Староста – кряжистый сильный мужик – вышел навстречу незнакомой красавице и ответил согласно, приняв единственно верное решение:
– Через нашу. – Склонил голову да замер посреди улицы.
Нешто станешь отпираться, когда имеешь дело с этакими «гостями»? Волшебника уже и след простыл, а деревенские все тут – ну, как разнесут колдуны деревню по брёвнышку, с землёй сравняют?
Красавица улыбнулась – тёплой, доброй улыбкой. У кого-то, может, и дрогнуло сердце, а уж у молодых парней – наверняка, но старую Ульну эта улыбка не обманула. Наоборот, бабке захотелось вдруг закричать, замахать руками, отгоняя страшное видение. Неправильная то была улыбка. Не понимала Ульна, что в ней не так, знала только одно – неправильная. Опасная.
– У кого останавливался? – снова полюбопытствовала красавица.
Спросила ласково, учтиво, но Ульна почувствовала, как потекли по сгорбленной спине капельки холодного пота.
– Кто приветил?
Староста молчал, пряча глаза в землю, и всё ниже склонял голову. Странница терпеливо ждала ответа, а её жеребец переминался с ноги на ногу, подёргивая ухом. Над улицей повисла тишина. Вот по размокшей после вчерашнего ливня дороге ступил вперёд огненно-рыжий конь, стукнул копытом, а всадник (тот самый – в татуировке) повторил вопрос.
– У кого останавливался?
Все молчали. Молчали и едва не кожей чуяли как растёт, словно снежный ком, невидимая опасность. И всё же ни стар, ни млад не размыкали уст, не поднимали руки с указующим перстом. Стояли, испуганные, да глядели в землю, клоня без вины повинные головы. Ульна шагнула вперёд.
– Я пригласила его, красавица. У меня и вечерял.
Бабка снизу вверх посмотрела на рослую пришелицу, щуря слезящиеся глаза.
Девица медленно перевела взгляд на старуху. И был этот взгляд пронзительный, острый, зрящий в самую душу.
«Да это же ведьма!» – ахнула про себя Ульна, поняв, наконец, с кем имеет дело.
Красавица тем временем бросила поводья своего жеребца в руки одного из близнецов и сказала:
– Идём, бабушка, покажешь, где гости твои ночевали.
Стоящие вдоль улицы деревенские тихо зашумели – шутка ли отпускать бабку с неизвестной колдуньей! Но ведьма обвела толпу тяжёлым опасным взглядом, и перечить ей не осмелились. Ульна засеменила к дому, спиной чувствуя испуганные и растерянные взоры соседей.
– Ступай за мной, милая, ступай.
Ведьма пошла. А за ней поспешил и грозный воин с обожжённым лицом.
Они так и не вошли в дом. Пришелица остановилась во дворике и сладко улыбнулась, она смотрела на старую яблоню. То ли красавица увидела под кроной раскидистого дерева что-то особенное, неподвластное обычному взору, то ли что-то почувствовала. Но блаженная улыбка сбежала с лица колдуньи. А когда странная гостья повернулась к Ульне, бабке захотелось кричать от ужаса. Теперь-то она поняла, что такого пугающего было в облике юной прелестницы. Глаза! Поразительно красивые, нежного фиалкового цвета, они были совершенно безумны.
Ульна не знала, откуда вдруг взялась у неё эта странная уверенность, да и не хотела знать. Безумие рвалось из чёрных пульсирующих зрачков ведьмы, плескалось в них, словно неудержимая волна. А ещё глаза эти были старыми. Очень старыми. И видели они куда больше, чем глаза едва ли не древней Ульны. Бабка жалко скособочилась, схватившись за сердце – остервенело заскрёбся под левой грудью маленький злобный котёнок, рвал и царапал плоть, не давал дышать. На улице, за воротами остались и внук, и сноха, и правнуки – никому Ульна не позволила идти следом. Все толпились в неведении, гадая, что же происходит на аккуратном дворике.
– Я хочу его увидеть.
Ульна открыла было рот, чтобы втолковать сумасшедшей, мол, уехал маг, вчера утром уехал, но даже слова выдавить из себя не успела… Что-то ярко полыхнуло в голове, взорвалось, и вот полетели, понеслись против воли лихорадочные воспоминания.
Котёнок под левой грудью яростно впился когтями, стиснул сердце беспощадными лапками, и рвал, рвал его на части. Бабка отступила на шаг, стискивая болящее место рукой, привалилась горбатой спиной к надёжному стволу старой доброй яблони, а в голове сами собой возникали вырванные из памяти образы и так же стремительно исчезали.
Последний раз злобный зверёк завозился под сердцем, последний раз немилосердно сдавил его в когтистых лапах и отпустил. Старая яблоня словно зашаталась, перестав быть верной опорой, и Ульна повалилась наземь. Бабка успела ещё увидеть стройный силуэт ведьмы на фоне яркого синего неба, а после этого не стало вообще ничего, кроме темноты, покоя и заманчиво мерцающего вдали яркого света. Старуха больше не чувствовала боли и тело стало послушным и лёгким. Ульна всем существом устремилась туда, вперёд, к яркому радостному сиянию, так похожему на неземной огонёк.
Когда ведьма и её спутник вышли обратно на улицу, вид у красавицы был довольный и цветущий, словно она только что узнала какую-то славную новость. Деревенские тщетно старались выглядеть за спинами пришлецов Ульну. Больше из ворот никто не вышел.
Воин подсадил спутницу в седло и процессия, так и не произнеся больше ни слова, направила лошадей прочь из деревни. Люди не глядели странникам вслед, не желали счастливого пути и доброго пристанища, деревенские кинулись во двор, где лежала бездыханной старуха.
Покинув деревню, Фиалка довольно вздохнула и даже любовно потрепала гриву своего коня. Она видела Тороя. Ульна хорошо запомнила его. Волшебник был красив. Ведьма мечтательно улыбнулась. Конечно, можно было и не учинять самоуправства, не рыться в памяти старухи, глядишь, и пожила бы бабка ещё лет пяток, но так не терпелось увидеть мага! Так не терпелось… Это нетерпение может понять только женщина, только жаждущая свидания с суженым девица, только юная девушка, гадающая тёмной ночью о наречённом.
Итель посмотрела на небо – кроны сосен плыли в чистой синеве, мир был покоен и тих. Она добилась, чего хотела. Почти. Её спутники войдут в Гелинвир и займут Залу Собраний, потому что они достойны этой чести, все они умелые чёрные маги, сильные колдуны и некроманты. Не пройдёт и седмицы, как в волшебную крепость со всех концов начнут приходить новые и новые чернокнижники, которые сменят, наконец-то, опостылевший Волшебный Совет. И разве кто-то посмеет воспрепятствовать этому? Нет. Никто. Магов не осталось. А люди никогда не поднимутся против Силы, которую не в состоянии побороть своими убогими мечами да луками.
Ах, милый, любимый Рогон! Разве не этот мир – истинная прелесть? Разве не этого торжества стоило алкать и ждать? А маги появятся позже. Они, конечно, продолжат рождаться на свет, тут уж ничего не попишешь. Наверное, всего лет через семь-десять можно будет отыскать первых талантливых к волшебству детей. Так что желающие повопить о поголовном и безжалостном истреблении могут подавиться собственными словами. Какое истребление? Всего лишь небольшая прополка. Так сказать, избавление от зловредных сорняков. Пусть будут эти волшебники, пусть себе магичат, разве кто против? Однако теперь уж они не смогут единолично править Советом, придётся им считаться с остальными. Даже с такими как Итель или едущие позади близницы-чернокнижники. Как косоглазая ведьма Ихвель и расписанный татуировками некромант Хельзак, что так удачно выпотрошил память деревенской старухи.
Да, этот новый мир будет совершенен и прекрасен. И, конечно, она – Фиалка – будет счастлива в нём, хотя ей вовсе не нужна власть. Зеркало, отяжелевшее от впитанной Силы, было надёжно прикреплено к седлу смирной тягловой лошадки. А что печься о его сохранности, если разбить колдовское стекло может только последний из рода Создателя? И последним этим был внучок Мирарского зеркальщика. Да, да, знаменитый искусник Гиа был пра-пра-пра (очень много раз «пра») дедушкой мальчика. Значит лишь Илан, кровно причастный к создателю волшебного зеркала, имел силу, достаточную для того, чтобы это зеркало уничтожить.
А медлить в сём деле нельзя. Трое суток – и выплеснется поглощённое Могущество обратно, умноженное стократ, разметает людей, как соринки в бурлящем потоке, уничтожит, переполнит такой Силой, которую их убогие тленные оболочки не смогут вместить. Но ничего… Промедления не будет, даром что ли Итель собрала в своей свите самых талантливых, самых ловких и сильных колдунов.
Эх, и опасное зеркало тащила по раскисшей дороге тягловая лошадка! Опасное… Вон, как могущество, которое оно разом потянуло из людей, эльфов и щедрой земли, изменило погоду, поколебало незыблемость времени (как это случилось в Мираре), свалило людей в объятия колдовского сна или лютой немочи. Страшно и восхитительно было смотреть на это! И только колдуны, только некроманты, ведьмы и чернокнижники остались в стороне от общих потрясений. Оно и понятно, ведь они защищали себя тем, что чопорные волшебники называли «низшей» магией. А низшие маги, они, как известно, берут Силу из земли, воздуха, воды. Это и оградило их от жажды ненасытного творения Гиа – не заснули и не разболелись, и, конечно, не лишились Силы. Как лишишься того, чего от рождения не имеешь?
О, Итель долго готовилась. Она не зря пряталась в глуши и оттачивала своё мастерство, обдумывала и лелеяла планы. Она сама отыскала зеркало. Это было несложно, всего-то понадобилось воспитать с пелён двоих очень талантливых мальчишек-колдунов, а потом наставить их на обряд Зара. Случилось это лет сто сорок тому… Эх и сильны были мальчишки!
Найти мятущуюся во мраке Мира Скорби душонку искусника Гиа было, конечно, делом хитрым, но возможным. И они нашли! И потрясли со всем пристрастием! И вызнали образ творения. Правда, выбрались еле живые. Точнее, выбрался. Второй колдун (и двадцати трёх ему, помнится, не было) так и сгинул, растерял всю Силу, не смог вернуться в мир живых… Ну да в таком деле – не без жертв. Хотя, жаль мальчишку, горячий был, порывистый, Итель за мать держал, любил.
Ведьма вздохнула, припоминая пропавшего по её вине молодого колдуна. А уж потом, когда выживший воспитанник сообщил наставнице, как выглядит зеркало, найти Творение стало, уж вообще, парой пустяков. Всего за несколько лет Фиалка разыскала утерянный след волшебного артефакта – повозиться, само собой, пришлось и с шарами хрустальными, что работают через раз, и с чернокнижием. Но вот, нашлось зеркало. И где нашлось – в захудалой таверне, на стене питейного зала! Который уж год висело под самым носом. Даже забрать его у нынешней владетельницы никакого труда не составило бы. Но… свежая закавыка обнаружилась – никто не знал, как заставить Творение мастера Гиа делать то, что должно. А потому пришлось Ители повременить с воровством. Как-никак зеркало от неё теперь всё равно никуда не делось бы.
И снова следовало запастись терпением, и снова разыскивать талантливых детей и снова растить, учить, отправлять обрядом Зара в Мир Скорби, дабы искали, трясли, выспрашивали душу Искусника. Двое, поочерёдно принятых на воспитание пареньков, оказались пустой тратой времени – три десятка лет возни с ними зазря прошли. Вроде и умные были ребята, но бездарные. Зато третий…
Третий мальчик подвернулся понятливый и сильный. Он быстро вошёл в силу, а уж потом нашёл, вытряс, вызнал всё что можно. «Разбудить» зеркало, как выяснилось, было проще простого. Итель-то думала понадобятся заклинания и жертвы, а всё оказалось так незатейливо, что аж оторопь брала. Зеркало имело два слоя! Создав своё чудовищное творение, мастер не уничтожил его, но нашёл способ сделать неопасным. Перво-наперво, нанёс поверх прожорливой серебристой поверхности матовый слой, затем тонкую и тщательно отполированную металлическую пластину, которую закрепил ещё одним стеклом. Потому-то зеркало и было таким мутным и уродливым, оттого отражение в нём расплывалось и искажалось.
От Ители всего и потребовалось, что снять верхний слой да освободить колдовское стекло. Но тут, буквально за считанные дни до основного действа, вышла промашка. Баруз – потомок Гиа и постоянный посетитель захудалой таверны – вдруг ни с того, ни с сего вознамерился поместить зеркало в хорошую раму. Старик снял мерки и даже изготовил «оправу», а потом забрал колдовское стекло у Клотильды, чтобы закончить работу. Конечно, зеркальщик не мог не заметить подозрительной многослойности и, само собой, движимый любопытством снял бы верхний слой. А там, кто знает, чтобы случилось…
И вот, по закону подлости, зеркало столько лет примерно висевшее на стене, перекочевало в руки потомка своего создателя. Итель занервничала. Она не знала, что случится, возьмись Баруз возиться с колдовским стеклом. Ну, как беда какая выйдет не только для магов, но и для колдунов? Проверять не хотелось. Пришлось действовать.
Ведьма успела опередить старика, хотя, по-хорошему, не собиралась ещё приступать к воплощению давно взлелеянного плана. Ей требовалась неделя-другая времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Через нашу. – Склонил голову да замер посреди улицы.
Нешто станешь отпираться, когда имеешь дело с этакими «гостями»? Волшебника уже и след простыл, а деревенские все тут – ну, как разнесут колдуны деревню по брёвнышку, с землёй сравняют?
Красавица улыбнулась – тёплой, доброй улыбкой. У кого-то, может, и дрогнуло сердце, а уж у молодых парней – наверняка, но старую Ульну эта улыбка не обманула. Наоборот, бабке захотелось вдруг закричать, замахать руками, отгоняя страшное видение. Неправильная то была улыбка. Не понимала Ульна, что в ней не так, знала только одно – неправильная. Опасная.
– У кого останавливался? – снова полюбопытствовала красавица.
Спросила ласково, учтиво, но Ульна почувствовала, как потекли по сгорбленной спине капельки холодного пота.
– Кто приветил?
Староста молчал, пряча глаза в землю, и всё ниже склонял голову. Странница терпеливо ждала ответа, а её жеребец переминался с ноги на ногу, подёргивая ухом. Над улицей повисла тишина. Вот по размокшей после вчерашнего ливня дороге ступил вперёд огненно-рыжий конь, стукнул копытом, а всадник (тот самый – в татуировке) повторил вопрос.
– У кого останавливался?
Все молчали. Молчали и едва не кожей чуяли как растёт, словно снежный ком, невидимая опасность. И всё же ни стар, ни млад не размыкали уст, не поднимали руки с указующим перстом. Стояли, испуганные, да глядели в землю, клоня без вины повинные головы. Ульна шагнула вперёд.
– Я пригласила его, красавица. У меня и вечерял.
Бабка снизу вверх посмотрела на рослую пришелицу, щуря слезящиеся глаза.
Девица медленно перевела взгляд на старуху. И был этот взгляд пронзительный, острый, зрящий в самую душу.
«Да это же ведьма!» – ахнула про себя Ульна, поняв, наконец, с кем имеет дело.
Красавица тем временем бросила поводья своего жеребца в руки одного из близнецов и сказала:
– Идём, бабушка, покажешь, где гости твои ночевали.
Стоящие вдоль улицы деревенские тихо зашумели – шутка ли отпускать бабку с неизвестной колдуньей! Но ведьма обвела толпу тяжёлым опасным взглядом, и перечить ей не осмелились. Ульна засеменила к дому, спиной чувствуя испуганные и растерянные взоры соседей.
– Ступай за мной, милая, ступай.
Ведьма пошла. А за ней поспешил и грозный воин с обожжённым лицом.
Они так и не вошли в дом. Пришелица остановилась во дворике и сладко улыбнулась, она смотрела на старую яблоню. То ли красавица увидела под кроной раскидистого дерева что-то особенное, неподвластное обычному взору, то ли что-то почувствовала. Но блаженная улыбка сбежала с лица колдуньи. А когда странная гостья повернулась к Ульне, бабке захотелось кричать от ужаса. Теперь-то она поняла, что такого пугающего было в облике юной прелестницы. Глаза! Поразительно красивые, нежного фиалкового цвета, они были совершенно безумны.
Ульна не знала, откуда вдруг взялась у неё эта странная уверенность, да и не хотела знать. Безумие рвалось из чёрных пульсирующих зрачков ведьмы, плескалось в них, словно неудержимая волна. А ещё глаза эти были старыми. Очень старыми. И видели они куда больше, чем глаза едва ли не древней Ульны. Бабка жалко скособочилась, схватившись за сердце – остервенело заскрёбся под левой грудью маленький злобный котёнок, рвал и царапал плоть, не давал дышать. На улице, за воротами остались и внук, и сноха, и правнуки – никому Ульна не позволила идти следом. Все толпились в неведении, гадая, что же происходит на аккуратном дворике.
– Я хочу его увидеть.
Ульна открыла было рот, чтобы втолковать сумасшедшей, мол, уехал маг, вчера утром уехал, но даже слова выдавить из себя не успела… Что-то ярко полыхнуло в голове, взорвалось, и вот полетели, понеслись против воли лихорадочные воспоминания.
Котёнок под левой грудью яростно впился когтями, стиснул сердце беспощадными лапками, и рвал, рвал его на части. Бабка отступила на шаг, стискивая болящее место рукой, привалилась горбатой спиной к надёжному стволу старой доброй яблони, а в голове сами собой возникали вырванные из памяти образы и так же стремительно исчезали.
Последний раз злобный зверёк завозился под сердцем, последний раз немилосердно сдавил его в когтистых лапах и отпустил. Старая яблоня словно зашаталась, перестав быть верной опорой, и Ульна повалилась наземь. Бабка успела ещё увидеть стройный силуэт ведьмы на фоне яркого синего неба, а после этого не стало вообще ничего, кроме темноты, покоя и заманчиво мерцающего вдали яркого света. Старуха больше не чувствовала боли и тело стало послушным и лёгким. Ульна всем существом устремилась туда, вперёд, к яркому радостному сиянию, так похожему на неземной огонёк.
Когда ведьма и её спутник вышли обратно на улицу, вид у красавицы был довольный и цветущий, словно она только что узнала какую-то славную новость. Деревенские тщетно старались выглядеть за спинами пришлецов Ульну. Больше из ворот никто не вышел.
Воин подсадил спутницу в седло и процессия, так и не произнеся больше ни слова, направила лошадей прочь из деревни. Люди не глядели странникам вслед, не желали счастливого пути и доброго пристанища, деревенские кинулись во двор, где лежала бездыханной старуха.
Покинув деревню, Фиалка довольно вздохнула и даже любовно потрепала гриву своего коня. Она видела Тороя. Ульна хорошо запомнила его. Волшебник был красив. Ведьма мечтательно улыбнулась. Конечно, можно было и не учинять самоуправства, не рыться в памяти старухи, глядишь, и пожила бы бабка ещё лет пяток, но так не терпелось увидеть мага! Так не терпелось… Это нетерпение может понять только женщина, только жаждущая свидания с суженым девица, только юная девушка, гадающая тёмной ночью о наречённом.
Итель посмотрела на небо – кроны сосен плыли в чистой синеве, мир был покоен и тих. Она добилась, чего хотела. Почти. Её спутники войдут в Гелинвир и займут Залу Собраний, потому что они достойны этой чести, все они умелые чёрные маги, сильные колдуны и некроманты. Не пройдёт и седмицы, как в волшебную крепость со всех концов начнут приходить новые и новые чернокнижники, которые сменят, наконец-то, опостылевший Волшебный Совет. И разве кто-то посмеет воспрепятствовать этому? Нет. Никто. Магов не осталось. А люди никогда не поднимутся против Силы, которую не в состоянии побороть своими убогими мечами да луками.
Ах, милый, любимый Рогон! Разве не этот мир – истинная прелесть? Разве не этого торжества стоило алкать и ждать? А маги появятся позже. Они, конечно, продолжат рождаться на свет, тут уж ничего не попишешь. Наверное, всего лет через семь-десять можно будет отыскать первых талантливых к волшебству детей. Так что желающие повопить о поголовном и безжалостном истреблении могут подавиться собственными словами. Какое истребление? Всего лишь небольшая прополка. Так сказать, избавление от зловредных сорняков. Пусть будут эти волшебники, пусть себе магичат, разве кто против? Однако теперь уж они не смогут единолично править Советом, придётся им считаться с остальными. Даже с такими как Итель или едущие позади близницы-чернокнижники. Как косоглазая ведьма Ихвель и расписанный татуировками некромант Хельзак, что так удачно выпотрошил память деревенской старухи.
Да, этот новый мир будет совершенен и прекрасен. И, конечно, она – Фиалка – будет счастлива в нём, хотя ей вовсе не нужна власть. Зеркало, отяжелевшее от впитанной Силы, было надёжно прикреплено к седлу смирной тягловой лошадки. А что печься о его сохранности, если разбить колдовское стекло может только последний из рода Создателя? И последним этим был внучок Мирарского зеркальщика. Да, да, знаменитый искусник Гиа был пра-пра-пра (очень много раз «пра») дедушкой мальчика. Значит лишь Илан, кровно причастный к создателю волшебного зеркала, имел силу, достаточную для того, чтобы это зеркало уничтожить.
А медлить в сём деле нельзя. Трое суток – и выплеснется поглощённое Могущество обратно, умноженное стократ, разметает людей, как соринки в бурлящем потоке, уничтожит, переполнит такой Силой, которую их убогие тленные оболочки не смогут вместить. Но ничего… Промедления не будет, даром что ли Итель собрала в своей свите самых талантливых, самых ловких и сильных колдунов.
Эх, и опасное зеркало тащила по раскисшей дороге тягловая лошадка! Опасное… Вон, как могущество, которое оно разом потянуло из людей, эльфов и щедрой земли, изменило погоду, поколебало незыблемость времени (как это случилось в Мираре), свалило людей в объятия колдовского сна или лютой немочи. Страшно и восхитительно было смотреть на это! И только колдуны, только некроманты, ведьмы и чернокнижники остались в стороне от общих потрясений. Оно и понятно, ведь они защищали себя тем, что чопорные волшебники называли «низшей» магией. А низшие маги, они, как известно, берут Силу из земли, воздуха, воды. Это и оградило их от жажды ненасытного творения Гиа – не заснули и не разболелись, и, конечно, не лишились Силы. Как лишишься того, чего от рождения не имеешь?
О, Итель долго готовилась. Она не зря пряталась в глуши и оттачивала своё мастерство, обдумывала и лелеяла планы. Она сама отыскала зеркало. Это было несложно, всего-то понадобилось воспитать с пелён двоих очень талантливых мальчишек-колдунов, а потом наставить их на обряд Зара. Случилось это лет сто сорок тому… Эх и сильны были мальчишки!
Найти мятущуюся во мраке Мира Скорби душонку искусника Гиа было, конечно, делом хитрым, но возможным. И они нашли! И потрясли со всем пристрастием! И вызнали образ творения. Правда, выбрались еле живые. Точнее, выбрался. Второй колдун (и двадцати трёх ему, помнится, не было) так и сгинул, растерял всю Силу, не смог вернуться в мир живых… Ну да в таком деле – не без жертв. Хотя, жаль мальчишку, горячий был, порывистый, Итель за мать держал, любил.
Ведьма вздохнула, припоминая пропавшего по её вине молодого колдуна. А уж потом, когда выживший воспитанник сообщил наставнице, как выглядит зеркало, найти Творение стало, уж вообще, парой пустяков. Всего за несколько лет Фиалка разыскала утерянный след волшебного артефакта – повозиться, само собой, пришлось и с шарами хрустальными, что работают через раз, и с чернокнижием. Но вот, нашлось зеркало. И где нашлось – в захудалой таверне, на стене питейного зала! Который уж год висело под самым носом. Даже забрать его у нынешней владетельницы никакого труда не составило бы. Но… свежая закавыка обнаружилась – никто не знал, как заставить Творение мастера Гиа делать то, что должно. А потому пришлось Ители повременить с воровством. Как-никак зеркало от неё теперь всё равно никуда не делось бы.
И снова следовало запастись терпением, и снова разыскивать талантливых детей и снова растить, учить, отправлять обрядом Зара в Мир Скорби, дабы искали, трясли, выспрашивали душу Искусника. Двое, поочерёдно принятых на воспитание пареньков, оказались пустой тратой времени – три десятка лет возни с ними зазря прошли. Вроде и умные были ребята, но бездарные. Зато третий…
Третий мальчик подвернулся понятливый и сильный. Он быстро вошёл в силу, а уж потом нашёл, вытряс, вызнал всё что можно. «Разбудить» зеркало, как выяснилось, было проще простого. Итель-то думала понадобятся заклинания и жертвы, а всё оказалось так незатейливо, что аж оторопь брала. Зеркало имело два слоя! Создав своё чудовищное творение, мастер не уничтожил его, но нашёл способ сделать неопасным. Перво-наперво, нанёс поверх прожорливой серебристой поверхности матовый слой, затем тонкую и тщательно отполированную металлическую пластину, которую закрепил ещё одним стеклом. Потому-то зеркало и было таким мутным и уродливым, оттого отражение в нём расплывалось и искажалось.
От Ители всего и потребовалось, что снять верхний слой да освободить колдовское стекло. Но тут, буквально за считанные дни до основного действа, вышла промашка. Баруз – потомок Гиа и постоянный посетитель захудалой таверны – вдруг ни с того, ни с сего вознамерился поместить зеркало в хорошую раму. Старик снял мерки и даже изготовил «оправу», а потом забрал колдовское стекло у Клотильды, чтобы закончить работу. Конечно, зеркальщик не мог не заметить подозрительной многослойности и, само собой, движимый любопытством снял бы верхний слой. А там, кто знает, чтобы случилось…
И вот, по закону подлости, зеркало столько лет примерно висевшее на стене, перекочевало в руки потомка своего создателя. Итель занервничала. Она не знала, что случится, возьмись Баруз возиться с колдовским стеклом. Ну, как беда какая выйдет не только для магов, но и для колдунов? Проверять не хотелось. Пришлось действовать.
Ведьма успела опередить старика, хотя, по-хорошему, не собиралась ещё приступать к воплощению давно взлелеянного плана. Ей требовалась неделя-другая времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79