И почти сразу же они стали медленно, но верно заполнятся водой.
– Давай, набирай!
– Нет, пусть немножко так побудет, на всякий случай...
Когда взошло солнце, лукоморский витязь и лукоморский разбойник, растирая кулаками затекшие спины, вышли наружу. Красные от бессонницы и дыма глаза слипались. Испачканные и прожженные рубахи липли к потным телам. Догорали остатки факелов, шипя и чадя. Но в руке у все еще босого царевича был большой тяжелый кувшин.
Единогласно, первым, на ком было решено опробовать "лекарство", стал столичный купец первой гильдии Демьян Епифанов. Под морду лица ему была подсунута глубокая тарелка с почти прозрачной водой.
– Тем ложки на рыло хватило, – еще раз повторил Серый, макая недоумевающего парнокопытного мордой в чье-то фамильное серебро.
– Ну, Демьян, пей же! – умоляюще заглянул Иван в карие бараньи глаза.
Баран тяжело вздохнул, мекнул и одним глотком опустошил посудину.
Превращение произошло мгновенно. Одну секунду в стойле был баран, другую – белобрысый мордатый купчина растянулся на соломе во весь рост, уткнувшись физиономией в посудину.
– Получилось!!! – как один взревели друзья и стиснули друг друга в объятьях.
– Батюшки! Благодетели!! Родимые!!! – заголосил Демьян, обхватив Ивановы коленки огромными волосатыми ручищами. – Спасители!!! До смерти не забуду!!! Век буду помнить!... – голос его сорвался, и из горла вырвалось рыдание.
– Ну, что ты, Демьян Ерофеевич, будет тебе, полно... Ведь все хорошо же кончилось, не плачь! – Иванушка, присев на корточки рядом с купцом, обнял его неловко.
Тем временем Серый вытащил за шкирку из стойла второго барана, налил ему из ведра в тарелку воды и добавил ложку из заветного кувшина.
– Пей, морда рогатая, – посоветовал он ему.
Через минуту их человеческого полку прибыло еще на одного купца – из Переельского царства. На этот раз Волк на корню пресек всякие изъявления благодарности, отправив Ивана в трактир за тарелками, а купцов – на колодец за водой.
Спасательная операция продолжалась до обеда. По ее окончании число постояльцев "Козьмы Скоробогатого" составило 60 человек (по внешним признакам). По всем остальным – 10, вместе с Серым и Иваном. Оставшиеся – скорее кони, коровы, овцы и прочая домашняя живность, уже не помнящая, что делать с непонятными отростками на передних копытах.
Иван-царевич этого и боялся, и ожидал.
Посовещавшись с остальными братьями по разуму, решили, что поскольку постоялый двор находится на территории Лукоморского царства, конфисковать его в казну за преступления, совершенные владельцем, и передать в управление купцу Епифанову, при условии, что тот будет кормить, содержать и приводить к образу человеческому тех несчастных, которые пробыли в чужой шкуре слишком долго. Договорились, ударили было по рукам, да тут отозвал Серый Иванушку в сторонку и шепнул:
– Не обессудь, Иванушка, но хитрая морда твоего купчишки доверия мне не внушает.
– Да он же купец первой гильдии, известный человек в столице!
– Известный своей честностью?
– Ну...
– Попроси с него бумажку, пусть распишется.
Сказано – сделано.
Заглянув в бумажку, Серый спросил:
– А если он их хлебом да водой кормить будет?
Так на свет появилась вторая расписка, чуть подлиннее.
– А если он их, до ума не доведя, выпроводит?
Была написана третья, почти на страницу.
– А если деньги кончатся?
Четвертая.
– А если пожар? Или разбойники?
Пятая, уже на две страницы.
– А если скажут, что ты права с ним договариваться вообще не имел?
– А если...
– А если...
К вечеру был при свидетелях подписан уговор на десяти страницах в двух экземплярах, начинающийся словами "От имени и по поручению государя нашего императора милостиво повелеть созволили", и кончающийся "Стороны договариваются о признании юридической силы документов, полученных с голубиной почтой".
– Ну, силен твой советник, батюшка Иван-царевич, – уважительно покачал головой купец, пряча уговор в сумку. – Такой уговор дороже денег. Приказчикам своим покажу дома – пусть учатся. Ежели когда расстаться с ним надумаешь, всегда готов его к себе в общество принять. Так ему и передай с нашим почтением. Вот.
– Да что ты, Демьян Ерофеевич, он и грамоте-то едва учен, не то что в коммерции смыслить. – Иванушка засмеялся, замахал руками. – Он больше по... м-м... военной части проходит.
Купец ему почему-то не поверил.
– Как скажешь, батюшка, наше дело – предложить...
* * *
Через два дня, набив переметные сумы деньгами, и сторговав у сельчан лошадей, Иван и Сергий съехали со злополучного постоялого двора и двинулись по направлению к реке Бугр. Там, за Бугром, начинался Вондерланд, конечная цель их путешествия.
– Ты знаешь, Сергий, чем знаменита эта река? – задал вопрос Иванушка, когда они проезжали по мосту.
– Нет. Чем?
– Раньше в этой реке жило громадное чудовище Овир – многорукий, многоротый, многоглазый, а некоторый даже утверждают, что у него были еще и длинные щупальца с когтями и присосками. И оно пожирало каждого, кто пытался перебраться на другой берег. Ну или почти каждого. Редкому счастливчику удавалось пробраться мимо него живым. Но никогда – невредимым.
– И что с ним стало? Тоже пал жертвой легендарного Елисея?
Иван неодобрительно покосился на друга, но, вовремя вспомнив, что слово "ирония" в лексиконе Серого сроду не обитало, продолжил:
– Нет. Этого подвига среди приключений королевича Елисея не было. Возможно, потому, что он не успел до него добраться.
– А кто успел?
– Никто. Оно издохло само.
– От чего же? – по-настоящему заинтересовался Серый, наверняка не без задней практической мысли.
– Во время последней религиозной войны в Вондерланде целые толпы беженцев устремились во всех направлениях, в том числе, и в Лукоморье...
– Понятно. Оно обожралось.
– Ну, можно назвать это и так.
– А как еще? – хмыкнул Волк. – А из-за чего была война?
– Ну, как всегда – из-за дискуссии по важному теологическому вопросу, способному оказать долгосрочное влияние на всю общественно-политическую...
– А короче?
– Еще короче?
– Если можно.
– Да, конечно... Видишь ли, в Священной Книге Памфамира-Памфалона было сказано, что во время Стодневной проповеди на нем была синяя туника.
– Ну и что? По-моему, все предельно ясно. Не вижу тут повода даже для мало-мальской драки, не говоря уже о войне.
– Это тебе ясно. Но дело в том, что вондерландцы – народ крайне приверженный моде, и вообще всему красивому, яркому, нарядному, и как следствие этого, например, в их языке имеется тридцать два отдельных слова только для обозначения оттенков синего. Понимаешь?
Волк ненадолго задумался, кивнул.
– Теперь понимаю. Если бы оттенков синего в вондерландском было хотя бы двадцать, Овир остался бы жив.
– Ну, в общем-то, да.
– И кто победил?
– Маджента.
– А-а... Э-э-э... М-м-м...
– Да, к синему это имеет весьма отдаленное отношение, но это были еретики, про которых в пылу сражений правоверные забыли, а, по-видимому, когда вспомнили – было уже поздно. Если, конечно, еще было кому вспоминать.
– И какие же далеко идущие последствия имела их победа для Вондерланда?
– Теперь балахон их первосвященника цвета маджента.
– И все?!
– И Овир сдох. В жутких конвульсиях.
– Стоило оно того... – фыркнул Серый. – Я о балахоне.
Царевич пожал плечами.
– Лично мне больше симпатичен подход к проблеме религиозных войн в Вамаяси.
– Какой?
– Ты знаешь, в Вамаяси вот уже пятьсот лет не было ни одной религиозной войны. Но вовсе не из-за похвального единогласия их духовенства в вопросах богослужения. Нет. Просто один вамаясьский правитель когда-то повелел запирать всех дискутирующих богословов в одном монастыре – Бао-Линь, по-моему, без пиши и воды, и не выпускать до тех пор, пока они не придут к консенсусу.
– Они же запертые, как они туда прийти должны? – недопонял Серый.
– В смысле, к единому мнению.
– А-а.
– И твердо следовал своему принятому однажды решению. И поэтому у богословов было несколько вариантов – или умереть от голода и жажды, или найти общий язык, или...
– Перебить противника?
– Именно. Причем голыми руками, или при помощи подручных средств – книг, книжных полок, масляных светильников, циновок, и тому подобного, так как перед заходом их тщательно обыскивали и отбирали все, что могло хоть отдаленно сойти за оружие.
– Почему? – искренне удивился Волк. – Ведь так было бы проще?
– Ну, наверное, потому, что правители всегда надеялись, что вопрос будет все-таки решен мирным путем...
– И решался хоть раз?
– Судя по тому, что теперь любой монах может голыми руками, ну или при помощи мухобойки, уложить на месте за две минуты до двадцати вооруженных человек, в богословии не искушенных...
– М-да... Религия – страшная сила...
Из-за трофейного золота в первый же день после победы над мерзавцем-трактирщиком между друзьями чуть было не вышел разлад. Царевич настаивал, чтобы все, что спасенные купцы не признали за свое, было оставлено еще не пришедшим в себя людям, а остатки розданы бедным (королевич Елисей непременно одобрил бы такое решение), в то время, как Волк, ничтоже сумняшеся и Иванушки не спрошашеся, слупил с каждого каравана по десять процентов золотом за помощь, с прибылью загнал походный багаж Ивана, да еще и присвоил все то, что удалось отстоять у ушлых торговцев. Спор продолжался бы еще долгие недели, если бы разбойник не спросил царевича, задумывался ли тот о том, как он собирается получить свою драгоценную (в прямом смысле слова) птицу.
– Я мог бы ее для тебя украсть, – предложил он, зная, какой услышит ответ. Иногда, чтобы достигнуть своего, надо высказать лишь абсолютно противоположное предложение, и тогда тебя просто заставят поступить по-твоему. Серый это хорошо знал и часто беззастенчиво этим пользовался.
– Никогда! – Иванушка подпрыгнул, как укушенный. – Во-первых, воровать нехорошо, что бы ты не говорил. Во-вторых, это надо мне, и я не позволю тебе из-за меня рисковать жизнью. В смысле, опять. А в-третьих, вообще-то, Шарлемань давно уже ведет войну с Шантонью, и ему наверняка нужны деньги, так что, с одной стороны, может, ты в чем-то и прав. Хотя, с другой стороны, жар-птица – это его фамильная ценность, единственная в мире, и обменять ее на золото... Я бы на его месте не согласился, например.
– От таких денег, какие у нас тут, не сможет отказаться даже такой напыщенный болван, как он, – презрительно хмыкнул Волк.
– Откуда ты знаешь, что он – напыщенный? И к тому же болван?
В ответе Волк ограничился туманным "все они такие", и Иванушке оставалось только пожать плечами на это и согласиться со всем остальным.
О том, как он будет добывать жар-птицу, он, конечно, задумывался неоднократно. Каждый день. Но все способы, предлагаемые "Приключениями Лукоморских витязей" противоречили либо его убеждениям, либо Уголовному кодексу, а чаще и тому, и другому одновременно. И это решение, хоть и основывалось на неправедно нажитом богатстве одного из самых омерзительных преступников Лукоморья, стало первым и единственным вариантом, принятым царевичем к рассмотрению и не отвергнутым сию же секунду.
Видя Ивановы колебания, Серый заверил его, что как только у них появится лучшая идея, они незамедлительно раздадут весь свой золото-валютный запас тем бездельникам и лентяям, которых царевич именует бедными. На том и согласились.
И еще одну проблему пришлось им решать перед отъездом. Пока в маленьком темном сарайчике просачивалась из-под земли колдовская вода, всегда мог найтись второй пан Козьма, и это лишало спокойного сна как царевича, так и разбойника. Второго по причине того, что в силу временной скученности постояльцев "Ивана-царевича и Волка" (да-да, в честь них) им приходилось теперь спать в одной комнате, на одной кровати, и мучительная бессонница одного автоматически приводила к отвратительному настроению по утрам у другого.
Выход, в конце концов предложенный Серым в перерывах между зеваниями, страдал отсутствием стиля и дурно пах, но ничего более изящного друзья придумать так и не смогли.
И когда они отправлялись в путь, новая просторная пятизв... то есть, пятиочковая уборная на заднем дворе в низинке уже использовалась вовсю.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В чужой монастырь со своим самоваром.
Шарлемань Семнадцатый
Вечером четвертого дня Иван, Сергий, два коня и четыре куля золота торжественно въехали (по крайней мере, шестеро из них) в древний славный город Мюхенвальд, столицу Вондерланда, родину сосисок с капустой, песенки про некоего Августина и блицкрига.
Окруженный со всех сторон многометровыми (в трех измерениях) крепостными стенами, рвом (если бы в Диснеланде его видели, они никогда не назвали бы свое ущелье Великим) и валом, похожим больше на горный хребет, этот город был построен, чтобы выстоять многотысячные штурмы и многомесячные осады многочисленных врагов. Вондерландские короли всегда славились своей воинственностью, склочным нравом и нетерпимостью, что не всегда положительно сказывалось на отношениях с соседями, близкими и дальними родственниками и просто прохожими кочевыми племенами, каковые, выведенные из себя всякие границы переходящим поведением очередного мюхенвальдского монарха, частенько наведывались незваными гостями под самые стены стольного города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Давай, набирай!
– Нет, пусть немножко так побудет, на всякий случай...
Когда взошло солнце, лукоморский витязь и лукоморский разбойник, растирая кулаками затекшие спины, вышли наружу. Красные от бессонницы и дыма глаза слипались. Испачканные и прожженные рубахи липли к потным телам. Догорали остатки факелов, шипя и чадя. Но в руке у все еще босого царевича был большой тяжелый кувшин.
Единогласно, первым, на ком было решено опробовать "лекарство", стал столичный купец первой гильдии Демьян Епифанов. Под морду лица ему была подсунута глубокая тарелка с почти прозрачной водой.
– Тем ложки на рыло хватило, – еще раз повторил Серый, макая недоумевающего парнокопытного мордой в чье-то фамильное серебро.
– Ну, Демьян, пей же! – умоляюще заглянул Иван в карие бараньи глаза.
Баран тяжело вздохнул, мекнул и одним глотком опустошил посудину.
Превращение произошло мгновенно. Одну секунду в стойле был баран, другую – белобрысый мордатый купчина растянулся на соломе во весь рост, уткнувшись физиономией в посудину.
– Получилось!!! – как один взревели друзья и стиснули друг друга в объятьях.
– Батюшки! Благодетели!! Родимые!!! – заголосил Демьян, обхватив Ивановы коленки огромными волосатыми ручищами. – Спасители!!! До смерти не забуду!!! Век буду помнить!... – голос его сорвался, и из горла вырвалось рыдание.
– Ну, что ты, Демьян Ерофеевич, будет тебе, полно... Ведь все хорошо же кончилось, не плачь! – Иванушка, присев на корточки рядом с купцом, обнял его неловко.
Тем временем Серый вытащил за шкирку из стойла второго барана, налил ему из ведра в тарелку воды и добавил ложку из заветного кувшина.
– Пей, морда рогатая, – посоветовал он ему.
Через минуту их человеческого полку прибыло еще на одного купца – из Переельского царства. На этот раз Волк на корню пресек всякие изъявления благодарности, отправив Ивана в трактир за тарелками, а купцов – на колодец за водой.
Спасательная операция продолжалась до обеда. По ее окончании число постояльцев "Козьмы Скоробогатого" составило 60 человек (по внешним признакам). По всем остальным – 10, вместе с Серым и Иваном. Оставшиеся – скорее кони, коровы, овцы и прочая домашняя живность, уже не помнящая, что делать с непонятными отростками на передних копытах.
Иван-царевич этого и боялся, и ожидал.
Посовещавшись с остальными братьями по разуму, решили, что поскольку постоялый двор находится на территории Лукоморского царства, конфисковать его в казну за преступления, совершенные владельцем, и передать в управление купцу Епифанову, при условии, что тот будет кормить, содержать и приводить к образу человеческому тех несчастных, которые пробыли в чужой шкуре слишком долго. Договорились, ударили было по рукам, да тут отозвал Серый Иванушку в сторонку и шепнул:
– Не обессудь, Иванушка, но хитрая морда твоего купчишки доверия мне не внушает.
– Да он же купец первой гильдии, известный человек в столице!
– Известный своей честностью?
– Ну...
– Попроси с него бумажку, пусть распишется.
Сказано – сделано.
Заглянув в бумажку, Серый спросил:
– А если он их хлебом да водой кормить будет?
Так на свет появилась вторая расписка, чуть подлиннее.
– А если он их, до ума не доведя, выпроводит?
Была написана третья, почти на страницу.
– А если деньги кончатся?
Четвертая.
– А если пожар? Или разбойники?
Пятая, уже на две страницы.
– А если скажут, что ты права с ним договариваться вообще не имел?
– А если...
– А если...
К вечеру был при свидетелях подписан уговор на десяти страницах в двух экземплярах, начинающийся словами "От имени и по поручению государя нашего императора милостиво повелеть созволили", и кончающийся "Стороны договариваются о признании юридической силы документов, полученных с голубиной почтой".
– Ну, силен твой советник, батюшка Иван-царевич, – уважительно покачал головой купец, пряча уговор в сумку. – Такой уговор дороже денег. Приказчикам своим покажу дома – пусть учатся. Ежели когда расстаться с ним надумаешь, всегда готов его к себе в общество принять. Так ему и передай с нашим почтением. Вот.
– Да что ты, Демьян Ерофеевич, он и грамоте-то едва учен, не то что в коммерции смыслить. – Иванушка засмеялся, замахал руками. – Он больше по... м-м... военной части проходит.
Купец ему почему-то не поверил.
– Как скажешь, батюшка, наше дело – предложить...
* * *
Через два дня, набив переметные сумы деньгами, и сторговав у сельчан лошадей, Иван и Сергий съехали со злополучного постоялого двора и двинулись по направлению к реке Бугр. Там, за Бугром, начинался Вондерланд, конечная цель их путешествия.
– Ты знаешь, Сергий, чем знаменита эта река? – задал вопрос Иванушка, когда они проезжали по мосту.
– Нет. Чем?
– Раньше в этой реке жило громадное чудовище Овир – многорукий, многоротый, многоглазый, а некоторый даже утверждают, что у него были еще и длинные щупальца с когтями и присосками. И оно пожирало каждого, кто пытался перебраться на другой берег. Ну или почти каждого. Редкому счастливчику удавалось пробраться мимо него живым. Но никогда – невредимым.
– И что с ним стало? Тоже пал жертвой легендарного Елисея?
Иван неодобрительно покосился на друга, но, вовремя вспомнив, что слово "ирония" в лексиконе Серого сроду не обитало, продолжил:
– Нет. Этого подвига среди приключений королевича Елисея не было. Возможно, потому, что он не успел до него добраться.
– А кто успел?
– Никто. Оно издохло само.
– От чего же? – по-настоящему заинтересовался Серый, наверняка не без задней практической мысли.
– Во время последней религиозной войны в Вондерланде целые толпы беженцев устремились во всех направлениях, в том числе, и в Лукоморье...
– Понятно. Оно обожралось.
– Ну, можно назвать это и так.
– А как еще? – хмыкнул Волк. – А из-за чего была война?
– Ну, как всегда – из-за дискуссии по важному теологическому вопросу, способному оказать долгосрочное влияние на всю общественно-политическую...
– А короче?
– Еще короче?
– Если можно.
– Да, конечно... Видишь ли, в Священной Книге Памфамира-Памфалона было сказано, что во время Стодневной проповеди на нем была синяя туника.
– Ну и что? По-моему, все предельно ясно. Не вижу тут повода даже для мало-мальской драки, не говоря уже о войне.
– Это тебе ясно. Но дело в том, что вондерландцы – народ крайне приверженный моде, и вообще всему красивому, яркому, нарядному, и как следствие этого, например, в их языке имеется тридцать два отдельных слова только для обозначения оттенков синего. Понимаешь?
Волк ненадолго задумался, кивнул.
– Теперь понимаю. Если бы оттенков синего в вондерландском было хотя бы двадцать, Овир остался бы жив.
– Ну, в общем-то, да.
– И кто победил?
– Маджента.
– А-а... Э-э-э... М-м-м...
– Да, к синему это имеет весьма отдаленное отношение, но это были еретики, про которых в пылу сражений правоверные забыли, а, по-видимому, когда вспомнили – было уже поздно. Если, конечно, еще было кому вспоминать.
– И какие же далеко идущие последствия имела их победа для Вондерланда?
– Теперь балахон их первосвященника цвета маджента.
– И все?!
– И Овир сдох. В жутких конвульсиях.
– Стоило оно того... – фыркнул Серый. – Я о балахоне.
Царевич пожал плечами.
– Лично мне больше симпатичен подход к проблеме религиозных войн в Вамаяси.
– Какой?
– Ты знаешь, в Вамаяси вот уже пятьсот лет не было ни одной религиозной войны. Но вовсе не из-за похвального единогласия их духовенства в вопросах богослужения. Нет. Просто один вамаясьский правитель когда-то повелел запирать всех дискутирующих богословов в одном монастыре – Бао-Линь, по-моему, без пиши и воды, и не выпускать до тех пор, пока они не придут к консенсусу.
– Они же запертые, как они туда прийти должны? – недопонял Серый.
– В смысле, к единому мнению.
– А-а.
– И твердо следовал своему принятому однажды решению. И поэтому у богословов было несколько вариантов – или умереть от голода и жажды, или найти общий язык, или...
– Перебить противника?
– Именно. Причем голыми руками, или при помощи подручных средств – книг, книжных полок, масляных светильников, циновок, и тому подобного, так как перед заходом их тщательно обыскивали и отбирали все, что могло хоть отдаленно сойти за оружие.
– Почему? – искренне удивился Волк. – Ведь так было бы проще?
– Ну, наверное, потому, что правители всегда надеялись, что вопрос будет все-таки решен мирным путем...
– И решался хоть раз?
– Судя по тому, что теперь любой монах может голыми руками, ну или при помощи мухобойки, уложить на месте за две минуты до двадцати вооруженных человек, в богословии не искушенных...
– М-да... Религия – страшная сила...
Из-за трофейного золота в первый же день после победы над мерзавцем-трактирщиком между друзьями чуть было не вышел разлад. Царевич настаивал, чтобы все, что спасенные купцы не признали за свое, было оставлено еще не пришедшим в себя людям, а остатки розданы бедным (королевич Елисей непременно одобрил бы такое решение), в то время, как Волк, ничтоже сумняшеся и Иванушки не спрошашеся, слупил с каждого каравана по десять процентов золотом за помощь, с прибылью загнал походный багаж Ивана, да еще и присвоил все то, что удалось отстоять у ушлых торговцев. Спор продолжался бы еще долгие недели, если бы разбойник не спросил царевича, задумывался ли тот о том, как он собирается получить свою драгоценную (в прямом смысле слова) птицу.
– Я мог бы ее для тебя украсть, – предложил он, зная, какой услышит ответ. Иногда, чтобы достигнуть своего, надо высказать лишь абсолютно противоположное предложение, и тогда тебя просто заставят поступить по-твоему. Серый это хорошо знал и часто беззастенчиво этим пользовался.
– Никогда! – Иванушка подпрыгнул, как укушенный. – Во-первых, воровать нехорошо, что бы ты не говорил. Во-вторых, это надо мне, и я не позволю тебе из-за меня рисковать жизнью. В смысле, опять. А в-третьих, вообще-то, Шарлемань давно уже ведет войну с Шантонью, и ему наверняка нужны деньги, так что, с одной стороны, может, ты в чем-то и прав. Хотя, с другой стороны, жар-птица – это его фамильная ценность, единственная в мире, и обменять ее на золото... Я бы на его месте не согласился, например.
– От таких денег, какие у нас тут, не сможет отказаться даже такой напыщенный болван, как он, – презрительно хмыкнул Волк.
– Откуда ты знаешь, что он – напыщенный? И к тому же болван?
В ответе Волк ограничился туманным "все они такие", и Иванушке оставалось только пожать плечами на это и согласиться со всем остальным.
О том, как он будет добывать жар-птицу, он, конечно, задумывался неоднократно. Каждый день. Но все способы, предлагаемые "Приключениями Лукоморских витязей" противоречили либо его убеждениям, либо Уголовному кодексу, а чаще и тому, и другому одновременно. И это решение, хоть и основывалось на неправедно нажитом богатстве одного из самых омерзительных преступников Лукоморья, стало первым и единственным вариантом, принятым царевичем к рассмотрению и не отвергнутым сию же секунду.
Видя Ивановы колебания, Серый заверил его, что как только у них появится лучшая идея, они незамедлительно раздадут весь свой золото-валютный запас тем бездельникам и лентяям, которых царевич именует бедными. На том и согласились.
И еще одну проблему пришлось им решать перед отъездом. Пока в маленьком темном сарайчике просачивалась из-под земли колдовская вода, всегда мог найтись второй пан Козьма, и это лишало спокойного сна как царевича, так и разбойника. Второго по причине того, что в силу временной скученности постояльцев "Ивана-царевича и Волка" (да-да, в честь них) им приходилось теперь спать в одной комнате, на одной кровати, и мучительная бессонница одного автоматически приводила к отвратительному настроению по утрам у другого.
Выход, в конце концов предложенный Серым в перерывах между зеваниями, страдал отсутствием стиля и дурно пах, но ничего более изящного друзья придумать так и не смогли.
И когда они отправлялись в путь, новая просторная пятизв... то есть, пятиочковая уборная на заднем дворе в низинке уже использовалась вовсю.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В чужой монастырь со своим самоваром.
Шарлемань Семнадцатый
Вечером четвертого дня Иван, Сергий, два коня и четыре куля золота торжественно въехали (по крайней мере, шестеро из них) в древний славный город Мюхенвальд, столицу Вондерланда, родину сосисок с капустой, песенки про некоего Августина и блицкрига.
Окруженный со всех сторон многометровыми (в трех измерениях) крепостными стенами, рвом (если бы в Диснеланде его видели, они никогда не назвали бы свое ущелье Великим) и валом, похожим больше на горный хребет, этот город был построен, чтобы выстоять многотысячные штурмы и многомесячные осады многочисленных врагов. Вондерландские короли всегда славились своей воинственностью, склочным нравом и нетерпимостью, что не всегда положительно сказывалось на отношениях с соседями, близкими и дальними родственниками и просто прохожими кочевыми племенами, каковые, выведенные из себя всякие границы переходящим поведением очередного мюхенвальдского монарха, частенько наведывались незваными гостями под самые стены стольного города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116