Это уже потом, позже, она узнала, что Аранхольд и Эйлик приезжали вовсе не затем, чтобы навестить впавшего в немилость друга и даже не затем, чтобы предложить ему помощь, и даже не затем, чтобы предложить ему какой-то новый план действий. О, если бы Итель могла знать это раньше, то своими руками выцарапала бы глаза обоим!
* * *
Аранхольд и Эйлик вышли из непролазной чащи к скромному домику спустя три дня после памятной ссоры у ручья. Молния-попутчица (видать, дело рук Алеха, вон как искрится всеми оттенками синего) радостно рассеялась сапфировыми искрами у самого порога скромного домика.
Эйлик не смог скрыть удивления при виде того, как живёт Рогон, равно как и восторга при виде Ители. Прежде-то смазливую мордочку избранницы опального мага этим двоим лицезреть не доводилось. Надменный Аранхольд и тот с интересом обшарил колдунью глазами, попутно выговаривая слова цветистого приветствия. И всё же, наравне с восхищением, во взглядах обоих магов плескалась и привычная брезгливость – ну как же, такой красивый, аппетитный кусок мяса и, вот ведь досада, подпорченный! Чем подпорченный? Ну, как же – причастностью к низшему чародейству, не-магии.
Ей стало смешно. Вот так идейные бойцы за равенство в волшебстве! Вот так сторонники изучения низшей магии! А сами на ведьму не могут посмотреть, чтобы всем лицом не перекоситься!
Фиалка скользнула по прибывшим равнодушным взглядом и пошла к ручью. По пути она жалела, что вода в нём слишком холодная – очень уж после липких взоров волшебников хотелось помыться. Неудивительно, что она и слушать не собиралась того, о чём будут разговаривать мужчины, ну их – эти чародейские дрязги да интриги. Итель лишь удивилась вскользь – отчего это Эйлик с таким любопытством смотрит ей вслед? И почему, собственно, молодые волшебники приехали раньше назначенного срока – не к обеду, а едва-едва после завтрака? Даже Алех с Зэн-Зином ещё не прибыли, а эти уж тут, как тут.
Ведьма ушла, не оглядываясь. Ушла она, если уж быть до конца честной, на самом деле потому, что просто боялась – в её присутствии гости не смогут скрыть своей гадливости, и тогда Рогон вспылит. А зачем ему лишний раз сталкиваться с грубыми реалиями этого низкого мира, за который он так радел? Пусть себе разговаривают. Без Ители. А она что? Поди, не цветок – от дурного взгляда не завянет, зато хоть любимого мужчину оградит от ненужного гнева.
Она собирала ягоды белени, когда (нет, не услышала) буквально кожей почувствовала приближающуюся опасность. У неё было поистине ведьминское чутьё – острое, как нюх у голодной волчицы.
Берестяной туесок, до половины полный прозрачными белесыми и такими сладкими ягодами упал в траву, но Фиалка этого не заметила. Подобрав подол, она ринулась к затерянному в чаще домику. Бежала так, что все ноги изрезала об остролистые травинки. Изрезала и не почувствовала.
Быстрее, ещё быстрее, туда, к нему! А сердце, сжимаясь в комок, жестоко подсказывало – опоздала, опоздала…
– Милый!
Она выскочила на полянку перед избушкой и тут же увидела обоих – и Аранхольда и Эйлика. Второй, поставив ногу на ступеньку крыльца, как раз оттирал пучком травы мысок щёгольского сапога. Заприметив выбежавшую из чащи ведьму, он улыбнулся – мягкой обезоруживающей улыбкой, робкой и восхищённой. Разве может человек с такой улыбкой причинить зло? И Фиалка, подкупленная этой застенчивостью, сделала несколько осторожных шажков вперёд.
Аранхольд стоял рядом с другом и пристально смотрел на Итель. Руки он скрестил на груди – ни дать, ни взять расслабленный горожанин дышит свежим лесным воздухом – лицо безмятежное и спокойное, даже умиротворённое. Да только разве проведешь ведьму, которая, как никто другой, знает толк в лукавстве? И разве обманешь её наблюдательность? Как не переплетай руки, как не прикрывай рукав щёгольской сорочки, а всё же видно – белоснежный манжет в чём-то испачкан… В чём-то буром. И запах такой пряный… А чутьё, оно, колдунью тоже никогда не подведёт. Это только по виду Аранхольд такой спокойный, равнодушный даже, но на самом-то деле напряжён и насторожен, словно хищник, готовый к прыжку. Одно неосмотрительное движение, неверный жест и всё – не спасёшься.
Колдунья оскалилась, сверкнув белоснежными зубами. Маг вопросительно поднял бровь (а лицо такое невозмутимое, такое холёное, кожа, как персик), только губы его выдали: слишком бледные и плотно сжатые, да в прозрачных глазах неприятный плотоядный отблеск, ну не маг, а прямо таки некромант прожжённый!
Но Фиалке и вовсе не было нужды ни до него, ни до коренастого, брезгливо оттирающего сапог Эйлика – туда, в дом!.. Только разве попадёшь в дом, когда поперёк пути два мужика, раззадоренных запахом крови? Сначала Итель подумала, что, раз уж у неё отныне нет мужа, то стоит ли вообще бояться схватки с двумя магами? А потом эту бабскую ноющую мысль сменила другая – ведьмачья, совсем отличная от плаксивой женской сущности.
И снова зубы оскалились в хищной ухмылке – Фиалка знала, эти двое не станут пленять её волшебством. Зачем? Что может противопоставить ведьма двум волшебникам? Ясное дело – ничего. А загонять трясущуюся от ужаса дичь, забавляться её страхом – это стократ приятнее, чем брать то же самое без боя. И потом, дичь-то непростая, дичь-то колдовская… А значит травля будет вдвойне интереснее.
Аранхольд склонил голову к плечу. Нет, этот вовсе не намеревался охотиться. Собрался, видимо, без затей умертвить колдунью одним неуловимым броском Силы. А вот Эйлик…
– Не тронь… – Хрипло выдавил он, столь обманчиво миролюбивый и безобидный.
Аранхольд равнодушно пожал плечами и расслабился. Сказал только, не отводя взгляда от трясущейся (нет, не в страхе, в гневе) «дичи»:
– Натешишься, догоняй.
И не добавив больше не слова, одним неуловимым движением забросил себя в седло. Вороной конь нетерпеливо ударил копытом, а потом неспешной рысью исчез в чащобе. Ах, как жаль… И вправду жаль – теперь придётся его догонять… Но сначала – коренастый и добродушный Эйлик – он ведь тоже убийца.
Итель круто развернулась и рванула обратно в чащу. Приземистый и не такой гибкий преследователь должен был, по прикидкам ведьмы, отстать сразу же. Но Эйлик оказался на зависть шустёр.
Фиалка неслась, продираясь через кусты белени, к ручью. «Охотник», более осмотрительный, напролом через буераки да бурелом не спешил – берёг одежду и собственную шкуру. И всё-таки в какой-то момент даже приблизился к своей вожделенной цели едва не на три шага, Итель припустила ещё резвее, уж не ей ли известны на десять вёрст вокруг все овражки и кочки?
Отчаяние и жажда мести вскипали в крови. Нет, она не станет творить колдовство, иначе эта гонка закончится, не успев начаться – волшебник в любом случае сильнее ведьмы. А лишь только колдунья попытается достать мага при помощи своих сомнительных чар он, пожалуй, легко забудет про азарт охоты и употребит своё Могущество безо всяких сомнений.
«За мной, за мной…» – шептала про себя Фиалка, путаясь ногами в высокой траве.
И охотник шёл по следу. Пару раз он весело предложил ведьме остановиться, пообещав не причинять вреда, на это Итель зло расхохоталась и припустила ещё ходче. Выругавшись, преследователь с азартом продолжил гонку – он откровенно забавлялся, выслеживая «дичь» и будучи полностью уверен в собственной силе.
Итель же мчалась к Топи. Она с детства любила болота – коварные и предательские, они могли быть едва ли не безобидными для знающего человека и смертельно опасными для всякого случайно забредшего. И здесь главное не сворачивать со знакомой тропки даже на полшага. Итель это знала. А её преследователь, ослеплённый сверкающими в подоле платья голыми ногами?
Но Топь находилась далеко от дома, а бежать с каждым шагом становилось всё тяжелее. Фиалка старалась не думать о том, что ждёт её в приземистой лесной избушке, однако мысли сами собой возвращались туда, где остался лежать бездыханным единственный дорогой человек.
«Убью, скотов!» Подумала ведьма, и эта ярость неожиданно придала ей сил. Через глубокий овраг беглянка перемахнула одним отчаянным прыжком. Зато по другую сторону едва не споткнулась о коварно изогнувшийся в высокой траве корень огромного дерева. Фиалка нелепо взмахнула руками, но всё-таки смогла сохранить равновесие и даже не подвернула ногу. Быстрее! Ещё быстрее! А дыхание хищника за спиной всё ближе и злости в нём всё больше – занимательная гонка перестала быть увеселением и превратилась в настоящую травлю. Но всё-таки надежда на спасение, пускай и призрачная, оставалась. А через пару мгновений чуткое обоняние ведьмы уловило сладковато-затхлый аромат сырой земли и загнивающей тины.
Несколько раз потерявший терпение и начавший уставать Эйлик пытался заарканить беглянку броском Силы. Но Рогон в своё время научил Итель отбивать подобные удары способом простым до идиотизма. «Просто представь, будто ты окружена зеркалами, которые блестящей стороной смотрят на нападающего, таким нехитрым способом его Сила отразит сама себя…»
С воображением, как известно, у любой ведьмы полный порядок. А для подкрепления результата Фиалка щедро потянула Могущество из мокрой болотной земли. Получилось! Эйлик даже вскрикнул от удивления – бросок его Силы хлестнул пространство, но арканная петля, вместо того, чтобы обхватить беглянку за плечи, соскользнула и ни на миг не задержала колдунью. Это позволило Ители выиграть несколько драгоценных мгновений.
Ну же! Ещё чуть-чуть… Ещё несколько шагов!
А ноги уже подгибаются от усталости.
Вот, вот она Топь! Сердце Ители возликовало от счастья. Получилось!
И в этот самый момент жёсткая мужская рука яростно рванула беглянку за пепельную косу. Ведьму потянуло назад. Она бессильно взмахнула руками и опрокинулась на своего преследователя. Из глаз пойманной жертвы брызнули слёзы невыносимой боли. Совершенно отстранённо колдунье подумалось: «Интересно, почему мужчины, вроде Эйлика, всегда стараются ухватить именно за волосы? И не только ухватить, но ещё и дёрнуть со всей дури?»
По затылку медленно поползла тяжёлая струйка крови. Всё-таки вырвал клок волос, погань болотная!
Сильный рывок развернул колдунью лицом к преследователю. Волшебник больно заломил руку своей жертве и теперь вплотную прижимался к Фиалке.
– Добегалась? – Жарко, торжествующе выдохнул он ей на ухо, скользнув губами по раскрасневшейся щеке. – Не следовало удирать. Тогда бы и больно не было.
Итель жадно хватал ртом воздух, чувствуя, что сердце, встревоженное дикой гонкой, вот-вот выскочит из груди. До Топи осталось всего несколько шагов…
– Ну, что молчишь? – Волшебник встряхнул свою добычу, отчего заломленная рука пленницы буквально вспыхнула страданием.
На лице Эйлика меж тем не осталось и следа прежней мягкости и застенчивости. Фиалка попыталась вырваться, но маг только надёжнее перехватил её вывернутое под немыслимым углом запястье, так что девушка снова взвыла от нестерпимой боли. И снова не к месту подумала полную ересь: «Странно, обычно считается, будто злодеи, все как один – омерзительные типы с гнилыми зубами и грязными лапами, а мне вот попался вполне благопристойный». Да уж, глупее не придумаешь – благопристойный злодей. Она едва не захихикала – глупо, истерично – но вовремя сдержалась, а потом попыталась вывернуться и даже изо всей силы лягнула недруга под колено.
Заорав от неожиданности, Эйлик резко вывернул её руку. В кисти что-то хрустнуло, да так противно, что у ведьмы перед глазами весь белый свет померк. А потом пришла Боль. Ослепительная, невыносимая. Такая сильная, что у Ители даже не получилось закричать – вопль застрял где-то глубоко в груди и истерично забился в такт биению затравленного сердца. От невыносимой муки затошнило, разом пересохло во рту, а по всему телу выступил противный ледяной пот.
Отомстил.
– Что же ты так на нас посмотрела, хозяюшка? – Тяжко дыша, вновь прохрипел Эйлик сиплым, дрожащим от похоти голосом, – Прямо с порога-то? Будто помоями обила? А? Или ты магов за мусор держишь, после своего благоверного? Ну?
И снова эта дикая боль в руке, перед которой навсегда меркла, как несущественная, боль от выдранных волос и усталость в одеревенелых от ужаса ногах. Наконец-то, Итель взвыла от нестерпимой муки во весь голос:
– Пусти, свинья корытная!
Эх, а видать Эйлик прав. Она и впрямь отдарила магов ответным презрением, то-то Аранхольд таращился так недобро. Ну да ничего, Эйлик, вон, тоже в долгу не остался – руку ей сломал.
Болотистая земля мягкая, а потому, Итель, упав, не ушиблась. Только затылок на месте вырванных волос защипало от гнилой жижи. А Эйлик навалился сверху, вминая обессилившую от боли жертву во влажный мох, и принялся жадно рвать на ней платье – только ткань затрещала.
– Пусти! Пусти! – Рыдала ведьма, тщетно пытаясь вывернуться из грубых рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79