..
Сэндлер сказал: - А вот и он, - спокойным, трезвым голосом. Из-за
обломков обвалившейся каменной стены выступил человек. На нем был длинный
серый плащ, на руках черные перчатки.
Позади Майкла послышались звуки: подошвы сапог, скребущие по камню.
Майкл повернулся и увидел еще одного человека в сером плаще, почти сразу
за собой. Человек сделал два длинных шага, и рука, уже занесенная,
обрушилась на него. Кастет, зажатый в руке, ударил Майкла сбоку по голове
и сбил его на колени.
- Быстрее, - торопил Сэндлер. - Берите его, черт возьми.
Подкатил черный автомобиль. Майкл, оглушенный болью, услышал, как
открылась дверца. Нет, не дверца. Что-то более тяжелое. Крышка багажника?
Его подняли, и его стоптанные туфли проволочились по камню. Его тело
обмякло; все произошло так быстро, что мозг у него не мог прийти в себя.
Двое мужчин подтащили его к багажнику автомобиля.
- Живее, - прошипел Сэндлер.
Майкла подняли, и он понял, что они собираются сложить его как багаж
и бросить в резко пахнувший багажник.
О, нет, - решил он. Этого он не даст им сделать, только не это.
Он напряг мышцы и ударил назад правым локтем, попал во что-то
костистое и услышал, как какой-то человек выругался. Его сильно ударили
кулаком по почкам, рука обхватила его сзади за горло. Майкл забился,
пытаясь ослабить хватку. Если бы только я мог встать на землю, думал он,
теряя силы, я бы...
Он услышал в воздухе свист и понял, что опять на него летит кастет.
Его ударило в затылок, отчего посреди белого призрачного пейзажа в голове
запрыгали черные искры.
Резная вонь. Звук крышки гроба, захлопнувшейся над ним. Нет. Крышки
багажника. Моя голова... о, моя голова...
Он услышал шум хорошо отлаженного мотора. Автомобиль двинулся.
Майкл попытался подняться, и, когда он все же сделал это, стальной
кулак боли сомкнулся над ним и подмял под себя.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПОСЛЕДНИЙ ЦВЕТ ЮНОСТИ
1
Одним летним утром четырнадцатого года жизни Михаила, когда солнце
согрело землю и лес расцветился зеленью, словно юношеские мечты, по нему
бежал черный волк.
Он теперь уже научился быть ловким, учителями его были Виктор и
Никита. Нужно крутануть тело задними лапами, тормознуть и развернуться
передом. Всегда помни, что именно у тебя под лапами: мягкая земля, грязь,
камни, песок. Все это требует разного касания, разного усилия мышц тела.
Иногда мускулы должны быть как натянутые струны, иногда вялы как старая
резина.
- Но, - и это очень важно, - сказал Виктор, - постоянно надо четко
сознавать, где ты и что делаешь.
Это выражение Виктор употреблял много раз, вбивая в пытливый мозг
Михаила, как согнутый гвоздь. Сознавай, где ты и что делаешь. Ощущай
собственное тело, ровный шум в легких, толчки крови, действия мышц и
сухожилий и ритм движения четырех лап. Ощущай солнце в небе и помни, куда
бежишь. Помни, что тебя окружает и как попасть обратно домой. Следи не
только за тем, что перед тобой, но и за тем, что справа, слева, сзади,
вверху и внизу. Обращай внимание на следы мелкой дичи и звуки животных,
убегающих от твоего запаха. Всегда сознавай все это и еще многое другое.
Михаил никогда не думал, что быть волком - такая тяжелая работа.
Но постепенно это становилось его второй натурой. Боли при изменениях
облика уменьшились, хотя Виктор сказал ему, что полностью они никогда не
исчезнут. Боль, как понял Михаил, это доказательство жизни. И к тому же
боли от превращения были ничтожной ценой за то восторженное состояние,
которое Михаил испытывал каждый раз, когда его тело скакало по лесу на
четырех лапах, а мускулы ходили волнами под покрытой шерстью кожей, и
ощущение силы, превосходившее все известное ему ранее. Он был еще
маленьким волчонком, но Виктор говорил, что он вырастет. Ты - способный
ученик, говорил Виктор. У тебя ясная голова на плечах. В те сухие
августовские дни Михаил большую часть времени проводил в волчьем облике,
чувствуя себя в облике мальчика слабым и беззащитным, как личинка бабочки.
Спал он очень мало; каждый день и каждая ночь приносили новые
открытия, новые события, увиденные глазами, которые ничего не упускали.
Предметы, обычные для человеческого глаза, становились откровением для
видения волка: дождь был потоком мерцавших красок, следы мелких животных в
высокой траве были очерчены слабым голубым свечением от тепла тел, сам
ветер казался загадочным живым существом, разносившим информацию о жизни и
смерти других по всему лесу.
И луна. Ох уж эта луна!
Волчий глаз видел ее совсем по-другому. Бесконечно привлекательная
серебристая дыра в ночи, иногда окаймленная ярко голубым, иногда багрово,
иногда оттенком, не поддающимся описанию. Лунный свет падал серебряными
стрелами, освещая лес как собор. Это было самое красивое сияние, какое
когда-либо видел Михаил, и в этой благоговейной красоте волки - даже
трехногий Франко - собирались на высоких скалах и пели. Песни были
гимнами, в которых печаль смешивалась с радостью. Мы живем, говорилось в
них, и хотим жить в веках. Но жизнь преходяща, как преходящ свет луны на
небесах, и глаза волков и людей обязательно потускнеют и закроются.
Но мы все же поем, поем, пока есть еще такой свет, как свет луны!
Михаил бежал уже просто ради захватывающего удовольствия бегать.
Иногда, когда он возвращался в человечье обличье после многих часов,
проведенных на лапах, ему бывало трудно удерживать равновесие на двух
ногах. Они были слабыми белыми подпорками и их нельзя было заставить
бежать так же быстро. Скорость - вот что влекло Михаила; способность
двигаться рывками правых и левых лап, действуя хвостом как рулем,
удерживая равновесие на поворотах. Виктор стал жаловаться, что он слишком
восторгается возможностями своего тела и пренебрегает занятиями. Не только
изменение обличья было чудом природы, говорил Виктор; им был еще и мозг в
черепе волка, который мог следовать за запахом подраненного оленя по ветру
- и в то же самое время декламировать Шекспира.
Михаил проскочил сквозь кусты и нашел прудик в углублении,
окаймленном камнями. Прохладный ветерок от воды в такой жаркий пыльный
день был полон притягательности. Некоторые вещи человечий мальчик мог
делать лучше, чем волк, и одной из них было плавание. Он покатился по
мягкой траве просто ради доставляемого этим удовольствия, потом,
запыхавшись, лег на бок и отдался превращению. Как оно точно происходило,
для него все еще оставалось загадкой: оно начиналось с представления себя
мальчиком, точно также, как он воображал себя волком, когда желал
превратиться в другом направлении. Чем более всеобъемлюще и детально он
представлял себе свое облик, тем быстрее и легче происходило превращение.
Это было вопросом сосредоточенности, тренировки мозга. Конечно, трудности
были, иногда отказывались подчиняться то рука, то нога, а однажды голова у
него заартачилась. Подобные вещи вызывали большое веселье других членов
стаи, но весьма заметное недовольство самого Михаила. Однако с практикой
он становился все более умелым. Как говорил ему Виктор, Рим не один день
строился.
Михаил прыгнул в воду, и она сомкнулась над его головой. Он выскочил,
задохнувшись, а потом изогнулся белым телом и нырнул в глубину. Когда он
коснулся каменистого дна, то вспомнил, как и где он впервые научился
плавать: еще ребенком, под присмотром матери, в большом закрытом бассейне
в Санкт-Петербурге. А был ли он там в действительности? Был ли он
розовощеким застенчивым малышом, носившим рубашки с высокими воротничками
и бравшим уроки игры на фортепиано? Сейчас это казалось таким далеким,
незнакомым миром, и лица всех людей, живших в том мире, почти стерлись из
его памяти. Реальной была только его теперешняя жизнь в лесу.
Он в несколько гребков доплыл до берега и, когда замотал головой,
стряхивая с волос воду, услышал женский смех.
Изумленный, он оглянулся и увидел ее. Она сидела на камне, в
солнечном свете ее длинные волосы отливали золотом. Олеся была такая же
обнаженная, как и он, но ее тело было куда более интересным.
- Ну-ка, гляньте-ка! - поддразнивая, сказала она. - Какого пескаря я
тут обнаружила!
Михаил запрыгнул в воду.
- Что ты делаешь тут?
- А что ты делаешь там?
- Плаваю, - ответил он. - А что? Как это выглядит?
- Глупо. Прохладно, но глупо.
Она не умеет плавать, - подумал он. Не шла ли она за ним от белого
дворца?
- Плавать прохладно, - сказал он ей. - Особенно после бега.
Он мог видеть, что Олеся только что бегала; тело у нее было влажным
от слабо блестевшего пота.
Олеся осторожно слезла с камня, наклонилась к воде и набрала
пригоршню воды. Она подняла ее ко рту и по-звериному полакала из ладоней,
потом вылила остаток на золотистый пушок между бедрами.
- О, да, - сказала она и улыбнулась ему. - Она прохладная, верно?
Михаилу стало заметно теплее. Он отплыл от нее, но прудик был
невелик. Он стал плавать кругами, притворяясь, что даже не замечает, как
она растянулась на камнях и подставила тело солнцу. И, конечно, его
глазам. Он отвернул лицо. Что с ним происходит? В последнее время, всю
весну, а теперь и летом, Олеся не выходила у него из головы. Ее светлые
волосы и льдисто-голубые глаза в человечьем обличье и светлая шерсть и
гордый хвост - в волчьем. Его притягивала к себе тайна между ее бедер. У
него были сны... нет, нет, они были неприличные.
- Спина у тебя красивая, - сказала она ему. Голос ее был нежный, в
нем была какая-то податливость. - Она выглядит такой сильной.
Он стал плыть чуть быстрее. Может, для того, чтобы мышцы спины
напружинились, а может, нет.
- Когда ты выйдешь, - сказала Олеся. - Я обсушу тебя.
Пенис Михаила уже догадался, как это могло быть сделано, и стал
твердым как тот камень, на котором сидела Олеся. Он продолжал плавать, в
то время как Олеся загорала и ждала.
Он мог бы оставаться в пруду, пока ей не надоест и она не уйдет
домой, подумал он. Она - животное: вот что сказала про нее Рената. Но, по
мере того, как плавание Михаила становилось все медленнее, а сердце
стучало все сильнее от неизвестной страсти, он понимал, что время его и
Олеси все равно скоро наступит, пусть даже не сегодня. Она хотела его, и
хотела того, чего хотел он. Это его смущало; это был урок, который Виктор
ему преподать не мог. Олеся ждала, солнце жгло. От отблесков на воде у
него кружилась голова. Он проплыл еще пару кругов, размышляя над этой
ситуацией. Но важнейшая часть его тела уже приняла решение.
Он вылез из воды, ощущая смесь желания и страха, глядя, как Олеся
встала, груди ее напряглись, когда она увидела, что у него уже
наизготовку. Она сошла с камня, а он стоял на траве и ждал.
Она взяла его за руку, повела в тень и там они легли на мох. Она
стала на колени. Олеся была красива, хотя вблизи Михаил увидел, что у глаз
ее были морщинки и в углах рта тоже. Волчья жизнь была трудной, а Олеся
давно уже не была девушкой. Но ее льдисто-голубые глаза обещали радости,
которые ему и не снились, и она нагнулась над ним и прижалась губами к его
губам. Ему предстояло многому поучиться в искусстве любви; начался первый
урок.
Олеся сдержала свое обещание обсушить его и стала выполнять это с
помощью языка. Она начала с одного конца его тела и медленно ползла к
другому, вылизывая насухо его кожу, медленно слизывая капельки с его
нетерпеливо дрожавшего тела.
Она дошла до торчащего в середине члена и тут проявила истинную
сущность зверя: любовь к свежему мясу. Олеся поглотила его, а Михаил
застонал и вцепился пальцами в ее волосы. Затем так же по-звериному она
пустила в ход зубы, и пока она покусывала и облизывала его сверху донизу,
у него в чреслах становилось все жарче. В голове гремело, яркие сполохи
прыгали в мозгу, как летняя гроза. Горячий рот Олеси не отпускал его,
пальцы ее нажимали у основания его яичек. Он почувствовал, как тело его
выгибается, бессознательно, движением, не поддающимся контролю, и на
короткий миг мышцы его напряглись, как будто готовые прорвать кожу. Молнии
в его мозгу танцевали, ударяя по нервам и воспламеняя их. Он стонал,
звериным стоном.
Олеся выпустила его и смотрела, как семя фонтанчиком изверглось из
его тела. Он дернулся второй раз и выпустил еще один белый выброс. Она
улыбнулась, гордая свое властью над его юношеской плотью; потом, когда
знамя Михаила стало клониться, она продолжила путешествие языка через
живот, через грудь, затем, играя, делала круги по его телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Сэндлер сказал: - А вот и он, - спокойным, трезвым голосом. Из-за
обломков обвалившейся каменной стены выступил человек. На нем был длинный
серый плащ, на руках черные перчатки.
Позади Майкла послышались звуки: подошвы сапог, скребущие по камню.
Майкл повернулся и увидел еще одного человека в сером плаще, почти сразу
за собой. Человек сделал два длинных шага, и рука, уже занесенная,
обрушилась на него. Кастет, зажатый в руке, ударил Майкла сбоку по голове
и сбил его на колени.
- Быстрее, - торопил Сэндлер. - Берите его, черт возьми.
Подкатил черный автомобиль. Майкл, оглушенный болью, услышал, как
открылась дверца. Нет, не дверца. Что-то более тяжелое. Крышка багажника?
Его подняли, и его стоптанные туфли проволочились по камню. Его тело
обмякло; все произошло так быстро, что мозг у него не мог прийти в себя.
Двое мужчин подтащили его к багажнику автомобиля.
- Живее, - прошипел Сэндлер.
Майкла подняли, и он понял, что они собираются сложить его как багаж
и бросить в резко пахнувший багажник.
О, нет, - решил он. Этого он не даст им сделать, только не это.
Он напряг мышцы и ударил назад правым локтем, попал во что-то
костистое и услышал, как какой-то человек выругался. Его сильно ударили
кулаком по почкам, рука обхватила его сзади за горло. Майкл забился,
пытаясь ослабить хватку. Если бы только я мог встать на землю, думал он,
теряя силы, я бы...
Он услышал в воздухе свист и понял, что опять на него летит кастет.
Его ударило в затылок, отчего посреди белого призрачного пейзажа в голове
запрыгали черные искры.
Резная вонь. Звук крышки гроба, захлопнувшейся над ним. Нет. Крышки
багажника. Моя голова... о, моя голова...
Он услышал шум хорошо отлаженного мотора. Автомобиль двинулся.
Майкл попытался подняться, и, когда он все же сделал это, стальной
кулак боли сомкнулся над ним и подмял под себя.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПОСЛЕДНИЙ ЦВЕТ ЮНОСТИ
1
Одним летним утром четырнадцатого года жизни Михаила, когда солнце
согрело землю и лес расцветился зеленью, словно юношеские мечты, по нему
бежал черный волк.
Он теперь уже научился быть ловким, учителями его были Виктор и
Никита. Нужно крутануть тело задними лапами, тормознуть и развернуться
передом. Всегда помни, что именно у тебя под лапами: мягкая земля, грязь,
камни, песок. Все это требует разного касания, разного усилия мышц тела.
Иногда мускулы должны быть как натянутые струны, иногда вялы как старая
резина.
- Но, - и это очень важно, - сказал Виктор, - постоянно надо четко
сознавать, где ты и что делаешь.
Это выражение Виктор употреблял много раз, вбивая в пытливый мозг
Михаила, как согнутый гвоздь. Сознавай, где ты и что делаешь. Ощущай
собственное тело, ровный шум в легких, толчки крови, действия мышц и
сухожилий и ритм движения четырех лап. Ощущай солнце в небе и помни, куда
бежишь. Помни, что тебя окружает и как попасть обратно домой. Следи не
только за тем, что перед тобой, но и за тем, что справа, слева, сзади,
вверху и внизу. Обращай внимание на следы мелкой дичи и звуки животных,
убегающих от твоего запаха. Всегда сознавай все это и еще многое другое.
Михаил никогда не думал, что быть волком - такая тяжелая работа.
Но постепенно это становилось его второй натурой. Боли при изменениях
облика уменьшились, хотя Виктор сказал ему, что полностью они никогда не
исчезнут. Боль, как понял Михаил, это доказательство жизни. И к тому же
боли от превращения были ничтожной ценой за то восторженное состояние,
которое Михаил испытывал каждый раз, когда его тело скакало по лесу на
четырех лапах, а мускулы ходили волнами под покрытой шерстью кожей, и
ощущение силы, превосходившее все известное ему ранее. Он был еще
маленьким волчонком, но Виктор говорил, что он вырастет. Ты - способный
ученик, говорил Виктор. У тебя ясная голова на плечах. В те сухие
августовские дни Михаил большую часть времени проводил в волчьем облике,
чувствуя себя в облике мальчика слабым и беззащитным, как личинка бабочки.
Спал он очень мало; каждый день и каждая ночь приносили новые
открытия, новые события, увиденные глазами, которые ничего не упускали.
Предметы, обычные для человеческого глаза, становились откровением для
видения волка: дождь был потоком мерцавших красок, следы мелких животных в
высокой траве были очерчены слабым голубым свечением от тепла тел, сам
ветер казался загадочным живым существом, разносившим информацию о жизни и
смерти других по всему лесу.
И луна. Ох уж эта луна!
Волчий глаз видел ее совсем по-другому. Бесконечно привлекательная
серебристая дыра в ночи, иногда окаймленная ярко голубым, иногда багрово,
иногда оттенком, не поддающимся описанию. Лунный свет падал серебряными
стрелами, освещая лес как собор. Это было самое красивое сияние, какое
когда-либо видел Михаил, и в этой благоговейной красоте волки - даже
трехногий Франко - собирались на высоких скалах и пели. Песни были
гимнами, в которых печаль смешивалась с радостью. Мы живем, говорилось в
них, и хотим жить в веках. Но жизнь преходяща, как преходящ свет луны на
небесах, и глаза волков и людей обязательно потускнеют и закроются.
Но мы все же поем, поем, пока есть еще такой свет, как свет луны!
Михаил бежал уже просто ради захватывающего удовольствия бегать.
Иногда, когда он возвращался в человечье обличье после многих часов,
проведенных на лапах, ему бывало трудно удерживать равновесие на двух
ногах. Они были слабыми белыми подпорками и их нельзя было заставить
бежать так же быстро. Скорость - вот что влекло Михаила; способность
двигаться рывками правых и левых лап, действуя хвостом как рулем,
удерживая равновесие на поворотах. Виктор стал жаловаться, что он слишком
восторгается возможностями своего тела и пренебрегает занятиями. Не только
изменение обличья было чудом природы, говорил Виктор; им был еще и мозг в
черепе волка, который мог следовать за запахом подраненного оленя по ветру
- и в то же самое время декламировать Шекспира.
Михаил проскочил сквозь кусты и нашел прудик в углублении,
окаймленном камнями. Прохладный ветерок от воды в такой жаркий пыльный
день был полон притягательности. Некоторые вещи человечий мальчик мог
делать лучше, чем волк, и одной из них было плавание. Он покатился по
мягкой траве просто ради доставляемого этим удовольствия, потом,
запыхавшись, лег на бок и отдался превращению. Как оно точно происходило,
для него все еще оставалось загадкой: оно начиналось с представления себя
мальчиком, точно также, как он воображал себя волком, когда желал
превратиться в другом направлении. Чем более всеобъемлюще и детально он
представлял себе свое облик, тем быстрее и легче происходило превращение.
Это было вопросом сосредоточенности, тренировки мозга. Конечно, трудности
были, иногда отказывались подчиняться то рука, то нога, а однажды голова у
него заартачилась. Подобные вещи вызывали большое веселье других членов
стаи, но весьма заметное недовольство самого Михаила. Однако с практикой
он становился все более умелым. Как говорил ему Виктор, Рим не один день
строился.
Михаил прыгнул в воду, и она сомкнулась над его головой. Он выскочил,
задохнувшись, а потом изогнулся белым телом и нырнул в глубину. Когда он
коснулся каменистого дна, то вспомнил, как и где он впервые научился
плавать: еще ребенком, под присмотром матери, в большом закрытом бассейне
в Санкт-Петербурге. А был ли он там в действительности? Был ли он
розовощеким застенчивым малышом, носившим рубашки с высокими воротничками
и бравшим уроки игры на фортепиано? Сейчас это казалось таким далеким,
незнакомым миром, и лица всех людей, живших в том мире, почти стерлись из
его памяти. Реальной была только его теперешняя жизнь в лесу.
Он в несколько гребков доплыл до берега и, когда замотал головой,
стряхивая с волос воду, услышал женский смех.
Изумленный, он оглянулся и увидел ее. Она сидела на камне, в
солнечном свете ее длинные волосы отливали золотом. Олеся была такая же
обнаженная, как и он, но ее тело было куда более интересным.
- Ну-ка, гляньте-ка! - поддразнивая, сказала она. - Какого пескаря я
тут обнаружила!
Михаил запрыгнул в воду.
- Что ты делаешь тут?
- А что ты делаешь там?
- Плаваю, - ответил он. - А что? Как это выглядит?
- Глупо. Прохладно, но глупо.
Она не умеет плавать, - подумал он. Не шла ли она за ним от белого
дворца?
- Плавать прохладно, - сказал он ей. - Особенно после бега.
Он мог видеть, что Олеся только что бегала; тело у нее было влажным
от слабо блестевшего пота.
Олеся осторожно слезла с камня, наклонилась к воде и набрала
пригоршню воды. Она подняла ее ко рту и по-звериному полакала из ладоней,
потом вылила остаток на золотистый пушок между бедрами.
- О, да, - сказала она и улыбнулась ему. - Она прохладная, верно?
Михаилу стало заметно теплее. Он отплыл от нее, но прудик был
невелик. Он стал плавать кругами, притворяясь, что даже не замечает, как
она растянулась на камнях и подставила тело солнцу. И, конечно, его
глазам. Он отвернул лицо. Что с ним происходит? В последнее время, всю
весну, а теперь и летом, Олеся не выходила у него из головы. Ее светлые
волосы и льдисто-голубые глаза в человечьем обличье и светлая шерсть и
гордый хвост - в волчьем. Его притягивала к себе тайна между ее бедер. У
него были сны... нет, нет, они были неприличные.
- Спина у тебя красивая, - сказала она ему. Голос ее был нежный, в
нем была какая-то податливость. - Она выглядит такой сильной.
Он стал плыть чуть быстрее. Может, для того, чтобы мышцы спины
напружинились, а может, нет.
- Когда ты выйдешь, - сказала Олеся. - Я обсушу тебя.
Пенис Михаила уже догадался, как это могло быть сделано, и стал
твердым как тот камень, на котором сидела Олеся. Он продолжал плавать, в
то время как Олеся загорала и ждала.
Он мог бы оставаться в пруду, пока ей не надоест и она не уйдет
домой, подумал он. Она - животное: вот что сказала про нее Рената. Но, по
мере того, как плавание Михаила становилось все медленнее, а сердце
стучало все сильнее от неизвестной страсти, он понимал, что время его и
Олеси все равно скоро наступит, пусть даже не сегодня. Она хотела его, и
хотела того, чего хотел он. Это его смущало; это был урок, который Виктор
ему преподать не мог. Олеся ждала, солнце жгло. От отблесков на воде у
него кружилась голова. Он проплыл еще пару кругов, размышляя над этой
ситуацией. Но важнейшая часть его тела уже приняла решение.
Он вылез из воды, ощущая смесь желания и страха, глядя, как Олеся
встала, груди ее напряглись, когда она увидела, что у него уже
наизготовку. Она сошла с камня, а он стоял на траве и ждал.
Она взяла его за руку, повела в тень и там они легли на мох. Она
стала на колени. Олеся была красива, хотя вблизи Михаил увидел, что у глаз
ее были морщинки и в углах рта тоже. Волчья жизнь была трудной, а Олеся
давно уже не была девушкой. Но ее льдисто-голубые глаза обещали радости,
которые ему и не снились, и она нагнулась над ним и прижалась губами к его
губам. Ему предстояло многому поучиться в искусстве любви; начался первый
урок.
Олеся сдержала свое обещание обсушить его и стала выполнять это с
помощью языка. Она начала с одного конца его тела и медленно ползла к
другому, вылизывая насухо его кожу, медленно слизывая капельки с его
нетерпеливо дрожавшего тела.
Она дошла до торчащего в середине члена и тут проявила истинную
сущность зверя: любовь к свежему мясу. Олеся поглотила его, а Михаил
застонал и вцепился пальцами в ее волосы. Затем так же по-звериному она
пустила в ход зубы, и пока она покусывала и облизывала его сверху донизу,
у него в чреслах становилось все жарче. В голове гремело, яркие сполохи
прыгали в мозгу, как летняя гроза. Горячий рот Олеси не отпускал его,
пальцы ее нажимали у основания его яичек. Он почувствовал, как тело его
выгибается, бессознательно, движением, не поддающимся контролю, и на
короткий миг мышцы его напряглись, как будто готовые прорвать кожу. Молнии
в его мозгу танцевали, ударяя по нервам и воспламеняя их. Он стонал,
звериным стоном.
Олеся выпустила его и смотрела, как семя фонтанчиком изверглось из
его тела. Он дернулся второй раз и выпустил еще один белый выброс. Она
улыбнулась, гордая свое властью над его юношеской плотью; потом, когда
знамя Михаила стало клониться, она продолжила путешествие языка через
живот, через грудь, затем, играя, делала круги по его телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97