Похоже, поросенку под окном надоело валяться на одном месте, и он, шумно ломая стебли травы, решительно направился куда-то прочь.
Волк тоже заторопился.
– Не спеши, Ликандр! – придержала его за рукав Агапао.
– Поужинай с нами!
– И можешь остаться ночевать, а наутро пустишься в путь.
– Туда лететь дня полтора – два.
– Поэтому мы уже не летаем так часто к нашим девчонкам в гости, как раньше.
– Далековато для нас уже кажется, хе-хе...
– Хе-хе...
– Да нет, мне бы поскорее надо. Еще светло во всю. Спасибо вам за предложение, за помощь...
– Ну хоть лимонаду попей...
– Там селяне, кажется, должны были принести дары.
– Опять, наверно, одни бананы в шоколаде...
– М-да. Ну, ладно. Пожалуй, лимонадику с бананчиками я еще чуть-чуть попью, – с фальшивым вздохом сразу сдался Серый.
Затолкав в переметную суму собранные с пола драгоценности (те, которые не слишком далеко закатились), карту и сухой паек, упакованный на дорожку ему благодарными грайями, отрок Сергий на прощание обнялся со старушками.
– Ликандр! Тебя, наверное, нам боги Мирра послали за все наши переживания!.. – прослезилась Агапао.
– Заходи к нам в гости... в любое время... когда будешь в нашей стороне... – подозрительно засморкалась Мания.
– Спасибо тебе... Ты сам не знаешь, как это для нас было важно...
– Ну, что вы... – смутился Волк, чувствуя почему-то себя последним мерзавцем. Ох, слава Богу, Иванушки нет рядом... – Ну не надо плакать... Буду в ваших краях – обязательно загляну. А чтоб повеселее вам маленько было – хотите, анекдот расскажу?
И, не дожидаясь ответа:
– Ну, вот. Играют в марьяж двое приятелей против еще одного мужика. И в решающей партии один не знает, с чего ему зайти, чтобы другу подмастить. И смотрит на него. А друг понял, что тот от него хочет, и руку к сердцу прикладывает. Ну, тот, первый, думает: "Раз сердце – значит, черви." И пошел в черву. И мимо!!! И продули они. И после игры тот, второй, у первого спрашивает: "Что ж ты мне червы подсказывал, если у тебя одни пики были!!!" А тот отвечает: "Причем тут червы? Я руку к сердцу прикладывал! А сердце как делает? Пик-пик!!!.."
Старушки сквозь слезы захихикали, а Серый, пока не захлюпал носом сам и не признался во всех своих злокозненных намерениях, подхватил сумку и, помахав рукой, заспешил к выходу.
Энохла, семеня рядом с ним, показывала путь на чердак, где хранились чудесные сандалии.
– А как же я верну их вам? – вдруг озадачился Волк. – Когда ведь еще сюда соберусь-доберусь – не ближний свет-то...
– Да проще простого! – воскликнула грайя. – Только скажи им "домой" – и они мигом умчатся сюда сами. Это – самая быстрая пара за много лет! Чистопородные!
– А не потеряются? – засомневался отрок Сергий.
– Да ты что! Боги Мирра специально...
Энохла поднялась почти до конца лестницы и вдруг замерла. Серый с ходу уткнулся ей в спину.
– Что там?
– Кто это сделал?!
– Что?
– Это!!!
Волк выглянул из-за ее плеча.
Красный сундук был открыт, и при ярком солнечном свете, беспрепятственно вливающемся в огромную дыру в соломенной крыше дома, были ясно видны разбросанные вокруг него вещи.
Никаких сандалий среди них не было.
Старушка издала яростный вопль.
– Проклятье!!! О, Боги!.. Будь ты проклят, негодяй!!!..
– Кто?
– Я должна была догадаться!
– Что?
– Это этот подлый Нектарин! Он подслушивал! О, исчадие Сабвея!..
– Кто такой Нектарин? – Лукоморец начал понимать, что произошло что-то нехорошее.
– Подлая змея, называющая себя героем! Отвратительный слизняк с отвагой зайца! Теперь я поняла, что ему в действительности было надо! Не старые глупые грайи! Нет... О, как же мы могли быть так слепы и беспечны...
– Да что случилось-то?..
– Наши внученьки, наши маленькие горгоночки в опасности! Ох, деточки!..
От такого подхода к вопросу отрок Сергий чуть с лестницы не свалился, но вовремя ухватился за грайю.
– Но они же бессмертные?.. – смог даже выговорить он вместо "ничего себе, деточки."
– Голотурия и Актиния – да, но не Медуза! Я чувствую, ему тоже нужна ее голова!
– Тоже? А кому еще?
– Ну, как кому? Ты же не думаешь, что они сами высекают все эти статуи из какого-то дурацкого мрамора?
– Но до сих пор ведь обходилось?..
– Да, конечно. Всегда обходится. Но все равно – я каждый раз так волнуюсь, так волнуюсь!.. Эти герои могут быть такими навязчивыми!.. А этот Нектарин так просто чокнутый какой-то! Все нормальные герои всегда приходят прямо к нам и спрашивают, как найти Горгон. И не то, чтобы мы от кого-то это утаивали...
Со стороны гостя донесся какой-то странный звук, как лягушку раздавили.
– Что ты говоришь? – прервала причитания на полуслове Энохла.
– Нет, ничего... – невнятно пробормотал тот, необъяснимо краснея.
– Ну, так вот – а про этого слава нехорошая идет, что он победил...
Ах, победил. Герой, типа. Конкурент, значит.
Ну, этого я не потерплю. Пусть пеняет на себя.
– Ничего, не волнуйтесь, бабушки, я с ним разберусь.
И Серый, сиганув сквозь дыру на землю, стрелой понесся от гостеприимного дома туда, где Мека караулил Масдая.

* * *
"...приди, Изоглосса.
Шаг твой летучий услышать хочу я в ночи бессонной.
Глазом таинственным смотрит луна, наш грустный свидетель
Страсти безумной, прощанья с тобой, слез и печали..."
Она смахнула с пергаментного листа романа непрошеную слезу, грозящую размазать как минимум шесть строчек страницы триста три в "Гегемоне и Изоглоссе". Она всегда плакала, когда читала эту сцену. И следующую. И ту, которая следовала за ней. И после нее. И потом еще одну. И так – до конца. Редкий носовой платок дотягивал до середины поэмы.
Она в изнеможении откинулась на каменную стену своей маленькой потайной пещерки.
Какая страсть!.. Какая любовь!.. Какие муки претерпевала несчастная Изоглосса ради того, чтобы встретиться с возлюбленным на краю могилы и вместе принять смерть от мстительной руки ревнивого царя Анакретона!..
Вот это жизнь!
Вот это настоящая любовь.
Какая могла бы быть у них с Нектарином...
Она захлопнула фолиант, прижала его к груди и, зажмурив глаза, представила: это не Изоглосса, а она сама, переодетая мальчиком, пробирается в темницу, и не к Гегемону, а к Нектарину, и говорит ему: "...Боги послали мне знак – зяблик запел у колодца. Вестник он добрых вестей – план мой побега удастся...". А Нектарин ей в ответ: "Слово я дал умереть – боги свидетели были, клятва моя нерушима, должен я завтра принять смерти простое объятье..."
Нет.
Так не хорошо.
Только встретились наконец-то – и сразу умирать. Да еще вместе. Нет. Лучше представить, как в "Хлориде, дочери Аммония". Он как будто приезжает свататься к старшей сестре – ну он же не знал, как будто, что она такая мымра, но в день помолвки встречает меня в саду под оливой и говорит: "Спала с очей пелена... Только Светило узрев, чары Луны забываешь..." А я ему...
– – Вон она!!!
– – Ах ты, бездельница!!!
– – Книжки опять свои читает!
– – Ишь ты, куда спряталась!
– – Думала, мы ее здесь не найдем!
О, боги Мирра!..
Только не это!!!
Сестры!!!..
Она быстро сунула книжку в куст ананасов и как ни в чем ни бывало помахала мгновенно вспотевшей ладошкой несущимся прямо к ее потайному месту сестричкам-змеюкам.
– А я тут сижу, на море смотрю...
– Ага... На море...
– А там что?!
– Где?
– Там!!!
– Где – там?
– За спиной!
– Ананасы?
– Не прикидывайся дурочкой! За виноградом в скале что?
– Ничего!..
– Щаз! – Рия, наконец, добралась до пятачка, на котором еще минуту назад так безмятежно предавалась мечтам влюбленная девочка, и, отбросив театральным жестом толстую портьеру из виноградных листьев в сторону, открыла всем на обозрение вход в ее потайное убежище.
– Ты не имеешь права! Уходи отсюда! – Она бросилась к сестре, но было поздно.
И она, и подоспевшая весьма кстати Ния уже разглядывали, хихикая, ее сокровища.
Святилище ее героя, ее кумира, ее бога было осквернено.
Жизнь, такая прекрасная и волнующая еще минуту назад, была окончена.
– Мими, деточка, – скорчив назидательную физиономию, обратилась к ней Ния. – Ну, ты сама понимаешь, что ты такое делаешь, а? Ну, ты понимаешь, кто ты, и кто он, а? Такие, как он...
– И посмотри на свою прическу! Это же стыдобушка! Узамбарские косички! Это же додуматься надо! Тоже, поди, в своих... книжках ... вычитала?
И что это у тебя там за склад?
– Выбрось эту гадость немедленно! Ты бесчестишь всю нашу семью, бестолковая девчонка! – Рия решительно двинулась вперед, и разрушение было у нее в глазах. – Откуда только она все это натащила!..
– Не тронь! Уходите!!!.. – и снова слезы хлынули из ее глаз, но в это раз это были слезы бессильной злости и отчаяния.
– Ты на кого кричишь!..
– Что вы понимаете вообще в жизни!.. Дуры!.. Старые девы!.. Шпионки!.. Ненавижу!.. Видеть вас больше не хочу!!!..
После такого позора оставалось только умереть.
И она, не разбирая под ногами дороги, бросилась вниз, захлебываясь от рыданий.

* * *
Усталое, но довольное солнце не спеша приближалось к горизонту, когда голодный и чрезвычайно злой Серый увидел прямо по курсу еще один остров.
Теперь, угрюмо подумал он, он, кажется, стал понимать, почему острова назвали Барбосскими. Потому, что их тут как собак нерезаных, и никто не знает, как который из них называется.
Дело было в том, что карта, нарисованная заботливыми грайями, отправилась в самостоятельный полет с первым порывом ветра над морем, а аборигены, считающие каждый остров, на котором могло поместиться более десяти избушек – государством, а архипелаг – супердержавой, давали своим родным странам сугубо индивидуальные названия, забывая при этом сообщить их остальным. Как-то раз, опросив жителей каждого из трех островов на предмет названий двух соседних клочков суши, расположенных поблизости, запутанный вконец Волк получил шесть различных имен. Держа в памяти школьные уроки математики, продолжать эксперимент он не решился.
Конечно, он пробовал и просто спрашивать, где тут, мол, у вас живут Горгоны, но, так как каждый раз ответ состоял из взмаха руки в неопределенном направлении и нового названия, такую практику он тоже вскоре прекратил, и теперь, кроме "Где тут у вас можно купить пожрать?" и "Горгоны здесь живут?", глупых вопросов не задавал.
Желудок, с утра не видавший ни крошки съестного, с укоризной напомнил хозяину, что сапоги-самобранки достались Ивану, а ему – только сварливый и, судя по всему, очень невкусный ковер, и далее потребовал срочно и в ультимативной форме хотя бы хлеба, сыра и копченой колбасы с помидорами.
С его стороны острова никаких поселений видно не было, и Сергий, решив отложить поиски местной столицы в дальних кустах или в каком-нибудь корявом овраге на следующий день, приказал Масдаю приземляться.
Для лагеря Масдай выбрал самый просторный карниз крутого берега, с отвесной стеной – с одной стороны, и потрясающим видом на закат – с другой. Единственный недостаток – отсутствие сухого топлива для костра – легко исправлялся прогулкой к широкой береговой полосе, на которой в изобилии, как кости доисторических монстров, белели разнокалиберные трупы деревьев, выброшенных когда-то штормами.
Набрав полную охапку елок-палок, Серый уже собирался подниматься по крутой тропинке обратно, как вдруг услышал доносящиеся из-за большого камня метрах в ста от него непонятные звуки. Как будто какая-то зверюшка то ли скулила, то ли повизгивала.
Мека, в восторге от долгожданной встречи с твердой землей выписывавший радостно круги на песке, тут же насторожился, махнул пушистой львиной кисточкой и стрелой (если только бывают пятиметровые чешуйчатые стрелы толщиной с двадцатилетнюю березку) помчался на шум.
– Стой! Ты куда! Ты же его до смерти напугаешь!!! – наученный горьким опытом, возопил отрок, но химерик даже не оглянулся.
– Мека!.. Ах ты, козелище!..
И Сергий, побросав свои ветки, сколько хватало сил, побежал за ним.
Но было уже поздно.
Любопытный, восторженный Мека, юный друг природы вообще и всего живого – в частности, несмотря на прошлые случаи все также не понимающий, как можно не любить такого замечательного, такого веселого и дружелюбного зверя, как он, уже скрылся за валуном, чтобы скорее подружиться с кем-нибудь, пока еще о таком счастье и не мечтающем.
Подбегая поближе, Волк с замиранием сердца обратил внимание, что звуки прекратились.
Но, с другой стороны, и химерик пока еще не возвращался.
Значит, есть надежда на простой обморок.
Оббежав валун, Серый остановился, как вкопанный, и мгновение даже раздумывал, не упасть ли в обморок ему самому.
Потому, что за этим самым камнем сидела девчонка лет пятнадцати, в голубой тунике и синем плаще, и самозабвенно наглаживала лучившегося от счастья Меку по рогатой голове, другой рукой прижимая его к себе, как величайшее сокровище рода человеческого и шептала ему на ухо что-то очень приятное.
Услышав хруст гальки под ногами Серого, девочка подняла глаза и доверчиво посмотрела на него.
– Это твой?..
– Д-да...
– А можно я его поглажу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116