В Мэйлане правитель, а не правительницы... Ты что, Большой
Да, я ж помню!.. правитель, меч "девяти колец" Цзюваньдао...
Большой Да помрачнел. А я осекся, вдруг поняв, что говорю.
-- Вдовые они,-- заявил он, отсвечивая лаком рукояти, больше похожей на
древко.-- Почти год уже. Да нет, и поболе года будет... Ты вот тут у меня про
погибшего старейшину спрашивал -- супруг это был их, Цзюваньдао,
правитель Мэйланя. Оползнем его накрыло под Хартугой, в ущельи Воющих
Псов... Теперь две жены его в регентшах, ждут, пока наследник -- кинжал
Бишоу у них, маленький совсем -- в возраст войдет. Или, может, Совет своей
властью кого назначит... ну, понятное дело, с разрешения дома фарр-ла-Кабир!
Я молчал. Что это он про одобрение дома фарр-ла-Кабир, право слово!
Неужели я похож на подосланного соглядатая?!
-- Придаток у правительниц,-- продолжал меж тем Большой Да,-- один на
двоих... верней, одна на двоих. Юнъэр Мэйланьская. Да что я тебе рассказываю
-- завтра сам увидишь!
-- Повтори-ка мне имя погибшего правителя! -- настойчиво потребовал я.
-- Цзюваньдао,-- неохотно ответил Большой Да.-- Кривой Цзюваньдао, меч
"девяти колец" по прозвищу Ладонь Судьбы. Придатка звали Ю Шикуань. А
что? Ты ведь его помнить должен...
-- Да ничего,-- пробормотал я.-- Так просто... оползень, говоришь, под
Хартугой?
И впрямь ничего... Если не считать записи в пергаменте Матушки Ци.
"Седьмой год эры правления "Спокойствие опор", Ю Шикуань и Цзюваньдао,
меч "девяти колец". Хартуга, ущелье Воющих Псов."
Так или примерно так. Только вот почему дальше был записан Скользящий
Перст и Лян Анкор-Кун?! И год -- семнадцатый год эры правления
"Спокойствие опор!" Как раз через девять лет без малого... быть тебе,
Единорог, лет через восемь-девять главой рода!
А ты куда денешься, Перст?
Воистину -- спокойствие опор...
Правильный девиз.
Глава четырнадцатая
1.
... Я был одет в свои кабирские будничные ножны из слегка шероховатой кожи,
а Чэн -- в уже ставшую для него привычной марлотту поверх доспеха, тоже
ставшего привычным... "Смеяться будут,-- подумал Чэн так, чтобы я это
услышал.-- Решат, что мы -- скупердяи. Или сумасшедшие. Или и то, и другое
сразу."
"Пускай смеются,-- ответно подумал я.-- Пускай. Это лучше, чем..."
И Я-Чэн вздрогнул, вспомнив, что первым эти слова произнес умирающий
Друдл на залитой кровью мостовой. Эхо ночного Кабира, прерывистый шепот
шута-мудреца, боль и ненависть...
И прохладная тишина личных покоев Юнъер Мэйланьской. Куда нас проводил
молчаливый Малый Крис, удивительно похожий на Криса Семара -- по виду,
не по болтливости,-- и его низкорослый щуплый Придаток, совершенно не
похожий на Кобланова подмастерья.
"Пускай смеются,-- упрямо подумал я, и Чэн согласно кивнул головой.--
Помнишь, ты тоже смеялся, когда в три года впервые взял меня в руки?"
"Помню,-- улыбнулся Чэн.-- Меня развеселило то, что ты такой длинный и
холодный. Я еще погладил тебя, порезался и заорал на весь двор, а отец с дедом
смеялись, переглядываясь, и по очереди подбрасывали меня в воздух..."
Я вспомнил Лю и Янга Анкоров, вспомнил их предка Хо...
"Во имя Нюринги,-- прошептал я,-- ну почему вы так мало живете?!"
Чэн не ответил.
Впрочем, смеяться над нами пока что никто и не думал. Тем более, что в
покоях, по-моему, вообще никого не было. Я говорю -- по-моему -- потому что
мог лишь представлять себя, как на самом деле велико пространство этого зала,
напоминающего зал Посвящения в загородном доме Абу-Салимов -- если его
вдоль и поперек заставить и перегородить какими-то ширмами, занавесами и
плетеными шторами.
-- Прямо лабиринт,-- буркнул Обломок.
Чэн решительным шагом приблизился к ближайшей складной ширме,
сделанной из бамбуковых планок, искусно раскрашенных и связанных между
собой, опустился на низкую скамеечку и принялся разглядывать круглую
остывшую жаровню с боковыми накладками ароматического дерева,
покрытыми лаком в золотую крапинку.
-- Скучно,-- прошелестел я, почти ложась рядом с Чэном на паркетный пол. И
жарко...
-- Понятное дело,-- с видом знатока отозвался из-за пояса Обломок.--
Аудиенция, однако... это вам не на базаре сплетнями обмениваться!
-- Ладно вам,-- вслух бросил Чэн.-- Будем ждать и помалкивать.
-- Будем ждать и помалкивать,-- согласно повторил я.-- Будем ждать...
-- А помалкивать не будем,-- добавил Обломок.
Я не сразу почувствовал движение за левым, бледно-лиловым занавесом с
вышитыми на нем павлинами. Сперва я услышал голос. Вернее, два голоса. Два
высоких, изысканно-звенящих голоса, говоривших с интонациями, которых я
ни разу не слышал в Кабире.
-- Помалкивать не обязательно, Высший Дан Гьен. Помалкивать совершенно не
обязательно,-- сказал первый голос с еле заметной усмешкой.-- И даже
наоборот...
-- Чувствуйте себя, как дома,-- сказал второй голос.-- Впрочем, Мэйланьский
Единорог в Мэйлане везде и всегда дома, где бы он ни находился.
-- И я везде и всегда, как у себя дома,-- начал было нахальный Обломок, но
осекся, когда занавес неожиданно разошелся в разные стороны.
-- И даже лучше, чем дома,-- неожиданно закончил Дзю.
Это были Эмейские спицы Мэйлань-го. Миниатюрные, не более двух длин
ладоней, острые, как игла, и чуть сплющенные посередине, они были украшены
праздничными платками алого шелка с серебристым шитьем, продетыми в их
центральные кольца. В последний раз я видел таких стройных красавиц век
тому назад. Ну чем мог тогда заинтересовать юный глупый Единорог -- и даже
тогда еще не Единорог, а меч, носивший детское имя Стебель-под-ветром --
этих (ну пусть не именно этих!) надменно-порхающих владычиц душ и
помыслов большинства Блистающих из семейств легких Прямых мечей?! Ах,
юность, юность...
Чтобы скрыть смущение, я глубже ушел в Чэна -- да нет, я просто нырнул в
него! -- и уже глазами Чэна-Меня более спокойно посмотрел на обеих Эмейских
спиц, а потом -- на Юнъэр Мэйланьскую.
"Ушастый демон У! -- думал Чэн-Я.-- Любой нормальный мужчина -- а я
нормальный мужчина, и не одна только Чин может подтвердить это -- при виде
правительницы Юнъэр просто обязан потерять на некоторое время дар речи! И
взамен приобрести глупую улыбку и собачью преданность во взгляде. Нет,
конечно, она отнюдь не ослепительно прекрасна и тому подобное -- а я не
влюблен в нее, чтобы приписать ей все эти достоинства -- но воистину это сама
женственная из всех виденных мною женщин... сама Мать Плодородия, символ
темного начала..."
Я понял, что прятаться некуда. Чэн-Я мог совершенно спокойно смотреть на
кокетливо вертевшихся Эмейских спиц, но не мог равнодушно видеть госпожу
Юнъэр; зато Я-Чэн рассматривал госпожу Юнъэр разве что с легким
интересом, но зато две хрупкие спицы...
Что делать?!
"Что делать?! -- думал Чэн.-- Нет, я не стану описывать эту гибкую талию
зрелой, но не начавшей полнеть женщины; талию, отягченную бедрами
танцовщицы из храма Яшмовых фей... и не стану я описывать ее легкую
уверенную походку, и властно-ироничный взгляд, и..."
Я неожиданно пришел в веселое расположение духа и неслышно засмеялся.
"Проклятье! -- выругались мы оба, но уже с изрядной долей юмора.-- Нет, я --
оба наших "я" -- не стану все же вообще ничего описывать, а лучше буду
думать о Чин и Волчьей Метле, и о том, что наши сверстники в Кабире давно
имеют по две, а то и по три жены..."
Нет, лучше мы вообще ни о чем не будем думать.
Совсем.
-- Будете молчать,-- предупредил меня Обломок,-- я начну первым. И тогда не
обижайтесь...
Это отрезвило нас почище ведра холодной воды (на Чэна) и удара Гвениля (по
мне). Достаточно было лишь представить себе возможную галантность нашего
Обломка и его манеру вести светские беседы, чтобы сказать вслух хоть что-
нибудь, не давая это сделать Дзюттэ.
Чэн поспешно вскочил, с грохотом опрокидывая скамеечку и роняя жаровню --
последняя, к счастью, была холодной, иначе не миновать пожара -- а я вылетел
из ножен в изысканном салюте, перерезав по дороге какую-то планку
ближайшей к нам шторы; планка оказалась опорной, и штора,
скособочившись, чуть не брякнулась на пол.
Следующая же фраза Эмейских спиц привела меня в ужас.
-- А вы совсем такой, каким мы вас себе представляли,-- хором заявили спицы, и
из центральные колечки, в которые были продеты пальцы Придатка... в смысле
госпожи Юнъэр, мягко звякнули.-- Совсем-совсем такой... Можно?
"А вы совсем НЕ такой, каким я вас себе представляла, отдались во мне слова
Юнъэр Мэйланьской, услышанные Чэном.-- Совсем-совсем не такой... гораздо
мягче и в то же время мужественней. Неверное, так не бывает... и еще вы
моложе. Можно?"
-- Можно,-- ответили мы, не совсем точно понимая, о чем идет речь.
Кончики спиц легко и нежно коснулись Чэновой груди, и шнуры верхних
застежек марлотты опали вниз. Затем спицы скользнули по обнаружившемуся
зерцалу доспеха, медленно обводя вязь вычеканенного двустишия-бейта, чуть
посвистывая от соприкосновения с полированным металлом, задевая платками
разошедшиеся в стороны полы марлотты... это было так по-женски, столь
откровенное проявление любопытства...
И тут я уже почти совершенно успокоился. Доспеха они, понимаешь ли, не
видали никогда! Потрогать им, понимаешь ли, захотелось! То мы с Чэном им
такие, как они, понимаешь ли, себе представляли, то не такие... Шулма их
забери! Привыкли, небось, что от поклонников отбою нет... ну что ж, значит,
будем поклонниками!
-- Мне говорили, что я знатен,-- отчетливо прозвенел я, описывая
соответствующую этикету восьмерку,-- но перед древностью рода Эмейских
спиц Мэйлань-го бледнеет древность любых родов (это была неправда, но кто
возьмется проверять правдивость лести?)! Я учился изяществу обхождения и
благородному умению Беседовать, достойным истинного Блистающего, но
перед вашей утонченностью и остротой ума, о повелительницы помыслов,
тускнеют любые достоинства -- если, конечно, они не принадлежат вам! Ну что,
я могу считать себя прощенным за первую неловкость?
Правая спица поиграла со шнуром марлотты и, опустившись вниз,
остановилась у рукояти Дзюттэ.
-- А это, надо полагать, личный советник ятагана Шешеза фарр-ла-Кабир,
Дзюттэ... э-э-э...
-- Надо полагать,-- довольно-таки невежливо прервал ее Дзю.-- Дзюттэ
Обломок, с вашего позволения! Только я не советник. Я -- шут. Не верите? Ну
хотите, пошучу? Могу даже вполне прилично...
-- Жаль,-- протянула левая спица.
-- Что -- жаль? -- немедленно заинтересовался Обломок.-- Что могу шутить
вполне прилично? Тогда, опять же с вашего позволения, могу и вполне
неприлично...
-- Нет, не это,-- хором ответили Эмейские спицы.-- Жаль, что вы не советник. А
то бы вы посоветовали Мэйланьскому Единорогу не расточать нам излишних
комплиментов. Это мы слышим ежедневно, и для этого не надо уезжать из
Мэйланя в Кабир, чтобы спустя сотню лет вернуться обратно.
-- Зато я расточаю комплименты довольно редко, вмешался я.-- А в последнее
время, знаете ли, вообще обходился без этого. Такое уж оно получилось мое
последнее время.
-- Вот-вот,-- усмехнулась правая спица.-- Теперь вы больше подходите для той
роли, которую вам приписывают во всем эмирате.
-- Роль? Какая роль?!
-- Роль героя. Сурового Блистающего древности, чудом попавшего в наше
тихое и спокойное время.
Я еле сдержался. В наше тихое и спокойное время... вот Детский Учитель
посмеялся бы, если бы услышал. Впрочем, он и при жизни был сдержанным, а
смеющимся я его не видел вообще никогда.
-- Вы сказали -- в наше тихое и спокойное время,-- я опустился в ножны и
говорил теперь тихо и невыразительно.-- Я до того сказал: в последнее время. Я
не гожусь в герои древности, я не уверен, были ли в древности герои; я даже не
уверен, были ли в древности Блистающие, осознающие, что они -- Блистающие;
я говорю банальные комплименты, но все это оттого, что я боюсь.
-- Боитесь? -- удивлению спиц не было предела.-- Чего? Или -- кого?
-- Я боюсь, что наши слова сольются, и придется говорить: в наше тихое и
спокойное последнее время. Вот этого-то я и боюсь.
-- Меня зовут Аун,-- после долгого раздумья сказала правая спица.
-- А меня -- Аунух,-- добавила левая, и я вдруг снова остро ощутил всю мощь их
обаяния.
Чэн сжал на моей рукояти железные пальцы.
-- Нас ждет празднество,-- то ли спросил, то ли утвердительно заявил он.-- Еще
одно празднество. А мне говорили, что это будет прием. Вдобавок
официальный.
-- Да, празднество,-- о чем-то думая, небрежно ответила Юнъэр.-- Это хорошо,
что празднество; хорошо, что оно нас ждет; и хорошо, что вы такой, какой вы
есть, Высший Чэн -- вне зависимости от моих представлений о вас и вне
зависимости от личины героя древности.
Я не расслышал, что говорили в этот момент Эмейские спицы, проворно
сновавшие в ее пальцах, но наверняка они говорили нечто похожее.
-- А почему это хорошо? -- удивленно спросил Чэн-Я.
То, что ответила Юнъэр Мэйланьская и Эмейские спицы Мэйлань-го, совпало
полностью.
-- Потому что так мне (нам) будет проще объявить о нашей помолвке,-- сказали
они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Да, я ж помню!.. правитель, меч "девяти колец" Цзюваньдао...
Большой Да помрачнел. А я осекся, вдруг поняв, что говорю.
-- Вдовые они,-- заявил он, отсвечивая лаком рукояти, больше похожей на
древко.-- Почти год уже. Да нет, и поболе года будет... Ты вот тут у меня про
погибшего старейшину спрашивал -- супруг это был их, Цзюваньдао,
правитель Мэйланя. Оползнем его накрыло под Хартугой, в ущельи Воющих
Псов... Теперь две жены его в регентшах, ждут, пока наследник -- кинжал
Бишоу у них, маленький совсем -- в возраст войдет. Или, может, Совет своей
властью кого назначит... ну, понятное дело, с разрешения дома фарр-ла-Кабир!
Я молчал. Что это он про одобрение дома фарр-ла-Кабир, право слово!
Неужели я похож на подосланного соглядатая?!
-- Придаток у правительниц,-- продолжал меж тем Большой Да,-- один на
двоих... верней, одна на двоих. Юнъэр Мэйланьская. Да что я тебе рассказываю
-- завтра сам увидишь!
-- Повтори-ка мне имя погибшего правителя! -- настойчиво потребовал я.
-- Цзюваньдао,-- неохотно ответил Большой Да.-- Кривой Цзюваньдао, меч
"девяти колец" по прозвищу Ладонь Судьбы. Придатка звали Ю Шикуань. А
что? Ты ведь его помнить должен...
-- Да ничего,-- пробормотал я.-- Так просто... оползень, говоришь, под
Хартугой?
И впрямь ничего... Если не считать записи в пергаменте Матушки Ци.
"Седьмой год эры правления "Спокойствие опор", Ю Шикуань и Цзюваньдао,
меч "девяти колец". Хартуга, ущелье Воющих Псов."
Так или примерно так. Только вот почему дальше был записан Скользящий
Перст и Лян Анкор-Кун?! И год -- семнадцатый год эры правления
"Спокойствие опор!" Как раз через девять лет без малого... быть тебе,
Единорог, лет через восемь-девять главой рода!
А ты куда денешься, Перст?
Воистину -- спокойствие опор...
Правильный девиз.
Глава четырнадцатая
1.
... Я был одет в свои кабирские будничные ножны из слегка шероховатой кожи,
а Чэн -- в уже ставшую для него привычной марлотту поверх доспеха, тоже
ставшего привычным... "Смеяться будут,-- подумал Чэн так, чтобы я это
услышал.-- Решат, что мы -- скупердяи. Или сумасшедшие. Или и то, и другое
сразу."
"Пускай смеются,-- ответно подумал я.-- Пускай. Это лучше, чем..."
И Я-Чэн вздрогнул, вспомнив, что первым эти слова произнес умирающий
Друдл на залитой кровью мостовой. Эхо ночного Кабира, прерывистый шепот
шута-мудреца, боль и ненависть...
И прохладная тишина личных покоев Юнъер Мэйланьской. Куда нас проводил
молчаливый Малый Крис, удивительно похожий на Криса Семара -- по виду,
не по болтливости,-- и его низкорослый щуплый Придаток, совершенно не
похожий на Кобланова подмастерья.
"Пускай смеются,-- упрямо подумал я, и Чэн согласно кивнул головой.--
Помнишь, ты тоже смеялся, когда в три года впервые взял меня в руки?"
"Помню,-- улыбнулся Чэн.-- Меня развеселило то, что ты такой длинный и
холодный. Я еще погладил тебя, порезался и заорал на весь двор, а отец с дедом
смеялись, переглядываясь, и по очереди подбрасывали меня в воздух..."
Я вспомнил Лю и Янга Анкоров, вспомнил их предка Хо...
"Во имя Нюринги,-- прошептал я,-- ну почему вы так мало живете?!"
Чэн не ответил.
Впрочем, смеяться над нами пока что никто и не думал. Тем более, что в
покоях, по-моему, вообще никого не было. Я говорю -- по-моему -- потому что
мог лишь представлять себя, как на самом деле велико пространство этого зала,
напоминающего зал Посвящения в загородном доме Абу-Салимов -- если его
вдоль и поперек заставить и перегородить какими-то ширмами, занавесами и
плетеными шторами.
-- Прямо лабиринт,-- буркнул Обломок.
Чэн решительным шагом приблизился к ближайшей складной ширме,
сделанной из бамбуковых планок, искусно раскрашенных и связанных между
собой, опустился на низкую скамеечку и принялся разглядывать круглую
остывшую жаровню с боковыми накладками ароматического дерева,
покрытыми лаком в золотую крапинку.
-- Скучно,-- прошелестел я, почти ложась рядом с Чэном на паркетный пол. И
жарко...
-- Понятное дело,-- с видом знатока отозвался из-за пояса Обломок.--
Аудиенция, однако... это вам не на базаре сплетнями обмениваться!
-- Ладно вам,-- вслух бросил Чэн.-- Будем ждать и помалкивать.
-- Будем ждать и помалкивать,-- согласно повторил я.-- Будем ждать...
-- А помалкивать не будем,-- добавил Обломок.
Я не сразу почувствовал движение за левым, бледно-лиловым занавесом с
вышитыми на нем павлинами. Сперва я услышал голос. Вернее, два голоса. Два
высоких, изысканно-звенящих голоса, говоривших с интонациями, которых я
ни разу не слышал в Кабире.
-- Помалкивать не обязательно, Высший Дан Гьен. Помалкивать совершенно не
обязательно,-- сказал первый голос с еле заметной усмешкой.-- И даже
наоборот...
-- Чувствуйте себя, как дома,-- сказал второй голос.-- Впрочем, Мэйланьский
Единорог в Мэйлане везде и всегда дома, где бы он ни находился.
-- И я везде и всегда, как у себя дома,-- начал было нахальный Обломок, но
осекся, когда занавес неожиданно разошелся в разные стороны.
-- И даже лучше, чем дома,-- неожиданно закончил Дзю.
Это были Эмейские спицы Мэйлань-го. Миниатюрные, не более двух длин
ладоней, острые, как игла, и чуть сплющенные посередине, они были украшены
праздничными платками алого шелка с серебристым шитьем, продетыми в их
центральные кольца. В последний раз я видел таких стройных красавиц век
тому назад. Ну чем мог тогда заинтересовать юный глупый Единорог -- и даже
тогда еще не Единорог, а меч, носивший детское имя Стебель-под-ветром --
этих (ну пусть не именно этих!) надменно-порхающих владычиц душ и
помыслов большинства Блистающих из семейств легких Прямых мечей?! Ах,
юность, юность...
Чтобы скрыть смущение, я глубже ушел в Чэна -- да нет, я просто нырнул в
него! -- и уже глазами Чэна-Меня более спокойно посмотрел на обеих Эмейских
спиц, а потом -- на Юнъэр Мэйланьскую.
"Ушастый демон У! -- думал Чэн-Я.-- Любой нормальный мужчина -- а я
нормальный мужчина, и не одна только Чин может подтвердить это -- при виде
правительницы Юнъэр просто обязан потерять на некоторое время дар речи! И
взамен приобрести глупую улыбку и собачью преданность во взгляде. Нет,
конечно, она отнюдь не ослепительно прекрасна и тому подобное -- а я не
влюблен в нее, чтобы приписать ей все эти достоинства -- но воистину это сама
женственная из всех виденных мною женщин... сама Мать Плодородия, символ
темного начала..."
Я понял, что прятаться некуда. Чэн-Я мог совершенно спокойно смотреть на
кокетливо вертевшихся Эмейских спиц, но не мог равнодушно видеть госпожу
Юнъэр; зато Я-Чэн рассматривал госпожу Юнъэр разве что с легким
интересом, но зато две хрупкие спицы...
Что делать?!
"Что делать?! -- думал Чэн.-- Нет, я не стану описывать эту гибкую талию
зрелой, но не начавшей полнеть женщины; талию, отягченную бедрами
танцовщицы из храма Яшмовых фей... и не стану я описывать ее легкую
уверенную походку, и властно-ироничный взгляд, и..."
Я неожиданно пришел в веселое расположение духа и неслышно засмеялся.
"Проклятье! -- выругались мы оба, но уже с изрядной долей юмора.-- Нет, я --
оба наших "я" -- не стану все же вообще ничего описывать, а лучше буду
думать о Чин и Волчьей Метле, и о том, что наши сверстники в Кабире давно
имеют по две, а то и по три жены..."
Нет, лучше мы вообще ни о чем не будем думать.
Совсем.
-- Будете молчать,-- предупредил меня Обломок,-- я начну первым. И тогда не
обижайтесь...
Это отрезвило нас почище ведра холодной воды (на Чэна) и удара Гвениля (по
мне). Достаточно было лишь представить себе возможную галантность нашего
Обломка и его манеру вести светские беседы, чтобы сказать вслух хоть что-
нибудь, не давая это сделать Дзюттэ.
Чэн поспешно вскочил, с грохотом опрокидывая скамеечку и роняя жаровню --
последняя, к счастью, была холодной, иначе не миновать пожара -- а я вылетел
из ножен в изысканном салюте, перерезав по дороге какую-то планку
ближайшей к нам шторы; планка оказалась опорной, и штора,
скособочившись, чуть не брякнулась на пол.
Следующая же фраза Эмейских спиц привела меня в ужас.
-- А вы совсем такой, каким мы вас себе представляли,-- хором заявили спицы, и
из центральные колечки, в которые были продеты пальцы Придатка... в смысле
госпожи Юнъэр, мягко звякнули.-- Совсем-совсем такой... Можно?
"А вы совсем НЕ такой, каким я вас себе представляла, отдались во мне слова
Юнъэр Мэйланьской, услышанные Чэном.-- Совсем-совсем не такой... гораздо
мягче и в то же время мужественней. Неверное, так не бывает... и еще вы
моложе. Можно?"
-- Можно,-- ответили мы, не совсем точно понимая, о чем идет речь.
Кончики спиц легко и нежно коснулись Чэновой груди, и шнуры верхних
застежек марлотты опали вниз. Затем спицы скользнули по обнаружившемуся
зерцалу доспеха, медленно обводя вязь вычеканенного двустишия-бейта, чуть
посвистывая от соприкосновения с полированным металлом, задевая платками
разошедшиеся в стороны полы марлотты... это было так по-женски, столь
откровенное проявление любопытства...
И тут я уже почти совершенно успокоился. Доспеха они, понимаешь ли, не
видали никогда! Потрогать им, понимаешь ли, захотелось! То мы с Чэном им
такие, как они, понимаешь ли, себе представляли, то не такие... Шулма их
забери! Привыкли, небось, что от поклонников отбою нет... ну что ж, значит,
будем поклонниками!
-- Мне говорили, что я знатен,-- отчетливо прозвенел я, описывая
соответствующую этикету восьмерку,-- но перед древностью рода Эмейских
спиц Мэйлань-го бледнеет древность любых родов (это была неправда, но кто
возьмется проверять правдивость лести?)! Я учился изяществу обхождения и
благородному умению Беседовать, достойным истинного Блистающего, но
перед вашей утонченностью и остротой ума, о повелительницы помыслов,
тускнеют любые достоинства -- если, конечно, они не принадлежат вам! Ну что,
я могу считать себя прощенным за первую неловкость?
Правая спица поиграла со шнуром марлотты и, опустившись вниз,
остановилась у рукояти Дзюттэ.
-- А это, надо полагать, личный советник ятагана Шешеза фарр-ла-Кабир,
Дзюттэ... э-э-э...
-- Надо полагать,-- довольно-таки невежливо прервал ее Дзю.-- Дзюттэ
Обломок, с вашего позволения! Только я не советник. Я -- шут. Не верите? Ну
хотите, пошучу? Могу даже вполне прилично...
-- Жаль,-- протянула левая спица.
-- Что -- жаль? -- немедленно заинтересовался Обломок.-- Что могу шутить
вполне прилично? Тогда, опять же с вашего позволения, могу и вполне
неприлично...
-- Нет, не это,-- хором ответили Эмейские спицы.-- Жаль, что вы не советник. А
то бы вы посоветовали Мэйланьскому Единорогу не расточать нам излишних
комплиментов. Это мы слышим ежедневно, и для этого не надо уезжать из
Мэйланя в Кабир, чтобы спустя сотню лет вернуться обратно.
-- Зато я расточаю комплименты довольно редко, вмешался я.-- А в последнее
время, знаете ли, вообще обходился без этого. Такое уж оно получилось мое
последнее время.
-- Вот-вот,-- усмехнулась правая спица.-- Теперь вы больше подходите для той
роли, которую вам приписывают во всем эмирате.
-- Роль? Какая роль?!
-- Роль героя. Сурового Блистающего древности, чудом попавшего в наше
тихое и спокойное время.
Я еле сдержался. В наше тихое и спокойное время... вот Детский Учитель
посмеялся бы, если бы услышал. Впрочем, он и при жизни был сдержанным, а
смеющимся я его не видел вообще никогда.
-- Вы сказали -- в наше тихое и спокойное время,-- я опустился в ножны и
говорил теперь тихо и невыразительно.-- Я до того сказал: в последнее время. Я
не гожусь в герои древности, я не уверен, были ли в древности герои; я даже не
уверен, были ли в древности Блистающие, осознающие, что они -- Блистающие;
я говорю банальные комплименты, но все это оттого, что я боюсь.
-- Боитесь? -- удивлению спиц не было предела.-- Чего? Или -- кого?
-- Я боюсь, что наши слова сольются, и придется говорить: в наше тихое и
спокойное последнее время. Вот этого-то я и боюсь.
-- Меня зовут Аун,-- после долгого раздумья сказала правая спица.
-- А меня -- Аунух,-- добавила левая, и я вдруг снова остро ощутил всю мощь их
обаяния.
Чэн сжал на моей рукояти железные пальцы.
-- Нас ждет празднество,-- то ли спросил, то ли утвердительно заявил он.-- Еще
одно празднество. А мне говорили, что это будет прием. Вдобавок
официальный.
-- Да, празднество,-- о чем-то думая, небрежно ответила Юнъэр.-- Это хорошо,
что празднество; хорошо, что оно нас ждет; и хорошо, что вы такой, какой вы
есть, Высший Чэн -- вне зависимости от моих представлений о вас и вне
зависимости от личины героя древности.
Я не расслышал, что говорили в этот момент Эмейские спицы, проворно
сновавшие в ее пальцах, но наверняка они говорили нечто похожее.
-- А почему это хорошо? -- удивленно спросил Чэн-Я.
То, что ответила Юнъэр Мэйланьская и Эмейские спицы Мэйлань-го, совпало
полностью.
-- Потому что так мне (нам) будет проще объявить о нашей помолвке,-- сказали
они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74