыки, красивое лицо приобрело другую форму красоты. Михаил,
все еще продолжая процесс совокупления, тоже дал себе волю; черная шерсть
появилась на его плечах, руках, ягодицах и ногах. Их тела охватили корчи
страсти и боли, и они перевернулись и согнулись так, что тело,
становящееся черным волком, вскарабкалось на появляющуюся светлую волчицу
сзади. И в миг, предшествовавший моменту окончания превращения, Михаил
задергался, потому что семя его вышло в Олесю. Его обуяло радостное
удовлетворение, и он запрокинул голову и завыл. Олеся присоединилась к его
пению, их голоса слились в гармонии, сбились с единозвучия и снова
соединились: еще одна форма любви.
Михаил освободился от нее. Дух все еще желал, но его покрытые черной
шерстью яички совсем опустели. Олеся стала кататься по траве, потом
вспрыгнула и стала кружиться, гоняясь за своим хвостам. Михаил тоже
попытался бегать, но ноги не устояли, и он лег на солнышке, свесив язык.
Олеся прижималась к нему носом, перекатывалась через него и лизала его
брюхо. Он наслаждался вниманием, веки его отяжелели, и он подумал, что
более прекрасного дня, чем этот, у него не будет.
Когда солнце стало западать, а небеса порозовели, Олеся учуяла по
ветру запах зайца. Она и Михаил погнались за ним, обгоняя в лесу друг
друга, соревнуясь, кто поймает зайца первым, и когда они по очереди
перепрыгивали друг через друга, то были счастливы, как все любовники на
свете.
2
Это была золотая пора. Осень переходила в зиму, долгие любовные игры
Михаила с Олесей привели к тому, что живот ее начал полнеть. Виктор
старался отнимать у Михаила все больше времени; дни укорачивались, все
покрывалось инеем; учеба продвигалась и теперь включала высшую математику,
обществоведение, религию и философию. Но Михаил, на удивление равнодушный
к себе, осознал, что его ум тянется к знаниям так же, как тело его тянется
к Олесе. Открылась двойная дверь: одна к таинствам общения полов, другая к
вопросам жизни. Михаил спокойно сидел, пока Виктор приучал его размышлять,
и не только к размышлять, но и стараться вырабатывать свое собственное
представление о вещах. Виктор регулярно поднимал вопрос, на который не
было ответа: "Что есть ликантроп в глазах Божьих? Зверь проклятый или чуда
порождение?"
Зима была на редкость мягкой: несколько сравнительно спокойных
месяцев, в которые было только три бури, и охота почти все время была
легкой. Она закончилась, снова пришла весна, и стая посчитала себя
спасенной. В один из майских дней Рената принесла новость: по лесной
дороге в телеге едут двое путешественников, мужчина с женщиной. Лошадь
была бы хорошей добычей, а путешественников они могли бы принять в свою
семью. Виктор согласился; стая, насчитывавшая только пятерых, могла бы
пополниться новой кровью.
Сделано это было с военной четкостью. Никита с Михаилом подкрались к
телеге с двух сторон, в то время как Рената держалась сзади, а Виктор
убежал вперед, чтобы выбрать место для засады. По сигналу, громкому вою
Виктора, раздавшемуся, когда телега тряслась по дороге сквозь густой
сосняк, Никита и Михаил, выпрыгнув из кустов, напали с обеих сторон, а
Рената прыгнула с тыла. Виктор выскочил из своей засады, отчего лошадь
заржала и понесла. Михаил увидел охваченные паникой лица путешественников;
мужчина был бородатый и худой, женщина одета в дерюжную одежду. Никита
взял на себя мужчину, схватив его за локоть и выдергивая из телеги, Михаил
же собрался вцепиться в плечо женщины, как его учил Виктор, но
остановился, оскалив клыки, с которых капала слюна. Он вспомнил свои
собственные муки и не смог заставить себя причинить другому человеку такие
страдания. Женщина закричала, закрывая лицо руками. Тогда в телегу
прыгнула Рената, вонзила клыки в плечо женщины и скинула ее на землю.
Виктор прыгнул к горлу лошади, повис на нем, в то время как лошадь неслась
во весь опор. Животному не удалось ускакать далеко, прежде чем Виктор
свалил его, но Виктор из этой схватки вышел покрытый ссадинами и сильными
кровоподтеками.
В подвале белого дворца мужчина во время превращения умер. Женщина
выжила, но только телом, не разумом. Все время она сидела, сжавшись в
комок, в углу, спиной к стене, всхлипывая и молясь. Никто не мог от нее
ничего добиться, поговорить с ней, она издавала только бессвязный лепет, и
они так и не узнали, кто она и откуда. Днем и ночью она молила о смерти,
пока наконец то, о чем она просила, не исполнилось, освобождая ее от
мучений. В тот день в стае почти не разговаривали; Михаил ушел в лес,
бегал там туда-сюда, и в голове его повторялось лишь одно слово:
"чудовище".
В разгаре лета Олеся родила. Михаил смотрел, как появлялся ребенок, а
когда Олеся нетерпеливо спросила: - Это мальчик? Это мальчик? - Рената
стерла пот с лица и ответила: - Да. Прекрасный здоровый сын.
Новорожденный пережил первую неделю. И тогда Олеся дала ему имя:
Петр, по имени дяди, которого она помнила с детства. У Петра были сильные
легкие, и Михаилу нравилось петь вместе с ним. Даже Франко, чье сердце
стало смягчилось, когда ему пришлось научиться передвигаться на трех
лапах, был очарован этим ребенком, но больше всего - сам Виктор, который
проводил большую часть времени рядом с новорожденным, следя янтарными
глазами за тем, как тот сосал грудь. Олеся хихикала, как школьница, когда
держала дитя у груди, но все знали, что ищет Виктор: первых признаков
битвы между волком и человеком в детском теле. Дитя либо переживет эту
битву, и тело его примирит эти натуры, либо не переживет. Прошла еще одна
неделя, потом месяц. Петр все еще жил, все еще плакал и писал где попало.
Ветры пронизывали леса. Надвигались проливные дожди, стая чуяла их
сладкие запахи. Но наступила ночь, когда последний летний поезд уходил по
своей дороге на восток, чтобы отсидеться там до следующего сезона. Оба,
Никита и Михаил, пошли проводить поезд, как живое существо, поскольку ночь
за ночью гонялись за ним, начиная бег в человечьем облике и стараясь
перескочить пути перед ним волками, до того как он прогремит в восточный
туннель. Оба они стали быстрее, но, казалось, что и поезд тоже стал более
резв. Наверно, машинист новый, сказал Никита. Этот не знал, что такое
тормоза. Михаил согласился; поезд стал выскакивать из западного туннеля
как дьявол из преисподней, торопящийся домчаться до дома до того, как свет
восхода обратит его в камень. Дважды Никита завершал превращение и лишь
чуть не взлетал в прыжке, который перенес бы его над решеткой перед
циклопическим глазом паровоза, но оба раза поезд набирал скорость,
выбросив клубы черного дыма и золы, и в последние секунды Никита
сдерживался. Красный фонарь на последнем вагоне состава качался, будто бы
насмехаясь, и свет отражался в глазах Никиты, пока не исчезал в длинном
туннеле.
Пока дубы и сосны раскачивались по склонам оврага и весь мир,
казалось, находился в беспокойном шевелении, Никита и Михаил поджидали во
тьме последний летний поезд. Оба были без одежды, прибежав сюда из белого
дворца волками. Они сидели возле путей около выхода из западного туннеля,
и Никита то и дело подходил и трогал рельс, ожидая ощутить вибрации.
- Опаздывает, - сказал Никита. - Он будет торопиться и ехать быстрее,
чтобы наверстать время.
Михаил задумчиво кивнул, жуя соломинку. Он смотрел вверх, наблюдая,
как по небу плывут серо-стальные облака. Потом тоже потрогал рельс. Все
было тихо.
- Может, он сломался?
- Может, - согласился Никита. Потом нахмурился: - Нет, нет! Это
последний рейс! Поезд пройдет этой ночью, даже если его придется толкать!
Он, сгорая от нетерпения, выдрал пучок травы и смотрел, как она
разлеталась по ветру.
- Поезд придет, - сказал он.
Несколько минут они молча слушали шум деревьев. Михаил спросил: - Ты
думаешь, он будет жить?
Этот вопрос не шел у них из головы. Никита пожал плечами.
- Не знаю. Он кажется достаточно здоровым, но... сказать трудно.
Он опять потрогал рельс; поезда не было.
- У тебя есть что-то сильное внутри. Что-то очень особое.
- Особое в чем? - Это озадачило Михаила, потому что он никогда не
думал о себе как об отличавшемся в чем-то от других членов стаи.
- Ну, вот, например, я - сколько раз пытался заиметь дитя... Или
Франко. И даже Виктор. Боже мой, когда-то казалось, будто Виктор мог
делать их направо и налево. Но родившиеся обычно через несколько дней
умирали, а те, что жили чуть дольше, мучились так, что ужасно было
смотреть. Теперь вот ты: всего пятнадцать лет - и ты зачал ребенка,
который прожил уже месяц, и вроде бы с ним ничего такого. А то, как ты
перенес превращение? Ты все-таки выжил, хотя многие из нас давно уже
поставили на тебе крест. А Рената говорит, что всегда знала, что ты будешь
жить, но каждый раз глядя на тебя она вспоминала про сад. Франко не
поставил бы и заячьей косточки, что ты не умрешь через неделю, - а теперь
он каждый день благодарит Бога, что ты не умер. - Он слегка наклонил
голову, прислушиваясь, не гудят ли колеса. - Виктор это знает, - сказал
он.
- Знает что?
- Он знает то же, что и я. Что знаем все мы. Ты какой-то другой.
Крепче. Ловчее. Зачем, ты думаешь, Виктор проводит столько времени с
тобой, изучая все книги?
- Ему нравится учить.
- Ну, это он тебе так говорит. - Никита хмыкнул. - А почему же тогда
он не хочет учить меня, или Франко, или Олесю? Или кого-нибудь другого? Он
что, думает, что у нас головы каменные? - И сам ответил: - Нет. Он тратит
время, обучая тебя, потому что считает, что ты стоишь его усилий. А почему
так? Потому, что ты хочешь учиться. - Он кивнул, когда Михаил усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97