– Короткое и упрямое слово. Гном. Похоже на нас. Мы – гномы.
– А мы – люди, – улыбнулся Серый. – И давайте это дело отметим. За столом переговоров, так сказать. И переночуем здесь – вон там еще несколько комнат есть, я вижу. Места всем хватит. Иван, переворачивай пока стол, а я схожу за угощениями и Масдаем. Гномики пусть сходят хвороста наберут – в темноте лучше них это никто не сделает. А еще ты посуду с пола собери, помой, и черепки вымети – больше здесь некому это поручить, – и он на прощание кинул через плечо ехидную улыбочку стеллийской царевне.
Та его удаляющейся спине показала язык.
Еще при приближении Серого ковер поспешил сообщить ему с мрачным удовольствием, что всю их оставленную так неосмотрительно еду съели лесные звери, и забирать ему, Серому, отсюда было нечего, кроме него, Масдая, с чем тому следовало поторопиться, ибо, хотя лесные звери ковры и не едят, вряд ли захочется уважаемым людям, чтобы в их ковре-самолете устроила гнездо белка или мышь.
Волк, не вслушиваясь особенно в разглагольствования ковра, со все возрастающей тревогой осматривал перевернутые блюда, раздавленные корзины, растерзанные узлы, надеясь найти в них хоть что-нибудь пригодное в пищу, но тщетно.
Похоже, множество лесных обитателей ушли спать сегодня ночью с чувством сильного переедания.
Чего нельзя будет сказать о людях и гномах, понял Волк, взвалил на плечо Масдая и грустно поплелся к заброшенному домику.
Пир в честь примирения людей и гномов пришлось готовить из того, что гномы насобирали в лесу за день.
Еда получилась невкусная, но зато ее было мало.
На этой мажорной ноте все распрощались и отправились спать до утра.
Утро, день и вечер следующего дня были посвящены обучению гномов (а заодно и неизвестно зачем увязавшегося за ними Ивана) поиску пропитания в лесу с его последующим приготовлением.
Елена Прекрасная демонстративно проигнорировала как курсы лесных домохозяев, так и их преподавателя и слушателя из людей – она занялась украшением жилища гномиков композициями из цветов, веток, неосторожных бабочек и сучков интересной формы – единственным полезным занятием, приличествующим женщине царских кровей в этом убогом лесном прибежище. Причем, занятие это приносило и еще одну пользу – показывало свалившемуся на ее голову муженьку, как она на него обиделась, и что восстановление гармонии и спокойствия в их подобии семьи – процесс, требующий определенных усилий с его стороны.
К вечеру все вернулись, и гномы под руководством Серого занялись приготовлением пищи. На плите уже вовсю что-то горело и чадило, когда Иван, вышел (а точнее вывалился, жадно хватая кислород ртом) подышать свежим воздухом.
И как бы абсолютно нечаянно направился именно к тому месту, где сидела на травке, созерцая облака и закат, Прекрасная Елена.
По ее расчету, юный лукоморец уже должен был себя не помнить от беспокойства, что их вчерашняя размолвка – это навсегда, и поэтому, видя, что он возвращается, красавица поправила прическу, подкрасила губки, воткнула в волосы самый яркий и свежий цветок и засела в засаде.
Слыша, что нерешительные шаги остановились за самой ее спиной, он томно повернулась в пол-оборота и, загадочно поглядывая из-под полуопущенных ресниц, обратилась к нему с вопросом:
– Послушай, Ион...
– Да, Елена?.. – встрепенулся он от нежданной радости.
С ним говорят!
Его помнят!
Может быть, на него даже не сердятся!..
Хотя на это надеяться было бы уже чересчур...
– Ты... не откажешься выполнить одну мою маленькую просьбу, Ион? – Елена вынула цветок из прически и приложила его к своим губам.
– Нет, что ты!!! Что угодно!!! Для тебя я готов на все! Только скажи, чего тебе хочется – и я...
– Ты знаешь, я тут, пока одна скучала, подумала вдруг... Почему-то... Насчет коня... – потупив очи, проговорила хитрая царевна, вынашивавшая этот план еще со времен Шатт-аль-Шейха.
– Да, Елена?..
Стеллийка в последний раз насладилась сладким ароматом цветка и осторожно вложила его в несопротивляющиеся пальцы Иванушки.
Те тут же судорожно сжались, и, не веря своему счастью, царевич прижал слегка увядшее от всех этих манипуляций растение к своей богатырской груди.
– Ты ведь должен отдать златогривого коня своему другу – королю Вондерланда – только для того, чтобы он передал его своим неприятелям, так? – вкрадчиво продолжила она.
– Да, Елена...
Неземным запахом сказочного цветка – первого ее подарка – казалось, наполнился весь мир...
Что бы она ни сказала!..
Что бы ни попросила!..
Он ответит ей "да"!
Все сокровища мира не стоили даже крошечной искорки надежды на то, что сердце гордой красавицы может оттаять!..
– То есть, он этого коня себе не оставляет, так?
– Да, Елена...
Неужели я дождался...
Неужели сбылось?..
Она еще никогда не была так внимательна ко мне!..
Никогда!..
И это после того, как я так задел ее гордость перед всеми, посмеявшись над ней!
Бесчувственный лопух!
Пенек бестолковый!..
Чего же она захочет?
Что из того, что я имею, может привлечь ее непостоянное летучее внимание?..
Какой пустяк она попросит за бесценное сокровище первого шага навстречу мне?..
Что угодно.
За ее любовь я отдам все.
– ...Ну, так вот, я подумала, что раз твой друг этого коня все равно отдаст, и тем более, своим врагам, то, может, стоит оставить настоящего златогривого коня себе, а им отвести... – она на секунду задумалась, избегая слов "поддельного" и "ненастоящего", – простого?
Коня?!..
Но...
– Но я не могу обмануть его!.. Он – мой друг!.. Елена, любовь моя, попроси чего-нибудь другого!.. – в панике бедный Иванушка стиснул цветок чуть сильнее, чем следовало, и оранжевые лепестки испуганно разлетелись по всей лужайке, оставив в его руке влажный зеленый комок.
– Любовь!.. – презрительно фыркнула царевна. – Вот она – твоя любовь! На словах ты готов горы для меня перевернуть, а стоит только мне попросить даже о самой малости, вся твоя любовь тут же куда-то пропадает!..
– Но Елена!..
– Ты можешь только насмехаться надо мной!..
– Елена!!!..
– Тебе не придется обманывать его, Ион! Пойми это! Он отдаст его своим недругам, и больше не увидит его!
– Но обман раскроется! Под дождями краска рано или поздно смоется!.. Джин говорил!..
– Ион, это не тот конь, которого заставляют мокнуть под дождем! Он будет жить в теплой сухой конюшне, пока благополучно не скончается от старости! И какое тебе дело до этих людей, если речь идет о наших отношениях!.. Что тебе дороже – конь или я? Выбирай сейчас! – сердито сжав кулачки, топнула красавица ногой.
Сердце Иванушки сжалось в смертельной муке, душа его застонала, и сам он, не понимая почему, готов был отвернуться с отвращением и отречься от самого себя...
Но он выбрал.
Провожая своих новых человеческих друзей на следующее утро, гномы долго махали им вслед, утирая глаза носовыми платками и колпаками.
– Этот Иван такой добрый!..
– Этот Сергий такой умный!
– Эта Елена такая Прекрасная!..
– А хорошо бы нам, все-таки, ребята, завести когда-нибудь такую горничную, красивую, веселую, покладистую, чтобы убиралась у нас, готовила, мыла посуду...
– Неплохо бы...
* * *
На первой же ночевке, пока Серый ходил на охоту, Иванушка, сгорая от стыда и презрения к самому себе, под внимательным взглядом Елены Прекрасной поменял у коней уздечки.
Через два дня они были в Крисане.
Пока они раздумывали, как им разыскать сладкую резиденцию тетушки Баунти, она появилась откуда ни возьмись сама, сказала, что ждет их вот уже полдня и что они опоздали на сорок минут, и проводила до спящего под одеялом негостеприимной растительности замка. Он весьма кстати оказался не очень далеко, даже если учесть, что всю Крисану можно было проскакать из конца в конец за десять часов.
Втроем – фея, царевич и Волк – они невредимыми прошли через поспешно расступающиеся перед старушкой колючки, беспрепятственно вынесли на сооруженных на месте из портьер и алебард носилках Орландо, и на Масдае переправили его в домик тетушки Баунти. Там его уже ждали, лениво побулькивая в маленьком котелке на огне, все остальные ингредиенты снадобья. Торжественно Серый извлек из широких штанин золотое яблоко из сада Десперад, и оно было тщательно помыто, мелко порезано и добавлено в общую массу.
Потом фея приказала всем выйти на улицу и с полчаса подождать.
Самые голодные могли погрызть вафельный сруб колодца.
Но не прошло и двадцати минут, как из домика донесся радостный крик тетушки, и все трое, не дожидаясь приглашения, и бросив недоеденным последний венец, отталкивая друг друга, поспешили узнать его причину.
На знаменитой кровати, отбросив толстые блины-одеяла, сидел и непонимающе оглядывался по сторонам принц Орландо.
Быстрый перекрестный опрос показал, что он не помнил ничего, что с ним случилось после того, как заклинание самой юной феи обрело силу. При упоминании имени принцессы Оливии он лишь пожал плечами, но зато спросил, где сейчас его невеста, Розанна. Услышав, что в монастыре, он тут же вскочил, выбежал из домика и хотел было вскочить на одного из златогривых коней, чтобы немедленно мчаться туда, но Серый профессиональной подножкой намекнул ему, что не его, не лапай, но в качестве жеста доброй воли предложил лучше подбросить его на Масдае, если это не очень далеко.
Оставив позади обиженного, что его не взяли, Иванушку и обиженную, что на нее не обратили внимания, Елену, ковер взвился в небо и обернулся туда-обратно за четыре часа.
Успокоив всех, кого это интересовало, что все сложилось хорошо, что Орландо со слезами и пощечинами простили и даже в конце поцеловали, Серый тут же напомнил, что Кевин Франк в осажденном городе, поди, ждет своего златогривого коня как из печки пирога, и не дал отдохнуть от дороги своим спутникам. Так и не воспользовавшись гостеприимством феи, лишь прихватив с накрытого стола несколько бананов в шоколаде и торт с клубникой и взбитыми сливками, путешественники тронулись в путь.
Надо ли говорить, что когда остановились на привал, то ни бананов, ни торта среди припасов на Масдае уже не было.
– Сдуло нечаянно, – не очень убедительно соврал Серый и, сыто икнув, отказался от ужина.
Еще через два дня, к вечеру, большая их часть перешла, а меньшая – перелетела границу Вондерланда.
До Мюхенвальда оставалось полдня пути.
На этом привале, у костра, когда они уже почти улеглись спать, наконец собравшись с мужеством, но не настолько, чтобы взглянуть Волку в глаза, Иван и попросил его остаться завтра здесь караулить второго коня.
– А что же ты его с собой не берешь? – удивился Серый. – Такое диво дивное – вот бы народ-то бы поглазел!
– Н-нет... Не надо... лучше... Еще подумают... чего... не того...
– В смысле? – наморщил лоб Серый. – Чего "не того"? Насчет чего "не того"?
– Ну... Там... Всякое...
– Не понял. А чего "не того" тут можно подумать?
– Н-ну... люди всякое болтают... Хоть это и не так... А неприятно... Ну, покажется кому там что... Или еще чего... Случится... Там... так... Кхм. Значит.
Серый внимательно посмотрел на друга, завозившегося под его взглядом как уж на сковородке, недоуменно повел плечом и оставил попытки что-либо выяснить.
– А что же ты мадаму свою оставить с ним не хочешь? – вдруг пришло ему в голову.
Иванушка укоризненно посмотрел на него.
– Елене Прекрасной очень хочется посмотреть Мюхенвальд... Архитектуру... Музеи... Что там в моде... Носят... Музыка... Танцы... какие...
Волк саркастично скривил губы.
– Ага. Музыка. Танцы. Ну-ну. Ладно, я вас буду ждать на Лукоморском тракте, в лесу, в сторожке в сорока километрах от Мюхенвальда, где мы останавливались, когда туда ехали. Если помнишь.
– Помню, – с облегчением, понимая, что допрос окончен, кивнул Иван.
Но его понимание в эту ночь, кажется, дало сбой.
– А вот Кевин Франк-то как обрадуется!.. – мечтательно глядя на звезды, улыбнулся Волк. – Вот, скажет, мой настоящий верный друг приехал, не надул, и коня самого натурального златогривого привел – на, супостат, подавись...
– Ну, приехал... Что ж тут такого... Радость, подумаешь... – зябко передернув плечами, буркнул Иванушка, пристально глядя себе под ноги.
– Как это – "радость, подумаешь"? – искренне удивился Серый. – Да еще какая радость! Он от счастья прыгать до потолка Конвент-холла будет! Он, наверное, сколько лет прожил – а не встречал такого честного до идиотизма человека, как ты! Иной бы забрал птичку, и упорхнул. Или, вон, перекрашенного коня подсунул бы, и хоть бы хны. А ты – нет. Ты не такой...
– Перестань!!!
Серый испуганно замолк, Елена Прекрасная во сне всхлипнула и перевернулась на другой бок.
– Ты чего орешь? Разбудишь, вон, кралю свою – опять стонать начнет: "ой-ой-ой, земля жесткая, похлебка дымом воняет, дым – похлебкой, комары кусачие, муравьи ползучие, и что я тут вообще с вами делаю", – гнусавя и кривляясь, передразнил стеллийку Волк.
– Не надо... Не говори так...
– Как – "так"?
– Так... – повторил, не поднимая глаз, Иван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– А мы – люди, – улыбнулся Серый. – И давайте это дело отметим. За столом переговоров, так сказать. И переночуем здесь – вон там еще несколько комнат есть, я вижу. Места всем хватит. Иван, переворачивай пока стол, а я схожу за угощениями и Масдаем. Гномики пусть сходят хвороста наберут – в темноте лучше них это никто не сделает. А еще ты посуду с пола собери, помой, и черепки вымети – больше здесь некому это поручить, – и он на прощание кинул через плечо ехидную улыбочку стеллийской царевне.
Та его удаляющейся спине показала язык.
Еще при приближении Серого ковер поспешил сообщить ему с мрачным удовольствием, что всю их оставленную так неосмотрительно еду съели лесные звери, и забирать ему, Серому, отсюда было нечего, кроме него, Масдая, с чем тому следовало поторопиться, ибо, хотя лесные звери ковры и не едят, вряд ли захочется уважаемым людям, чтобы в их ковре-самолете устроила гнездо белка или мышь.
Волк, не вслушиваясь особенно в разглагольствования ковра, со все возрастающей тревогой осматривал перевернутые блюда, раздавленные корзины, растерзанные узлы, надеясь найти в них хоть что-нибудь пригодное в пищу, но тщетно.
Похоже, множество лесных обитателей ушли спать сегодня ночью с чувством сильного переедания.
Чего нельзя будет сказать о людях и гномах, понял Волк, взвалил на плечо Масдая и грустно поплелся к заброшенному домику.
Пир в честь примирения людей и гномов пришлось готовить из того, что гномы насобирали в лесу за день.
Еда получилась невкусная, но зато ее было мало.
На этой мажорной ноте все распрощались и отправились спать до утра.
Утро, день и вечер следующего дня были посвящены обучению гномов (а заодно и неизвестно зачем увязавшегося за ними Ивана) поиску пропитания в лесу с его последующим приготовлением.
Елена Прекрасная демонстративно проигнорировала как курсы лесных домохозяев, так и их преподавателя и слушателя из людей – она занялась украшением жилища гномиков композициями из цветов, веток, неосторожных бабочек и сучков интересной формы – единственным полезным занятием, приличествующим женщине царских кровей в этом убогом лесном прибежище. Причем, занятие это приносило и еще одну пользу – показывало свалившемуся на ее голову муженьку, как она на него обиделась, и что восстановление гармонии и спокойствия в их подобии семьи – процесс, требующий определенных усилий с его стороны.
К вечеру все вернулись, и гномы под руководством Серого занялись приготовлением пищи. На плите уже вовсю что-то горело и чадило, когда Иван, вышел (а точнее вывалился, жадно хватая кислород ртом) подышать свежим воздухом.
И как бы абсолютно нечаянно направился именно к тому месту, где сидела на травке, созерцая облака и закат, Прекрасная Елена.
По ее расчету, юный лукоморец уже должен был себя не помнить от беспокойства, что их вчерашняя размолвка – это навсегда, и поэтому, видя, что он возвращается, красавица поправила прическу, подкрасила губки, воткнула в волосы самый яркий и свежий цветок и засела в засаде.
Слыша, что нерешительные шаги остановились за самой ее спиной, он томно повернулась в пол-оборота и, загадочно поглядывая из-под полуопущенных ресниц, обратилась к нему с вопросом:
– Послушай, Ион...
– Да, Елена?.. – встрепенулся он от нежданной радости.
С ним говорят!
Его помнят!
Может быть, на него даже не сердятся!..
Хотя на это надеяться было бы уже чересчур...
– Ты... не откажешься выполнить одну мою маленькую просьбу, Ион? – Елена вынула цветок из прически и приложила его к своим губам.
– Нет, что ты!!! Что угодно!!! Для тебя я готов на все! Только скажи, чего тебе хочется – и я...
– Ты знаешь, я тут, пока одна скучала, подумала вдруг... Почему-то... Насчет коня... – потупив очи, проговорила хитрая царевна, вынашивавшая этот план еще со времен Шатт-аль-Шейха.
– Да, Елена?..
Стеллийка в последний раз насладилась сладким ароматом цветка и осторожно вложила его в несопротивляющиеся пальцы Иванушки.
Те тут же судорожно сжались, и, не веря своему счастью, царевич прижал слегка увядшее от всех этих манипуляций растение к своей богатырской груди.
– Ты ведь должен отдать златогривого коня своему другу – королю Вондерланда – только для того, чтобы он передал его своим неприятелям, так? – вкрадчиво продолжила она.
– Да, Елена...
Неземным запахом сказочного цветка – первого ее подарка – казалось, наполнился весь мир...
Что бы она ни сказала!..
Что бы ни попросила!..
Он ответит ей "да"!
Все сокровища мира не стоили даже крошечной искорки надежды на то, что сердце гордой красавицы может оттаять!..
– То есть, он этого коня себе не оставляет, так?
– Да, Елена...
Неужели я дождался...
Неужели сбылось?..
Она еще никогда не была так внимательна ко мне!..
Никогда!..
И это после того, как я так задел ее гордость перед всеми, посмеявшись над ней!
Бесчувственный лопух!
Пенек бестолковый!..
Чего же она захочет?
Что из того, что я имею, может привлечь ее непостоянное летучее внимание?..
Какой пустяк она попросит за бесценное сокровище первого шага навстречу мне?..
Что угодно.
За ее любовь я отдам все.
– ...Ну, так вот, я подумала, что раз твой друг этого коня все равно отдаст, и тем более, своим врагам, то, может, стоит оставить настоящего златогривого коня себе, а им отвести... – она на секунду задумалась, избегая слов "поддельного" и "ненастоящего", – простого?
Коня?!..
Но...
– Но я не могу обмануть его!.. Он – мой друг!.. Елена, любовь моя, попроси чего-нибудь другого!.. – в панике бедный Иванушка стиснул цветок чуть сильнее, чем следовало, и оранжевые лепестки испуганно разлетелись по всей лужайке, оставив в его руке влажный зеленый комок.
– Любовь!.. – презрительно фыркнула царевна. – Вот она – твоя любовь! На словах ты готов горы для меня перевернуть, а стоит только мне попросить даже о самой малости, вся твоя любовь тут же куда-то пропадает!..
– Но Елена!..
– Ты можешь только насмехаться надо мной!..
– Елена!!!..
– Тебе не придется обманывать его, Ион! Пойми это! Он отдаст его своим недругам, и больше не увидит его!
– Но обман раскроется! Под дождями краска рано или поздно смоется!.. Джин говорил!..
– Ион, это не тот конь, которого заставляют мокнуть под дождем! Он будет жить в теплой сухой конюшне, пока благополучно не скончается от старости! И какое тебе дело до этих людей, если речь идет о наших отношениях!.. Что тебе дороже – конь или я? Выбирай сейчас! – сердито сжав кулачки, топнула красавица ногой.
Сердце Иванушки сжалось в смертельной муке, душа его застонала, и сам он, не понимая почему, готов был отвернуться с отвращением и отречься от самого себя...
Но он выбрал.
Провожая своих новых человеческих друзей на следующее утро, гномы долго махали им вслед, утирая глаза носовыми платками и колпаками.
– Этот Иван такой добрый!..
– Этот Сергий такой умный!
– Эта Елена такая Прекрасная!..
– А хорошо бы нам, все-таки, ребята, завести когда-нибудь такую горничную, красивую, веселую, покладистую, чтобы убиралась у нас, готовила, мыла посуду...
– Неплохо бы...
* * *
На первой же ночевке, пока Серый ходил на охоту, Иванушка, сгорая от стыда и презрения к самому себе, под внимательным взглядом Елены Прекрасной поменял у коней уздечки.
Через два дня они были в Крисане.
Пока они раздумывали, как им разыскать сладкую резиденцию тетушки Баунти, она появилась откуда ни возьмись сама, сказала, что ждет их вот уже полдня и что они опоздали на сорок минут, и проводила до спящего под одеялом негостеприимной растительности замка. Он весьма кстати оказался не очень далеко, даже если учесть, что всю Крисану можно было проскакать из конца в конец за десять часов.
Втроем – фея, царевич и Волк – они невредимыми прошли через поспешно расступающиеся перед старушкой колючки, беспрепятственно вынесли на сооруженных на месте из портьер и алебард носилках Орландо, и на Масдае переправили его в домик тетушки Баунти. Там его уже ждали, лениво побулькивая в маленьком котелке на огне, все остальные ингредиенты снадобья. Торжественно Серый извлек из широких штанин золотое яблоко из сада Десперад, и оно было тщательно помыто, мелко порезано и добавлено в общую массу.
Потом фея приказала всем выйти на улицу и с полчаса подождать.
Самые голодные могли погрызть вафельный сруб колодца.
Но не прошло и двадцати минут, как из домика донесся радостный крик тетушки, и все трое, не дожидаясь приглашения, и бросив недоеденным последний венец, отталкивая друг друга, поспешили узнать его причину.
На знаменитой кровати, отбросив толстые блины-одеяла, сидел и непонимающе оглядывался по сторонам принц Орландо.
Быстрый перекрестный опрос показал, что он не помнил ничего, что с ним случилось после того, как заклинание самой юной феи обрело силу. При упоминании имени принцессы Оливии он лишь пожал плечами, но зато спросил, где сейчас его невеста, Розанна. Услышав, что в монастыре, он тут же вскочил, выбежал из домика и хотел было вскочить на одного из златогривых коней, чтобы немедленно мчаться туда, но Серый профессиональной подножкой намекнул ему, что не его, не лапай, но в качестве жеста доброй воли предложил лучше подбросить его на Масдае, если это не очень далеко.
Оставив позади обиженного, что его не взяли, Иванушку и обиженную, что на нее не обратили внимания, Елену, ковер взвился в небо и обернулся туда-обратно за четыре часа.
Успокоив всех, кого это интересовало, что все сложилось хорошо, что Орландо со слезами и пощечинами простили и даже в конце поцеловали, Серый тут же напомнил, что Кевин Франк в осажденном городе, поди, ждет своего златогривого коня как из печки пирога, и не дал отдохнуть от дороги своим спутникам. Так и не воспользовавшись гостеприимством феи, лишь прихватив с накрытого стола несколько бананов в шоколаде и торт с клубникой и взбитыми сливками, путешественники тронулись в путь.
Надо ли говорить, что когда остановились на привал, то ни бананов, ни торта среди припасов на Масдае уже не было.
– Сдуло нечаянно, – не очень убедительно соврал Серый и, сыто икнув, отказался от ужина.
Еще через два дня, к вечеру, большая их часть перешла, а меньшая – перелетела границу Вондерланда.
До Мюхенвальда оставалось полдня пути.
На этом привале, у костра, когда они уже почти улеглись спать, наконец собравшись с мужеством, но не настолько, чтобы взглянуть Волку в глаза, Иван и попросил его остаться завтра здесь караулить второго коня.
– А что же ты его с собой не берешь? – удивился Серый. – Такое диво дивное – вот бы народ-то бы поглазел!
– Н-нет... Не надо... лучше... Еще подумают... чего... не того...
– В смысле? – наморщил лоб Серый. – Чего "не того"? Насчет чего "не того"?
– Ну... Там... Всякое...
– Не понял. А чего "не того" тут можно подумать?
– Н-ну... люди всякое болтают... Хоть это и не так... А неприятно... Ну, покажется кому там что... Или еще чего... Случится... Там... так... Кхм. Значит.
Серый внимательно посмотрел на друга, завозившегося под его взглядом как уж на сковородке, недоуменно повел плечом и оставил попытки что-либо выяснить.
– А что же ты мадаму свою оставить с ним не хочешь? – вдруг пришло ему в голову.
Иванушка укоризненно посмотрел на него.
– Елене Прекрасной очень хочется посмотреть Мюхенвальд... Архитектуру... Музеи... Что там в моде... Носят... Музыка... Танцы... какие...
Волк саркастично скривил губы.
– Ага. Музыка. Танцы. Ну-ну. Ладно, я вас буду ждать на Лукоморском тракте, в лесу, в сторожке в сорока километрах от Мюхенвальда, где мы останавливались, когда туда ехали. Если помнишь.
– Помню, – с облегчением, понимая, что допрос окончен, кивнул Иван.
Но его понимание в эту ночь, кажется, дало сбой.
– А вот Кевин Франк-то как обрадуется!.. – мечтательно глядя на звезды, улыбнулся Волк. – Вот, скажет, мой настоящий верный друг приехал, не надул, и коня самого натурального златогривого привел – на, супостат, подавись...
– Ну, приехал... Что ж тут такого... Радость, подумаешь... – зябко передернув плечами, буркнул Иванушка, пристально глядя себе под ноги.
– Как это – "радость, подумаешь"? – искренне удивился Серый. – Да еще какая радость! Он от счастья прыгать до потолка Конвент-холла будет! Он, наверное, сколько лет прожил – а не встречал такого честного до идиотизма человека, как ты! Иной бы забрал птичку, и упорхнул. Или, вон, перекрашенного коня подсунул бы, и хоть бы хны. А ты – нет. Ты не такой...
– Перестань!!!
Серый испуганно замолк, Елена Прекрасная во сне всхлипнула и перевернулась на другой бок.
– Ты чего орешь? Разбудишь, вон, кралю свою – опять стонать начнет: "ой-ой-ой, земля жесткая, похлебка дымом воняет, дым – похлебкой, комары кусачие, муравьи ползучие, и что я тут вообще с вами делаю", – гнусавя и кривляясь, передразнил стеллийку Волк.
– Не надо... Не говори так...
– Как – "так"?
– Так... – повторил, не поднимая глаз, Иван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116