Причём второе желание явно пересиливало первое.
Маг ещё несколько мгновений помолчал, выдерживая паузу и борясь со странным смятением. За его спиной худенькая насупленная девушка в зелёном платье тонула в призрачных глубинах мутного зеркала. Это было очень красиво. Особенно волшебнику нравились яростно высверкивающие на бледном лице глаза. Точь-в-точь того же цвета, что и заклятье над его головой. С удивлением Торой понял, что совершенно не может – да что там! – просто не в силах злиться. И это его смущало. Смущало главным образом потому, что любую другую прохвостку за подобную выходку с приворотом он бы просто изничтожил.
Между тем, стоящая за спиной насупленная девушка определённо не вызывала желания буйствовать и злиться. Напротив, трогательные острые плечи, руки, покладисто сложенные на складках юбки, и по-детски надутые губы будили прямо-таки непростительное умиление. Даже нежность. А уж чего-чего, так именно нежности Люция за свою выходку совершенно не заслуживала. Однако вести борьбу с самим собой у Тороя не получалось. Решительную битву с внутренним себялюбием он бесславно проигрывал в пользу… В пользу вполне определённого сердечного влечения к одной вздорной и совершенно непредсказуемой особе. В последней попытке удержаться на плаву, чародей попытался было вспомнить, как Люция едва не убила его своим Грибом. Но вместо этого в памяти услужливо всплыло утомлённое, осунувшееся лицо и изуродованные маленькие руки, которые упрямо тащили его бесчувственное тело по зимнему лесу.
Но всё-таки даже эти воспоминания не удержали Тороя от маленькой (и, скажем честно, довольно мальчишеской) мести – он равнодушно молчал. Мало того, некоторым усилием воли даже подбавил во взгляд благородной скуки. Девчонку, что за спиной волшебника нетерпеливо ожидала эффекта от своего появления, подобное безразличие совершенно неподдельно расстроило. Бледное лицо огорчённо вытянулось, надутые губы дрогнули, а правая бровь, напротив, упрямо и вздорно приподнялась.
Лишь налюбовавшись раздосадованной ведьмочкой вдосталь и посчитав паузу (а точнее маленькую месть) достаточной, волшебник, по-прежнему не поворачиваясь, наконец, сказал отражению колдунки:
– Очень милый наряд. И причёска эта тебе идёт.
Люция незамедлительно порозовела от удовольствия, мигом оттаяла и сказала «спасибо», а Илан, что как верный паж топтался за её спиной, снова занял облюбованное место на покрытом половичком сундуке. Колдунья подошла к Торою и стала позади, любуясь на себя-красивую из-за плеча волшебника – разгладила неровно лежащую складочку на платье, поправила у виска непокорную каштановую прядь и кокетливо повела плечами.
– Скажи-ка, разумница, – вкрадчиво спросил маг, дождавшись, когда она закончит прихорашиваться, – что это у меня над головой такое… затейливое?
Прохвостка, конечно, сделала вид, будто не сразу поняла суть вопроса, но всё-таки вспыхнула от досады – вот ведь стыдище-то – уличил! Захлопала ресницами и виновато посмотрела на мага. В мутном зеркале их взгляды встретились. От Тороя не утаилось то секундное усилие, с которым колдунья взяла себя в руки.
– Над голово-о-ой… – Недоумённо протянула она и сразу же предположила с деланным ужасом, – Неужели рога? Так это не ко мне… Это к той косоглазой, которая в лесу осталась. У неё и спрашивай. Я-то почём знаю.
Торой укусил себя за щёку, чтобы не расхохотаться. Вот ведь языкастая! Не забыла, как он её в таверне про рога спрашивал.
– А хочешь, скажу, почему не подействовало? – Скучным голосом поинтересовался он.
Девушка за его спиной равнодушно пожала плечами и, продолжая неотрывно смотреть отражению волшебника в глаза, огрызнулась:
– Больно надо… А почему?
Маг уже едва сдерживался от смеха:
– Ты какую-то траву забыла добавить, но главная причина, конечно, не в этом.
Люция заносчиво хмыкнула, но всё-таки снова не удержалась, спросила:
– И в чём же?
Он опять выдержал паузу и закончил:
– А в том, что ты бестолковая и гадкая. Гадким и бестолковым всегда не везёт.
Илан на своём сундуке навострил уши.
Колдунка обиженно засопела и пробубнила:
– Чего язвишь? Всё равно ж не получилось у меня…
Торой, уже не таясь, рассмеялся и, наконец, повернулся к своей собеседнице.
– Не получилось… Точнее, не совсем получилось. Зелье твоё действовало. Но недолго. Сутки, должно быть. А потом развеялось, только след и остался. И всё же неплохая была идея, нестандартная. Ведь не каждый день волшебник на себя в зеркало внутренним взором смотрит, а суток через трое от заклятия бы и вовсе видимого следа не осталось.
Колдунка наморщила лоб, ну да, точно! Точно зелье действовало! Было ведь что-то такое. Она припомнила, как едва живой Торой жалел её в «Сытой кошке», как предусмотрительно избавил её от известных неудобств, набросив на холодное седло шерстяную тунику. Эх… Ведьме стало искренне жаль, что колдовство действовало так недолго, всё-таки из мага мог бы получиться неплохой воздыхатель – заботливый и внимательный. Н-да, неудачно вышло, неудачно…
При виде того, какая гамма чувств отразилась на невзрачном лице насупившейся прохвостки, Торой рассмеялся пуще прежнего, окончательно и бесповоротно теряя остатки былой злости. Люция попыталась было просверлить мага глазами, но, как и следовало ожидать, ничего путного из этого не получилось, волшебник только ещё громче заржал. Быть осмеянной ведьме совершенно не нравилось, а потому, она замахнулась, чтобы отвесить своему излишне смешливому спутнику хорошую оплеуху. Но тот ловко пригнулся (видать не впервые случалось увёртываться) и ушёл из-под удара. Незадачливая же девчонка, взяв отличнейший замах, продолжила движение в заданном направлении – вокруг собственной оси.
И лететь бы разъярённой особе прямиком на выскобленный до блеска дощатый пол и пёстрые деревенские половички, но… Сильные руки, уверенно подхватили разбуянившуюся девицу. Торой (видать ещё оставались в нём последние капли порядочности) не дал колдунье упасть – удержал за талию и позволил сохранить не только королевское достоинство, но также и непререкаемый авторитет в глазах Илана. Однако паренёк, сидевший на сундуке, всё-таки зашёлся радостным хохотом, видя, как нянька закручивается в лихую спираль. Ведьма отчаянно забарахталась в руках мага, силясь снова обрести равновесие и независимость. Волшебник отпустил её и опять сложился пополам от очередного неудержимого приступа заливистого смеха. Кое-как справившись с одышкой, он выпрямился и сказал:
– О, Сила Всемогущая… Люция, до знакомства с тобой я и подумать не мог, что есть на свете такие неуклюжие во всех смыслах особы. Ты хоть что-нибудь можешь сделать, не попадая впросак?
Колдунья зашипела, резко развернулась и влепила-таки расслабившемуся магу звонкий подзатыльник, даже подпрыгнула, чтобы не промахнуться. Торой хмыкнул, потёр ушибленное место и пригрозил:
– Превращу в жабу.
Илан соскочил с сундука и – тут, как тут – прижался к Люции, с опаской заглядывая Торою в глаза:
– А ты взаправду можешь? – Осторожно спросил он, хлопая длинными ресницами. Видать, хотел заранее выяснить, чтобы в будущем не зарваться.
Но волшебник лишь улыбнулся в ответ, потрепал мальчишку по льняной макушке и ничего не ответил.
Успокоившись и отсмеявшись, Торой и Люция наконец-то условились о последующих действиях – единодушно решили переночевать в гостеприимном доме старой Ульны, а в Гелинвир отправиться назавтра утром. Путь в магическую столицу был неблизкий, так что выезжать следовало засветло. Ведьма даже важно заметила, дескать, в дорогу и впрямь лучше отправляться на рассвете, поскольку на рассвете все злые духи спят, и не станут чинить препятствий в пути. Маг в свойственной ему едкой манере посмеялся над деревенскими суевериями, но спорить не стал – спят, так спят.
* * *
Нежданная угроза нагрянула аккурат после обеда.
Ульна, у которой невмочь разболелись ноги, сидела на старом шатком табурете в дальней комнате и прикладывала к опухшим коленям тряпочки, смоченные овсяными припарками.
Бабка знала, что нет ничего лучше доброго отвара овса супротив костной немочи. И теперь она терпеливо ждала, когда подействует проверенное временем лекарство. Ждала и вдыхала горький запах, доносящийся с кухни. Нескладная зеленоглазая девчонка-то оказалась знахаркой и вот теперь готовит Ланне какой-то диковинный отвар, который поможет снохе избавиться от веснушек. Ульна улыбнулась, обнажив давно уже обеззубевшие дёсны, как ни была она стара, а ещё помнила ту острую женскую тягу, во что бы то ни стало оставаться красивой. Это ведь только к старости понимаешь – главное, чтобы не болело нигде – а в молодости чаще о красоте заботишься, нежели о здоровье. Впрочем, надо будет спросить зеленоглазую девушку, вдруг, присоветует чего от боли в ногах?
Тихонько охнув, Ульна аккуратно сняла с опухших колен остывшие припарки, опустила их в миску с тёплым отваром, осторожно отжала и снова приладила на болящие места. Соскучившись сидеть без дела, старуха выглянула в окно.
– Ой ты батюшки! – Охнула она.
Припарки с чмоканьем упали с коленей на пол, но бабка этого не заметила – больные ноги уже торопливо несли её на кухню.
Как и ожидала Ульна, непутёвая молодёжь занималась всякими глупостями – догляд за ними, да догляд! Чуть что упустишь – пропадут бестолковые, как есть пропадут!
Чернявый парень, назвавшийся Тороем, сидел у окна и, облокотившись о подоконник, вдумчиво листал какую-то книжицу. Вид при этом имел задумчивый и отрешённый, словно пытался постигнуть мудреную загадку – то и дело вертел в руках небольшой, мелко исписанный лист пергамента, да заглядывал в него, будто с чем сверялся. И, надо же, так увлёкся, что ничего вокруг не видел и не слышал, ни кухонной возни, ни перемен за окном!
Рыжие близняшки и Ланна, устроившись на лавке, прилежно перебирали собранный на пироги ревень, с любопытством поглядывая на Люцию.
Ну, а юная знахарка колдовала у печи. И невдомёк было старой Ульне, что колдовала Люция в прямом смысле этого слова. На кухне творилось самое, что ни на есть запретное чародейство, с беззвучным бормотанием старинных ведьмачьих заклинаний! Девушка, склонясь над глиняным горшочком, который весело булькал на печи, помешивала пахучее зелье плоской деревянной ложкой, да время от времени добавляла в кипящую жидкость щепотку-другую неведомых снадобий. Каждый раз, когда новая травка падала в горшок, варево отчаянно вскипало, пузырясь жёлто-коричневой пеной.
Люция готовила целительный отвар на свой страх и риск. Ну и что, пускай она – ведьма, пускай её чары и запрещены Великим Магическим Советом, только чего дурного в том, что рыжая Ланна и её симпатичные дочери-близняшки перестанут быть рябыми? Разве это плохо? Колдунка раздражённо дёрнула плечами и потянула носом ароматный пар – то, что надо. Хорошее зелье получилось – от веснушек в самый раз.
Терпкий запах плыл по дому и заставлял девушку насмешливо улыбаться – подумать только, в самом сердце Магического королевства Фариджо, на кухне добропорядочной деревенской жительницы беззастенчиво колдовала ведьма! Возмутительно! От этих мыслей у Люции даже потеплело на душе, как-никак, а приятное чувство нарушения запрета ласкало сердце. И пускай эти треклятые маги из Совета съедят собственные бороды от злости! «Не приведи Сила, узнают!… – Тут же ужаснулась Люция собственной отчаянной удали. – Тьфу, тьфу, тьфу, на них, проклятых!»
Девушка как раз снимала с печи яростно бурлящий взвар, когда Ульна, отдышавшись, прошамкала с порога:
– Ну, чего расселись-то? Сено, сено тащите под навес, вон уж полнеба почернело!
Старческая морщинистая рука с вывернутыми суставами, дрожа, указывала в окно. Ланна поспешно бросила в корзину последний сочный стебель ревеня и приподняла уголок вышитой шторки. Да так и ахнула – от кромки леса на деревню надвигалась даже не туча, а бескрайняя, взрытая зарницами, стихия черносливового цвета. Экая страсть!
«И ведь точнёхонько со стороны Мирара туча-то идёт!» – с ужасом подумала Люция, продолжая лихорадочно мешать уже снятый с печи отвар.
– Ой! – Заполошно всплеснула руками молодуха и зычно крикнула играющим во дворе пострелятам, – Отца, отца зовите!
Торой, над ухом которого, собственно, и разразилась воплем Ланна, испуганно подскочил, чуть не выронил Книгу и тоже высунулся в окно. На улице уже раздавался топот множества ног – это засуетились, приметившие, наконец, у кромки леса грозу деревенские. Старая Ульна тяжко опустилась на скамью рядом с Тороем и горестно запричитала:
– Ой, не успеют, ой пропадёт сено!.. Да что ж за напасть-то такая нынешним летом!
Маг посмотрел на небо – низкие тучи неслись с такой стремительностью, что становилось ясно – ещё несколько мгновений и небо затянет до края, вот тогда-то на деревню прольётся даже не ливень, а настоящий водопад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Маг ещё несколько мгновений помолчал, выдерживая паузу и борясь со странным смятением. За его спиной худенькая насупленная девушка в зелёном платье тонула в призрачных глубинах мутного зеркала. Это было очень красиво. Особенно волшебнику нравились яростно высверкивающие на бледном лице глаза. Точь-в-точь того же цвета, что и заклятье над его головой. С удивлением Торой понял, что совершенно не может – да что там! – просто не в силах злиться. И это его смущало. Смущало главным образом потому, что любую другую прохвостку за подобную выходку с приворотом он бы просто изничтожил.
Между тем, стоящая за спиной насупленная девушка определённо не вызывала желания буйствовать и злиться. Напротив, трогательные острые плечи, руки, покладисто сложенные на складках юбки, и по-детски надутые губы будили прямо-таки непростительное умиление. Даже нежность. А уж чего-чего, так именно нежности Люция за свою выходку совершенно не заслуживала. Однако вести борьбу с самим собой у Тороя не получалось. Решительную битву с внутренним себялюбием он бесславно проигрывал в пользу… В пользу вполне определённого сердечного влечения к одной вздорной и совершенно непредсказуемой особе. В последней попытке удержаться на плаву, чародей попытался было вспомнить, как Люция едва не убила его своим Грибом. Но вместо этого в памяти услужливо всплыло утомлённое, осунувшееся лицо и изуродованные маленькие руки, которые упрямо тащили его бесчувственное тело по зимнему лесу.
Но всё-таки даже эти воспоминания не удержали Тороя от маленькой (и, скажем честно, довольно мальчишеской) мести – он равнодушно молчал. Мало того, некоторым усилием воли даже подбавил во взгляд благородной скуки. Девчонку, что за спиной волшебника нетерпеливо ожидала эффекта от своего появления, подобное безразличие совершенно неподдельно расстроило. Бледное лицо огорчённо вытянулось, надутые губы дрогнули, а правая бровь, напротив, упрямо и вздорно приподнялась.
Лишь налюбовавшись раздосадованной ведьмочкой вдосталь и посчитав паузу (а точнее маленькую месть) достаточной, волшебник, по-прежнему не поворачиваясь, наконец, сказал отражению колдунки:
– Очень милый наряд. И причёска эта тебе идёт.
Люция незамедлительно порозовела от удовольствия, мигом оттаяла и сказала «спасибо», а Илан, что как верный паж топтался за её спиной, снова занял облюбованное место на покрытом половичком сундуке. Колдунья подошла к Торою и стала позади, любуясь на себя-красивую из-за плеча волшебника – разгладила неровно лежащую складочку на платье, поправила у виска непокорную каштановую прядь и кокетливо повела плечами.
– Скажи-ка, разумница, – вкрадчиво спросил маг, дождавшись, когда она закончит прихорашиваться, – что это у меня над головой такое… затейливое?
Прохвостка, конечно, сделала вид, будто не сразу поняла суть вопроса, но всё-таки вспыхнула от досады – вот ведь стыдище-то – уличил! Захлопала ресницами и виновато посмотрела на мага. В мутном зеркале их взгляды встретились. От Тороя не утаилось то секундное усилие, с которым колдунья взяла себя в руки.
– Над голово-о-ой… – Недоумённо протянула она и сразу же предположила с деланным ужасом, – Неужели рога? Так это не ко мне… Это к той косоглазой, которая в лесу осталась. У неё и спрашивай. Я-то почём знаю.
Торой укусил себя за щёку, чтобы не расхохотаться. Вот ведь языкастая! Не забыла, как он её в таверне про рога спрашивал.
– А хочешь, скажу, почему не подействовало? – Скучным голосом поинтересовался он.
Девушка за его спиной равнодушно пожала плечами и, продолжая неотрывно смотреть отражению волшебника в глаза, огрызнулась:
– Больно надо… А почему?
Маг уже едва сдерживался от смеха:
– Ты какую-то траву забыла добавить, но главная причина, конечно, не в этом.
Люция заносчиво хмыкнула, но всё-таки снова не удержалась, спросила:
– И в чём же?
Он опять выдержал паузу и закончил:
– А в том, что ты бестолковая и гадкая. Гадким и бестолковым всегда не везёт.
Илан на своём сундуке навострил уши.
Колдунка обиженно засопела и пробубнила:
– Чего язвишь? Всё равно ж не получилось у меня…
Торой, уже не таясь, рассмеялся и, наконец, повернулся к своей собеседнице.
– Не получилось… Точнее, не совсем получилось. Зелье твоё действовало. Но недолго. Сутки, должно быть. А потом развеялось, только след и остался. И всё же неплохая была идея, нестандартная. Ведь не каждый день волшебник на себя в зеркало внутренним взором смотрит, а суток через трое от заклятия бы и вовсе видимого следа не осталось.
Колдунка наморщила лоб, ну да, точно! Точно зелье действовало! Было ведь что-то такое. Она припомнила, как едва живой Торой жалел её в «Сытой кошке», как предусмотрительно избавил её от известных неудобств, набросив на холодное седло шерстяную тунику. Эх… Ведьме стало искренне жаль, что колдовство действовало так недолго, всё-таки из мага мог бы получиться неплохой воздыхатель – заботливый и внимательный. Н-да, неудачно вышло, неудачно…
При виде того, какая гамма чувств отразилась на невзрачном лице насупившейся прохвостки, Торой рассмеялся пуще прежнего, окончательно и бесповоротно теряя остатки былой злости. Люция попыталась было просверлить мага глазами, но, как и следовало ожидать, ничего путного из этого не получилось, волшебник только ещё громче заржал. Быть осмеянной ведьме совершенно не нравилось, а потому, она замахнулась, чтобы отвесить своему излишне смешливому спутнику хорошую оплеуху. Но тот ловко пригнулся (видать не впервые случалось увёртываться) и ушёл из-под удара. Незадачливая же девчонка, взяв отличнейший замах, продолжила движение в заданном направлении – вокруг собственной оси.
И лететь бы разъярённой особе прямиком на выскобленный до блеска дощатый пол и пёстрые деревенские половички, но… Сильные руки, уверенно подхватили разбуянившуюся девицу. Торой (видать ещё оставались в нём последние капли порядочности) не дал колдунье упасть – удержал за талию и позволил сохранить не только королевское достоинство, но также и непререкаемый авторитет в глазах Илана. Однако паренёк, сидевший на сундуке, всё-таки зашёлся радостным хохотом, видя, как нянька закручивается в лихую спираль. Ведьма отчаянно забарахталась в руках мага, силясь снова обрести равновесие и независимость. Волшебник отпустил её и опять сложился пополам от очередного неудержимого приступа заливистого смеха. Кое-как справившись с одышкой, он выпрямился и сказал:
– О, Сила Всемогущая… Люция, до знакомства с тобой я и подумать не мог, что есть на свете такие неуклюжие во всех смыслах особы. Ты хоть что-нибудь можешь сделать, не попадая впросак?
Колдунья зашипела, резко развернулась и влепила-таки расслабившемуся магу звонкий подзатыльник, даже подпрыгнула, чтобы не промахнуться. Торой хмыкнул, потёр ушибленное место и пригрозил:
– Превращу в жабу.
Илан соскочил с сундука и – тут, как тут – прижался к Люции, с опаской заглядывая Торою в глаза:
– А ты взаправду можешь? – Осторожно спросил он, хлопая длинными ресницами. Видать, хотел заранее выяснить, чтобы в будущем не зарваться.
Но волшебник лишь улыбнулся в ответ, потрепал мальчишку по льняной макушке и ничего не ответил.
Успокоившись и отсмеявшись, Торой и Люция наконец-то условились о последующих действиях – единодушно решили переночевать в гостеприимном доме старой Ульны, а в Гелинвир отправиться назавтра утром. Путь в магическую столицу был неблизкий, так что выезжать следовало засветло. Ведьма даже важно заметила, дескать, в дорогу и впрямь лучше отправляться на рассвете, поскольку на рассвете все злые духи спят, и не станут чинить препятствий в пути. Маг в свойственной ему едкой манере посмеялся над деревенскими суевериями, но спорить не стал – спят, так спят.
* * *
Нежданная угроза нагрянула аккурат после обеда.
Ульна, у которой невмочь разболелись ноги, сидела на старом шатком табурете в дальней комнате и прикладывала к опухшим коленям тряпочки, смоченные овсяными припарками.
Бабка знала, что нет ничего лучше доброго отвара овса супротив костной немочи. И теперь она терпеливо ждала, когда подействует проверенное временем лекарство. Ждала и вдыхала горький запах, доносящийся с кухни. Нескладная зеленоглазая девчонка-то оказалась знахаркой и вот теперь готовит Ланне какой-то диковинный отвар, который поможет снохе избавиться от веснушек. Ульна улыбнулась, обнажив давно уже обеззубевшие дёсны, как ни была она стара, а ещё помнила ту острую женскую тягу, во что бы то ни стало оставаться красивой. Это ведь только к старости понимаешь – главное, чтобы не болело нигде – а в молодости чаще о красоте заботишься, нежели о здоровье. Впрочем, надо будет спросить зеленоглазую девушку, вдруг, присоветует чего от боли в ногах?
Тихонько охнув, Ульна аккуратно сняла с опухших колен остывшие припарки, опустила их в миску с тёплым отваром, осторожно отжала и снова приладила на болящие места. Соскучившись сидеть без дела, старуха выглянула в окно.
– Ой ты батюшки! – Охнула она.
Припарки с чмоканьем упали с коленей на пол, но бабка этого не заметила – больные ноги уже торопливо несли её на кухню.
Как и ожидала Ульна, непутёвая молодёжь занималась всякими глупостями – догляд за ними, да догляд! Чуть что упустишь – пропадут бестолковые, как есть пропадут!
Чернявый парень, назвавшийся Тороем, сидел у окна и, облокотившись о подоконник, вдумчиво листал какую-то книжицу. Вид при этом имел задумчивый и отрешённый, словно пытался постигнуть мудреную загадку – то и дело вертел в руках небольшой, мелко исписанный лист пергамента, да заглядывал в него, будто с чем сверялся. И, надо же, так увлёкся, что ничего вокруг не видел и не слышал, ни кухонной возни, ни перемен за окном!
Рыжие близняшки и Ланна, устроившись на лавке, прилежно перебирали собранный на пироги ревень, с любопытством поглядывая на Люцию.
Ну, а юная знахарка колдовала у печи. И невдомёк было старой Ульне, что колдовала Люция в прямом смысле этого слова. На кухне творилось самое, что ни на есть запретное чародейство, с беззвучным бормотанием старинных ведьмачьих заклинаний! Девушка, склонясь над глиняным горшочком, который весело булькал на печи, помешивала пахучее зелье плоской деревянной ложкой, да время от времени добавляла в кипящую жидкость щепотку-другую неведомых снадобий. Каждый раз, когда новая травка падала в горшок, варево отчаянно вскипало, пузырясь жёлто-коричневой пеной.
Люция готовила целительный отвар на свой страх и риск. Ну и что, пускай она – ведьма, пускай её чары и запрещены Великим Магическим Советом, только чего дурного в том, что рыжая Ланна и её симпатичные дочери-близняшки перестанут быть рябыми? Разве это плохо? Колдунка раздражённо дёрнула плечами и потянула носом ароматный пар – то, что надо. Хорошее зелье получилось – от веснушек в самый раз.
Терпкий запах плыл по дому и заставлял девушку насмешливо улыбаться – подумать только, в самом сердце Магического королевства Фариджо, на кухне добропорядочной деревенской жительницы беззастенчиво колдовала ведьма! Возмутительно! От этих мыслей у Люции даже потеплело на душе, как-никак, а приятное чувство нарушения запрета ласкало сердце. И пускай эти треклятые маги из Совета съедят собственные бороды от злости! «Не приведи Сила, узнают!… – Тут же ужаснулась Люция собственной отчаянной удали. – Тьфу, тьфу, тьфу, на них, проклятых!»
Девушка как раз снимала с печи яростно бурлящий взвар, когда Ульна, отдышавшись, прошамкала с порога:
– Ну, чего расселись-то? Сено, сено тащите под навес, вон уж полнеба почернело!
Старческая морщинистая рука с вывернутыми суставами, дрожа, указывала в окно. Ланна поспешно бросила в корзину последний сочный стебель ревеня и приподняла уголок вышитой шторки. Да так и ахнула – от кромки леса на деревню надвигалась даже не туча, а бескрайняя, взрытая зарницами, стихия черносливового цвета. Экая страсть!
«И ведь точнёхонько со стороны Мирара туча-то идёт!» – с ужасом подумала Люция, продолжая лихорадочно мешать уже снятый с печи отвар.
– Ой! – Заполошно всплеснула руками молодуха и зычно крикнула играющим во дворе пострелятам, – Отца, отца зовите!
Торой, над ухом которого, собственно, и разразилась воплем Ланна, испуганно подскочил, чуть не выронил Книгу и тоже высунулся в окно. На улице уже раздавался топот множества ног – это засуетились, приметившие, наконец, у кромки леса грозу деревенские. Старая Ульна тяжко опустилась на скамью рядом с Тороем и горестно запричитала:
– Ой, не успеют, ой пропадёт сено!.. Да что ж за напасть-то такая нынешним летом!
Маг посмотрел на небо – низкие тучи неслись с такой стремительностью, что становилось ясно – ещё несколько мгновений и небо затянет до края, вот тогда-то на деревню прольётся даже не ливень, а настоящий водопад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79