Что там Торой раздобыл у Клотильды? Ага, понятно, шерстяная юбка, тёплый плащ… Ведьма как раз принялась воевать со своим платьем, пытаясь ослабить шнуровку пояса, когда на лестнице раздался топот ног.
– Люция, быстрее, за нами идут, – маг ворвался в комнату так, словно преследователи уже ворвались в таверну с чёрного хода.
Девушка, испуганно распахнула глаза и, не успев даже осмыслить в полной мере слова Тороя, выпалила самый важный вопрос:
– Они далеко?
Чародей бросил на кровать принесённую снедь и, осторожно подняв с ложа по-прежнему спящего Илана, поспешно стал укутывать мальчишку в шерстяное одеяло.
– Я думаю, всего пара-тройка кварталов. Собирайся быстрее, еду убери в свой узелок, я понесу мальчишку, ты провизию. Бегом!
Ведьма лихорадочно теребила узел на поясе, стараясь высвободиться из юбок, но дрожащие пальцы никак не повиновались:
– Сколько их? – Девушка истерично дёргала верёвки, не понимая, что тем самым только сильнее затягивает узел.
– Двое. Мужчины. Но я не чувствую пульсаций их Силы, не знаю, кто они. – Торой кое-как спеленал ребёнка и поднял глаза на свою спутницу.
Ведьма в потёмках скользнула полным благоговения взглядом по лицу чародея.
– Ты их почувствовал? – она всё не переставала бороться с поясом, надеясь, что сможет одержать победу.
– Да, почувствовал… – Начал, было, волшебник, но, увидев, как бездарно ведьма теряет драгоценное время, только выругался сквозь зубы. – Люция, Сила тебя побери, нет времени путаться в этих верёвках!
Вместо того чтобы помочь колдунье справиться с непокорными тесёмками, Торой, выхватил из-за пояса нож и неуловимым движением перерезал пояс платья, а затем изо всех сил дёрнул юбки вниз. Сатин бесформенной кучей упал к ногам колдуньи. Люция осталась в одних панталонах и сорочке, что всего несколько мгновений назад была частью наряда. Девушка не успела даже покраснеть от смущения, а маг уже швырнул ей в руки новый наряд.
– Надевай. Быстрее, быстрее!
Ведьма в панике стала натягивать огромную юбку Клотильды, путаясь в тяжёлых шерстяных складках. К счастью, при помощи шнурков девушка в считанные мгновенья подогнала обновку под свою хрупкую фигурку, повезло – оказалась одного роста с владелицей постоялого двора, так что теперь не грозило путаться в подоле. Поверх измявшегося лифа колдунья натянула шерстяную тунику, которая превратила её в нечто абсолютно бесформенное. Торой схватил один из плащей, набросил его на плечи своей спутнице и застегнул пряжку, пока Люция продолжала возиться с поясом юбки. Наконец, лихорадочные сборы закончились, ведьма поспешно шнуровала грубые башмаки, а Торой, надев перевязь с мечом, облачился в широкий плотный плащ Клотильдиного мужа, подхватил на руки крепко спящего Илана и, не дожидаясь, пока Люция закончит туалет, покинул комнату. Колдунья схватила с пола узелок со своими пожитками, лихорадочно запихала в него принесённые Тороем продукты и бросилась следом, разумеется, совершенно забыв про оставленное на табурете полотенце.
По лестнице и маг, и ведьма спустились бегом. Промчались через залитый серым светом зал питейного заведения, миновали барную стойку, едва не опрокинув храпящую Клотильду, пробежали через кухню.
В кухне рядом с огромным буфетом Торой ещё вчера заприметил низенькую дверь, ведущую во внутренние хозяйственные помещения и, соответственно, к чёрному ходу.
Пинком ноги маг высадил хлипкую дверь, и беглецы пронеслись через кладовую – в лицо им пахнуло какими-то пряностями, сушёным укропом и чесноком. Краем плаща Торой задел стоящую в углу растрёпанную метлу, которая не замедлила с грохотом упасть на пол. Люция споткнулась о черенок и пребольно ссаднила ногу. Девушка зашипела от внезапной боли и едва удержала равновесие, но всё же успела бросить последний тоскливый взгляд на помело, жалея, что не может им воспользоваться и улететь из Мирара, куда глаза глядят. Но, не успела ведьма сделать очередной судорожный вдох, как маленькая комнатка осталась позади. Следующий после кладовки короткий коридор маг и его спутница преодолели в несколько шагов. Люция услышала как Торой щёлкнул засовом на входной двери, и пронизывающий ветер ворвался в помещение, наметая на чистые половицы снег. Запахнув поплотнее плащ, ведьма выбежала следом за своим спутником в снежную сумятицу.
В лицо колдунье словно бросили пригоршню крошёного льда – мелкие снежные иглы вонзились в щёки, холодный ветер ударил в грудь, сорвал с головы капюшон, разметал подол просторной юбки, стараясь сбить с ног. Подошвы грубых башмаков заскользили по засыпанным снегом гладким булыжникам и, если бы Торой предусмотрительно не поддержал свою спутницу, она бы наверняка упала в сугроб.
– Осторожнее, – буркнул чародей, успев подставить Люции локоть, за который девушка и ухватилась, теряя равновесие.
– Почему никак не рассветёт? – неожиданно задала ведьма вполне резонный вопрос.
Беглецы проспали никак не меньше трёх, а то и четырёх часов, однако рассвета не было и в помине. Конечно, плотная завеса снежных туч мешала солнцу пробиться к земле, но всё это время Тороя не покидало чувство, что даже за этими завесами солнце замерло на какой-то определённой точке небосвода, где-то между четырьмя и пятью часами утра. В итоге день не наступал, и зябкие сиреневые сумерки не рассеивались, словно навсегда застыв над городом.
– Не знаю, – бросил он через плечо. – Бежим.
И маг кинулся в глухой переулок.
Люция увидела, как мелькнул в пурге его плащ, и устремилась следом. Оскальзываясь и спотыкаясь в сугробах, ведьма искренне завидовала Илану, который крепко спал на руках у Тороя, скованный колдовскими чарами, и тем самым был избавлен от сумасшедшего бегства сквозь метель. Студёный ветер завывал, взметая к небесам тучи снежной пыли – уже через несколько мгновений лицо и обнажённая шея Люции пылали от холода, а незащищённые от мороза руки сразу же онемели. Увязая в сугробах, девушка спешила вперёд, перебрасывая узелок с пожитками из руки в руку и дыша на ледяные ладони, чтобы хоть как-то отогреть пальцы.
Внезапно ведьме почему-то, совершенно не к месту, вспомнилась бабка и тот день, когда деревенские жители тащили её прочь из избушки. Кажется, кто-то выкрикивал проклятия, и один раз Люция даже увидела в толпе лицо этого человека – женщины, которая приходила всего месяц назад за лекарством от падучей. Этой странной болезнью страдала её единственная лошадь – кормилица, на которой селянка возила на продажу в город овощи. Бабка тогда отдала сбор травок со словами:
– Ладного здравия вам, милая, и скотинке вашей…
Из воспоминаний молодую колдунью вырвал новый обжигающий порыв ветра и очередная пригоршня колючих льдинок, вонзившихся в щёки. Странно? К чему она вспомнила сейчас бабку-то?
Что-то явно не давало девушке покоя, какое-то странное чувство, будто ей нужно вспомнить нечто очень, очень важное, но что именно, она никак не могла понять. И ещё ведьме показалось, будто за ней кто-то наблюдает. Колдунья растерянно огляделась, но в мешанине снежинок не увидела никого, кроме Тороя, да возвышавшихся по краям дороги домов с безжизненными тёмными окнами. А между тем, лицо бабки – окровавленное с разбитыми губами, в синяках и кровоподтёках, – так и стояло у Люции перед глазами. Старуха с всклокоченными волосами и безумным взглядом в окружении разъяренных крестьян никак не шла из головы.
Сразу же после этого в памяти неожиданно всплыл образ мальчишки, которого маленькая ученица ведьмы много лет назад встретила на опушке леса. Начинающей колдунье тогда было не больше восьми годков. Мальчишка сидел под старой сосной и с аппетитом трескал сочную землянику, нанизанную на стебель осота, словно бусины на нитку. Паренек этот был ровесником Люции – веснушчатым и загорелым. Увидев невзрачную девчонку с длинной растрёпанной косой, да ещё и в простеньком коричневом платье без передника, он разом смекнул, что перед ним подмастерье колдуньи. А потому, ухватив с земли увесистую шишку, селянин запустил ею в Люцию. Последняя никогда особой ловкостью не отличалась, а потому шишка попала ей прямо в щёку, до крови расцарапав кожу. Заревев во весь голос от такой вопиющей несправедливости, маленькая ведьма показала обидчику язык и убежала прочь, размазывая по щекам слёзы обиды. Она давно уяснила, что ведьма не имеет права на защиту и тем более выкрикивание угроз – крестьяне вмиг пожалуются сельскому старосте, и тогда беды не оберёшься, могут и суд учинить, со всеми вытекающими.
Но вот, это воспоминание исчезло также внезапно, как и появилось.
Ведьма остановилась посреди заснеженной улицы, силясь понять, что же с ней такое происходит. Она забыла о Торое, об Илане, обо всех. Сейчас перед её мысленным взором совершенно непроизвольно возник тот самый день, когда она пришла к Фриде наниматься на работу. Но внезапно и это воспоминание было ею отброшено, не успев до конца оформиться в чёткую картинку, вместо него в голове всплыло совсем другое – вечерний ужин, неразговорчивый Ацхей, белоснежная скатерть на столе… Девушка замерла, глядя пустыми глазами куда-то сквозь метель. В её мыслях царил полнейший кавардак… Только сейчас Люция начала понимать, что попытка вспомнить то или иное событие принадлежит вовсе не ей. Ещё бы! Ведьме совершенно не хотелось поминать сейчас ни гадкого конопатого мальчишку с веточкой земляники, ни кричащую в толпе крестьян бабку, ни ужин в доме Фриды. А между тем отдельные фрагменты жизни сами собой выныривали из глубин сознания.
Ощущение было ужасное. Ведьме казалось, будто какой-то чужак вторгся в её разум и принялся беззастенчиво изучать не принадлежащие ему воспоминания, словно ища что-то определённое, но, не зная межу тем, где это определённое спрятано. Девушке представилось неожиданно, что её память – это огромная толстая книга с цветными гравюрами и подписями к каждому изображению. И вот к этой книге получил доступ какой-то незнакомец.
Он берёт увесистый томик чужих впечатлений, взвешивает его на ладони, удовлетворёно кривит губы, а затем открывает на первой попавшейся странице, быстро прочитывает подпись к одному из рисунков, переворачивает несколько листов, бегло читает следующий комментарий, рассматривает недолго гравюру… А затем поспешно перелистывает книгу, уже не всматриваясь и не вчитываясь, просто разыскивая определённую тему.
Ошеломлённая присутствием чужака в собственных воспоминаниях, ведьма стиснула похолодевшими пальцами виски. Словно это могло как-то помочь делу! Безжалостный незнакомец по-прежнему ловко орудовал в её голове. Люция чувствовала его прикосновения к самым потаённым глубинам своего сознания, ведьме даже почудилось на мгновенье, будто её самой уже просто не существует. Лихорадочные, нервные поиски и присутствие неизвестного приносили не только вполне реальную телесную боль, но и нестерпимую душевную муку. Девушке казалось, будто её лишают самого главного – возможности самостоятельно думать, возможности подчинять себе своё же сознание. Подобных беспомощности и унижения колдунье не доводилось испытывать никогда в жизни.
«Колдунья, колдунья! На метле летунья!
Глупая, беззубая, страшная и грубая!!!»
Это пели, приплясывая и корча гримасы, деревенские дети. Мальчишки и девчонки заключили маленькую, беспомощно ревущую во весь голос Люцию в круг, и теперь дразнили с несказанным упоением. Подмастерье ведьмы никогда не могла за себя постоять, а тут ещё угораздило придти искупаться к пруду, когда на берегу играла сельская ребятня. Конечно, лишь только нескладная девчонка с тонкой косичкой увидела такое количество детворы, как сразу же бесславно пустилась наутёк. Но для загорелых сорванцов было делом чести нагнать тихоходную и неловкую колдунку. Вот и нагнали, окружили и принялись выкрикивать обзывалки. А маленькая затравленная Люция стояла в кругу кричащих сверстников и рыдала навзрыд.
Между тем, взрослая Люция, охваченная бурей самых разных воспоминаний, замерла среди метели, бессильно опустив руки и уронив в сугроб узелок с пожитками.
Торой не увидел и даже не услышал (очень уж сильно завывал ветер), а, скорее, почувствовал, что ведьма остановилась. Маг обернулся, но в снежной мешанине и полумраке не смог разглядеть бесформенный силуэт молодой ведьмы. Зло плюнув, волшебник развернулся и устремился туда, откуда пришёл. За углом, посреди заметённой снегом мостовой, словно пригвождённая к месту, застыла Люция. Мужчина раздражённо махнул ей рукой, мол, что замерла, пошли. Однако девушка даже не пошевелилась и продолжала совершенно безучастно стоять под порывами ветра. Торой перебросил спящего Илана с руки на руку и, вполголоса бормоча проклятия, поспешил к своей спутнице. Сделав несколько шагов, маг оказался рядом и, настороженно всматриваясь в безжизненное лицо колдуньи, прокричал, стараясь пересилить завывание ветра:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Люция, быстрее, за нами идут, – маг ворвался в комнату так, словно преследователи уже ворвались в таверну с чёрного хода.
Девушка, испуганно распахнула глаза и, не успев даже осмыслить в полной мере слова Тороя, выпалила самый важный вопрос:
– Они далеко?
Чародей бросил на кровать принесённую снедь и, осторожно подняв с ложа по-прежнему спящего Илана, поспешно стал укутывать мальчишку в шерстяное одеяло.
– Я думаю, всего пара-тройка кварталов. Собирайся быстрее, еду убери в свой узелок, я понесу мальчишку, ты провизию. Бегом!
Ведьма лихорадочно теребила узел на поясе, стараясь высвободиться из юбок, но дрожащие пальцы никак не повиновались:
– Сколько их? – Девушка истерично дёргала верёвки, не понимая, что тем самым только сильнее затягивает узел.
– Двое. Мужчины. Но я не чувствую пульсаций их Силы, не знаю, кто они. – Торой кое-как спеленал ребёнка и поднял глаза на свою спутницу.
Ведьма в потёмках скользнула полным благоговения взглядом по лицу чародея.
– Ты их почувствовал? – она всё не переставала бороться с поясом, надеясь, что сможет одержать победу.
– Да, почувствовал… – Начал, было, волшебник, но, увидев, как бездарно ведьма теряет драгоценное время, только выругался сквозь зубы. – Люция, Сила тебя побери, нет времени путаться в этих верёвках!
Вместо того чтобы помочь колдунье справиться с непокорными тесёмками, Торой, выхватил из-за пояса нож и неуловимым движением перерезал пояс платья, а затем изо всех сил дёрнул юбки вниз. Сатин бесформенной кучей упал к ногам колдуньи. Люция осталась в одних панталонах и сорочке, что всего несколько мгновений назад была частью наряда. Девушка не успела даже покраснеть от смущения, а маг уже швырнул ей в руки новый наряд.
– Надевай. Быстрее, быстрее!
Ведьма в панике стала натягивать огромную юбку Клотильды, путаясь в тяжёлых шерстяных складках. К счастью, при помощи шнурков девушка в считанные мгновенья подогнала обновку под свою хрупкую фигурку, повезло – оказалась одного роста с владелицей постоялого двора, так что теперь не грозило путаться в подоле. Поверх измявшегося лифа колдунья натянула шерстяную тунику, которая превратила её в нечто абсолютно бесформенное. Торой схватил один из плащей, набросил его на плечи своей спутнице и застегнул пряжку, пока Люция продолжала возиться с поясом юбки. Наконец, лихорадочные сборы закончились, ведьма поспешно шнуровала грубые башмаки, а Торой, надев перевязь с мечом, облачился в широкий плотный плащ Клотильдиного мужа, подхватил на руки крепко спящего Илана и, не дожидаясь, пока Люция закончит туалет, покинул комнату. Колдунья схватила с пола узелок со своими пожитками, лихорадочно запихала в него принесённые Тороем продукты и бросилась следом, разумеется, совершенно забыв про оставленное на табурете полотенце.
По лестнице и маг, и ведьма спустились бегом. Промчались через залитый серым светом зал питейного заведения, миновали барную стойку, едва не опрокинув храпящую Клотильду, пробежали через кухню.
В кухне рядом с огромным буфетом Торой ещё вчера заприметил низенькую дверь, ведущую во внутренние хозяйственные помещения и, соответственно, к чёрному ходу.
Пинком ноги маг высадил хлипкую дверь, и беглецы пронеслись через кладовую – в лицо им пахнуло какими-то пряностями, сушёным укропом и чесноком. Краем плаща Торой задел стоящую в углу растрёпанную метлу, которая не замедлила с грохотом упасть на пол. Люция споткнулась о черенок и пребольно ссаднила ногу. Девушка зашипела от внезапной боли и едва удержала равновесие, но всё же успела бросить последний тоскливый взгляд на помело, жалея, что не может им воспользоваться и улететь из Мирара, куда глаза глядят. Но, не успела ведьма сделать очередной судорожный вдох, как маленькая комнатка осталась позади. Следующий после кладовки короткий коридор маг и его спутница преодолели в несколько шагов. Люция услышала как Торой щёлкнул засовом на входной двери, и пронизывающий ветер ворвался в помещение, наметая на чистые половицы снег. Запахнув поплотнее плащ, ведьма выбежала следом за своим спутником в снежную сумятицу.
В лицо колдунье словно бросили пригоршню крошёного льда – мелкие снежные иглы вонзились в щёки, холодный ветер ударил в грудь, сорвал с головы капюшон, разметал подол просторной юбки, стараясь сбить с ног. Подошвы грубых башмаков заскользили по засыпанным снегом гладким булыжникам и, если бы Торой предусмотрительно не поддержал свою спутницу, она бы наверняка упала в сугроб.
– Осторожнее, – буркнул чародей, успев подставить Люции локоть, за который девушка и ухватилась, теряя равновесие.
– Почему никак не рассветёт? – неожиданно задала ведьма вполне резонный вопрос.
Беглецы проспали никак не меньше трёх, а то и четырёх часов, однако рассвета не было и в помине. Конечно, плотная завеса снежных туч мешала солнцу пробиться к земле, но всё это время Тороя не покидало чувство, что даже за этими завесами солнце замерло на какой-то определённой точке небосвода, где-то между четырьмя и пятью часами утра. В итоге день не наступал, и зябкие сиреневые сумерки не рассеивались, словно навсегда застыв над городом.
– Не знаю, – бросил он через плечо. – Бежим.
И маг кинулся в глухой переулок.
Люция увидела, как мелькнул в пурге его плащ, и устремилась следом. Оскальзываясь и спотыкаясь в сугробах, ведьма искренне завидовала Илану, который крепко спал на руках у Тороя, скованный колдовскими чарами, и тем самым был избавлен от сумасшедшего бегства сквозь метель. Студёный ветер завывал, взметая к небесам тучи снежной пыли – уже через несколько мгновений лицо и обнажённая шея Люции пылали от холода, а незащищённые от мороза руки сразу же онемели. Увязая в сугробах, девушка спешила вперёд, перебрасывая узелок с пожитками из руки в руку и дыша на ледяные ладони, чтобы хоть как-то отогреть пальцы.
Внезапно ведьме почему-то, совершенно не к месту, вспомнилась бабка и тот день, когда деревенские жители тащили её прочь из избушки. Кажется, кто-то выкрикивал проклятия, и один раз Люция даже увидела в толпе лицо этого человека – женщины, которая приходила всего месяц назад за лекарством от падучей. Этой странной болезнью страдала её единственная лошадь – кормилица, на которой селянка возила на продажу в город овощи. Бабка тогда отдала сбор травок со словами:
– Ладного здравия вам, милая, и скотинке вашей…
Из воспоминаний молодую колдунью вырвал новый обжигающий порыв ветра и очередная пригоршня колючих льдинок, вонзившихся в щёки. Странно? К чему она вспомнила сейчас бабку-то?
Что-то явно не давало девушке покоя, какое-то странное чувство, будто ей нужно вспомнить нечто очень, очень важное, но что именно, она никак не могла понять. И ещё ведьме показалось, будто за ней кто-то наблюдает. Колдунья растерянно огляделась, но в мешанине снежинок не увидела никого, кроме Тороя, да возвышавшихся по краям дороги домов с безжизненными тёмными окнами. А между тем, лицо бабки – окровавленное с разбитыми губами, в синяках и кровоподтёках, – так и стояло у Люции перед глазами. Старуха с всклокоченными волосами и безумным взглядом в окружении разъяренных крестьян никак не шла из головы.
Сразу же после этого в памяти неожиданно всплыл образ мальчишки, которого маленькая ученица ведьмы много лет назад встретила на опушке леса. Начинающей колдунье тогда было не больше восьми годков. Мальчишка сидел под старой сосной и с аппетитом трескал сочную землянику, нанизанную на стебель осота, словно бусины на нитку. Паренек этот был ровесником Люции – веснушчатым и загорелым. Увидев невзрачную девчонку с длинной растрёпанной косой, да ещё и в простеньком коричневом платье без передника, он разом смекнул, что перед ним подмастерье колдуньи. А потому, ухватив с земли увесистую шишку, селянин запустил ею в Люцию. Последняя никогда особой ловкостью не отличалась, а потому шишка попала ей прямо в щёку, до крови расцарапав кожу. Заревев во весь голос от такой вопиющей несправедливости, маленькая ведьма показала обидчику язык и убежала прочь, размазывая по щекам слёзы обиды. Она давно уяснила, что ведьма не имеет права на защиту и тем более выкрикивание угроз – крестьяне вмиг пожалуются сельскому старосте, и тогда беды не оберёшься, могут и суд учинить, со всеми вытекающими.
Но вот, это воспоминание исчезло также внезапно, как и появилось.
Ведьма остановилась посреди заснеженной улицы, силясь понять, что же с ней такое происходит. Она забыла о Торое, об Илане, обо всех. Сейчас перед её мысленным взором совершенно непроизвольно возник тот самый день, когда она пришла к Фриде наниматься на работу. Но внезапно и это воспоминание было ею отброшено, не успев до конца оформиться в чёткую картинку, вместо него в голове всплыло совсем другое – вечерний ужин, неразговорчивый Ацхей, белоснежная скатерть на столе… Девушка замерла, глядя пустыми глазами куда-то сквозь метель. В её мыслях царил полнейший кавардак… Только сейчас Люция начала понимать, что попытка вспомнить то или иное событие принадлежит вовсе не ей. Ещё бы! Ведьме совершенно не хотелось поминать сейчас ни гадкого конопатого мальчишку с веточкой земляники, ни кричащую в толпе крестьян бабку, ни ужин в доме Фриды. А между тем отдельные фрагменты жизни сами собой выныривали из глубин сознания.
Ощущение было ужасное. Ведьме казалось, будто какой-то чужак вторгся в её разум и принялся беззастенчиво изучать не принадлежащие ему воспоминания, словно ища что-то определённое, но, не зная межу тем, где это определённое спрятано. Девушке представилось неожиданно, что её память – это огромная толстая книга с цветными гравюрами и подписями к каждому изображению. И вот к этой книге получил доступ какой-то незнакомец.
Он берёт увесистый томик чужих впечатлений, взвешивает его на ладони, удовлетворёно кривит губы, а затем открывает на первой попавшейся странице, быстро прочитывает подпись к одному из рисунков, переворачивает несколько листов, бегло читает следующий комментарий, рассматривает недолго гравюру… А затем поспешно перелистывает книгу, уже не всматриваясь и не вчитываясь, просто разыскивая определённую тему.
Ошеломлённая присутствием чужака в собственных воспоминаниях, ведьма стиснула похолодевшими пальцами виски. Словно это могло как-то помочь делу! Безжалостный незнакомец по-прежнему ловко орудовал в её голове. Люция чувствовала его прикосновения к самым потаённым глубинам своего сознания, ведьме даже почудилось на мгновенье, будто её самой уже просто не существует. Лихорадочные, нервные поиски и присутствие неизвестного приносили не только вполне реальную телесную боль, но и нестерпимую душевную муку. Девушке казалось, будто её лишают самого главного – возможности самостоятельно думать, возможности подчинять себе своё же сознание. Подобных беспомощности и унижения колдунье не доводилось испытывать никогда в жизни.
«Колдунья, колдунья! На метле летунья!
Глупая, беззубая, страшная и грубая!!!»
Это пели, приплясывая и корча гримасы, деревенские дети. Мальчишки и девчонки заключили маленькую, беспомощно ревущую во весь голос Люцию в круг, и теперь дразнили с несказанным упоением. Подмастерье ведьмы никогда не могла за себя постоять, а тут ещё угораздило придти искупаться к пруду, когда на берегу играла сельская ребятня. Конечно, лишь только нескладная девчонка с тонкой косичкой увидела такое количество детворы, как сразу же бесславно пустилась наутёк. Но для загорелых сорванцов было делом чести нагнать тихоходную и неловкую колдунку. Вот и нагнали, окружили и принялись выкрикивать обзывалки. А маленькая затравленная Люция стояла в кругу кричащих сверстников и рыдала навзрыд.
Между тем, взрослая Люция, охваченная бурей самых разных воспоминаний, замерла среди метели, бессильно опустив руки и уронив в сугроб узелок с пожитками.
Торой не увидел и даже не услышал (очень уж сильно завывал ветер), а, скорее, почувствовал, что ведьма остановилась. Маг обернулся, но в снежной мешанине и полумраке не смог разглядеть бесформенный силуэт молодой ведьмы. Зло плюнув, волшебник развернулся и устремился туда, откуда пришёл. За углом, посреди заметённой снегом мостовой, словно пригвождённая к месту, застыла Люция. Мужчина раздражённо махнул ей рукой, мол, что замерла, пошли. Однако девушка даже не пошевелилась и продолжала совершенно безучастно стоять под порывами ветра. Торой перебросил спящего Илана с руки на руку и, вполголоса бормоча проклятия, поспешил к своей спутнице. Сделав несколько шагов, маг оказался рядом и, настороженно всматриваясь в безжизненное лицо колдуньи, прокричал, стараясь пересилить завывание ветра:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79