Наконец, повисшая в комнате неловкость была нарушена. Эльфийка сделала шаг по направлению к волшебнику и вдруг (Торой даже растерялся, не зная, как реагировать), прильнула к нему всем своим безупречно прекрасным телом. Пробежалась ладонями по волосам, небритым щекам, шее, спустя мгновенье тонкие нежные руки скользнули по плечам мага, а в следующий момент, Лита притянула мужчину за затылок к своему лицу и прильнула поцелуем к его губам.
Скорее машинально, нежели осознанно, чародей обнял гостью за талию, и сразу же отстранился. Тороя переполнило чувство непонятной ему самому гадливости – она целовалась, словно кабацкая девка, с ненормальной пылкостью и каким-то ожесточением, впиваясь в его рот. Волшебник так же непроизвольно вытер губы.
Лита с удивлением смотрела на него, вскинув тонкую бровь. Казалось, ей было непонятно, отчего он так себя повёл, отчего оттолкнул её – красавицу, которая сама сделала первый шаг? Прекрасной эльфийке, как всякой, мучимой ревностью и обидой женщине, хотелось отомстить мужу, причём отомстить именно с человеком (в конце концов, он же изменил ей с человеческой женщиной?). В то же время Лита понимала, что другого шанса на месть в ближайшее время не представится, а тут вот он – молодой, красивый, инакомыслящий чернокнижник. Тем больнее будет хлестнёт Наталя её поступок, ведь он поймёт, что в объятия незнакомого чужака жену толкнула именно обида. Что ж, пусть чувство вины и одиночества сломит его окончательно его, если не сломило ещё горе по умершей любовнице.
Торой понял всё. Он каким-то странным чутьём осознал причину поступка рыжеволосой эльфийки. Осознал и оттолкнул. Оттолкнул потому, что теперь она была ему также неприятна, как её свёкор, муж и многочисленные родственники. Волшебник бросил последний взгляд на красавицу гостью, неожиданно понимая, что ни дивные рыжие локоны, ни безупречность черт не делают её больше привлекательной. Наоборот, вся она стала какой-то кукольной, приторно-безупречной, лишённой естественных природных недостатков и этим глубоко неприятной.
– Лита, я понимаю твоё желание отомстить неверному мужу, но это, как-нибудь без моего участия. Я благодарен за твоё предупреждение, хотя ты и предупредила меня вовсе не из чувства порядочности, а по причине всё той же неуёмной жажды мести. Но сейчас, уйди, ладно? – он почти просил. – Ты даже представить себе не можешь, до какой степени вы все здесь омерзительны. Уж прости. Я злобный некромант, да и с воспитанием у меня проблемы.
Глаза эльфийки вспыхнули обидой и чем-то похожим на презрение:
– Да уж. Я вижу. – Прошипела она и добавила, – Всё-таки те, кто тебя низложили, были правы.
С этими словами рыжеволосая красавица круто развернулась и, распахнув двери спальни, гордо прошествовала вон, сверкая на солнце золотыми локонами.
Торой смотрел, как она удаляется, проходя бесконечную анфиладу комнат, как распахиваются под хрупкими белыми руками высокие двери, как проносится по комнатам долгожданный сквозняк, как снова трепещут под невидимым ветерком многочисленные шёлковые занавеси, как дурманно стелется по покоям аромат ониц и слабый свет нарождающегося дня. Он смотрел, как изящная, словно фарфоровая статуэтка, женщина с безупречной осанкой, полной горделивого достоинства, исчезает за всплесками реющих по ветру занавесей. Он смотрел и думал, что отныне презирает эльфов. Да, с этого дня он всей душой ненавидит добрых волшебников.
* * *
Из плена невесёлых воспоминаний низложенный волшебник вынырнул не без усилий. Маг недовольно дёрнул плечом и решил, что сейчас не лучшее время, чтобы вспоминать семейку сумасшедших эльфов. Чародей зашёл в номер, где, по-прежнему в обнимку, безмятежно посапывали ведьма и внук зеркальщика.
Болотный огонёк за время странствований по покоям совсем лишился подпитки Силой и, наконец-то, почувствовав хозяйку, радостно просиял. Свечение зелёного сгустка сделалось увереннее и ярче, а сам он, улетев прочь от Тороя, преданно повис над головой хозяйки, и теперь переливался всеми оттенками изумрудного. От этого в комнате стало значительно светлее, хотя за окном, как и прежде, держались лиловые сумерки. Маг задумался на секунду. Странно, он бродил по покоям не менее получаса, и за это время уже должно было бы заняться утро. Однако солнце, будто и не собиралось подниматься над горизонтом. Холодный полумрак не рассеивался, да и метель завывала с прежней силой. Волшебник покачал головой, гадая, что за чудеса происходят в природе по велению загадочной далёкой ведьмы.
За спиной Тороя сонно заворочалась на своём ложе Люция. Девушка натянула одеяло под самый подбородок, улеглась поудобнее и продолжила сладко сопеть. Маг усмехнулся, подошёл к кровати и осторожно потряс ведьму за плечо. Та лишь недовольно поморщилась, небрежным капризным движением стряхнула руку волшебника и ловко спряталась под плед, оставив на подушке только растрепавшуюся каштановую косу.
– Ну, уж нет, – усмехнулся Торой, – Хватит. Подъём.
Ведьма что-то недовольно пробурчала, но, наконец, вынырнула-таки из своего убежища и даже открыла один глаз, в свете волшебного огонька казавшийся пронзительно-зелёным. Несколько мгновений глаз этот пытливо изучал Тороя, а потом его хозяйка сонно спросила:
– Чего тебе?
– Поднимайся, пора идти. – Прошептал мужчина, стараясь не разбудить крепко спящего Илана.
Девушка открыла, наконец-то, и второй глаз, сонно огляделась, не решаясь вылезать из-под тёплого одеяла в холод маленькой комнатки. Однако Торой был безжалостен и продолжал нетерпеливо трясти колдунью за плечо. В свете колдовского огонька маг был похож, скорее, на неприкаянного баньши, нежели на человека – кожа отсвечивала зелёным, по лицу метались тени. Кто-то другой, на месте Люции, испугался бы спросонок, но ведьма с детства привыкла к обманчивому свету болотного огонька. А потому она потёрла глаза и пробормотала, сквозь зевок:
– Сейчас, сейчас! Ну, дай хоть минутку – проснуться…
Однако волшебник проигнорировал просьбу сони:
– Там на софе тёплые вещи, из клотильдиных запасов, переодевайся и укутай мальчишку. – Маг на секунду задумался и с сомнением добавил, – Только по возможности постарайся, чтобы он не проснулся, а то начнёт реветь, не успокоим.
Люция согласно кивнула:
– Ага, только он, навряд ли проснётся, наверняка, ещё под чарами. А ты-то куда? – Девушка испуганно приподнялась на локте, видя, что её спутник собрался покинуть комнатушку.
– На кухню, за едой, – проворчал он, – завтракать времени нет, так хоть на привале где-нибудь перекусим.
– А-а-а… – И ведьма, успокоенная ответом, снова плюхнулась на кровать.
– Поднимайся, я сказал! – Шёпотом рявкнул на неё Торой, прежде чем закрыть за собой дверь. – Мигом!
И, больше не глядя на вздорную ведьму, покинул номер.
Чтобы обыскать кухню таверны у Тороя не ушло много времени, впечатляющий кусок бастурмы и несколько лепёшек к нему нашлись в первом же шкафу. Чародей уже на ходу побросал снедь в небольшой холщовый мешок и отправился наверх, чтобы поторопить копушу Люцию. Он ещё успел подумать о том, что ведьма, судя по всему, излечилась от нанесённой кхалаями раны. Во всяком случае, она, хотя и выглядела бледненькой, но на умирающего, мучимого болью человека походила мало. Точнее совсем не походила. Это радовало, поскольку означало, что беглецы смогут удирать из города во все лопатки, а не тащиться, хромая.
Что-то неведомое подгоняло, подхлёстывало волшебника, подсказывало, что необходимо торопиться. Даже сердце и то стучало через раз, обмирая от каждого шороха. Уж не потому ли, едва только маг занёс ногу над первой ступенькой, его левый висок взорвался резкой болью? Яркая вспышка, что возникла перед глазами, на мгновение ослепила низложенного волшебника, а внезапная острая боль заставила изо всех сил вцепиться в холодные лестничные перила. Ощущение при этом у Тороя было такое, словно ему в висок только что вбили длинный – и, кстати говоря, совершенно тупой – гвоздь. Вместе с этой неожиданной болью мага настигло ощущение, нет, внезапное понимание того, что преследователи находятся всего в нескольких кварталах от «Перевёрнутой подковы».
Когда в голове несколько прояснилось, а рука, судорожно стиснувшая перила лестницы, наконец-то ослабила хватку – волна боли спала, переместившись в затылок. Торой глубоко и с облегчением выдохнул. Он так и не понял, каким именно образом ему удалось узнать о преследователях, как не понял и того, связана ли неожиданно возникшая мигрень с их появлением. Но, тем не менее, волшебник был отчего-то уверен в том, что идущих по их с Люцией следу именно двое, что оба они мужчины и что один из них несколько мгновений назад провалился по колено в сугроб, зачерпнув сапогом снега. Волшебник даже ощутил усталость, злость и раздражение оступившегося, почувствовал холод тающего в его обуви снега, обжигающий ледяной ветер, нещадно хлещущий по щекам, и крепкий мороз.
И всё же чародей не знал самого главного – кем были преследователи. Кто шёл по заснеженному Мирару – чернокнижники, маги или обычные люди? Одно низложенный волшебник увидел отчетливо, словно ожившую гравюру в старинной книге – двое закутавшихся в широкие плащи мужчин пробираются по сугробам сквозь белую бурю, капюшонами закрывая лица от летящих навстречу ледяных иголок. Один оступился, видимо оскользнувшись на присыпанных снегом гладких камнях мостовой, и чуть не упал в сугроб. Второй вовремя заметил и помог спутнику устоять на ногах. Между тем ветер усиливался с каждым мгновением, осложняя преследователям путь. И всё же, оба с завидным упрямством шли, согнувшись, вперёд. Вот они миновали скобяную лавку с покосившейся под порывами ветра вывеской. Стало быть, три квартала от «Перевёрнутой подковы»…
А через миг картинка, возникшая перед глазами, пропала. Торой застыл, глубоко и часто дыша. Волшебник никак не мог оправиться от удивления, даже ужаса, вызванного собственными ощущениями. Только сейчас он осознал – это была магия… Незнакомая и неподвластная ему ранее, может быть, даже Древняя Магия, которой владеют лишь немногие эльфы. Именно эта магия разбудила его, обостряя шестое чувство, именно эта магия вызывала странное покалывание в пальцах, именно она заставляла сердце болезненно подпрыгивать в предчувствии беды, подсказывая – нужно торопиться, преследователи совсем близко. Да только Торой, свыкшийся со своим низложением, не распознал поначалу странное волшебство…
Но вот очарование мгновения растаяло. Оцепенев лишь на долю секунды, чародей отбросил все сторонние мысли. Некогда думать над тем, с чего вдруг возникло странное прозрение, как некогда было этому прозрению радоваться. Приняв случившееся, как данность и сигнал к бегству, Торой опрометью бросился в номер, поторапливать ведьму.
* * *
Люция дождалась, пока волшебник покинет комнату, и сбросила с себя одеяло. Холод сразу же заключил девушку в свои объятия, жадно лизнул обнажённые, ещё горячие со сна руки и шею, забирался под тонкое летнее платье и пощекотал покрывшуюся мурашками кожу. Ведьму передёрнуло, и она судорожно вдохнула стылый воздух, посмотрев странным взглядом туда, где мгновение назад стоял волшебник. К счастью, озадаченный предстоящей дорогой Торой вышел из маленького номера, не заметив пытливого взора девушки.
А, между тем, Люции было интересно – подействовало ли на Тороя её вчерашнее зелье? Вид у мага был вполне цветущий и отдохнувший. Однако не его самочувствие сейчас интересовало молоденькую ведьму. Колдунья с сожалением посмотрела в спину уходящему чародею. Странно, но вчерашнее зелье как будто вообще не принесло ожидаемого эффекта. Девушка разочарованно вздохнула – то ли она сама что-то напортачила в заклинании, то ли Торой оказался попросту непробиваемым для слабой деревенской магии, то ли слишком мало времени прошло и следовало подождать ещё, но… Увы.
Ладно, не время сокрушаться. Кое-чему можно и порадоваться. Например, тому, что зелье, сделанное Люцией для себя, подействовало безотказно. Бедро совершенно не болело. Ведьма осторожно ослабила повязку и с любопытством посмотрела на голое бедро – лишь тонкий шрам, затянувшийся нежной розовой кожицей, выдавал вчерашнее ранение. Девушка довольно улыбнулась и бросила повязку с остатками лечебного зелья на табурет. Сейчас она оденется и уберёт грязное полотенце в узелок, чтобы потом при первом удачном случае закопать повязку где-нибудь в лесу. Уж кому-кому, а ведьме никак нельзя оставлять следы своего колдовства, да собственной крови. Ну как, кто из товарок найдёт, да порчу наведёт какую? Но сперва одеться. Слишком уж студёный воздух был в комнате.
Призрачный болотный огонёк сиял над головой хозяйки, переливаясь и вздрагивая. Девушка поспешно направилась к тахте, где бесформенной грудой валялись, принесённые волшебником, тёплые вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Скорее машинально, нежели осознанно, чародей обнял гостью за талию, и сразу же отстранился. Тороя переполнило чувство непонятной ему самому гадливости – она целовалась, словно кабацкая девка, с ненормальной пылкостью и каким-то ожесточением, впиваясь в его рот. Волшебник так же непроизвольно вытер губы.
Лита с удивлением смотрела на него, вскинув тонкую бровь. Казалось, ей было непонятно, отчего он так себя повёл, отчего оттолкнул её – красавицу, которая сама сделала первый шаг? Прекрасной эльфийке, как всякой, мучимой ревностью и обидой женщине, хотелось отомстить мужу, причём отомстить именно с человеком (в конце концов, он же изменил ей с человеческой женщиной?). В то же время Лита понимала, что другого шанса на месть в ближайшее время не представится, а тут вот он – молодой, красивый, инакомыслящий чернокнижник. Тем больнее будет хлестнёт Наталя её поступок, ведь он поймёт, что в объятия незнакомого чужака жену толкнула именно обида. Что ж, пусть чувство вины и одиночества сломит его окончательно его, если не сломило ещё горе по умершей любовнице.
Торой понял всё. Он каким-то странным чутьём осознал причину поступка рыжеволосой эльфийки. Осознал и оттолкнул. Оттолкнул потому, что теперь она была ему также неприятна, как её свёкор, муж и многочисленные родственники. Волшебник бросил последний взгляд на красавицу гостью, неожиданно понимая, что ни дивные рыжие локоны, ни безупречность черт не делают её больше привлекательной. Наоборот, вся она стала какой-то кукольной, приторно-безупречной, лишённой естественных природных недостатков и этим глубоко неприятной.
– Лита, я понимаю твоё желание отомстить неверному мужу, но это, как-нибудь без моего участия. Я благодарен за твоё предупреждение, хотя ты и предупредила меня вовсе не из чувства порядочности, а по причине всё той же неуёмной жажды мести. Но сейчас, уйди, ладно? – он почти просил. – Ты даже представить себе не можешь, до какой степени вы все здесь омерзительны. Уж прости. Я злобный некромант, да и с воспитанием у меня проблемы.
Глаза эльфийки вспыхнули обидой и чем-то похожим на презрение:
– Да уж. Я вижу. – Прошипела она и добавила, – Всё-таки те, кто тебя низложили, были правы.
С этими словами рыжеволосая красавица круто развернулась и, распахнув двери спальни, гордо прошествовала вон, сверкая на солнце золотыми локонами.
Торой смотрел, как она удаляется, проходя бесконечную анфиладу комнат, как распахиваются под хрупкими белыми руками высокие двери, как проносится по комнатам долгожданный сквозняк, как снова трепещут под невидимым ветерком многочисленные шёлковые занавеси, как дурманно стелется по покоям аромат ониц и слабый свет нарождающегося дня. Он смотрел, как изящная, словно фарфоровая статуэтка, женщина с безупречной осанкой, полной горделивого достоинства, исчезает за всплесками реющих по ветру занавесей. Он смотрел и думал, что отныне презирает эльфов. Да, с этого дня он всей душой ненавидит добрых волшебников.
* * *
Из плена невесёлых воспоминаний низложенный волшебник вынырнул не без усилий. Маг недовольно дёрнул плечом и решил, что сейчас не лучшее время, чтобы вспоминать семейку сумасшедших эльфов. Чародей зашёл в номер, где, по-прежнему в обнимку, безмятежно посапывали ведьма и внук зеркальщика.
Болотный огонёк за время странствований по покоям совсем лишился подпитки Силой и, наконец-то, почувствовав хозяйку, радостно просиял. Свечение зелёного сгустка сделалось увереннее и ярче, а сам он, улетев прочь от Тороя, преданно повис над головой хозяйки, и теперь переливался всеми оттенками изумрудного. От этого в комнате стало значительно светлее, хотя за окном, как и прежде, держались лиловые сумерки. Маг задумался на секунду. Странно, он бродил по покоям не менее получаса, и за это время уже должно было бы заняться утро. Однако солнце, будто и не собиралось подниматься над горизонтом. Холодный полумрак не рассеивался, да и метель завывала с прежней силой. Волшебник покачал головой, гадая, что за чудеса происходят в природе по велению загадочной далёкой ведьмы.
За спиной Тороя сонно заворочалась на своём ложе Люция. Девушка натянула одеяло под самый подбородок, улеглась поудобнее и продолжила сладко сопеть. Маг усмехнулся, подошёл к кровати и осторожно потряс ведьму за плечо. Та лишь недовольно поморщилась, небрежным капризным движением стряхнула руку волшебника и ловко спряталась под плед, оставив на подушке только растрепавшуюся каштановую косу.
– Ну, уж нет, – усмехнулся Торой, – Хватит. Подъём.
Ведьма что-то недовольно пробурчала, но, наконец, вынырнула-таки из своего убежища и даже открыла один глаз, в свете волшебного огонька казавшийся пронзительно-зелёным. Несколько мгновений глаз этот пытливо изучал Тороя, а потом его хозяйка сонно спросила:
– Чего тебе?
– Поднимайся, пора идти. – Прошептал мужчина, стараясь не разбудить крепко спящего Илана.
Девушка открыла, наконец-то, и второй глаз, сонно огляделась, не решаясь вылезать из-под тёплого одеяла в холод маленькой комнатки. Однако Торой был безжалостен и продолжал нетерпеливо трясти колдунью за плечо. В свете колдовского огонька маг был похож, скорее, на неприкаянного баньши, нежели на человека – кожа отсвечивала зелёным, по лицу метались тени. Кто-то другой, на месте Люции, испугался бы спросонок, но ведьма с детства привыкла к обманчивому свету болотного огонька. А потому она потёрла глаза и пробормотала, сквозь зевок:
– Сейчас, сейчас! Ну, дай хоть минутку – проснуться…
Однако волшебник проигнорировал просьбу сони:
– Там на софе тёплые вещи, из клотильдиных запасов, переодевайся и укутай мальчишку. – Маг на секунду задумался и с сомнением добавил, – Только по возможности постарайся, чтобы он не проснулся, а то начнёт реветь, не успокоим.
Люция согласно кивнула:
– Ага, только он, навряд ли проснётся, наверняка, ещё под чарами. А ты-то куда? – Девушка испуганно приподнялась на локте, видя, что её спутник собрался покинуть комнатушку.
– На кухню, за едой, – проворчал он, – завтракать времени нет, так хоть на привале где-нибудь перекусим.
– А-а-а… – И ведьма, успокоенная ответом, снова плюхнулась на кровать.
– Поднимайся, я сказал! – Шёпотом рявкнул на неё Торой, прежде чем закрыть за собой дверь. – Мигом!
И, больше не глядя на вздорную ведьму, покинул номер.
Чтобы обыскать кухню таверны у Тороя не ушло много времени, впечатляющий кусок бастурмы и несколько лепёшек к нему нашлись в первом же шкафу. Чародей уже на ходу побросал снедь в небольшой холщовый мешок и отправился наверх, чтобы поторопить копушу Люцию. Он ещё успел подумать о том, что ведьма, судя по всему, излечилась от нанесённой кхалаями раны. Во всяком случае, она, хотя и выглядела бледненькой, но на умирающего, мучимого болью человека походила мало. Точнее совсем не походила. Это радовало, поскольку означало, что беглецы смогут удирать из города во все лопатки, а не тащиться, хромая.
Что-то неведомое подгоняло, подхлёстывало волшебника, подсказывало, что необходимо торопиться. Даже сердце и то стучало через раз, обмирая от каждого шороха. Уж не потому ли, едва только маг занёс ногу над первой ступенькой, его левый висок взорвался резкой болью? Яркая вспышка, что возникла перед глазами, на мгновение ослепила низложенного волшебника, а внезапная острая боль заставила изо всех сил вцепиться в холодные лестничные перила. Ощущение при этом у Тороя было такое, словно ему в висок только что вбили длинный – и, кстати говоря, совершенно тупой – гвоздь. Вместе с этой неожиданной болью мага настигло ощущение, нет, внезапное понимание того, что преследователи находятся всего в нескольких кварталах от «Перевёрнутой подковы».
Когда в голове несколько прояснилось, а рука, судорожно стиснувшая перила лестницы, наконец-то ослабила хватку – волна боли спала, переместившись в затылок. Торой глубоко и с облегчением выдохнул. Он так и не понял, каким именно образом ему удалось узнать о преследователях, как не понял и того, связана ли неожиданно возникшая мигрень с их появлением. Но, тем не менее, волшебник был отчего-то уверен в том, что идущих по их с Люцией следу именно двое, что оба они мужчины и что один из них несколько мгновений назад провалился по колено в сугроб, зачерпнув сапогом снега. Волшебник даже ощутил усталость, злость и раздражение оступившегося, почувствовал холод тающего в его обуви снега, обжигающий ледяной ветер, нещадно хлещущий по щекам, и крепкий мороз.
И всё же чародей не знал самого главного – кем были преследователи. Кто шёл по заснеженному Мирару – чернокнижники, маги или обычные люди? Одно низложенный волшебник увидел отчетливо, словно ожившую гравюру в старинной книге – двое закутавшихся в широкие плащи мужчин пробираются по сугробам сквозь белую бурю, капюшонами закрывая лица от летящих навстречу ледяных иголок. Один оступился, видимо оскользнувшись на присыпанных снегом гладких камнях мостовой, и чуть не упал в сугроб. Второй вовремя заметил и помог спутнику устоять на ногах. Между тем ветер усиливался с каждым мгновением, осложняя преследователям путь. И всё же, оба с завидным упрямством шли, согнувшись, вперёд. Вот они миновали скобяную лавку с покосившейся под порывами ветра вывеской. Стало быть, три квартала от «Перевёрнутой подковы»…
А через миг картинка, возникшая перед глазами, пропала. Торой застыл, глубоко и часто дыша. Волшебник никак не мог оправиться от удивления, даже ужаса, вызванного собственными ощущениями. Только сейчас он осознал – это была магия… Незнакомая и неподвластная ему ранее, может быть, даже Древняя Магия, которой владеют лишь немногие эльфы. Именно эта магия разбудила его, обостряя шестое чувство, именно эта магия вызывала странное покалывание в пальцах, именно она заставляла сердце болезненно подпрыгивать в предчувствии беды, подсказывая – нужно торопиться, преследователи совсем близко. Да только Торой, свыкшийся со своим низложением, не распознал поначалу странное волшебство…
Но вот очарование мгновения растаяло. Оцепенев лишь на долю секунды, чародей отбросил все сторонние мысли. Некогда думать над тем, с чего вдруг возникло странное прозрение, как некогда было этому прозрению радоваться. Приняв случившееся, как данность и сигнал к бегству, Торой опрометью бросился в номер, поторапливать ведьму.
* * *
Люция дождалась, пока волшебник покинет комнату, и сбросила с себя одеяло. Холод сразу же заключил девушку в свои объятия, жадно лизнул обнажённые, ещё горячие со сна руки и шею, забирался под тонкое летнее платье и пощекотал покрывшуюся мурашками кожу. Ведьму передёрнуло, и она судорожно вдохнула стылый воздух, посмотрев странным взглядом туда, где мгновение назад стоял волшебник. К счастью, озадаченный предстоящей дорогой Торой вышел из маленького номера, не заметив пытливого взора девушки.
А, между тем, Люции было интересно – подействовало ли на Тороя её вчерашнее зелье? Вид у мага был вполне цветущий и отдохнувший. Однако не его самочувствие сейчас интересовало молоденькую ведьму. Колдунья с сожалением посмотрела в спину уходящему чародею. Странно, но вчерашнее зелье как будто вообще не принесло ожидаемого эффекта. Девушка разочарованно вздохнула – то ли она сама что-то напортачила в заклинании, то ли Торой оказался попросту непробиваемым для слабой деревенской магии, то ли слишком мало времени прошло и следовало подождать ещё, но… Увы.
Ладно, не время сокрушаться. Кое-чему можно и порадоваться. Например, тому, что зелье, сделанное Люцией для себя, подействовало безотказно. Бедро совершенно не болело. Ведьма осторожно ослабила повязку и с любопытством посмотрела на голое бедро – лишь тонкий шрам, затянувшийся нежной розовой кожицей, выдавал вчерашнее ранение. Девушка довольно улыбнулась и бросила повязку с остатками лечебного зелья на табурет. Сейчас она оденется и уберёт грязное полотенце в узелок, чтобы потом при первом удачном случае закопать повязку где-нибудь в лесу. Уж кому-кому, а ведьме никак нельзя оставлять следы своего колдовства, да собственной крови. Ну как, кто из товарок найдёт, да порчу наведёт какую? Но сперва одеться. Слишком уж студёный воздух был в комнате.
Призрачный болотный огонёк сиял над головой хозяйки, переливаясь и вздрагивая. Девушка поспешно направилась к тахте, где бесформенной грудой валялись, принесённые волшебником, тёплые вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79