– Уф-ф-ф... – довольно выдохнул он и вытер рот тыльной стороной ладони. Теплая жидкость удовлетворенно булькнула у него в животе. – Гут. Спасибо большое.
– На здоровье, – вежливо ответили из темноты и забрали кувшин.
– Ты меня видишь, что ли? – только сейчас до Волка дошло, что это значит.
– Н-ну, да-а... А ты разве должен быть невидимым? – слегка озадачено поинтересовался арестант.
Лукоморец зажег лампу, и слабый огонек резанул по глазам сильнее прожектора.
– Свет!!!.. – в ужасе отшатнулся человек, закрыв лицо обеими руками. – Благодетель!!!.. Пощади меня!!!.. – и упал на колени.
– Мужик, ты чего? – тревожно склонился над ним Волк, не выпуская лампу из рук. – Что с тобой? Глазам больно? Так это с непривычки, пройдет...
– Виноват... Я виноват... – безостановочно твердил человек, не поднимаясь и не меняя позы.
– Да перестань ты ерунду-то молоть... – не выдержал, наконец, Волк. – Благодетеля нашел... Ты глазами-то своими посмотри – какой я тебе благодетель? Скорее, последнее отберу... – неуклюже попытался пошутить он.
– Забирай, Благодетель, у меня нет ничего, что не принадлежало бы тебе... Моя благодарность беспредельна... Моя вина непростима... Моя жизнь – в твоих руках...
– Послушай, человече. Как тебя зовут-то хоть? – оставив на время попытки привести хозяина камеры в вертикальной положение, опустился рядом Сергий.
– Мое ничтожное имя недостойно того, чтобы коснуться слуха Благодетеля, – быстро и испуганно выпалил тот.
– Ну, а почему ты не спросишь, как меня зовут? – попробовал сменить подход Волк.
– Твое благородное имя не может быть загрязнено касанием слуха Недостойного!..
– М-да-а-а... – озадаченно протянул Серый и заскреб в затылке. Кажется, ситуация зашла в пат, как выразился когда-то Иванушка...
Иванушка... Высочество лукоморское... Где же ты теперь, когда твои дипломатические приемы общения с униженными и оскорбленными так необходимы?.. В каком кувшине тебя искать... В каком краю... Благодетель...
– Ну, хорошо, – вздохнул Волк. – Как тебя звать – не говоришь, как меня звать – знать не хочешь. Твое право, как сказал бы один мой знакомый правозащитник. А как я очутился в твоей камере – тебе тоже не интересно? Или на тебя каждый час сверху падают люди?
Эта сентенция смогла если не разговорить Недостойного, то, по крайней мере, запрудить несвязный поток его слов.
Он замер, и даже по спине его было видно, что задумался.
– Недостойный не имеет права подвергать сомнению действия Благодетеля, – наконец изрек он.
– Опять – двадцать пять, – фыркнул Волк. – Не хочешь разговаривать по-человечески – не надо. Сиди тут дальше. У меня тут, кажется, и без тебя проблем хватает.
И он встал, отряхнулся от мелкой сухой пыли и поднял лампу вверх на вытянутой руке, желая разглядеть, откуда это он так удачно слетел. Но все, что он увидел – черная непроницаемая тьма.
– Неуважаемый, – задумчиво позвал он. – У тебя тут лестница есть? Ну, или ящики какие-нибудь? Или мебель?
– Ничего нет, Благодетель...
– Кто бы мог подумать... – мрачно пробормотал Волк и опустил руку.
Осторожно, мелкими шагами добрался он до стены – она оказалась холодной и неровной на ощупь – и, держась за нее правой рукой, медленно обошел камеру, наступив при этом несколько раз на что-то мягкое и склизкое. Изо всех сил он надеялся, что это был разбросанный завтрак неаккуратного смертника, а не то, что он подумал.
Так он нашел дверной проем. Двери как таковой не было – был тяжелый плоский камень, приваленный снаружи, без отверстий и выступов. Попробовав толкнуть его, он почувствовал, что камень слегка дрогнул, но не более.
Но и это обнадеживало.
– Эй ты, неприкасаемый! Иди сюда, – скомандовал Волк.
Заключенный подошел и безвольно становился.
Точечный свет лампы выхватил из мрака высокую сутулую фигуру, осунувшееся лицо с клочьями свалявшейся бороды и большие глаза, чуть навыкате.
– Толкай дверь, – распорядился Волк.
– Но она же откроется! – в ужасе отшатнулся арестованный.
– Ну? – не понял Волк. – И в чем проблема?
– Но стражник приказал мне сидеть тут и ждать, пока за мной не придут!
– А когда придут, тогда что?
– Поведут на казнь, как и приговорил меня милосердный судья.
– И что с тобой сделают? – продолжал допытываться Серый, которого последние двадцать минут не покидало ощущение, что или он сошел с ума, или под влиянием кактусового сока Шарада ему видится какой-то нелепый, сумбурный сон, который вот-вот должен кончиться, но почему-то никак не кончается...
– Мне свяжут руки и ноги и сбросят в водопад.
– Водопа-ад... – помимо воли умильно вырвалось у Волка, и блаженная улыбка растеклась по его лицу при этом волшебном мокром слове. – Ну, и что? Ты погибнешь?
– Да, – сурово сказал заключенный. – Так мне и надо.
– Да что ты такого сделал?! – не выдержал Серый и взмахнул руками.
Мгновенно человек обрушился бесформенной кучей на пол, закрыл руками голову и запричитал:
– Не бей меня, о Благодетель! Я признаю свою вину! Я заслуживаю смерти! Не бей меня!..
– Мужик, ты чего? – кинулся к нему перепуганный не меньше него Серый. – Да что с тобой такое-то, а? Чего ж ты такой запуганный-то, а? Что у вас тут в подземном королевстве делается? Что за ерунда?
– Не бей меня...
– Да никто не собирается тебя бить, – мягко тронул его за плечо лукоморец. – Ты послушай меня, чудак ты человек. Я никакой не Благодетель, и не Неприкаянный, я вообще у вас тут впервые. Я искал подземную речку, спускался по старой лестнице, спускался, спускался, и вдруг провалился к тебе сюда. И теперь я хочу выбраться обратно, понял? Вернее, хотел, еще недавно, – зловеще пробормотал он себе под нос.
– Спускался? По лестнице? Но мы на верхнем ярусе, выше нас нет галерей, – робко прошептал Недостойный.
– Выше вас есть земля и солнце. И ветер, – добавил Волк после секундного раздумья. – И песок. Очень много песка. И старый заброшенный город.
– Да, я знаю, так гласит предание, – согласно кивнул арестант. – Солнце и песок, и нет больше на земле воды, и нет жизни... Постой! – вдруг встрепенулся он. – Если там, на поверхности нет воды и нет жизни, то ТЫ откуда взялся?
– Так это я и пытаюсь рассказать тебе уже полчаса!!! – горячо воскликнул Серый, но от экспрессивных жестов воздержался. – Нет воды только в этой пустыне, а километрах в трехстах отсюда есть оазис с колодцами, а еще дальше – другие города, и вода там течет рекой, и можно пить, сколько хочешь, или даже купаться...
– Но на поверхности не может быть воды! Она вся здесь!.. А оттуда она ушла еще во времена наших предков – так боги прогневались за их неблагодарность... И с тех пор... С тех пор... Но этого не может быть!!!.. Я – Недостойный!!! Я – преступник!!! Я оскорбил Благодетеля!!!.. Я должен умереть!!!.. – осужденный снова впал в беспокойство, но на этот раз его слова самобичевания звучали так, как будто он пытался убедить в их правильности уже самого себя.
– Да подожди ты, как там тебя... Ну, имя-то у тебя есть, а?
– Резец Огранщик...
– Я говорю, имя твое как?
– Так я же только что сказал тебе, – удивился арестант. – Резец Огранщик мое имя.
– Имя? – недоверчиво переспросил Серый. – Которое это из них – имя?
– Резец, конечно, – недоуменно пожал плечами Резец. – А Огранщик – ремесло. Имена всех Недостойных Подземного Царства состоят из имени и фамилии. А у вас, что, как-то по-другому?..
– Имя?! И ты это называешь именем?! Это же название какого-то инструмента!
– Почему – "какого-то"? Это название инструмента, которым я работаю. Не вижу тут ничего непонятного.
– То есть, ты хочешь сказать, что, например, вашу портниху могут звать Игла? Или Нитка? Или Тряпочка? А врача, к примеру, Пипетка? А крестьянина – Лопата?
– Ну, да. Это и есть хорошие имена многих Недостойных, передающиеся из поколения в поколение. Среди моих знакомых есть портниха Нитка. И что тут такого?
– Ну, может, для вас и ничего... Но в моей стране, и вообще, в мире, откуда я к вам попал, принято, чтобы человека называли в честь чего-нибудь хорошего, достойного, славного.
– Да?.. Какая странная традиция... А тебя тогда, к примеру, как зовут?
– Сергий.
– Сергий... – медленно повторил Резец, как будто пробуя на вкус это имя. – А что оно значит?
Лицо Серого вытянулось. Провалиться ему на этом месте (в смысле, еще глубже), если этот вопрос хоть когда-нибудь приходил ему в голову!.. Иван, скорее всего, знал бы, что значит его имя, и много других имен, но где его сейчас взять!..
Что же оно может значить-то, а?..
Вот ведь, мужичонка въедливый!.. Прицепился!..
– Путешественник, – после секундного тайм-аута решился на импровизацию Волк. – Конечно же, путешественник. Что же еще?
– Путешественник? А кто это?
– Человек, который ездит по разным местам, по странам там всяким, городам, лесам, горам, морям...
– Но, кроме Подземного Королевства, нет... нет... не было... не может быть...
– Есть, было, и, надеюсь, будет и дальше. Но это не важно. Мы об этом потом потолкуем.
– А еще, какие у вас бывают имена? – загорелся лихорадочным любопытством Резец.
– Н-ну... Владислав, например. Владеющий славой.
– А еще?..
– Ярополк. Ярый полк, значит. Ну, то есть, свирепый отряд, – пояснил Серый, чувствуя озадаченное молчание собеседника.
– Ух, ты!.. А еще?
– Властимил. Милый власти.
– Это как послушный Недостостойный?
Серый пожал плечами:
– Ну, наверное...
– А еще?
– Да много всяких разных, все и не перечислишь!.. Вот, Виктор, например – победитель. Андрей – побеждающий мужчин. Иннокентий – невинный... Да всякие, какие хочешь. Ты же, лучше, расскажи мне, Резец Огранщик, что тут у вас происходит. Кто такие эти ваши Благодетели, и почему тебя приговорили к смерти из-за какого-то дурацкого оскорбления.
– Нет, что ты, Сергий Путешественник!.. Это было не какое-то оскорбление! Хотя, конечно, весьма дурацкое... Я сказал – да отсохнет мой гнусный язык! – что Благодетелям на самом деле наплевать на то, как живут Недостойные! Не знаю, что нашло на меня... Но это слова, которые по нашим законам можно искупить только смертью...
У Серого на лице было написано, что у него есть свое представление о том, что такое оскорбление, которое можно искупить только смертью, и даже, если вчитаться как следует, можно было узнать, какой смертью и чьей именно, но он пока промолчал.
– ...На самом деле, Благодетели – самый благородный, самый честный и бескорыстный народ на свете; народ, который сумел простить страшное оскорбление, вот так же нанесенное когда-то им нашими беззаботными предками, пока они еще жили наверху в старом городе. Благодетели всегда жили под землей, мирно трудились, добывая руду и драгоценные камни, и обменивали их на товары, которые могли им предложить обитатели поверхности. Благодетели пришли нам на помощь, когда подземная река внезапно ушла из своего русла, и настала страшная засуха. В пару дней пересохли все фонтаны, колодцы и источники города, и Недостойные погибли бы, если бы Благодетели не позволили спуститься нашему народу к себе, под землю. Они отобрали у Недостойных все оружие, чтобы не было больше среди нас войн и смертоубийства, и разрешили нам жить в своем подземном городе и заниматься ремеслами, как и раньше. Конечно, народу под землей стало сразу гораздо больше, а еды и жилых помещений не прибавилось... И непривычные к голоду и тяжелой жизни подземного народа изнеженные люди с поверхности, особенно старики, женщины и дети стали умирать, несмотря на усилия наших добрых хозяев. Их скорбь не знала предела!.. Но неблагодарный правитель старого города на поверхности и его приближенные бесстыдно обвинили в этих смертях сердобольный Подземный Народ и попытались поднять бунт против народа Подземного Королевства! Из-за своего эгоизма и алчности они поставили тем самым под угрозу существование всех людей, пришедших с обжигающей поверхности в ласковую прохладу подземелий! Они хотели вывести Недостойных обратно на поверхность, чтобы они там все погибли без воды. Это был верх бесстыдства и вероломства, вспоминая о котором Недостойные до сих пор посыпают себе головы пылью... Но благородные хозяева ограничились справедливым истреблением зарвавшейся верхушки, и простили простых людей. С тех пор они стали зваться "Благодетелями", а мы – "Недостойными", в память об этих событиях, и о том, что ради нас, чьи предки столько раз наносили обиды этому терпеливейшему и милосерднейшему из народов, они все равно с радостью шли на лишения и муки.
– А стражники – они Благодетели, или Недостойные?
– Конечно, Благодетели! – удивился такому несуразному вопросу Резец. – Недостойные не имеют права прикасаться к оружию – они из-за своей дурной наследственности могут использовать его во вред себе, – с убежденностью школяра, рассказывающего вызубренную накануне таблицу умножения, пояснил он.
– А судьи?
– Тоже Благодетели! И только Благодетели имеют право носить лампы. Недостойные должны привыкать видеть в темноте.
– А кем тогда Недостойные быть могут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116