Торой вскочил с кресла:
– А, по-твоему, я не был лучшим? По-твоему я не имел права на гордость?
Золдан с трудом поднялся на ноги и смерил ученика таким тяжёлым взглядом, что тот не посмел больше сказать ни слова и медленно сел обратно, глядя на наставника широко раскрытыми глазами. Королевский чародей снова опустился в кресло и нарочито неторопливо повёл свою речь:
– Торой, я люблю тебя, как сына, ибо мне понятна и твоя дерзость, и твои непомерные амбиции. Мало того, признаюсь, мне всегда нравилось твоё упрямство, а в особенности мужество, которое ты, судя по нынешнему твоему поведению, утратил вместе с Силой. Однако, мой мальчик, без своего могущества ты ничего не стоишь. Вот, как этот Посох. – Чародей презрительно указал на свою посеребрённую клюку, стоящую возле камина, – В руках мага – эта резная деревяшка – символ мастерства и заслуг, в руках обычного человека – всего лишь красивая палка. Пока ты владел Силой, ты и представить не мог, что есть на свете люди попроще и маги послабее. Ты был уверен, как в своей уникальности, так и безнаказанности, и ты ошибся. Причём ошибка эта стала роковой. А ведь история, мой мальчик, знала волшебников более талантливых (да хотя бы твой исторический любимец Рогон), но при этом, далеко не все они сочетали свою Силу с высокомерием.
Ты же всегда, с детства, считал себя чем-то уникальным. Тебе должны были уступать дорогу, и ты был не прочь услышать несущийся вслед восхищенный шёпот. Ты игнорировал тех, кто был слабее, считая таковых – вторым сортом. Уж не знаю, почему я так прикипел душой именно к тебе. Видимо, любимчиков нам, действительно, выбирает сердце. А вот ваша светлость, – с прежним нажимом продолжал старый маг, – очень уж привыкла потакать исключительно своим желаниям. И, прости, мой сын, но даже Рогон был многим благороднее тебя. По крайней мере, он уважал в людях и волшебниках не только силу и ум, но также и более «примитивные» душевные качества – отзывчивость, доброту, искренность. Ты не задумывался, юнош, почему НИКТО из магического Совета не стал на твою защиту? Кроме меня – твоего наставника – и моего друга эльфа? Да просто остальные тебя терпеть не могли, и вовсе не за Силу, а за непомерную спесь. Поэтому Совет расценил, что с подобным отношением к окружающим, ты запросто можешь наломать дров, которых в своё время не наломал даже Рогон. Им, правда, двигали высокие идеи равенства и братства, а вот ты мечтал и мечтаешь лишь об одном – потешить своё самолюбие.
Но вот, ты остался без Силы. И что же я вижу? Посредственного искателя приключений, не более того. Амбиции, конечно, не исчезли, да вот только воплотить их в жизнь уже нет возможности. Жаль, а я ведь, старый дурак, надеялся, что после обряда низложения ты станешь более человечным.
Торой снова вскочил:
– Если бы ты не был моим учителем…
Золдан смерил его презрительным взглядом:
– И что бы ты сделал? Избил старика за то, что он осмелился сказать правду, которую тебе упорно не хочется признавать? Что же, это вполне в твоём духе… – маг усмехнулся и откинулся на спинку кресла.
Низложенный чародей стоял напротив, с пылающим от унижения и гнева лицом.
– Сядь, и прекрати сверлить меня глазами. – Повелительным тоном приказал ему волшебник.
Молодому человеку пришлось повиноваться. Кусая губы, он рухнул на прежнее место и уставился в противоположную стену.
Зодан усмехнулся:
– Вижу, тебе обидно сознавать, что Великим Магом, которому предстоит перевернуть историю Совета, будет кто-то другой? – видимо, пожилой маг решил окончательно приструнить распоясавшегося наперсника, – Кстати, Торой, а ты никогда не вспоминал своих родителей? Что с ними? Не хотел встретиться с братьями и сёстрами, которых у тебя наверняка много? И вот ещё, какой вопрос меня занимает на протяжении многих лет – ты когда-нибудь задумывался о том, почему родители отказались от тебя?
Низложенный чародей с непроницаемым выражением лица по-прежнему смотрел в стену, делая вид, что не слышит слов учителя.
– Вижу, тебя чрезвычайно занимает узор обоев, – спокойно заметил Золдан, – что ж, он, и правда, весьма затейлив…
Старый маг покинул уютное кресло и направился в свой кабинет, так и не притронувшись к еде. Его ученик даже не повернул головы.
В прострации и размышлениях Торой просидел до ночи. Пришла и ушла служанка, унесла поднос с остатками трапезы, снова бросая заинтересованные взгляды на странно-задумчивого гостя. День постепенно угасал, между тем королевский чародей не спешил выходить из своих покоев. Торой, как проклятый, ёрзал в кресле и боролся с самим собой. Низложенный маг прекрасно понимал, что должен извиниться перед учителем, потому что, в конечном итоге, все слова Золдана были правдой. Однако оторваться от кресла и пойти в покои чародея, чтобы, как в далёком детстве, просить прощения, не позволяла непомерная гордыня. С ней-то и боролся мужчина до позднего вечера, забыв про Люцию, Книгу Рогона, чернокнижников и всё остальное. С горечью и досадой бывший волшебник вспоминал своё нелицеприятное прошлое. И именно досада мешала ему пойти в кабинет к Золдану и с пылающим от стыда лицом, просить у учителя прощения.
Внутренняя борьба Тороя-чернокнижника и Тороя-человека продолжалась до тех пор, пока за стенами башни окончательно не сгустились сумерки. Кусая губы, низложенный маг поднялся на ноги и направился в покои наставника.
* * *
Он вошёл в кабинет, освещая дорогу огарком свечи.
Странно, но Золдан сидел за столом в кромешной темноте:
– Учитель, прости меня. – Подал голос Торой. – Ты был прав, как, впрочем, и всегда.
Старый чародей молчал, утомлённо свесив голову на грудь, и, с подчёркнутым равнодушием, не обращал внимания на вошедшего.
Мужчина потоптался на пороге и, наконец, нерешительно двинулся к магу.
– Учитель…
Тишина.
Торой приблизился к своему наставнику и примиряюще положил руку ему на плечо. К удивлению низложенного мага плечо оказалось каким-то обмякшим…
В эту секунду он понял, почему всё это время из покоев учителя не доносилось ни звука. Пристроив единственный найденный в покоях чародея огарок на краю стола (конечно, зачем Золдану свечи и канделябры, если он может сотворить волшебный огонь), Торой осторожно убрал с лица волшебника длинные пряди седых волос.
Лицо королевского мага было спокойно, как никогда, даже морщины на лбу разгладились.
– Золдан? – Торой потряс наставника за плечо. Странно, но чародей, уже много лет безнадёжно страдающий бессонницей, не проснулся. Он не был мёртв – низложенный маг слышал тихое, посвистывающее старческое дыхание – и всё же, он совершенно не реагировал на действия своего ученика. Тот снова попытался растормошить спящего, но безрезультатно.
– Да что же это такое? – С удивлением спросил низложенный маг темноту комнаты. Ответом ему была звенящая тишина.
Торой озадаченно сел на пол у ног своего наставника и задумался. Конечно, Золдан был жив, в этом не оставалось ни малейших сомнений, и, тем не менее, учитель был погружён в какой-то совершенно неестественный глубокий сон… Конечно, это не может быть отравление – любой маг всегда защищён от яда, даже самого хитрого, специальным заклятием. Разумеется, у Золдана имелись недоброжелатели в магических кругах (а большинство из них появилось только благодаря «стараниям» Тороя), но, навряд ли они стали бы прибегать к подобным средствам, ведь даже самому наивному обывателю понятно, что посягательство на жизнь и здоровье члена Совета будет тщательно расследоваться лучшими волшебниками. Значит, причина столь крепкого сна кроется в чём-то другом. Собственно, магические чары коллег-волшебников Золдан бы почувствовал загодя – он был очень сильным и опытным магом, такого голыми руками не возьмёшь. Стало быть, в деле замешано колдовство, над которым поработали либо ведьма, либо чернокнижник. Но зачем?.. Глупый вопрос. Да даже и просто так. Милое дело – извести королевского мага. Стоп! Одно дело извести – это как раз не вызывает вопросов, но усыпить?!
Торой вскочил и заходил по комнате. Он успел сделать лишь несколько шагов, как вдруг снизошло озарение. Тишина. Гнетущая, подавляющая тишина. Бывший чародей прислушался. Так и есть! Мирар словно вымер. Ни далёкого лая собак, ни скрипа экипажей, ни музыки из окон королевского дворца (а ведь приехала королева-мать и, значит, сегодня, согласно уставленной традиции, должны быть фейерверк и факельное шествие!). Мужчина подошёл к окну и окинул взглядом панораму спящего города – фонари исправно освещали пустые улицы, в домах горел свет, дворец тоже ярко сиял пёстрой иллюминацией, но нигде не было видно ни экипажей, ни пешеходов. Никого. Похоже, во всей столице не спал лишь один человек и этим человеком был Торой.
Низложенный маг сел на подоконник и задумчиво посмотрел на потрескивающий огонёк свечи. Кому и зачем понадобилось погружать целый город во власть сна? И, самое главное, почему он – Торой – не заснул вместе с остальными? Вопросов было слишком много, ответов – ни одного, поэтому бывший ученик королевского волшебника решил не терзаться пустыми размышлениями. Чернокнижники и ведьмы стекаются на запад, весь магический мир пребывает в необъяснимом смятении, не с этими ли событиями связан крепкий сон мирарцев? И, не пора ли Торою двинуть вслед за остальными? Что же творится в этой Атии, раз такое количество магов и некромантов всех мастей стекаются туда толпами? Но ведь есть ещё и Люция, которая где-то прячется вместе с Книгой… Собственно, о последней (как и о первой) уже можно без зазрения совести позабыть – слишком много времени прошло, так что теперь без помощи магии ведьму ему не найти. НИ-КОГ-ДА. Следовательно, нужно поддаться общему волнению и идти на запад. Может быть, и Люция туда же направится, она всё-таки ведьма, хоть и одиночка…
Какое-то время Торой просидел неподвижно, ссутулив плечи и уставившись в пространство, размышляя о тактике дальнейших действий. Возможно, эта прострация продлилась бы ещё дольше, однако резкий крик ночной птицы, прозвучавший в тишине, словно сигнал к тревоге, вывел бывшего мага из состояния ступора.
Мужчина поднялся на ноги – сердце внутри сжалось до размера галечного камня и, сместившись к горлу, отчего-то застряло в нём комом, на душе было тоскливо от безнадёжности и осознания собственной уязвимости. Однако времени на то, чтобы предаваться бесцельным сожалениям, догадкам и предположениям уже не оставалось – свеча догорала, а значит, нужно было действовать.
Стиснув зубы, низложенный маг поднял своего учителя со стула, на котором тот уснул. Сколько продлится колдовской сон – неизвестно, так что, пусть уж волшебник лежит на кровати. Всё-таки спать на стуле в столь преклонном возрасте чревато последствиями, либо поясничная немочь разобьёт, либо ещё какая стариковская болячка. Золдан, конечно, маг и сможет сам себя подлечить, но…
На самом деле Торой просто чувствовал себя виноватым перед учителем, ни извиниться толком, ни поговорить он с ним так и не успел, потому хотел, перед тем, как уйти, сделать хоть что-то доброе.
Подхватив мага, ученик, пошатываясь под тяжестью ноши, понёс его в спальню, думая про себя, что в результате подобного геройства поясничная немочь, скорее разобьёт его – Тороя, чем королевского чародея. В кромешной тьме низложенный маг на ощупь нашёл нужную дверь, толкнул её ногой и, войдя в сумрачную комнату, с несказанным облегчением (и лёгким хрустом в пояснице) опустил тело своего наставника на кровать. Затем снова вернулся в кабинет, чтобы забрать уже еле тлеющий огарок.
Никогда в жизни Торой до такой степени не жалел об утраченной Силе. Без магических способностей низложенный волшебник не мог даже элементарно осветить себе путь, приходилось брести через тёмные покои учителя под пляшущий неверный огонёк свечного огарка. Да, именно такие бытовые мелочи скорее дают почувствовать свою ущербность, нежели что-то глобальное. В конце концов, погодой и животными повелеваешь гораздо реже, чем зажигаешь огонь. Именно по этой причине, сразу после низложения, Торой бросил курить – ему была невыносима сама мысль о том, что теперь к трубке, набитой табаком, каждый раз нужно подносить либо уголёк, либо горящую лучину – это настолько усиливало чувство собственной неполноценности, что бывший волшебник предпочёл скорее распрощаться со старой привычкой, нежели обзаводиться новой.
Словно подтверждая его мысли, огарок свечи сердито затрещал, давая понять, что ещё немного и Торой останется без света. Маг миновал библиотеку наставника, на мгновение окинул её взглядом – стены от пола до потолка были уставлены полками – старинные свитки, книги, рукописи, сложенные в сафьяновые папки – вместилище самых разных магических знаний. К сожалению, именно в этом Торой сейчас нуждался меньше всего. Сейчас ему больше подошёл бы нож, а ещё лучше – меч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79