И не будет закрыт никогда.
... Чэн вернулся, подошел к окну, и мы стали смотреть во двор. Неподалеку был
пруд, от которого несло сыростью, а за ним, у круглой беседки кто-то из
Блистающих усердно танцевал.
Сперва я решил, что это один из Малых моего дома, но потом, приглядевшись,
обнаружил нечто смутно знакомое в резких, с отмашкой, ударах Блистающего,
полускрытого от меня опорами беседки.
Я мысленно сгустил сумерки -- мэйланьские вечера оказались слишком
светлыми -- после многократно увеличил беседку, превратив ее в мрачную
башню Аль-Кутуна, и улыбнулся, мерцая обнаженным клинком.
Пусть не утром, как было обещано, а ближе к вечеру, но неугомонный харзиец,
Маскин Седьмой -- ах да, он же теперь Тринадцатый! -- все же явился ко мне в
гости.
"Пошли?" -- подумал я.
"Пошли,-- подумал Чэн, надевая на меня ножны.-- Не будем заставлять ждать
горячего Эмраха ит-Башшара из Харзы. Неровен час, изрубит нам беседку --
Кос потом до конца жизни ворчать будет..."
И мы снова спустились вниз, оставив Дзю отдыхать на столе.
Задевая за перила лестницы, я неожиданно задумался над тем, почему это Пояс
Пустыни из Седьмого превратился в Тринадцатого. Я прикидывал и так, и
этак, и не додумался ни до чего.
Кроме того, что число "Тринадцать" нравилось мне все меньше и меньше.
Совсем оно мне не нравилось.
Возле входа в дом пожилой коренастый Придаток с усердием подстригал
колючий вечнозеленый кустарник. Блистающего при слуге не было -- да и к
чему Блистающий при стрижке кустов?
-- К вам гость, Высший Чэн,-- приветливо сказал он, глядя на нас и смешно
морща лоб.-- Вон, у беседки... просил пока не докладывать. Видите?
-- Вижу,-- кивнул Чэн.
-- Смешной он, этот гость,-- слуга оказался на редкость словоохотливым,--
Высший, а все равно смешной. Хоть и платит хорошо. Я когда у него недели
три назад по вечерам подрабатывал, то господин Эмрах мне каждый раз по
Ляну серебра выдавал. Не скупился, хоть и работа-то пустяковая...
-- И кем же ты у него подрабатывал? -- ответно улыбнулся Чэн.
-- Наемным убитым. Три раза в неделю.
-- Кем-кем?!
-- Наемным убитым.
-- Это как? -- заинтересованно спросил Чэн, а я только шевельнул рукоятью,
потершись о касавшиеся меня железные пальцы.
-- Да так... Он ведь когда в Мэйлань приехал, этот господин Эмрах, то сперва
стал зачем-то собак рубить. Ему их прямо на постоялый двор приводили, а
когда он дом снял, то домой... Поначалу у него плохо получалось, а после
наловчился -- с первого удара голову псу сносил. Потом он чучело кожаное у
скорняка заказал, чтоб мехом в разных местах оторочено было -- и чучело
саблей полосовал. Дальше-больше, трех обезьян ему доставили, крупных таких,
только холощеных, чтоб злоба вышла... Он их в человеческое платье одевал и
тоже рубить пробовал, да не вышло у него с обезьянами! Рядом бил, как по
человеку полагается...
"Вот как он учился, оказывается,-- подумал Чэн-Я.-- К крови привыкал.
Мастерство Контроля ломал... а с обезьянами не вышло. Хороший ты парень,
Эмрах ит-Башшар, несостоявшийся мститель, хороший, да умный слишком.
Друдла бы тебе... Друдла, Но-дачи, судьбу позлее да ума поменьше. А ярости
побольше... нет, не надо тебе ни судьбы, ни ярости, пылкий Эмрах, желающий
научиться убивать! И никому не надо. И мне не надо бы -- да только поздно
уже..."
-- А дальше он меня нанял,-- продолжал меж тем слуга.-- По договоренности. Я
короткой саблей неплохо владею, так должен был с ним Беседовать по вечерам.
А когда господин Эмрах, дай Творец ему здоровья, первым ударить успевал, то
должен был я кричать громко, на землю падать и не двигаться. А он стоял надо
мной и смотрел. Я кричал и падал, а он смотрел. Хороший человек, щедрый, но
смешной. И саблю просил на булыжник ронять, чтоб дребезжала, будто бы
сломалась. Я и ронял -- чего ж за серебряный лян не уронить?! -- а он слушал.
Если б не отослал он меня неделю тому назад -- глядишь, я б не только рисом и
овощами на зиму запасся бы, но и дочке обнову какую купил! У вас-то я
временно, кусты вот подстригу и все, а господин Эмрах -- ах, хороший человек,
всяческих благ ему в этой жизни...
"Да уж, благ ему всяческих,-- подумал я,-- только не тех, что он сам себе желает.
Хороший человек Эмрах ит-Башшар, и Блистающий при нем хороший, Маскин
Тринадцатый из Харзы, но то, чего хотят они -- нет, не благо это!.."
Чэн благосклонно кивнул просиявшему слуге, пообещал, что прикажет ан-
Танье взять отставного наемного убитого на постоянную службу, и мы
двинулись в обход пруда. Это заняло совсем немного времени и, не доходя до
древнего кипариса, настолько подгнившего и накренившегося, что его
поддерживала подпорка из красного дерева, я толкнулся в Чэнову руку,
вылетел из ножен и приветственно замахал Маскину Тринадцатому.
-- Эй! -- хором крикнули мы с Чэном, каждый на своем языке.-- Как дела?!
-- Дела? -- тоже хором спросили Эмрах ит-Башшар и Пояс Пустыни,
выглядывая из-за беседки; только в отличии от нас они не знали, что говорят
хором.-- А вот сейчас посмотрим, как у нас дела, сейчас выясним...
И с наигранной зловещестью они направились к нам.
"Зря я панцирь дома оставил,-- подумал Чэн, и тут же устыдился подобной
мысли.-- Да ну, ерунда, что ж мне теперь в самом деле, и по-Беседовать нельзя
как следует?!."
Шагах в трех от нас Эмрах остановился. Пояс Пустыни в его руке медленно
резал воздух крест-накрест, чутко подрагивая гибким концом клинка, и впрямь
напоминавшим язык Рудного Полоза.
-- Свадьба-то скоро? -- спросил Маскин, небрежно переходя от креста к
вытянутой восьмерке.
-- Не знаю,-- ответил я, накручивая узкую спираль.-- Со мной никто не
советовался.
Чэн в это время разговаривал с Эмрахом примерно о том же, но я не
вслушивался в слова людей, опасаясь отвлечься и показать себя в Беседе не с
лучшей стороны.
Ну честолюбив я -- каюсь!..
Пояс Пустыни нанес первый удар -- все так же медленно и четко, как полагается
даже и не при Беседе, а во время демонстрации при обучении.
Если горячность его еще и оставалась где-то, то сейчас она была упрятана
глубоко-глубоко.
Чэн отошел на шаг, а я, не входя в соприкосновение с Маскином, поднялся над
непокрытой Чэновой головой и там замер.
-- Я слыхал,-- Маскин провел несколько длинных рубящих махов, но делал он
это на таком расстоянии от Чэна и меня, что его действия можно было счесть
лишь похвальбой,-- будто в Кабире Детского Учителя семьи Абу-Салим убили.
Кого еще после него?
Эта тема -- и та легкость, с которой нынешний Пояс Пустыни заговорил о
смерти Наставника, да и о смерти вообще -- пришлась мне не по душе.
-- Никого,-- не двигаясь, ответил я.-- Наставник был последним.
Не объяснять же ему, что в переулке-то как раз Наставник был первым, а уже
потом... не стану я ему ничего объяснять.
Эмрах вдруг прыгнул вперед и ударил коротко и точно, целясь Чэну в бедро. Я
метнулся вниз, приняв харзийца на сильную часть клинка -- но сбрасывать в
сторону не стал.
Чэн, поняв мое желание, не двинулся с места.
Нет, удар был чистым. Даже не успей я подставиться, Маскин все равно
остановился бы вовремя.
Лязгнув с досады, Пояс Пустыни попытался режущим полукругом достать
голову Чэна, но Чэн низко присел, а я легонько кольнул локоть Эмраха.
Так, чуть-чуть, чтоб не зарывались... оба. Мы им не наемные убитые.
-- Шешеза жаль,-- беззаботно прозвенел Пояс Пустыни, отодвигаясь на
полторы длины клинка и делая вид, что ничего не произошло.-- И так
сплошные неприятности, а тут еще семья без Детского Учителя осталась...
небось, рубит теперь со зла что ни попадя да Тусклых во всем винит!
Чэн неторопливо пошел по кругу, оставляя кривоногого Эмраха в центре, а я
горизонтально поплыл по воздуху, с обманчивой небрежностью свесив кисти
вниз и еле слышно посвистывая.
-- Тусклые ни при чем,-- бросил я замершему харзийцу.-- Это не они.
-- Ни при чем,-- охотно согласился он, выведя руку Эмраха далеко вперед и еле
касаясь меня лезвием.-- Тусклые абсолютно ни при чем. Полностью с тобой
согласен.
По-моему, он вкладывал в эти слова какой-то свой, непонятный для меня
смысл. Впрочем, сейчас не время искать смыслы, и вообще -- может, мне
показалось?!
Маскин попытался обойти меня по внутренней стороне своего изгиба --
заточка у него оказалась полуторасторонняя -- и достать острием плечо Чэна.
Я чувствовал, что при желании харзиец может двигаться примерно раза в два-
три быстрее -- но даже при такой скорости я прекрасно успевал бы не
выпускать его из сферы своего восприятия.
Еще ворчун Пуддха учил меня ощущать воображаемый шар, окружающий меня
и моего Придатка; ловить его увеличение при длинном выпаде, пульсацию при
кистевых уколах и переходах с уровня на уровень; с тех пор у меня были разные
учителя, включая жизнь, и не Поясу Пустыни проверять на прочность шар
учения вокруг Мэйланьского Единорога и Чэна Анкора.
Пусть даже с точки зрения мироздания это не более чем бронзовый шарик,
откатившийся к глиняному дувалу.
-- Тусклые ни при чем,-- повторил Маскин, и мы немного позвенели друг о
друга просто так.-- Они, небось, и не знали, что какие-то Блистающие вдруг
вздумали восстановить истинное предназначение нашего рода... нет, они этого
не знали, как не знали, что их станут разыскивать, обвиняя в том, в чем они
гордились бы участвовать... они, подлинные хранители забытых традиций...
Вот тут я чуть не упустил стремительный бросок Пояса Пустыни, пытаясь
вникнуть в его слова. Хвала Чэну и тому, что на нем не было доспеха -- он
успел, как в старые добрые времена, так прогнуться в пояснице назад, что
непокрытая голова Чэна коснулась затылком земли, и весь он стал напоминать
мост над горной речушкой.
В следующую секунду я отставил в сторону размышления и взял на три удара
турнирную скорость. Огорченно взвизгнувший после промаха Маскин даже не
успел ни разу толком меня коснуться, когда я распорол рукав верхнего халата
Эмраха, сорвал с его груди деревянный медальон-амулет и напоследок
пощекотал изумленно моргающего ит-Башшара в самом интимном месте
всякого Придатка.
Чэн к тому времени уже сидел на земле, разбросав ноги и скучающе глядя на
Маскина Тринадцатого, а тот вслепую рубил воздух так, где по его
предположениям должен был находиться Чэн или хоть что-нибудь,
принадлежащее Чэну.
Надо отдать должное Поясу Пустыни -- рубил он рьяно, но чисто, с полным
контролем и соблюдением законов Беседы.
-- Ты что-то начал о традициях и их подлинных ревнителях,-- равнодушие в
голосе далось мне с некоторым трудом, потому что турнирные скорости даром
не проходят. Я так понимаю, что изворотливый харзиец, движимый местью за
погибшего Придатка, попытался разыскать Тусклых и...
"И малость свихнулся",-- хотел добавить я.
Но не успел.
-- Нет,-- ударил Пояс Пустыни.
-- Не попытался,-- еще раз ударил Пояс Пустыни.
И еще один раз:
-- Нет. Не попытался. Я их нашел.
Я не двигался. Маскин Седьмой, ныне Тринадцатый, рубил по-прежнему чисто
и честно, не касаясь Чэна -- но что-то изменилось в его ударах. Не так
вибрировал гибкий клинок, не так свистел рассекаемый воздух, движение было
уверенней, оттяжка -- быстрей и резче...
Маскин Седьмой. Тринадцатый. Двенадцать свидетелей, не боящихся красного
цвета, и гордый меч проклятого Масуда... Пояс Пустыни, Маскин, бывший
Седьмым и ставший Тринадцатым.
У меня не было никаких доказательств.
Я вообще не верил ни единому его слову.
Клинок Пояса Пустыни был, как положено, прохладным и блестящим,
исправно отражая лучи заходящего солнца.
И все-таки... последние удары были совсем другими. Я это знал лучше любого
другого Блистающего. Или нет, не любого -- но многих, очень многих... почти
всех.
-- Я их нашел,-- повторил Пояс Пустыни, останавливаясь, и его Эмрах
опустился на землю рядом с Чэном. А еще я найду ту саблю, что убила моего
прежнего Придатка. Нет, я не стану казнить ее за это -- месть больше не
ослепляет меня -- но ее Придаток умрет. Они сказали, что помогут мне, и это
будет угодно Прошлым богам...
-- Тусклые? -- спросил я.
-- Тусклые,-- ответил он.
Мы разговаривали скучно и монотонно, словно речь шла о кольцах для старых
ножен или выборе дерева для подставки.
-- Ну-ну...-- протянул я.-- Может, познакомишь?
-- Может, и познакомлю,-- отозвался он.-- Думаю, ты быстро найдешь с ними
общий язык. Тебя ведь теперь даже переучивать не надо... потом ты Высший,
будешь правителем... и мастер, каких мало. Будто я не понимаю -- я тебе не со-
Беседник, ты со мной можешь сделать все и даже больше...
И вот тут я поверил.
Никогда прежний пылкий и самолюбивый Пояс Пустыни не произнес бы этих
слов; никогда не сознался бы в том, что уступает мне или любому другому
Блистающему в искусстве Беседы.
Эмрах ит-Башшар легко поднялся с земли.
-- Ну, я пошел,-- звякнул Пояс Пустыни, вводя острие в крепление рукояти и,
щелкнув, замыкаясь в кольцо.-- Еще увидимся.
Чэн сидел, широко разбросав ноги, я лежал рядом, упираясь Чэну в голень -- и
оба мы смотрели вслед удаляющимся Эмраху ит-Башшару и Поясу Пустыни из
Харзы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74