Пыль налипла на мой влажный клинок, и когда мы поравнялись с Поясом
Пустыни, то я с трудом разобрал, что он хочет сказать мне.
-- Вон! -- звенел Маскин.-- Вон они!.. вон-н-н...
Некоторое время мы шли вровень, и казалось, что Демон и буланая Эмраха
вообще стоят на месте, а две косматые низкорослые лошадки впереди нас,
упираясь и толкая землю копытами, подтягиваются к нам на невидимом
канате, и их седоки-шулмусы все чаще оборачивают назад блестящие от пота и
напряжения лица.
В последнюю секунду, когда до беглецов было клинком подать, Эмрах бросил
поводья, вскочил обеими ногами на спину своей буланой и, так и не расстегнув
ПОяса Пустыни, обрушился всем весом на ближайшего всадника, злобно
топорщившего рыжие жесткие усы.
Их тела, падая наземь, тесно переплелись, второй шулмус резко осадил коня,
разрывая ему рот -- и на несчастное животное налетел наш Демон, тут же
вцепившись зубами ему в холку, а я навершием рукояти ударил откинувшегося
шулмуса в лицо, так и не дав ему обнажить кривую легкую саблю с клювастой
рукоятью.
Шулмус вылетел из седла, и Чэн немедленно спрыгнул на землю, предоставляя
Демону У самому разбираться со своим истошно ржущим противником. Уж
кому-кому, а Демону помощи явно не требовалось.
Впрочем, любая помощь сейчас была бы излишней. Выбитый мною шулмус
лежал неподвижно -- кажется, он сломал себе шею -- всем телом придавив
зарывшуюся в песок саблю; подопечный Эмраха был жив, но оглушен
падением, и ит-Башшар уже умудрился, пользуясь лишь здоровой левой рукой и
зубами, связать ему запястья отобранной у шулмуса веревкой с петлей, словно
предназначенной для подобных целей.
Перед тем, как вытереться об одежду мертвого шулмуса, я обернулся и
посмотрел назад.
Пыль над местом сражения уже начинала оседать.
Демон У наконец позволил питомцу шулмусских степей вырваться и убежать,
потом игривым шагом подошел к кобыле Эмраха и ткнулся мордой ей в плечо.
Кобыла не возражала.
2
... Возвращались шагом, не торопясь. Демон У недовольно всхрапывал, злясь на
необходимость везти изловленного шулмуса, перекинутого через седло; я слегка
постукивал ножнами о бедро Чэна и размышлял о неизбежном.
Что делать с пленными Дикими Лезвиями?
Что делать с пленными шулмусами?
Что делать с погибшими -- своими, чужими, Блистающими и пришлыми?
Что вообще делать дальше?
Что делать с Чин?!.
Последняя мысль принадлежала Чэну и тяготила она его, похоже, больше всех
остальных, вместе взятых. Я внутренне усмехнулся. Ну что ж, раз нас двое --
значит, и забот вдвое...
"Увы, нас теперь не двое,-- невесело подумал Чэн.-- Нас теперь ого-го сколько!..
и забот -- соответственно..."
Позади, под надежным присмотром Пояса Пустыни и Эмраха ит-Башшара,
ехали захваченные сабли и кривой нож рыжеусого. По мере приближения к
памятному валуну они все чаще делали вид, что никем и ничем не интересуются,
но сами исподтишка и не без некоторого содрогания оглядывали поле боя.
У камня понуро сидело десятка полтора связанных шулмусов, выпадах в семи-
восьми от них тускло поблескивала груда плененных Диких Лезвий; кому-то
еще скручивали руки -- устало, но деловито -- кому-то обрабатывали раны;
чуть поодаль бродила троица наших батинитов, подбирая уцелевшие клинки.
Мы сгрузили пленников, присоединив их к остальным ( подобных с подобными
), и, забыв на время о Шулме, принялись оценивать потери и считать
уцелевших.
Своих.
Да, Блистающим повезло куда больше, чем Придаткам. Погиб, переломившись
у самой рукояти, самый младший из Метательных ножей Бао-Гунь, да еще
Тусклая сабля Талвар, чьим Придатком был один из батинитов, не выдержала
прямого столкновения с каким-то из шулмусских топоров. Остальные были
более-менее целы, царапины и зазубрины -- не в счет.
Из людей же ранеными оказались практически все. А пятеро батинитов
познали в этой битве истину Батин раз и навсегда.
Прошлые боги наверняка остались довольны.
Впрочем, многое из этого выяснилось уже потом, поскольку не успели мы с
Чэном как следует оглядеться, как нас подхватил ураган -- неистовый,
лохматый, весело гогочущий и сверкающий молнией двуручного эспадона.
-- Здорово, Однорогий! -- радостно свистел огненный меч Гвениль.-- Ах ты
тоненький мой, ах ты легонький мой... Ну и скор же ты -- мы прямо замаялись
тебя искать да догонять!.. Ну иди, иди сюда, я об тебя хоть звякну как следует!
-- Гвен! Клянусь священным водоемом, ты еще длиннее стал!..
Я вылетел навстречу Гвенилю, чуть ли не обвившись вокруг его массивного
клинка, и вдруг удрученно понял, что обмен любезностями придется отложить.
На неопределенное время.
Потому что к нам уверенно направлялись Волчья Метла и благородная
госпожа Ак-Нинчи из пылкого рода Чибетей -- обе всклокоченные, обе
гневные, обе преисполненные негодования -- и Гвениль с Фальгримом
Беловолосым благоразумно отошли в сторонку.
Чэн судорожно вцепился в мою рукоять, ища поддержки, а я с тоской подумал о
тех золотых временах, когда мне не приходилось выслушивать ссоры
Придатков.
-- Так вот, значит, зачем ты удрал из Кабира! -- задыхаясь от возмущения,
кричала Чин, наступая на растерявшегося Чэна.-- Жениться надумал, герой?
Правителем решил стать?! Жеребец мэйланьский! Дикий осел! Меня, значит,
побоку -- и к новой дуре под крылышко?! Ассасинов в ее постели искать!
Ловить их за что ни попадя! Да лучше бы тот выродок, тот убийца
приблудный, тебе на турнире не руку, а голову отрубил! И заодно того
Единорога, что у тебя, подлеца, под шароварами!..
Я обиделся, но промолчал.
Выродок и приблудный убийца Асахиро Ли бочком-бочком отступал за валун,
а Но-дачи безуспешно прятался за его спину и изо всех сил старался не
привлекать внимания Волчьей Метлы.
-- А на этот раз куда изволили направиться, Высший Чэн?! -- продолжала меж
тем Ак-Нинчи, нимало не успокоившаяся.-- Надоели мэйланьские красавицы? В
Шулме поискать захотел -- или как там эта дыра называется?! Так я тебе
поищу, подлый обманщик, я тебе побегаю -- ты от меня и в Нюринге не
спрячешься!..
-- С тобой -- хоть в Нюрингу! -- попробовал было отшутиться взмокший Чэн,
но тут Волчья Метла решила принять участие в разговоре и прыгнула вперед.
Я опоздал, отвлекшись на крики Чин -- зато недремлющий Обломок выскочил
из-за пояса и с недоуменным лязгом: "Сам не пойму, и чего это я лезу в
семейные сцены?!" -- отбил первый выпад в сторону.
Пытаясь не дать ссоре разгореться еще больше -- зная Дзю, от его
вмешательства не стоило ждать иного -- я скользнул к вертящейся Метле; мы
впервые за столь долгое время коснулись друг друга -- и выяснили, что это
прикосновение приятно нам обоим. И мы мгновенно забыли о раздорах наших
Придатков, о минувшем побоище, обо всем на свете; мы полностью ушли в
Беседу, как не раз бывало раньше, в Кабире, в тихом мирном Кабире, где я не
знал, что Придатки -- это люди, что Блистающие -- это оружие, а у Чэна были
на месте обе руки, и тень Шулмы не делала день -- темным, а ночь -- опасной, и
будущее было ясным и прямым, как мой собственный клинок, играющий
солнечными бликами...
Я Беседовал с Волчьей Метлой и думал о том, что все будет хорошо. Даже если
все плохо -- все обязательно будет хорошо. А иначе надо до половины уйти в
землю и попросить Чэна посильнее пнуть ногой рукоять.
А ведь не пнет -- сколько ни проси... вот поэтому все непременно будет хорошо.
... я в очередной раз легким движением прошелся между полированными
зубцами Волчьей Метлы -- и мы застыли, не шевелясь.
Не сразу я понял, что Чэн и Чин тоже стоят, обнявшись, и целуются.
Похоже, им тоже было неплохо...
2
-- И жили они долго и счастливо, и родилась у них Волкорогая Метелка,--
проворчал Дзюттэ из-за плеча Чин, поскольку Чэн продолжал сжимать его в
левой руке.
Мы нехотя расплели объятья и, словно очнувшись, огляделись по сторонам.
Оказывается, за это время многое успело произойти. Двое батинитов и Эмрах
под началом держащегося за бок и охающего Коса перегоняли лошадей с
поклажей за холм -- устраивать лагерь у валуна, где воздух до сих пор пах
кровью, было бы верхом глупости. Семейство Метательных ножей вновь
радовалось жизни, хотя радость эта изрядно отдавала горем потерь: во вьюке
какого-то шулмуса обнаружились захваченные в плен Блистающие, и среди них
-- два ножа Бао-Гунь, оставшиеся в телах воинов, убитых Ниру еще в скалах
близ деревни Сунь-Цзя.
Фариза что-то усердно объясняла пленным ориджитам, во все глаза глядевшим
на нас с Метлой и на Чэна с Чин; Диких Лезвий в груде явно прибавилось, как,
впрочем, и шулмусов у валуна -- тех уже оказалось более трех десятков, причем
половина была серьезно ранена. Матушка Ци и Диомед, которому Чэн был
обязан "Джиром о...", закончили хлопотать подле наших раненых и теперь
оказывали посильную помощь пленникам; Асахиро и почему-то Коблан
занимались несколькими хромающими лошадьми.
Я подумал, что пора брать руководство на себя -- то бишь не мешать всем
делать то, что они считают нужным -- а Чэн отметил,что Фариза слишком уж
долго беседует с ориджитами, бледными и сильно испуганными.
-- Что ты им объясняешь? -- поинтересовался Чэн-Я у Фаризы.
После удара булавой -- к счастью, пришедшемуся вскользь и только
оглушившему Фаризу -- та плохо слышала и вопрос пришлось повторить.
-- Да вот, спрашивают, что это между вами сейчас вышло,-- хитро усмехнулась
Фариза.-- Пришлось объяснить... а то они решили, морды немытые, что вы
добычу не поделили или там рабов...
-- И что ты им сказала, гроза степей?
-- Сказала, что свадьба у вас скоро... вот, мол, и привыкаете к семейной жизни.
Кажется, на них это произвело большое впечатление...
"Ну да, они же не знают, что такое Беседа! Для них это -- бой, бой насмерть..."
-- Впечатление -- это хорошо,-- задумчиво проговорил Дзюттэ, выслушав
содержание разговора в моем изложении.-- Впечатление надо создавать и
всячески поддерживать... первейшая заповедь любого шута.
И он многозначительно умолк.
Вот тут-то до Меня-Чэна дошло, что на самом деле хотел сказать Обломок.
И мы сделали все необходимое, чтобы это дошло и до всех остальных. А они,
эти остальные, оказались на редкость понятливыми -- хоть Блистающие, хоть
люди -- и немедленно принялись за дело.
Для начала мы перебрались за холм сами -- кстати, там обнаружилась рощица
чахлых и горбатых деревьев, что было и впрямь кстати -- и перегнали туда же
шулмусов,перевезя тяжелораненных и Дикие Лезвия на полотнищах шатров,
растянутых между безотказными лошадками. А дальше мы взялись за дело. Мы
ставили шатры, перевязывали раны, готовили еду...
Но как!
Я-Чэн видел -- как, потому что сам непосредственно в представлении участия не
принимал, расположившись на пригорке и со стороны наблюдая за
происхлдящим.
... за тем, как Матушка Ци и Чин старательно перевязывают шулмусов заново,
а могучий Гвениль в руках Фальгрима с устрашающим свистом отсекает
лишние полосы ткани перед самым носом белых, как молоко, ориджитов -- и
Фальгрим с каждым ударом корчит такие рожи, будто и впрямь собрался
поотрубать несчастным головы, а заодно и все не полюбившиеся ему части их
тел.
... за тем, как Волчья Метла вместе с освободившейся Чин увлеченно
подхватывают на зубцы веревки для шатров, спутавшиеся в один узел, и
изящным броском переправляют Косу, чей Сай со всех трех рогов распутывает
это безобразие, визжа от усердия.
... за тем, как Бронзовый Жнец играючи полосует подвешенные перед ним
ленты сушеного мяса, и те совершенно одинаковыми ломтиками сыплются в
подставленный казан.
И Блистающие, и Придатки постепенно входили во вкус. Словно из ничего на
ровном месте менее чем за час встал лагерь, выросли шатры, в котлах закипела
"шурпа по фамильному рецепту семьи Анкоров Вэйских", и кто-то уже успел
соорудить примитивную коновязь, в которую тут же со свистом вонзились на
равных расстояниях друг от друга все девять ножей Бао-Гунь -- Ниру метала их
лежа, будучи раненной в обе ноги, но ножи легли точно туда, куда и должны
были лечь.
Эмрах здоровой рукой, незаметно шипя от боли, набросил на ножи свернутую в
кольца упряжь и поводья нескольких лошадей.
-- Дожили! -- проворчал крайний слева нож.-- Чтоб на меня -- и этакую пакость
вешали...
-- Терпи! -- наставительно оборвал его другой нож, видимо, старший в
семействе.-- Раз Высший Дан Гьен приказал -- значит, он знает, что делает...
Я очень надеялся, что так оно и есть, но до конца в этом уверен не был.
Время от времени возникали споры и ссоры. Возникали они одинаково и
заканчивались одним и тем же. К примеру, Шипастому Молчуну почудилось,
что Но-дачи не совсем идеально срезал верхушку стойки, о чем Гердан со
свойственной ему тяжеловесной прямотой так и заявил.Но-дачи, естественно,
оскорбился, в долгу не остался, и некоторое время оба грозно звенели друг о
друга, высекая искры -- а потом, как ни в чем не бывало, расхохотались,
улеглись на плечи Коблана и Асахиро, и отправились, мирно разговаривая, к
груде припасов, которую стоило разобрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74