Центр был приспособлен к её обеспечению и лифт в точно назначенное время поднял Хонор и её компаньонов в строго частный приемный покой.
Женщина за столом регистрации взглянула с приятной улыбкой, как только за ними закрылась дверь.
— Добрый день, ваша милость.
— Добрый день, — ответила Хонор, улыбаясь. Улыбка, как она обнаружила, скрывала за собой намного большее беспокойство, чем она предполагала. Обычная медицинская процедура или нет, но в глубине живота ощущалась беспокойная дрожь. «Или, — подумала Хонор, — кое-где чуть пониже».
— Присаживайтесь. Доктор Иллеску примет вас через несколько минут.
— Благодарю вас.
Хонор уселась в одно из уютных кресел и её тёмные глаза весело блеснули, когда они с Нимицем ощутили эмоции внешне невозмутимой регистраторши, при виде того, как три телохранителя с молчаливой, хорошо отработанной эффективностью расположились, перекрывая приемный покой.
Они прождали меньше пяти минут, когда появился доктор Франц Иллеску.
— Ваша милость, — произнес он, с лёгким поклоном приветствуя Хонор.
— Доктор.
Иллеску был низкорослым, тёмноволосым, чуть полноватым мужчиной с коротко подстриженной бородкой. Он излучал успокаивающий профессионализм замечательного «врачебного такта», критически оценила Хонор, дочь двух врачей, однако в глубине его карих глаз играло старательно скрытое любопытство. Наряду с любопытством присутствовали и другие эмоции, включая нотку чего-то подобного… враждебности. Хонор заинтересовалась, откуда же могла взяться враждебность, ведь она никогда в жизни раньше не встречалась с этим человеком, однако тот хорошо держал это под контролем. Что не было удивительно для Хонор. Франц Иллеску был старшим врачом Бриарвуда, и взял на себя её прием не по воле случая.
— Не пройдёте ли вы со мной, ваша милость, — пригласил он, но тут же нахмурился, когда телохранители выстроились в обычный треугольник вокруг Хонор. Нотка почти враждебности резко усилилась, глаза доктора сузились.
— Есть проблема, доктор? — тихо спросила Хонор.
— Простите мои слова, ваша милость, — ответил тот, — но здесь, в Бриарвуде, мы не любим оружие.
— Я могу это понять, — сказала Хонор. — К сожалению, я не полностью свободна в принятии решений, касающихся вопросов безопасности.
Иллеску поглядел на неё и Хонор чуть нахмурилась, ощутив его более чем лёгкий скептицизм. Она не могла ошибиться в его неудовольствии при виде вторжения в его медицинское учреждение вооруженных и явно готовых к схватке телохранителей, однако проигнорировала некое очень похожее на презрение чувство, которое ощутила наравне со скептицизмом. Презрение не к её телохранителям, но к неосновательности — или самовлюбленности — скрывающейся за её явной потребностью в демонстративном выпячивании собственного чувства значимости.
— Надеюсь, это не помешает вашей обычной работе, доктор, — Хонор позволила лёгкому холодку проникнуть в её голос, — но, согласно законов Грейсона, у меня действительно нет никакого выбора. Я полагала, что вы были проинформированы относительно требований к безопасности, когда я записывалась на посещение. Если это проблема, то мы всегда можем уехать.
— Нет, ваша милость, конечно же нет, — быстро ответил Иллеску, несмотря на бурный всплеск раздражения. — Вам требуется, чтобы кто-то из них находился в операционной?
— Я полагаю, что мы сможем без этого обойтись, если телохранителям разрешат занять позицию вне помещения, — серьёзно сказала Хонор, не в силах полностью справиться с приступом внутреннего веселья, поскольку тщательно запрятанное раздражение доктора полыхнуло еще ярче.
— Не думаю, что это будет проблемой, — произнес доктор, и Хонор последовала из приемного покоя вслед за ним.
* * *
— С вами всё в порядке, миледи?
Хонор поморщилась, разрываясь между забавностью и любящим раздражением в голосе Лафолле. Она часто размышляла, что грейсонские отношения к вопросам секса и деторождения были странным образом искажены. С одной стороны, ни один благовоспитанный грейсонский мужчина даже и не помыслил бы обсуждать подобные вопросы с женщиной, на которой он не был женат. Однако, с другой стороны, учитывая тысячелетнюю борьбу грейсонцев за выживание, даже самый благовоспитанный мужчина-грейсонец просто не мог вырасти, не став полностью осведомлённым насчет всех «женских» аспектов проблемы.
— Это амбулаторная процедура, Эндрю, — сказала Хонор, усаживаясь в роскошное кресло аэролимузина. — Это не обязательно подразумевает, что она не причиняет неудобств, даже с учётом быстрого заживления.
— Нет, миледи, конечно же нет, — ответил Лафолле чуточку торопливо. Хонор строго посмотрела на него и спустя мгновение Лафолле кривовато улыбнулся.
— Извините, миледи. Я не хотел показаться назойливым. Я только, ну…
Он пожал плечами и поднял руки вверх.
— Я знаю, Эндрю. — Хонор улыбнулась ему, а Нимиц весело мяукнул с её коленей. — И я действительно чувствую себя прекрасно.
Он кивнул, и Хонор оглянулась в окно. Нимиц встал на её коленях, тщательно выбирая места, на которые ставил лапы, и очень нежно прижался мордой к её щеке. Урчащее мурлыканье кота успокоительно вибрировало в Хонор и она позволила его любви и поддержке течь сквозь себя. Сейчас она в них ужасно нуждалась.
Эта нужда застала её врасплох. Её мысли продолжали возвращаться к крохотному эмбриону, плавающему теперь в маточном репликаторе. Такой крошечный комок плоти… и всё же, какое огромное место занимал этот ещё не родившийся ребенок в её сердце. Она ощущала внутри себя пустоту, как будто потеряла что-то невыразимо драгоценное. Умом она понимала, что ребенок был в большей безопасности там, где он — или она — находится сейчас, однако чувства говорили другое. Какая-то часть её ощущала, что она словно бросила своего ребенка, оставила его в этой безупречно стерильной антисептической камере хранения подобно неудобному багажу.
Хонор нежно обняла Нимица, всем сердцем желая, чтобы Хэмиш мог сопровождать её в Бриарвуд. Он и хотел так поступить. На самом деле, он даже пытался настоять на своём присутствии до тех пор, пока Хонор не указала на то, что это плохо сочетается с её настойчивостью в осуществлении своего права не раскрывать имя отца. Уже само по себе плохо, если кто-то заметил её и её охрану в крупнейшем центре материнства и детства Звёздного Королевства. Только ещё не хватало общества Первого Лорда Адмиралтейства. И всё же, сейчас она мечтала оказаться в объятиях Хэмиша.
«Что ж, я и окажусь там сегодня вечером», — сказала Хонор сама себе. И, что столь же существенно, она ощутит поддержку Эмили. Возможно, она слишком долго прожила среди грейсонцев, подумала Хонор, и её губы подрагивали в улыбке нежности и веселья. Интересно, сколько ещё мантикорцев найдет мысль провести вечер в обществе жены отца своего будущего ребёнка успокаивающей. И всё же это слово было единственным, которым Хонор могла описать свои чувства.
И её на самом деле не волновало то, насколько противоестественным это могло бы показаться ей самой в догрейсонские времена.
Глава 14
— Так, так, так… вот ты где, — приговаривал Жан-Клод Несбит.
Он несколько секунд изучал строки цифр и символов на своём мониторе, затем задумчиво нахмурился и начал крайне тщательно сохранять ключевые положения документа. Несбит убедился, что сделал всё необходимое, затем закрыл файл и вышел из «защищенной» базы данных столь же бесследно, как и проник в неё.
Несбит открыл другой файл, просматривая список того, что он собрал за три последние тяжёлые недели. Эта работа при любых обстоятельствах потребовала бы полной отдачи сил. С учётом того, что он не мог позволить себе, чтобы кто-либо из прежних подчиненных даже предположил, что он работает над совершенно неофициальным личным чёрным проектом, это стало грандиозной докукой. Однако, если он не слишком заблуждается, то теперь у него есть всё, что ему нужно.
Несбит добрался до конца списка, удовлетворённо хмыкнул и закрыл и этот файл. Это было нелегко. На самом деле он испытывал невероятное искушение продолжить работу, теперь, когда подготовительная стадия осталась позади. Но время было уже позднее, он утомился, а в своё время он достаточно насмотрелся на ошибки, совершенные из-за усталости. Кроме того, инструкции Джанколы насчёт подмены письма Гросклода с указаниями к его поверенным были выполнены ещё два месяца тому назад. Даже если с Гросклодом что-то приключится до того, как полковник выполнит оставшуюся часть работы, он в безопасности. Так что лучше делать дела неторопливо и внимательно.
Он выключил консоль, кивнул своему отражению в погасшем дисплее, и отодвинул кресло от стола. «Время отправляться в постель, — подумал Несбит, — но прежде заслуженный стаканчик на сон грядущий».
* * *
— Вы это серьёзно, шеф? — недоумённо спросила старший специальный инспектор Абрио.
— А что в моих чётко сформулированных указаниях заставило вас предположить обратное? — поинтересовался Кевин Ушер, директор Федерального Следственного Агентства Республики Хевен.
Ушер был огромным, крепко скроенным мужчиной. Даниэль Абрио, наоборот, была изящно миниатюрна. Она, как и Ушер, до работы в ФСА участвовала в Сопротивлении, и хотя и напоминала стройного подростка с каштановыми волосами, но внешность её была обманчива. Она была очень опасным «подростком»… что могли бы охотно засвидетельствовать души более десятка убитых сотрудников МВБ и БГБ (и намного большее число теперешних, вполне материальных, обитателей учреждений пенитенциарной системы Республики). В настоящий момент она устроилась, потягивая кофе, на углу стола Ушера. Такая же кружка кофе покоилась на подставке перед ним. Абрио была одним из самых доверенных агентов Ушера. Она знала всё насчет его мнимого алкоголизма, и возможность на время их встреч оставить маскарад была для Ушера немалым облегчением.
— Шеф, — чуть жалобно ответила Абрио, — вы же знаете, какое у вас странное чувство юмора. Ради Бога, только посмотрите, в какое положение вы поставили Джинни и Виктора! Так что да, когда вы предлагаете мне что-то вроде этого, я прежде всего задаю себе вопрос, не пытаетесь ли вы проверить, можно ли совсем заморочить мне голову?
— Моё чувство юмора ничуть не странно, — с достоинством заявил Ушер. — Вот у всех остальных — да. Однако в данном конкретном случае, Дэнни, я серьёзен как инфаркт.
— Боже мой. — Абрио опустила свою чашку, её улыбка растаяла. — Так вы действительно серьёзно?
— Да, и хотел бы, чтобы это было не так.
Абрио ощутила, как её желудок сжался в ком заледеневшего свинца. Она поставила чашку и отодвинула блюдце от себя.
— Позвольте мне сформулировать, Кевин, — очень тихо произнесла Абрио. — Вы говорите мне, что считаете, будто мы, вероятно, снова воюем с манти не потому, что они сфальсифицировали нашу дипломатическую переписку, а потому, что это сделали мы?
— Да. — Всегда глубокий голос Ушера скрежетал подобно камнедробилке. Он глубоко вздохнул. — Я не утверждаю, что убеждён, будто случилось именно это, однако я боюсь, что так может быть, Дэнни.
— Почему? — потребовала ответа та.
— Отчасти из-за сообщений Вильгельма. — Ушер откинулся в своём парящем кресле. — После ликвидации организации Сен-Жюста мы потеряли многих из наших лучших источников информации, однако ему всё же досталось несколько информаторов в мантикорском министерстве иностранных дел. Не таких высокопоставленных, как раньше, но достаточно серьёзных, чтобы слышать частные разговоры постоянных помощников заместителей министра. И согласно им, каждый — каждый, сверху донизу — убеждён, что это сделали мы.
— Это может не значить ничего, — возразила Абрио. — Успешное проведения подобного мероприятия потребовало бы очень высокого уровня секретности. Кроме того, это было проделано правительством Высокого Хребта, а не теперешним. Так что к настоящему времени все участвовавшие в этом, вероятно, так или иначе оставил службу.
— Согласен. Однако люди, которые настолько убеждены в том, что в этом дельце повинны мы, это те, кто сменил приспешников Высокого Хребта. Все остальные сплетни, какие только донесли до нас источники Вильгельма, до последних мелочей подтверждают необычайное презрение, которое они испытывают к своим непосредственным предшественникам. Если бы была даже наималейшая возможность, что хоть кто-то из компании Высокого Хребта был причастен к подтасовкам, кто-нибудь к настоящему времени это бы уже откопал. Дэнни, ты ведь также как и я знаешь, что неизбежно незнамо из каких щелей вылезают любители теории заговоров. Если учесть безрассудную ненависть, которую большинство мантикорцев испытывают по отношению к кому угодно хотя бы отдаленно связанному с правительством Высокого Хребта, то кто-нибудь из этих конспирологов наверняка использовал бы любую зацепку, даже если бы это была одна из тех самых вызывающих содрогание городских легенд «без балды», чтобы поделиться ею с коллегами во время перекура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Женщина за столом регистрации взглянула с приятной улыбкой, как только за ними закрылась дверь.
— Добрый день, ваша милость.
— Добрый день, — ответила Хонор, улыбаясь. Улыбка, как она обнаружила, скрывала за собой намного большее беспокойство, чем она предполагала. Обычная медицинская процедура или нет, но в глубине живота ощущалась беспокойная дрожь. «Или, — подумала Хонор, — кое-где чуть пониже».
— Присаживайтесь. Доктор Иллеску примет вас через несколько минут.
— Благодарю вас.
Хонор уселась в одно из уютных кресел и её тёмные глаза весело блеснули, когда они с Нимицем ощутили эмоции внешне невозмутимой регистраторши, при виде того, как три телохранителя с молчаливой, хорошо отработанной эффективностью расположились, перекрывая приемный покой.
Они прождали меньше пяти минут, когда появился доктор Франц Иллеску.
— Ваша милость, — произнес он, с лёгким поклоном приветствуя Хонор.
— Доктор.
Иллеску был низкорослым, тёмноволосым, чуть полноватым мужчиной с коротко подстриженной бородкой. Он излучал успокаивающий профессионализм замечательного «врачебного такта», критически оценила Хонор, дочь двух врачей, однако в глубине его карих глаз играло старательно скрытое любопытство. Наряду с любопытством присутствовали и другие эмоции, включая нотку чего-то подобного… враждебности. Хонор заинтересовалась, откуда же могла взяться враждебность, ведь она никогда в жизни раньше не встречалась с этим человеком, однако тот хорошо держал это под контролем. Что не было удивительно для Хонор. Франц Иллеску был старшим врачом Бриарвуда, и взял на себя её прием не по воле случая.
— Не пройдёте ли вы со мной, ваша милость, — пригласил он, но тут же нахмурился, когда телохранители выстроились в обычный треугольник вокруг Хонор. Нотка почти враждебности резко усилилась, глаза доктора сузились.
— Есть проблема, доктор? — тихо спросила Хонор.
— Простите мои слова, ваша милость, — ответил тот, — но здесь, в Бриарвуде, мы не любим оружие.
— Я могу это понять, — сказала Хонор. — К сожалению, я не полностью свободна в принятии решений, касающихся вопросов безопасности.
Иллеску поглядел на неё и Хонор чуть нахмурилась, ощутив его более чем лёгкий скептицизм. Она не могла ошибиться в его неудовольствии при виде вторжения в его медицинское учреждение вооруженных и явно готовых к схватке телохранителей, однако проигнорировала некое очень похожее на презрение чувство, которое ощутила наравне со скептицизмом. Презрение не к её телохранителям, но к неосновательности — или самовлюбленности — скрывающейся за её явной потребностью в демонстративном выпячивании собственного чувства значимости.
— Надеюсь, это не помешает вашей обычной работе, доктор, — Хонор позволила лёгкому холодку проникнуть в её голос, — но, согласно законов Грейсона, у меня действительно нет никакого выбора. Я полагала, что вы были проинформированы относительно требований к безопасности, когда я записывалась на посещение. Если это проблема, то мы всегда можем уехать.
— Нет, ваша милость, конечно же нет, — быстро ответил Иллеску, несмотря на бурный всплеск раздражения. — Вам требуется, чтобы кто-то из них находился в операционной?
— Я полагаю, что мы сможем без этого обойтись, если телохранителям разрешат занять позицию вне помещения, — серьёзно сказала Хонор, не в силах полностью справиться с приступом внутреннего веселья, поскольку тщательно запрятанное раздражение доктора полыхнуло еще ярче.
— Не думаю, что это будет проблемой, — произнес доктор, и Хонор последовала из приемного покоя вслед за ним.
* * *
— С вами всё в порядке, миледи?
Хонор поморщилась, разрываясь между забавностью и любящим раздражением в голосе Лафолле. Она часто размышляла, что грейсонские отношения к вопросам секса и деторождения были странным образом искажены. С одной стороны, ни один благовоспитанный грейсонский мужчина даже и не помыслил бы обсуждать подобные вопросы с женщиной, на которой он не был женат. Однако, с другой стороны, учитывая тысячелетнюю борьбу грейсонцев за выживание, даже самый благовоспитанный мужчина-грейсонец просто не мог вырасти, не став полностью осведомлённым насчет всех «женских» аспектов проблемы.
— Это амбулаторная процедура, Эндрю, — сказала Хонор, усаживаясь в роскошное кресло аэролимузина. — Это не обязательно подразумевает, что она не причиняет неудобств, даже с учётом быстрого заживления.
— Нет, миледи, конечно же нет, — ответил Лафолле чуточку торопливо. Хонор строго посмотрела на него и спустя мгновение Лафолле кривовато улыбнулся.
— Извините, миледи. Я не хотел показаться назойливым. Я только, ну…
Он пожал плечами и поднял руки вверх.
— Я знаю, Эндрю. — Хонор улыбнулась ему, а Нимиц весело мяукнул с её коленей. — И я действительно чувствую себя прекрасно.
Он кивнул, и Хонор оглянулась в окно. Нимиц встал на её коленях, тщательно выбирая места, на которые ставил лапы, и очень нежно прижался мордой к её щеке. Урчащее мурлыканье кота успокоительно вибрировало в Хонор и она позволила его любви и поддержке течь сквозь себя. Сейчас она в них ужасно нуждалась.
Эта нужда застала её врасплох. Её мысли продолжали возвращаться к крохотному эмбриону, плавающему теперь в маточном репликаторе. Такой крошечный комок плоти… и всё же, какое огромное место занимал этот ещё не родившийся ребенок в её сердце. Она ощущала внутри себя пустоту, как будто потеряла что-то невыразимо драгоценное. Умом она понимала, что ребенок был в большей безопасности там, где он — или она — находится сейчас, однако чувства говорили другое. Какая-то часть её ощущала, что она словно бросила своего ребенка, оставила его в этой безупречно стерильной антисептической камере хранения подобно неудобному багажу.
Хонор нежно обняла Нимица, всем сердцем желая, чтобы Хэмиш мог сопровождать её в Бриарвуд. Он и хотел так поступить. На самом деле, он даже пытался настоять на своём присутствии до тех пор, пока Хонор не указала на то, что это плохо сочетается с её настойчивостью в осуществлении своего права не раскрывать имя отца. Уже само по себе плохо, если кто-то заметил её и её охрану в крупнейшем центре материнства и детства Звёздного Королевства. Только ещё не хватало общества Первого Лорда Адмиралтейства. И всё же, сейчас она мечтала оказаться в объятиях Хэмиша.
«Что ж, я и окажусь там сегодня вечером», — сказала Хонор сама себе. И, что столь же существенно, она ощутит поддержку Эмили. Возможно, она слишком долго прожила среди грейсонцев, подумала Хонор, и её губы подрагивали в улыбке нежности и веселья. Интересно, сколько ещё мантикорцев найдет мысль провести вечер в обществе жены отца своего будущего ребёнка успокаивающей. И всё же это слово было единственным, которым Хонор могла описать свои чувства.
И её на самом деле не волновало то, насколько противоестественным это могло бы показаться ей самой в догрейсонские времена.
Глава 14
— Так, так, так… вот ты где, — приговаривал Жан-Клод Несбит.
Он несколько секунд изучал строки цифр и символов на своём мониторе, затем задумчиво нахмурился и начал крайне тщательно сохранять ключевые положения документа. Несбит убедился, что сделал всё необходимое, затем закрыл файл и вышел из «защищенной» базы данных столь же бесследно, как и проник в неё.
Несбит открыл другой файл, просматривая список того, что он собрал за три последние тяжёлые недели. Эта работа при любых обстоятельствах потребовала бы полной отдачи сил. С учётом того, что он не мог позволить себе, чтобы кто-либо из прежних подчиненных даже предположил, что он работает над совершенно неофициальным личным чёрным проектом, это стало грандиозной докукой. Однако, если он не слишком заблуждается, то теперь у него есть всё, что ему нужно.
Несбит добрался до конца списка, удовлетворённо хмыкнул и закрыл и этот файл. Это было нелегко. На самом деле он испытывал невероятное искушение продолжить работу, теперь, когда подготовительная стадия осталась позади. Но время было уже позднее, он утомился, а в своё время он достаточно насмотрелся на ошибки, совершенные из-за усталости. Кроме того, инструкции Джанколы насчёт подмены письма Гросклода с указаниями к его поверенным были выполнены ещё два месяца тому назад. Даже если с Гросклодом что-то приключится до того, как полковник выполнит оставшуюся часть работы, он в безопасности. Так что лучше делать дела неторопливо и внимательно.
Он выключил консоль, кивнул своему отражению в погасшем дисплее, и отодвинул кресло от стола. «Время отправляться в постель, — подумал Несбит, — но прежде заслуженный стаканчик на сон грядущий».
* * *
— Вы это серьёзно, шеф? — недоумённо спросила старший специальный инспектор Абрио.
— А что в моих чётко сформулированных указаниях заставило вас предположить обратное? — поинтересовался Кевин Ушер, директор Федерального Следственного Агентства Республики Хевен.
Ушер был огромным, крепко скроенным мужчиной. Даниэль Абрио, наоборот, была изящно миниатюрна. Она, как и Ушер, до работы в ФСА участвовала в Сопротивлении, и хотя и напоминала стройного подростка с каштановыми волосами, но внешность её была обманчива. Она была очень опасным «подростком»… что могли бы охотно засвидетельствовать души более десятка убитых сотрудников МВБ и БГБ (и намного большее число теперешних, вполне материальных, обитателей учреждений пенитенциарной системы Республики). В настоящий момент она устроилась, потягивая кофе, на углу стола Ушера. Такая же кружка кофе покоилась на подставке перед ним. Абрио была одним из самых доверенных агентов Ушера. Она знала всё насчет его мнимого алкоголизма, и возможность на время их встреч оставить маскарад была для Ушера немалым облегчением.
— Шеф, — чуть жалобно ответила Абрио, — вы же знаете, какое у вас странное чувство юмора. Ради Бога, только посмотрите, в какое положение вы поставили Джинни и Виктора! Так что да, когда вы предлагаете мне что-то вроде этого, я прежде всего задаю себе вопрос, не пытаетесь ли вы проверить, можно ли совсем заморочить мне голову?
— Моё чувство юмора ничуть не странно, — с достоинством заявил Ушер. — Вот у всех остальных — да. Однако в данном конкретном случае, Дэнни, я серьёзен как инфаркт.
— Боже мой. — Абрио опустила свою чашку, её улыбка растаяла. — Так вы действительно серьёзно?
— Да, и хотел бы, чтобы это было не так.
Абрио ощутила, как её желудок сжался в ком заледеневшего свинца. Она поставила чашку и отодвинула блюдце от себя.
— Позвольте мне сформулировать, Кевин, — очень тихо произнесла Абрио. — Вы говорите мне, что считаете, будто мы, вероятно, снова воюем с манти не потому, что они сфальсифицировали нашу дипломатическую переписку, а потому, что это сделали мы?
— Да. — Всегда глубокий голос Ушера скрежетал подобно камнедробилке. Он глубоко вздохнул. — Я не утверждаю, что убеждён, будто случилось именно это, однако я боюсь, что так может быть, Дэнни.
— Почему? — потребовала ответа та.
— Отчасти из-за сообщений Вильгельма. — Ушер откинулся в своём парящем кресле. — После ликвидации организации Сен-Жюста мы потеряли многих из наших лучших источников информации, однако ему всё же досталось несколько информаторов в мантикорском министерстве иностранных дел. Не таких высокопоставленных, как раньше, но достаточно серьёзных, чтобы слышать частные разговоры постоянных помощников заместителей министра. И согласно им, каждый — каждый, сверху донизу — убеждён, что это сделали мы.
— Это может не значить ничего, — возразила Абрио. — Успешное проведения подобного мероприятия потребовало бы очень высокого уровня секретности. Кроме того, это было проделано правительством Высокого Хребта, а не теперешним. Так что к настоящему времени все участвовавшие в этом, вероятно, так или иначе оставил службу.
— Согласен. Однако люди, которые настолько убеждены в том, что в этом дельце повинны мы, это те, кто сменил приспешников Высокого Хребта. Все остальные сплетни, какие только донесли до нас источники Вильгельма, до последних мелочей подтверждают необычайное презрение, которое они испытывают к своим непосредственным предшественникам. Если бы была даже наималейшая возможность, что хоть кто-то из компании Высокого Хребта был причастен к подтасовкам, кто-нибудь к настоящему времени это бы уже откопал. Дэнни, ты ведь также как и я знаешь, что неизбежно незнамо из каких щелей вылезают любители теории заговоров. Если учесть безрассудную ненависть, которую большинство мантикорцев испытывают по отношению к кому угодно хотя бы отдаленно связанному с правительством Высокого Хребта, то кто-нибудь из этих конспирологов наверняка использовал бы любую зацепку, даже если бы это была одна из тех самых вызывающих содрогание городских легенд «без балды», чтобы поделиться ею с коллегами во время перекура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143