Самый здоровенный всадник, завидев Фаруха, резко остановил коня – только галька из-под копыт полетела в разные стороны.
– Ну, как работка? – посмеиваясь в тоненькие, аккуратно подстриженные усики, весело поинтересовался он.
– Это ты! – обрадовался ему Фарух, как родному. – Охранник Амбабула! Это ты!.. У тебя остался мой кувшин! Ты положил его в седельную сумку, помнишь?.. Отдай мне его, пожалуйста!..
– Кувшин? – деланно удивился солдат. – Какой такой кувшин? Не помню никакого кувшина!
– Старый кувшин! Мой! Тебе твой командир велел его вернуть мне!.. Он ведь у тебя еще?.. Ты его не потерял? Не выбросил? – Фарух смотрел на него так, как будто решался вопрос его жизни и смерти.
– Ах, этот... Ах, командир... Ах, вернуть... – ухмыляясь, закивал головой развеселенный такой нелепой настойчивостью Амбабула. – А ты ничего не путаешь?
– Нет-нет!..
– А, по-моему, он приказал его выбросить...
– Нет!.. Я умоляю тебя – отдай его мне!.. Я награжу тебя!.. Что пожелаешь!..
– Когда придет твой корабль с золотом? – расхохотался охранник. – Не-а. Больно долго ждать. Выброшу-ка я его лучше, пожалуй...
Кто-то из остановившегося поодаль отряда позвал Амбабулу, или ему просто надоело играть с юношей, который был явно не себе, но он вдруг махнул рукой, и достал из сумки заветный кувшин Фаруха.
– Поймаешь – будет твой, – подмигнул он и легко и мощно запустил сосудом в сторону назойливого раба.
Фарух, не раздумывая, отбросил пустую корзину и, высоко подпрыгнув, успел мертвой хваткой схватить кувшин прежде, чем он упадет в пропасть.
Но когда он приземлялся, под ногу ему попался небольшой, но совершенно тут не нужный камушек.
Лодыжка его неловко подломилась, он болезненно охнул, упал на бок, пересчитав ребрами все другие оказавшиеся под ним камни, перекатился несколько раз и внезапно обнаружил, что земля коварно и без предупреждения кончилась, а вниз теперь уже летит он сам, вместе с кувшином...
Его последнее отчаянное "а-а-а-а-а-а..." быстро оборвалось, и до застывших от неожиданности свидетелей этой сцены донесся лишь слабый прощальный звон ударившейся о далекое скалистое дно котлована злосчастной посудины.

* * *
Заплатив гостевую подать стражникам у городских ворот, братья быстро водрузились обратно на своих утомленных пыльных верблюдов, и караван тронулся дальше.
Коричневым шерстяным, пахнущим верблюжьим потом, пряностями и дорогой ручейком караван плавно тек по узкому желобу белесых, выгоревших на солнце глиняных дувалов, пока не влился в другой такой же усталый ручей, источавший амбре свежевыкрашенных тканей и дубленой кожи, а потом в третий, везущий заморские лекарственные травы и чай, четвертый – с сандаловыми досками, пятый – с сушеными фруктами и вяленой рыбой, шестой, седьмой... И вся эта пахучая, ревущая, звенящая криками погонщиков и колокольцами сбруи река неторопливо и неотвратимо вливалась в распахнутые ворота огромного Западного караван-сарая, где их уже поджидали носильщики, повара, водоносы, цирюльники, купцы, воришки, сборщики налогов и прочая разномастная публика, всегда находимая в изобилии в любом городе вокруг таких мест.
Гагата и Иудава не ждал никто.
Поспешно спешившись в последний раз и торопливо расплатившись с караван-баши, они закинули за плечи тощие дорожные мешки и без остатка растворились в гудящей и источающей ароматы ремесел и товаров толпе.
– Так где, ты говоришь, эта кофейня? – уже, наверное, в сотый раз за утро спросил Иудав брата.
Гагат раздраженно отмахнулся:
– Потерпи. Сейчас дойдем.
– А ты точно уверен, что это именно она?
– Я хорошо запомнил, не волнуйся.
– Ее хозяина точно звать Толстый Мансур?
– Точно.
– А про табличку ты ничего не напутал?
– Нет.
– И что написано на ней, ты помнишь?
– Да!!! – не выдержал, наконец, Гагат. – И можешь ты помолчать хоть пять минут, а?! У меня от тебя уже голова раскалывается! В следующий раз лучше я буду стоять на страже, пока ты гадаешь!
– Если бы ты выбрал звезды или кости, мне не пришлось бы стоять на страже вообще!!!
– Если бы я послушал тебя и выбрал звезды или кости, мы бы сейчас были в каком-нибудь Шайтан-Бархане, а не в Аджафе, где мы, в конце концов, перехватим вора и получим то, что по праву принадлежит нам!
– Это еще не известно!
– Мозги не врут!
– Врут толкователи!
– Так что это ты хочешь сказать?! Что я не умею... – Гагат остановился, упер руки в боки, набрал полную грудь воздуха и приготовился дохнуть пламенем.
Иудав закрыл голову руками, присел и...
– Что мы, кажется, пришли, брат, – взгляд его уперся куда-то за спину Гагата. – Вон, тот толстяк под навесом этой кофейни, с ведерной джезвой в руках... Его только что кто-то назвал Мансуром, если мне не послышалось. А вон и табличка: "Чисто не там, где метут, а там, где не сорят".
– Ха!.. Еще бы! Кто бы сомневался!..
– Вообще-то, лично я бы сформулировал эту надпись немного по-иному. Я бы ска...
– Я ПРО СВОЕ ГАДАНИЕ ГОВОРЮ!!!.. А не про эту дурацкую писульку!!!..
– А-а-а... Ну, так бы и объяснил...
– Объясняю, – и длинный кривой указательный палец Гагата с изъеденным зельями ногтем потыкался в грудь Иудава, не оставляя сомнений, в чей адрес эти объяснения предназначались. – Мы нашли ее. Сейчас зайдем туда, сядем, и будем ждать хоть до вечера. Сегодня он обязательно должен появиться здесь, и от нас теперь ему так просто не уйти, – немного успокоившись, Гагат препротивненько захихикал и гадостно потер ручки.
– А кого мы будем там изображать? Нашего брата в Аджафе, кажется, не слишком любят, – заосторожничал вдруг Иудав.
– С чего ты взял?
– Когда мы въезжали в город, я видел, что на городской стене у ворот были на пиках выставлены головы, и под ними надпись – "Смерть злым чародеям". А на нас уже прохожие нехорошо косятся почему-то.
– А разве мы злые? – искренне удивился Гагат. – Они не встречались с Ахурабаном Зловещим, Джамалем Коварным или Кровавым Хамзой! Или деканом Юсуфом Неспящим после контрольной!..
Иудав с сомнением покачал головой:
– Я, например, после всей этой истории с вором и почти недельного пути по пустыне, ночевок во всяких клоповниках и костлявых спин этих мерзких верблюдов чувствую себя довольно-таки злым. Или даже, я бы сказал, изрядно злым. А, точнее выражаясь, просто убийственно-свирепым.
Гагат тут же прислушался к своим собственным ощущениям по этому поводу и обреченно вздохнул.
– Так кого, говоришь, мы будем изображать?
Иудав пожал плечами:
– Давай, декхан. Декхане – это самое простое. Любой может изобразить декханина.
– А что надо делать? – настороженно нахмурился брат. – Только я сразу предупреждаю – я в сельском хозяйстве ничего не понимаю!..
– А ничего понимать и не надо! Я один раз видел! Все, что декхане делают – это говорят о кальянах, одалисках, верблюжьих бегах и играют в кости!
На лице старшего брата отразилось настороженное непонимание.
– А чем они тогда отличаются от нас?
– Кхм... Н-ну... Я думаю... По-моему... Ты знаешь...
– Понятно. О чем они еще могут говорить?..
– Н-ну... Э-э-э...
– Соображай быстрее!.. На нас и впрямь начинают как-то неприятно поглядывать! Еще не хватало, чтобы пришлось устроить здесь шум раньше времени и спугнуть вора!..
– Н-ну-у... – наконец, решился Иудав. – Давай попробуем так...
Двое декхан уже три часа сидели на мягких подушках в самой глубокой тени навеса кофейни толстого Мансура. Они потягивали самый лучший кофе из узорчатых серебряных чашек, покуривали ароматный кальян, изящно сплевывая на пол и стараясь попасть во фруктовые косточки, огрызки, мух или пробегающих собак, как это делали другие посетители, и неторопливо вели глубокомысленную беседу:
– ...А как ты думаешь, Абу, виды на урожай урюка в этом году, по сравнению с прошлым, хороши будут, или не очень?
– Озимые дыни дружно взошли, Али, значит, центнеров по восемь с гектара скосим через год, как пить дать.
– Главное, Абу, чтобы поставки твердых отходов жизнедеятельности крупного и мелкого рогатого скота проходили по согласованному графику.
– Твердых?.. Каких твер... А, твердых... Не волнуйся, Али – я уже закупил четыре ящика. На первые полгода должно хватить. Если расходовать экономно.
– М-да-а-а... Навоз нынче дорог...
Вокруг них непроизвольно, но быстро образовалось широкое пустое пространство, внутри которого беспрепятственно разгуливал теплый (кто бы сомневался, как сказал бы Гагат) беззаботный ветерок, игриво раздувающий их черные шелковые плащи, вышитые серебряными и золотыми костями и черепами ...
Медленно, но неуклонно темнело.
Собрались и разошлись завсегдатаи.
Пришел и ушел посыльный из кофейной лавки.
Слуга многозначительно взбил опустевшие подушки, надраил кальян и погасил все, кроме одной, самой дальней, лампы.
Служанка, усердно не обращая на них внимания и создавая пыльную бурю локального масштаба, подмела пол веранды, сметя весь мусор им под ноги.
Прокрался мимо толстомордый кот на ночную охоту.
Прошумел на прощание и отправился спать знакомый ветерок...
Вора с кувшином не было.
Гагат, взъерошенный и нахмуренный, исподлобья, не отрываясь, смотрел прямо перед собой, как будто взгляд его зацепился за ставни лавки напротив, да так и застрял.
Иудав из чувства самосохранения от комментариев воздерживался.
Толстый Мансур, первым не выдержав в этом противостоянии, предстал перед засидевшимися клиентами.
– Мы закрываемся, – нелюбезно сообщил он, изо всех сил стараясь не смотреть на их плащи, от чего его попытки делались еще более очевидными. – Если вам нужны комнаты – я сдаю их по пять динаров за ночь. Белье отдельно. Еще пять. Веревка из конского волоса – десять.
– Зачем? – Иудав, искоса глянув на брата, поспешил ухватиться за безопасную тему для разговора.
– От тарантулов. И скорпионов.
– У вас есть тарантулы и скорпионы? – изумился он.
– Есть. Для не заплативших за веревку из конского волоса.
– Итого – двадцать? – уточнил Иудав.
– Сорок. С двоих.
– Сколько???!!! – если бы глаза Иудава вытаращились еще хоть чуть-чуть, они бы упали на заплеванный пол и закатились бы под подушки.
– Если уважаемые гости неплатежеспособны, я позову стражников, и они помогут... – любезно начал Толстый Мансур.
– Нет-нет-нет! Все нормально! – поспешил его заверить Иудав.
– Я так и думал, – резиново улыбнулся хозяин.
– А сколько с нас за кофе? Надеюсь, не так много?
Мансур, не прекращая улыбаться, стал загибать пальцы и быстро шевелить губами.
– У вас же на стене написано, что в вашем заведении чашка кофе идет по цене чашки воды. У вас такой дешевый кофе? – все еще надеясь на благополучное окончание финансового дня, но уже понимая, что старается убедить не столько хозяина, сколько себя, спросил Иудав.
– Нет. Такая дорогая вода. Вы выпили сорок три чашки. Одна чашка стоит два динара. Считайте.
Братья быстро посчитали.
Добавив еще три динара, толстый Мансур мог купить запас кофейных зерен на пять лет.
– Вот этого хватит? – Гагат, мрачнее ночи, не глядя, стащил с пальца и протянул Мансуру тяжелое золотое кольцо с огромным изумрудом.
Младший брат дернулся, хотел перехватить его руку, но перехватил вместо этого взгляд.
И впервые пожалел, что прогулял тот урок, когда юных магов учили проваливаться сквозь землю.
Как хозяину ни хотелось избавиться от сомнительных клиентов, тяжелому золотому кольцу с огромным изумрудом он противопоставить ничего не смог.
– Ваши комнаты на втором этаже, – неохотно сообщил он.
– Мы проведем ночь здесь, – угрюмо бросил Гагат. – Еще кофе и свежий кальян.
Пока хозяин ходил за тем и другим, Иудав, чуть придя в себя, привстав, быстро накарябал что-то на табличке у себя над головой и удовлетворено плюхнулся обратно на подушки.
Пришел и пометил двери кофейни толстомордый кот.
Медленно остывал ненавистный кофе.
Нервно взбулькивал во сне позабытый кальян.
Догорела и погасла последняя лампа.
Вышла из-за тучи, посмотрела на них удивленным желтым оком и зашла обратно луна.
А братья сидели и ждали...
– Вот так!.. Мягкая посадка!.. Где мы?
– В городе... В городе... В каком-то городе. Вы же сами просились хоть раз залечь спать на дневку в городе, а не в пустыне на песке! Так какая разница?
– Город!!!.. Так вот он какой – Город, где живут Люди!!!.. Дворцы!.. Башни!.. Купола!.. Скоро взойдет Солнце!.. А где же Фонтаны?..
– Купола!.. Мягкая постель, жирный плов и мазь от ревматизма – вот что главное в жизни! Фонтаны ему подавай...
– Витек, скручивай Масдая – пошли искать мягкую постель и жирный плов! А мазь от ревматизма уже не найти – кажись, мы потеряли ее еще на позапрошлой стоянке. Так что, Анаграмм, бери сумки и не отставай!
– Я не Анаграмм – я Шарад!.. И у меня полиартрит, подагра, миопатия, сухая мозоль...
– Вот это вот точно, – пробурчал себе под нос Серый, налегке возглавивший процессию.
– Послушай, Сергий! Что значит большой вытянутый чайник, вырезанный из жести и подвешенный над нашими головами на металлическом выступающем пруте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116