Маг, пошатываясь, поднялся со стула – отчего-то слабость становилась с каждой минутой сильнее – всё тело ломило, ноги предательски подгибались, каждую мышцу выкручивала ноющая боль. То ли, настойка Золдана имела лишь временный эффект, то ли магический сон, окутывающий город начинал действовать…
Повиснув друг на друге, вконец измученные, путники двинулись назад в таверну. Обратная дорога далась ещё тяжелее. Усталость была почти невыносимой, словно руки и ноги медленно наливались свинцом. Склянки в кармашках передника становились тяжелее с каждым сделанным шагом и уже казались Люции не пузырьками с настойкой, а горстью камней. Торою в свою очередь казалось, что его спутница с каждым шагом прибавляет в весе – девушка всё сильнее висла на маге.
Да и вообще, прогулка выдалась малоприятной – высокие узкие улочки давили своей тяжестью, а предрассветный туман, вытеснивший из города жару, пробирал путников до костей. С каждой минутой становилось всё холоднее. Ведьма с удивлением увидела, что туман рассеивается прямо на глазах, и сейчас, при каждом выдохе, изо рта у неё вырываются клубы пара.
Собственно говоря, холод был обоим путникам только на руку – он подстёгивал и заставлял поторапливаться – виси над гордом привычная жара, и маг, и ведьма, наверное, давно бы упали без сознания. Рассвет нерешительно пробивался сквозь висящие над Мираром низкие тучи, резкие порывы ветра то и дело с воем проносились по переулкам, срывая листву с деревьев и растущего здесь в изобилии жасмина. Как и следовало ожидать первые солнечные лучи, робко просачивающиеся сквозь зазоры в облаках, не принесли с собой тепла. Наоборот, воздух стал ещё холоднее.
Проходя мимо огромных кустов акации, растущих возле аккуратного приземистого домика, Торой с удивлением увидел, что листья кустарника почернели и безжизненно повисли на ветках, издавая под порывами ветра не шелест, а сухой, царапающий слух, шорох. Маг покачал головой, выдохнул очередную порцию сизого пара и побрёл вместе с повисшей на нём спутницей дальше.
То и дело спотыкаясь, пошатываясь из стороны в сторону, дрожа от холодного ветра, парочка доковыляла до угла улицы. Через дорогу возвышалась таверна Клотильды. Только сейчас Торой увидел, что над входом в «Перевёрнутую подкову» гордо красуется аляповатая вывеска. На огромном, сколоченном из досок овальном щите неизвестный (и весьма посредственный) художник изобразил счастливую лошадь, держащую в передних копытах подкову. Вид у лошади при этом был такой, словно её целую неделю вместо воды поили эльфийским ромом – глаза смотрели в разные стороны, а на морде блуждала глупая ухмылка. Странно, Торой раньше не замечал эту безвкусную, плохо нарисованную вывеску… Волшебник тупо смотрел на творение неумелого художника, забыв обо всём на свете. Не то, чтобы Торою было интересно подобное «творчество», скорее он просто достиг той степени усталости, когда всякий неосторожный взгляд застывает на самом неожиданном предмете, не вызывая ни мыслей, ни чувств, одну лишь необъяснимую прострацию, выключающую на какой-то миг сознание.
Тем временем, Люция перестала висеть на плече чародея, и обессилено рухнула на красивую деревянную скамью, стоящую между двумя уличными фонарями. Идти оставалось всего несколько дюжин шагов, но ноги уже подгибались. Чародей опустился рядом со своей спутницей. Несколько минут оба переводили дух – ведьма, глубоко вдыхая морозный воздух, старалась отогнать тошноту и не свалиться в обморок, Торой – собирался с силами для последней части пути.
Внезапно взгляд низложенного волшебника упал на деревянные подлокотники скамьи. Приглядевшись внимательней, чародей с удивлением увидел, что морёная древесина покрылась мерцающим белым налётом. Опешив от внезапной догадки, маг провёл пальцем по гладкой, отполированной множеством прикосновений доске. Иней мгновенно растаял, а на мерцающем серебряном налёте появилась тёмная полоса, впрочем, через несколько мгновений, эта полоса стала почти незаметна.
Изумлённый чародей поднял голову и посмотрел на небо, его внезапная догадка оправдалась – на спящий волшебным сном город медленно падали крупные хлопья снега.
– Ч-ч-то эт-то? – Выбивая зубами дробь, спросила ведьма.
– Как я и предсказывал, – ответил, поднимаясь со скамьи, маг, – погода изменилась. Но, скажу откровенно, я и предположить не мог, что захолодает до такой степени. – Чародей посмотрел, как огромные снежинки опускаются на почерневшие листья жасмина, и покачал головой, – Если в течение нескольких часов погода не изменится, то к обеду весь город будет в сугробах.
– Я ни разу не видела снега… – с ужасом и одновременно восхищением проговорила Люция, необычное зрелище даже отвлекло девушку от боли. – Очень красиво…
– Пойдём-ка в таверну, – предложил её спутник, – там, по крайней мере, тепло…
Юная колдунья поднялась на ноги и последовала за волшебником.
Собрав последние силы, низложенный маг и ведьма добрели-таки до таверны. У входа на постоялый двор чародей оглянулся, окинув взглядом открывшийся вид – пустые узкие улочки, погружённые в звенящую тишину (ветер успокоился, но температура продолжала стремительно падать), низкое серое небо и плавно парящие к земле огромные хлопья снега. Камни мостовой покрылись инеем, лишь там, где недавно прошли путники, виднелась тёмная цепочка следов.
Люция, которая уже совершенно отупела от боли, не была склонна к созерцанию, поэтому она подтолкнула волшебника в спину, так что ему не осталось ничего иного, кроме как переступить порог. С момента их ухода в таверне ничего не изменилось – всё также храпела за своей стойкой необъятная Клотильда и крепко спал за столиком заезжий гном. Однако в помещении стало заметно прохладнее, да ещё откуда-то врывался ледяной ветер. Торой огляделся, пытаясь обнаружить причину сквозняка, пошатываясь, добрёл до распахнутого настежь окна и закрыл створки. Дуть перестало.
– Нам надо на кухню. – Еле выговорила Люция, присевшая на краешек скамьи у стола. – Я приготовлю отвары. Тебе – от Гриба и себе, чтобы затянулась рана…
Девушка, по-прежнему прижимая полотенце к бедру, двинулась за барную стойку. Торой какое-то время смотрел ей в спину, а потом, тяжело вздохнув, двинулся следом, хочешь – не хочешь, а придётся проследить за всеми её манипуляциями, вдруг какую-нибудь отраву ему приготовит? Обойдя сладко причмокивающую губами Клотильду, маг ступил за стойку.
Отсюда таверна выглядела несколько иначе, во всяком случае, питейный зал казался больше. Волшебник усмехнулся, увидев под стойкой несколько одинаковых бутылей с жидкостью разной прозрачности. Низложенный чародей только хмыкнул, стало быть, хозяйка заведения не брезговала кое-какими хитростями, и иногда под видом хорошего вина продавала изрядно подвыпившим завсегдатаям некачественную сивуху. Кроме того, возле Клотильды Торой заметил початую бутыль хорошего рома. Слишком хорошего и дорогого, чтобы продавать его в таком заведении. Видимо иногда хозяйка «Перевёрнутой подковы» любила хлопнуть стаканчик – другой для бодрости.
Обойдя необъятную мадам, чародей, без каких бы то ни было угрызений совести, присвоил себе полупустую бутыль. Захватив со стойки чистый стакан, маг, наконец, покинул зал и, пройдя через занавешенную тростниковой шторой арку, очутился на кухне. Здесь оказалось далеко не так чисто, как в зале, но всё же достаточно прилично. Настолько прилично, чтобы не вызвать брезгливость. У стены в огромной деревянной бадье была сложена грязная посуда – тарелки, котелки, ножи и вилки, залитые до верху мутноватой мыльной водой. Рядом на длинном столе поверх чистого, хотя и не белоснежного полотенца, донышками вверх сушились чистые пивные кружки. Ну, а в углу кухни, как водится, высилась огромная плита, заставленная кастрюлями и сковородами самых впечатляющих размеров.
Ведьма уже открыла топку и шуровала в золе кочергой, откапывая из-под слоя остывшего пепла ещё горячие угли. Рядом с плитой, в деревянном ящике, кем-то из служанок была сложена аккуратная горка сухих дров. Торой взял парочку хороших поленьев и отдал их Люции, которая усердно раздувала огонь. Ведьма, стоящая на коленях перед плитой, благодарно кивнула и чихнула – в лицо ей взметнулось облако золы, зато в печи дружно вспыхнула горка щепок, которые колдунья уже набросала на тлеющие угли.
Маг устало сел на невысокий табурет, видимо предназначенный не столько для отдыха, сколько для того, чтобы доставать с верхних полок поваренный инвентарь и банки с приправами да специями. Помимо стеллажей с утварью, стены были увешаны гирляндами лука, чеснока, стручками острого перца, венчиками сушёного укропа и прочей ерундой. Однако всё это совершенно не занимало низложенного волшебника. Нимало не интересуясь деталями убогого интерьера, Торой занялся подробным осмотром содержимого чугунков, кастрюль и котелков. В глубоком глиняном горшке обнаружилось остывшее мясное рагу. Порыскав глазами по кухне, чародей отыскал на одной из полок коробку со столовыми приборами и, вооружившись неуклюжей плоской деревянной ложкой, принялся за трапезу. Ведьме предлагать не стал – та была всецело поглощена приготовлением своего зелья.
Волшебник сосредоточенно жевал, изредка бросая на Люцию косые взгляды. Чудна?я она была – худенькая, неуклюжая (то и дело что-нибудь роняла или задевала локтями), с осунувшимся лицом и длинными, взмокшими от пота, растрепавшимися каштановыми волосами. Искусственная смуглость, как и новый цвет (а также длина) волос, придавала девушке своеобразную прелесть, даже зелёно-голубые глаза, казалось, стали ярче. Конечно, красавицей, ровно, как и смазливенькой, юную ведьму по-прежнему нельзя было назвать, но определённое обаяние…
– О чём ты сейчас задумался, что у тебя так глупо вытаращены глаза и открыт рот? – Поинтересовалась от плиты колдунья.
Торой даже не понял, что она обращается к нему:
– Я?
– Ну, да, ты. Здесь больше никого нет. – Спокойно ответила Люция.
Только тут маг сообразил, что девчонка повторяет его собственные слова, сказанные в её адрес несколько дней назад.
Волшебник усмехнулся и отплатил той же монетой, то есть съязвил:
– Думаю, можно ли назвать тебя красивой?
– Ну, и как? – поинтересовалась ведьма. – Можно?
Торою показалось, что он услышал в её голосе надежду на ложь, и поэтому весьма мстительно и искренне ответил:
– Нет.
Высокие брови Люции поднялись ещё выше и в глазах блеснули слёзы. Девушка поспешно отвернулась к закипающему котелку и стала, шепча какие-то труднопроизносимые слова, бросать туда различные травки. Волшебник наблюдал за ней со стороны и раскаивался в сказанном – от обиженной ведьмы почти наверняка нужно ждать какую-нибудь гадость… Однако, хотя Люция и насупилась, вид у неё был вовсе не зловредный. Да и опыт последнего общения ясно показал – к категории гадких, злопамятных и гнусных ведьм она не относится. Нои доверять этой наивной провинциалке всё-таки тоже не стоит… Прав был Алех, сказавший как-то Торою, что серьёзная женщина обманывает серьёзно, а легкомысленная – легкомысленно.
Тем временем, Люция, превозмогая боль, готовила не что иное, как Зелье против собственного Гриба. В последний момент, когда отвар, сделанный на четырнадцати различных травах и сдобренный недюжинной порцией заклинаний был почти готов, девушка хитро усмехнулась: «Значит, голубчик, я для тебя недостаточно красива? Посмотрим, как ты после этого запоёшь. Действует медленно, но верно…» Усмехнувшись, ведьма скосила взгляд на сидящего в стороне волшебника. Права была бабушка, говорящая, что все мужчины, как дети – глупы и доверчивы. Колдунья криво улыбнулась и аккуратно, не сводя при этом глаз с Тороя, который был всецело поглощён уписыванием мясного рагу, бросила в варево ещё один – очень важный ингредиент, превращающий лечебное зелье в нечто большее. «От яда моего Гриба ты, конечно, вылечишься, – подумала девушка, – но заболеешь кое-чем посерьёзнее». Ведьма не без труда подавила рвущийся наружу смешок. Взяв со стола огромные шерстяные прихватки, Люция сняла с плиты кипящий горшочек и вылила его содержимое в глиняную пиалу:
– Вот, – сверкнув белоснежными зубами в милой улыбке, колдунья протянула чародею зелье, – Пей. Оно, пока горячее, быстрее действует.
Торой с подозрением посмотрел на юную колдунью:
– Рога у меня после этого не вырастут?
Ведьма хмыкнула:
– Твоя семейная жизнь, волшебник, не от меня зависит, так что по поводу рогов ничего обещать не могу.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. – Торой подчёркнуто проигнорировал её иронию, – Итак, этот твой отвар не причинит мне вреда?
Люция в сердцах бросила об пол поварёшку, которой помешивала до этого зелье:
– Если не хочешь пить, я тебя не уговариваю, вылей. – Девушка отвернулась.
Торой поднялся на ноги и совершенно чужим, лишённым всяческих эмоций голосом, отчеканил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79