Она уставилась на Алисон, в шоке, не в силах говорить. Та приблизилась и положила ладонь на правую руку Эмили.
— Это мой вопрос, не Хонор, — тихо добавила она. — Хонор и подумать не могла бы о подобном вторжении в вашу личную жизнь. Отчасти потому, что любит вас и сознаёт, сколько уже беспокойства непреднамеренно причинила вам. И отчасти потому, что она настолько моложе вас — что в моём случае совсем не так. И ещё отчасти потому, что она не врач. Мы разговаривали с ней, конечно, особенно когда она обнаружила, что беременна. Но вашего доверия она не предала, да я и не просила её об этом. Тем не менее, уверена, что вы должны понимать, что как врач, тем более генетик, я прекрасно осведомлена о всех доступных вам вариантах оставить потомство. И это, Эмили, заставляет меня предположить, что у вас должна быть глубоко личная причина к ним не прибегать.
Решать, конечно, вам. Но Хонор описала мне, как вы отреагировали, обнаружив, что у неё будет ребёнок. А только что я видела вашу реакцию на заверение, что вы тоже будете этому ребёнку матерью. Так что я в недоумении, почему человек, так ясно понимающий, что должна чувствовать Хонор, и так очевидно желающий быть частью всего этого, так и не завёл собственного ребёнка.
Частичка Эмили Александер желала заорать на Алисон Харрингтон. Крикнуть ей, что, как бы любопытно ей не было, это все, черт побери, не ее дело. Но она этого не сделала. Сочетание нежного, очень личного сочувствия и профессиональной отстранённости во взгляде и голосе Алисон остановило её.
Не то, чтобы хоть что-либо могло сделать эту тему хотя бы чуточку менее болезненной.
— У меня есть причина, — наконец произнесла она, голосом сдавленным гораздо более обычного.
— Уверена что есть. Вы — сильная, умная, компетентная женщина. Люди, такие как вы, не поворачиваются спиной к чему-то, столь очевидно для них важному, беспричинно. Волнует меня другое: является ли эта причина настолько серьёзной, насколько кажется вам.
— Это решение далось мне нелегко, — жёстко сказала Эмили.
— Эмили, — голос Алисон звучал мягким упрёком, — ни одна женщина не смогла бы пройти через всё пережитое вами, не осознав простого факта: то, что решение далось нелегко, не обязательно делает его верным. Я — врач. Я специализируюсь на генетических дефектах и их исправлении — слишком часто, даже в наше время, на поздней стадии. А мой муж — один из трёх лучших нейрохирургов Звёздного Королевства. Таких, которым достаются совсем аховые случаи. Если бы он был на гражданской службе, когда вы пострадали, то, вероятно, стал бы одним из ваших врачей. Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, сколько ужасов, сколько разрушенных жизней и изломанных тел приходилось видеть нам двоим? На двоих мы практикуем медицину уже более века, Эмили. Если и есть в Звёздном Королевстве пара людей, точно знающих через что прошли вы, ваша семья и все люди которым вы небезразличны, то это мы с ним.
Губы Эмили дрожали, пальцы единственной действующей руки сжалась в кулак. Она была потрясена — физически — внезапным осознанием того, что ей отчаянно хочется открыться Алисон. Потрясена открытием того, что ей необходимо было знать, что Алисон на самом деле понимает, что жестокие травмы разрушили гораздо больше, чем просто кости и сухожилия.
Но всё-таки… всё-таки что-то её удерживало. Собственная версия упрямства и гордости, присущих Хонор, потребность самой вести свою битву. Эмили Александер была женщиной выдающегося ума. У неё было полвека, проведенных в кресле жизнеобеспечения, чтобы понять насколько глупо было настаивать на том, чтобы противостоять всем своим демонам, всем вызовам стоящим перед ней, без сторонней помощи. Более того, ей и не приходилось оставаться без помощи. Возле неё был Хэмиш. За исключением краткого периода проявленной слабости, о котором он горько сожалел, Хэмиш всегда был возле неё и она всегда на него полагалась. Но это был другой случай. Она не могла сформулировать в чём состоит разница, но знала, что она есть.
— Эмили, — вновь сказала Алисон. Тихо, поскольку между ними сгустилось молчание. — ваш случай не настолько уникален, как вы должно быть думаете. О, травмы, которые вы пережили, скорее всего уникальны. По крайней мере я не припоминаю другого случая в моей практике или практике Альфреда чтобы кто-то выжил после таких же повреждений, как у вас. Но другие люди получали столь же тяжкие травмы, как и ваши, разными способами. Естественно, у меня не было доступа к вашей истории болезни. И я никогда не пыталась вытянуть подобную информацию из Хонор — хотя она бы всё равно ничего не рассказала, даже если бы я и попыталась. Но я должна вас спросить. Подобно Хонор, вы не регенерируете. Не в этом ли причина? Вы боитесь, что ваш ребенок унаследует эту неспособность?
— Я… — голос Эмили сорвался, она остановилась и откашлялась.
— Это… отчасти так, — наконец вымолвила она, отстранённо удивляясь, что смогла признать перед Алисон даже это. — Полагаю, я всегда сознавала, что это не вполне… разумно. Как вы говорите, — губы её искривила горькая усмешка, — тот факт, что у кого-то есть причина принять решение, не означает обязательно, что причина стоящая.
— Вы когда-нибудь обсуждали этот вопрос с хорошим генетиком? — в мягком голосе Алисон не было и тени осуждения.
— Нет. — Эмили посмотрела вдаль. — Нет, не по-настоящему. Я консультировалась с несколькими. Но надо честно признать, что делала это проформы ради. Для себя, возможно для Хэмиша. Не знаю. — она вновь взглянула на Алисон, её зелёные глаза были полны слез. — Я говорила с ними. Они говорили со мной. И продолжали заверять меня, убеждать меня, что такого не случится. И даже если я каким-то образом передам ребёнку это «проклятие», то абсурдно рассчитывать на то, что мой ребенок пострадает подобным образом. Но всё это было не важно. Ни единое слово. — она уставилась прямо в глаза Алисон и заставила себя признаться в том, в чём она до сих пор не признавалась даже сама себе. — Я была слишком напугана, чтобы мыслить разумно.
Она чуть было не сказала Алисон почему. Чуть было не сказала, что подслушала слова своей матери. Чуть было не призналась, насколько глубоко это её ранило, как бы ни отрицал её разум опаляющую боль. Но не смогла. Даже теперь она не могла выставить на обозрение этот ужасный шрам. Не сейчас.
— Если это единственный случай вашей «иррациональной» реакции после всего случившегося, то вы что-то вроде супервумен, — сухо сказала Алисон. — Бог ты мой! Ваша жизнь была уничтожена. Вы не сдались и построили новую, чрезвычайно плодотворную. Вы заслужили право не быть сильной каждую секунду и по любому случаю. И право признавать, что вам больно и что есть то, что вас пугает. Вам стоит однажды сесть рядом с Хонор и позволить ей рассказать вам о том, что она носила в себе слишком долго. О том, чем она не поделилась даже со мной. От этого на ней остались шрамы — уверена, некоторые из них вы видели. Однако она первой заявит, что все случившееся с ней — пустяки по сравнению с произошедшим с вами.
Но теперь, возможно, настал момент для вас пересмотреть свое решение. Возможно прошло уже достаточно времени, чтобы вы смогли подумать об этом рационально… если захотите.
— Полагаю… полагаю, что может быть и так, — сказала Эмили. Очень медленно, удивившись собственным словам. И ещё сильнее удивившись их истинности.
— Полагаю что так, — повторила она, — но это не развеет волшебным образом то, что меня пугает.
— Может быть и нет, но, опять-таки, — внезапно заулыбалась Алисон, — это моя работа.
— Ваша работа? — уставилась на нее Эмили и Алисон кивнула.
— Вы знаете какие травмы получила Хонор. Ничего столь же серьезного, как то, что досталось вам, но и этого оказалось более чем достаточно, чтобы она забеспокоилась о возможности передачи своим детям неспособности к регенерации. К счастью для неё, её мать является — уж простите мне саморекламу — одним из ведущих генетиков Звёздного Королевства. Идентификация группы генов блокирующей её способность к регенерации стала для меня личным делом и я нашла их многие годы назад. Проблемный участок, к сожалению, является доминантным, но не входит в сцепленные последовательности относящиеся к модификации Мейердала — если бы это было иначе, то и Альфред бы не регенерировал, что не так — так что при оплодотворении участвует не всегда. Установив это, я также определила, что проблемные гены у неё только в хромосоме, полученной от отца и провела сканирование её ребёнка. В результате чего смогла заверить Хонор, что ему ген не передался.
— Ему? — несмотря на бурю собственных эмоций, Эмили уцепилась за личное местоимение.
— О, чёрт! — Алисон покачала головой со внезапным выражением отвращения на лице. — Забудьте, что слышали это, — приказала она. — Хонор пока не хочет знать. Что, простите мне такие слова, изрядно глупо. Я всегда хотела знать пол ребенка так рано, как это только возможно.
— Ему, — повторила Эмили и улыбнулась. — Ну, как только на Грейсоне переварят, что ребенок внебрачный, они скорее всего будут довольны!
— Куча погрязших в патриархате мужских шовинистов, большинство из них. Меня выводит из себя мысль о том, в каком диком восторге они будут, — пробормотала Алисон, и Эмили, к собственному удивлению, рассмеялась.
— Так-то лучше! — с улыбкой одобрила Алисон. — Но главное в том, что при всей случайности комбинации генного материала Хэмиша и Хонор его Y-хромосома сделала свое дело вполне аккуратно. Матери-Природе даже не потребовалось моё вмешательство.
— В её случае — нет, — согласилась Эмили. Алисон фыркнула.
— Во имя Господа, Эмили! На дворе, знаете ли, не тёмные века. Я ещё не видела вашей генной карты, по очевидным причинам, но я буду искренне удивлена, если проблема окажется хотя бы отчасти настолько сложной, как представляется вам. Поскольку мы уже знаем, что геном Хэмиша вполне способен к регенерации и поскольку мы также знаем, что он и Хонор могут зачать ребенка столь же способного к регенерации, то, вероятно, потребуется всего-навсего отобрать сперматозоиды с необходимыми нам генами. Если и нет, то я вполне уверена, что смогу решить проблему до оплодотворения. На деле я возможно смогу решить её и после оплодотворения, хотя не стану давать таких обещаний до тщательного исследования геномов вас обоих.
— Вы выглядите… удивительно уверенной в себе, — медленно произнесла Эмили.
— Я выгляжу?.. — Алисон остановилась, глядя на Эмили с выражением почти комичного удивления. Затем прокашлялась.
— Ах, Эмили. Хоть я и не видела вашей истории болезни, но знаю, что вы провели изрядное время после той катастрофы на Беовульфе. И, полагаю, доктор Клейнман проходил стажировку именно там. В госпитале Джона Хопкинса на Беовульфе, не так ли?
— Думаю, что да.
— То есть можно сказать, что перед вами тогда предстал медицинский истеблишмент Беовульфа во всём своём самодовольстве, если не сказать нарциссизме, украшенном славными традициями?
— До некоторой степени, — отозвалась Эмили, заинтригованная едкой ноткой в тоне Алисон.
— А не случилось ли вам знать мою девичью фамилию?
— Чоу, разве нет? — недоумение Эмили все росло.
— Ну да. Если не считать, что на Беовульфе я была известна под моей полной девичьей фамилией… хотела я того или нет. Так уж сложилось, что не хотела.
— Почему? — спросила воспользовавшись паузой Эмили.
— Потому, что полной моей фамилией было Бентон-Рамирес-и-Чоу, — ответила Алисон. Глаза Эмили расширились.
Из всех медицинских «династий» Беовульфа, признанного по всему исследованному космосу главным центром биологических наук, семьи Бентон-Рамирес и Чоу стояли на самой вершине. Они и были Беовульфом, поколение за поколением оставляя свой след в генетике и медицине со времен еще задолго до Последней Войны на Старой Земле. Именно Джордж Бентон и Себастьяна Рамирес возглавляли команды, отправившиеся с Беовульфа на Старую Землю, чтобы бороться с ужасающими последствиями применения в Последней Войне биологического оружия. А Чоу Кан-Цзю шесть столетий назад возглавлял борьбу за биоэтику против Леонарда Детвейлера и прочих защитников «прогрессивной евгеники». Среди многих драгоценностей в венце последующих достижений этих семей была и главная роль в разработке процесса пролонга. И…
— Ну, — мягко сказала она через мгновение, — по крайней мере теперь я наконец-то поняла откуда именно идет достаточно… пылкое отношение Хонор к генетической работорговле и «Рабсиле», так ведь?
— Можно сказать, что она его впитала с молоком матери, — согласилась Алисон. — Без сомнения антинаучно, но я и правда кормила грудью. Да и подпись прямого предка под Конвенцией Червела, полагаю, не помешала. — она тонко улыбнулась. — Однако я имела в виду вот что: если кажется, что я несколько беспечно самоуверенна, так на то у меня есть основания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143